За время Великой Отечественной войны А.И. Покрышкин провел 156 воздушных боев и сбил 59 самолетов противника. Рассказывая о себе, автор старается раскрыть источники героизма летчиков, прослеживает рост их мастерства.
Содержание:
-
1. Вступление 1
-
2. Первые испытания 7
-
3. Навстречу грозе 10
-
4. Подвиг требует мысли 13
-
5. Днестр остается в дыму 16
-
6. Море и девушки 20
-
7. Ой, Днипро, Днипро!.. 23
-
8. Самолет на дорогах 26
-
9. Низкое небо 30
-
10. Зима больших надежд 32
-
11. Лето, отданное врагу 35
-
12. Край войны 41
-
13. Формула грозы 46
-
14. Над "Голубой линией" 51
-
15. Молодые крылья 56
-
16. Знакомые маршруты 59
-
17. Жизнь с нами 64
-
18. Москва близко 68
-
19. Возвращение 71
-
20. Граница уже позади 75
-
21. Земля сибирская 78
-
22. Затишье перед бурей 82
-
23. Под нами Германия 84
-
24. Последний бой 89
-
25. Во имя мира 92
Александр Иванович Покрышкин
Небо войны
1. Вступление
- Эй, извозчик!
Пока тот, понукая лошадь, приближался к нам, я мысленно переносил себя из одного века в другой. Мы полгода жили по ту сторону Днестра, учились там на курсах командиров звеньев и только что возвратились в Бельцы, в свой полк. "Эй, извозчик!" - зычно брошенное Костей Мироновым, гулкий стук копыт по мостовой, вид пролетки, знакомой по иллюстрациям к старым рассказам, - все было снова необычным. Костя Миронов спешит занять местечко поудобнее.
- Аэродром!
Но извозчик и сам понимает, куда нам надо. Он безразлично посмотрел на щуплого Миронова и остановил взгляд на нас четверых. Выдержала бы его ветхая, любовно выкрашенная черным лаком пролетка. Дернув за вожжи, он лихо прикрикнул на лошадь:
- Атя-вьё!
Навстречу поплыли знакомые дома главной улицы. С ней, с Бельцами у нас связано важное событие прошлого года - воссоединение Бессарабии с Советским Союзом. Мы тогда готовились к воздушным боям, а все кончилось очень мирно: наш полк в парадном строю перелетел границу и приземлился на аэродроме в Бельцах. Знакомство с городом началось, конечно, с главной улицы. По ней мы прогуливались каждый вечер.
- А всю Европу на такой таратайке можно объехать? Костя Миронов блаженно щурится от яркого южного солнца,
- Нашел где путешествовать, - отозвался Панкратов. - Теперь все бегут оттуда.
Извозчик обернулся к нам, мы переглянулись. О чем он подумал? Мы вспомнили, как несколько дней тому назад на аэродроме приземлился югославский бомбардировщик "савойя". Его экипаж чудом вырвался из фашистской неволи. Суровые лица югославских летчиков выражали отчаянную решимость…
- А я бы с удовольствием проехался по Венскому Лесу под мелодию "Большого вальса"…
Коляска остановилась у штабного барака. Извозчик хорошо знал сюда дорогу: летчики, опоздав на автомашину, забирающую их по утрам из города, часто прибегают к помощи ранних извозчиков. Правда, наша троица - Миронов, Панкратов и я в одно время была независима от грузовика и пролеток. У нас была своя легковая машина. Приобрели мы ее случайно и вот каким образом.
…В первые дни жизни в Бельцах нас, советских командиров, постоянно осаждали уличные мальчишки, просившие "двадцать копеек" ("Дядя, мы вас двадцать лет ждали, дайте двадцать копеек"), и местные маклеры.
Маклеры наперебой предлагали свои услуги:
- Что пан офицер хочет купить?
- Пароход! - пошутил кто-то.
- Можно и пароход. Но зачем же пароход - лучше машину.
- Гони машину!
На второй день к дому, где мы жили, подкатил какой-то старомодный легковой автомобиль. Увидев за рулем знакомого маклера, мы опешили: "Что делать?" Сначала хотели просто не выходить на странные гудки, да показалось неудобным. Пусть прокатит на этом драндулете.
- "Испано-суиза"!.. Гоночный вариант! - отрекомендовал маклер машину, указывая на фирменный знак.
Мы не без улыбки ощупывали ее деревянную двухместную кабину, деревянные колеса, обтянутые гусматиком. Затем, облепив "антилопу-гну", с "шиком" проехались по городу. И хотя трескотня мотора оглушала встречных, нам казалось, что "испано-суиза" - полный "комфорт".
На этой машине мы целой гурьбой подкатывали по утрам к штабу, а в свободное время гоняли с "ветерком" по хорошим дорогам. Отъезд на курсы прервал автомобильные развлечения. Сейчас наша "испано-суиза", наверно, валяется уже где-нибудь на свалке, ибо за минувший год жизнь Советской Бессарабии круто изменилась.
В штабе полка мы застали только дежурного - младшего командира. Он сообщил, что летчики и технический состав на днях перебрались в летний лагерь, расположенный у села Маяки, под Котовском.
- Но командир здесь, добавил дежурный. - Он где-то на аэродроме.
Аэродром оказался основательно изрытым. Между кучами развороченной земли сновали грузовики, сосредоточенно работали лопатами бессарабские парни.
- Братцы, что здесь происходит?! - воскликнул Костя Миронов. - Кажется, тыловики всерьез задумали упрятать под землю бензобак. Это же цель номер один.
- Давно пора, - отозвался Мочалов. - Такой объект можно увидеть даже из стратосферы.
- Зачем же тогда белить огромный бак?
- Спокойно! Мы, наверно, скоро будем взлетать с бетонированной полосы.
- Это дело! Много слышали о бетоне, только вот под колесами ни разу его не чувствовали.
- Настоящий муравейник.
- Темпы наши, советские.
Самолетов на аэродроме не было. Лишь в самом его конце, подступавшем к речушке, виднелись какие-то продолговатые белые ящики. Увидев возле них командира полка Иванова и инженера Шолоховича, мы направились туда.
Виктор Петрович Иванов обрадовался нашему приезду. Когда я, как старший группы, доложил о прибытии с курсов, он с улыбкой пожал нам руки и сказал:
- Поздравляю вас всех с окончанием. А тебя, Покрышкин, и с новой должностью.
Мы переглянулись. Стоявший рядом Миронов не выдержал:
- Я же говорил, что начальник курсов не простит тебе "крючков" в полетах. С переводом тебя в рядовые летчики!
Широкое, полное лицо Иванова светилось улыбкой, крупные черные глаза ласково щурились.
- О его "крючках" мы знаем. Вот сядет на МИГ, пилотировать на нем посложнее, чем на И-16, пусть и разгибает свои "крючки". Покрышкин назначен заместителем командира эскадрильи.
"Крючками" товарищи в шутку называли придуманные или как-то измененные мной фигуры высшего пилотажа, которые я применял в учебных воздушных боях. Начальник курсов, заместитель командира нашего полка Жизневский, был сторонником пилотирования "академичного", спокойненького и настороженно относился ко всяким новшествам. Он сам летал без "огонька" и у других всячески старался его погасить.
"Сядет на МИГ…" Что это значит? Ах, вот оно что! Из огромных белых ящиков вылупливались, как из скорлупы цыплята, новенькие, чистенькие светло-зