Через день вождь поставил точку в блистательной карьере Виктора Абакумова. 4 июля 1951 года его отстранили от дел. Короткий текст постановления политбюро Георгий Маленков под диктовку вождя написал от руки: "Поручить комиссии в составе товарищей Маленкова (председатель), Берия и Шкирятова проверить факты, изложенные в заявлении тов. Рюмина, и доложить о результатах политбюро. Срок работы комиссии три-четыре дня".
Когда из машбюро принесли перепечатанный текст постановления, в состав комиссии вписали еще одну фамилию - Семена Денисовича Игнатьева. Он заведовал отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК партии, то есть ведал всей номенклатурой. 11 июля Сталин назначит его "представителем ЦК в министерстве государственной безопасности", а 9 августа - новым министром.
11 июля политбюро приняло постановление "О неблагополучном положении в МГБ СССР". Документу был присвоен высший гриф секретности - "особая папка":
"Снять Абакумова В.С. с работы министра государственной безопасности СССР как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства, исключить из рядов ВКП(б) и передать его дело в суд".
Через день ЦК разослал республиканским, краевым, областным комитетам партии, а также республиканским МГБ и областным управлениям госбезопасности закрытое письмо "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР":
"Будучи вызванным сначала в политбюро, затем в комиссию ЦК ВКП(б), Абакумов встал на путь голого отрицания установленных фактов, свидетельствующих о неблагополучном положении в работе МГБ, при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях".
12 июля генерал-полковника Абакумова вызвали в союзную прокуратуру и по всей форме предъявили обвинение по статье 58-1 "б" Уголовного кодекса РСФСР - "измена Родине, совершенная военнослужащим".
Годом ранее, в начале 1950 года, создали особую тюрьму на улице Матросская Тишина, дом 18 - для арестованных по политическим делам. Камеры могли вместить человек сорок - пятьдесят. Начальника тюрьмы полковника Александра Петровича Клейменова предупредили, что он подчиняется только секретарю ЦК Маленкову и руководителю комиссии партийного контроля Шкирятову. Установили "вертушку" - аппарат городской правительственной связи, чтобы следователи могли напрямую докладывать Маленкову о ходе допросов.
Сюда и доставили Абакумова. Его привезли два сотрудника прокуратуры, начальник Главного управления пограничных войск генерал-лейтенант Николай Павлович Стаханов и начальник Главного управления госбезопасности на железнодорожном и водном транспорте генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе. Выбрали их не случайно. И Стаханов, и Гоглидзе скоро получат повышение и станут заместителями министра.
- Вы знаете этого человека? - спросил Гоглидзе начальника тюрьмы, указывая на Абакумова. - Примите его как арестованного.
В тюрьме бывший министр значился как "заключенный номер пятнадцать".
До ареста он жил в доме № 11 по Колпачному переулку. Отсюда выселили шестнадцать семей, чтобы министр мог разместиться с комфортом. В тот день окна особняка были плотно зашторены. Шел обыск, недавние подчиненные Абакумова долго описывали невиданное по тем временам имущество - мебельные гарнитуры, холодильники, которых еще не было в Москве, тринадцать радиоприемников и радиол, тридцать наручных часов, сто пар обуви, целый чемодан подтяжек, семьдесят восемь ваз, множество фотоаппаратов, столового серебра, тканей…
Первую жену Абакумова, Татьяну Андреевну, тоже собирались арестовать, но передумали. Ограничились тем, что выгнали из огромной квартиры в доме номер восемь по Телеграфному переулку, обшитой дубовыми панелями и обставленной антикварной мебелью. А вот вторую жену Абакумова Антонину Николаевну, которая сама работала в Министерстве госбезопасности, арестовали. За два месяца до ареста Антонина родила сына, которому не суждено будет увидеть отца. Антонину посадили в Сретенскую тюрьму вместе с ребенком.
Вслед за Абакумовым за решетку попали его подчиненные. Арестовали начальника следственной части по особо важным делам, трех его заместителей, начальника секретариата министра и его заместителя.
Одни преступники сажали других.
Вождь распорядился подобрать в органы новых людей. Решением бюро президиума ЦК от 29 декабря 1952 года секретарю ЦК Николаю Александровичу Михайлову (как недавнему руководителю комсомола) поручили "подобрать 5–10 работников с направлением их в МГБ для улучшения работы следственных органов". Михайлов спешил исполнить указание вождя.
В январе 1953 года помощниками начальника следственной части по особо важным делам Министерства госбезопасности утвердили недавних комсомольских работников - Василия Никифоровича Зайчикова и Николая Николаевича Месяцева.
Новичкам объяснили:
- Товарищ Сталин посмотрел ваши личные дела. Вы ему понравились.
Василий Зайчиков, выпускник Московского института инженеров транспорта, с юности пошел по комсомольской линии. В августе 1949 года его сделали первым секретарем обкома комсомола в Ленинграде и избрали депутатом Верховного Совета РСФСР, в апреле 1952 года перевели в Москву - секретарем ЦК ВЛКСМ по кадрам. Через неделю после смерти Сталина его уволят из органов и пошлют учиться в Высшую партийную школу. Он будет работать заместителем председателя Агентства печати "Новости", заведующим бюро АПН в Хельсинки.
Николая Месяцева перевели в МГБ с должности заместителя заведующего отделом комсомольских органов ЦК ВЛКСМ. Но он, в отличие от Зайчикова, был военным юристом, во время войны служил в управлении военной контрразведки Смерш под руководством Абакумова, который ему очень нравился.
Вести дело Абакумова поручили Василию Зайчикову. Он рассказывал Месяцеву, что, когда бывшего министра в первый раз доставили к нему на допрос, тот сразу заметил:
- А, мне следователя-новичка дали.
- Как вы это определили? - поинтересовался Зайчиков.
- Вы были депутатом Верховного Совета, у вас еще на лацкане след от значка, ботинки из-за границы…
Нового заместителя начальника следственной части по особо важным делам Николая Михайловича Коняхина (его перевели в МГБ с должности инструктора административного отдела ЦК партии) вместе с Зайчиковым министр Игнатьев и его заместитель Гоглидзе привезли к Сталину на "ближнюю" дачу.
Зайчиков рассказывал, что увидел старого человека, несколько сгорбленного, с опущенными плечами. Вождя особо интересовал арестованный министр Абакумов. Распорядился на его счет:
- Заковать в кандалы.
Сталин остался недоволен проектом обвинительного заключения по делу Абакумова.
Бывшего министра обвинили в том, что он "вынашивал изменнические замыслы и, стремясь к высшей власти в стране, сколотил в МГБ СССР преступную группу". От Абакумова требовали признаний. Но он лучше других понимал: признание равносильно смерти. Как только подпишет протокол допроса, сразу доложат Сталину и для него все кончится - расстреляют. Поэтому Абакумов никаких обвинений не признавал.
Коняхин допрашивал арестованного начальника секретариата МГБ полковника Ивана Александровича Чернова:
- Ваш Абакумов собирался захватить власть. Говори, как Абакумов наметил распределить министерские портфели?
А вождь злился на следователей с Лубянки, потребовал бить Абакумова и других арестованных чекистов смертным боем. Новый министр госбезопасности Семен Игнатьев спешил исполнить указание вождя. Отправил Сталину написанную от руки записку:
"Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах. Расположение камеры, в которой находится Абакумов, исключает возможность его связи с кем-либо из лиц, не имеющих отношения к его охране и допросам.
Абакумов охраняется людьми, не знающими его и неизвестными ему. Содержится не под фамилией, а под присвоенным ему номером. Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников".
Группе чекистов выдали резиновые палки, обещали путевки в дом отдыха, денежное пособие и внеочередное присвоение воинских званий. Они старались. На допросах так избивали Абакумова, что он ходить не мог. Заключение тюремного врача свидетельствует о том, что Абакумова (ему было всего сорок с небольшим, и на здоровье он прежде не жаловался) превратили в полного инвалида:
"Заключенный номер пятнадцать еле стоит на ногах, передвигается с посторонней помощью, жалуется на боли в сердце, слабость, головокружение. По состоянию здоровья нуждается в переводе из карцера в камеру".
Недавнего министра держали в карцере-холодильнике. Морили голодом. В апреле 1952 года Абакумов попросил бумагу и карандаш. Написал письмо Берии и Маленкову:
"Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером два метра.
В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день) я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливался. Я много раз впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал - был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг.
23 марта это чуть не кончилось смертью - меня чудом отходили и положили в санчасть, впрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой".
Сидя в тюремной камере, Абакумов не думал о том, что повторил судьбу миллионов людей, которых посадили за то, что они не совершали. Других сажали правильно. С ним поступили несправедливо! Недоброжелатели настроили против него вождя. Абакумов надеялся, что Сталин перестанет на него гневаться.
По - свойски просил Берию и Маленкова:
"Первое. Закончить все и вернуть меня к работе, мне нужно лечение.
Второе. Если какое-то время будет продолжаться эта история, то заберите меня из Лефортово и избавьте от Рюмина и его друзей. Может быть, надо вернуть в Матросскую Тишину и дать допрашивать прокурорам.
Может быть, можно вернуть жену и ребенка домой, я Вам вечно буду за это благодарен. Она человек очень честный и хороший".
В каком-то смысле бывший министр госбезопасности оказался на удивление наивным человеком. Не сомневался, что выйдет из застенков. Почему-то верил, что Берия и Маленков замолвят за него словечко:
"Прошло уж больше года, а меня по-прежнему беспрерывно допрашивают. Все это время мне ставили большое количество вопросов - странных, нелепых и просто провокационных… Может быть, было бы лучше закончить эту историю до отъезда тов. Сталина в отпуск? Говорю это потому, что иногда в период отпуска некоторые вопросы решались острее. Поймите мое положение и поэтому извините меня за такой совет.
Еще раз прошу Вас о жене и ребенке. Верните их домой. У жены здоровье плохое, а ребенку нужен воздух. Иначе можно погубить и ее, и моего дорогого, единственного сына.
Прошу Вас, помогите мне в этом".
В ответ новый министр Игнатьев получил указание еще ужесточить режим содержания арестованного. Абакумова перевели в Бутырскую тюрьму. Из соседних камер заключенных убрали.
"У двери камеры выставлен круглосуточный пост из числа наиболее проверенных надзирателей. Они предупреждены, что арестованный номер пятнадцать способен допустить любую провокацию и может прибегнуть к самоубийству.
Согласно указанию министра, арестованный номер пятнадцать закован в наручники, которые будут сниматься только во время принятия пищи. Все остальное время арестованный номер пятнадцать будет сидеть в наручниках, причем в дневное время с руками за спину, а в ночное время с руками на животе".
С бывшим министром делали то, что он творил с другими, пока был хозяином Лубянки. Когда его арестовали, уверенно сказал на допросе:
- Мы можем бить арестованных. В ЦК меня и моего первого заместителя Огольцова многократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно.
Бывший директор одного авиационного завода, который выжил, рассказал, что с ним делали на Лубянке. На допрос пришел Абакумов и приказал заместителю начальника следственной части по особо важным делам полковнику Владимиру Ивановичу Комарову:
- Возьмите двух следователей поздоровее, бейте его в две дубинки и заставьте говорить!
"Была показана дубинка. Комаров довольно детально и со вкусом объяснял, как ею орудуют, какие последствия на всю жизнь остаются у людей, ее испробовавших… Я отказался дать показания. Комаров заставил меня встать, ударил два раза по лицу, при этом выбил два зуба, а затем вместе с Рассыпинским потащил меня к креслу и избил резиновой дубинкой. На следующем допросе меня уложили на пол, сняли полуботинки и били этой же дубинкой по подошвам и пяткам. Всего таких допросов было семь. После седьмого допроса я не выдержал и сказал, что готов дать показания".
У полковника Комарова, слесаря по профессии, было семь классов образования. Когда посадят его самого, он честно расскажет:
- Мне Абакумов часто говорил: "Ты - дуб". Его упреки были справедливы, так как написание показаний арестованных у нас было слабым местом из-за общей малограмотности.
Подполковник Анатолий Филиппович Рассыпинский, выпускник сельскохозяйственного техникума, служил старшим следователем, помощником начальника следственной части по особо важным делам, потом служил в 6-м отделе (борьба с еврейским национализмом) 5-го (секретно-политического) управления МТБ.
Почему в сталинские годы обвиняемые признавались в самых невероятных преступлениях? Показания в буквальном смысле выбивали, и люди не выдерживали пыток.
На процессе по делу бывшего начальника Главного управления военной контрразведки Смерш и министра госбезопасности Виктора Абакумова в декабре 1954 года генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко сказал:
- Я не хочу расшифровывать некоторые формы пыток с тем, чтобы не унижать достоинство тех лиц, к которым они применялись, которые остались живы и присутствуют на процессе.
Руденко, пишет бывший председатель Верховного суда СССР Владимир Иванович Теребилов, "видимо, имел в виду случаи, когда, например, допрашиваемого раздевали и сажали на ножку перевернутой табуретки с тем, чтобы она попала в прямую кишку".
Вслед за арестом Абакумова Сталин устроил на Лубянке большую чистку. Чекистов выгоняли и сажали. В узком кругу Сталин говорил:
- Чем больше у нас успехов, тем больше враги будут стараться вредить. Об этом наши люди забыли, появилось благодушие, ротозейство, зазнайство… Неблагополучно в госбезопасности, притупилась бдительность. Они сами признались, что сидят в навозе, в провале. Лень, разложение глубоко коснулись МГБ. Надо лечить госбезопасность.
Один из подчиненных Абакумова не выдержал и дал нужные следствию показания: террористическая группа внутри МГБ под руководством Абакумова готовила покушение на Маленкова. Чекисты-заговорщики действовали под руководством американского посла в Москве Аверелла Гарримана… Сталин одобрил обвинительное заключение по делу Абакумова, но расстреливать его не торопился.
Система Министерства внутренних дел, которому подчинялись лагеря, готовилась принять новых заключенных. Они должны были приносить пользу, поэтому новые лагеря размещались с учетом потребностей того или иного промышленного ведомства.
30 апреля 1951 года министр внутренних дел Сергей Никифорович Круглов подписал приказ "Об организации особого лагеря № 10":
"1. Организовать на территории Кемеровской области для строительства шахт Томь-Усинского месторождения Кемеровского угольного бассейна - особый лагерь № 10 МВД на 25 000 заключенных.
2. Присвоить особому лагерю наименование "Камышевый".
Осенью 1951 года Сталин поехал отдыхать на озеро Рица, где ему построили новую дачу. Отпуск вождь взял себе долгий - пять месяцев. Но уже в середине октября вызвал к себе нового министра государственной безопасности Семена Денисовича Игнатьева.
Выбор казался странным. Игнатьев - чиновник. До перехода на Лубянку заведовал в ЦК отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров, то есть был главным кадровиком. Но Сталину и понадобился человек со стороны. Он сознательно назначил министром чужого для чекистов аппаратчика. Спросил, как работает аппарат госбезопасности. Игнатьев довольно бодро ответил, что после ареста Абакумова наблюдалась некоторая растерянность, но "теперь чекисты подтянулись, работают лучше".
Сталин укорил нового министра:
- Слепой вы человек, не видите, что вокруг вас делается.
И показал Игнатьеву новое письмо Рюмина, перечислявшего тех руководителей МГБ, кто принадлежит к группе Абакумова и работает нечестно. Сталин распорядился:
- Рюмина нужно назначить заместителем министра.
Вождь был страшно недоволен чекистами, именовал их "бездельниками". Приказал Игнатьеву провести чистку на Лубянке:
- Я не говорю, чтобы вы их выгоняли на улицу. Посадите. И пусть сидят…
За решеткой оказались высшие руководители органов госбезопасности. Правда, одного из заместителей министра генерал-лейтенанта Николая Николаевича Селивановского пришлось передать врачам-психиатрам. У него диагностировали "затяжное реактивное состояние в форме психического параноида". Сажали, впрочем, не только по политическим причинам, но и за хозяйственные упущения и чистую уголовщину. Например, тех, кто не по чину, вагонами тащил трофейное имущество из Германии.
Такой масштабной чистки не знало ни одно ведомство. За год, с 1 июля пятьдесят первого по 1 июля пятьдесят второго года, "как не справившихся с работой" выгнали 1583 чекиста. Еще три тысячи уволили за различные нарушения. В сентябре пятьдесят второго сократили аппарат госбезопасности на тридцать с лишним тысяч человек! Но все равно Сталин требовал убирать людей, "недостойных работать в ЧК".
От чекистов требовали углубленно изучать труды вождя и партийные документы, чтобы они понимали требования партии. Для этого выделялось специальное время в рабочие дни. Вот приказ начальника одного из областных управлений госбезопасности:
"Установить следующий распорядок рабочего времени для личного состава УМГБ:
дневная работа с 10.00 до 17.00 вечерняя работа с 20.00 до 24.00.
Время для массово-политической работы - лекций, докладов, бесед и других мероприятий отвести по понедельникам с 9.00 до 11.00.
Сотрудникам УМГБ в связи с введением настоящего распорядка дня обратить внимание на необходимость всемерного уплотнения рабочего времени, недопущения опозданий, преждевременных уходов с работы и бесцельной траты времени - не связанных с выполнением служебных обязанностей. Использование рабочего времени для посещения столовой и для других личных нужд сотрудников - запретить.
Разъяснить всем сотрудникам УМГБ, что новый распорядок дня дает возможность и должен быть использован для улучшения самостоятельной работы по марксистско-ленинскому образованию".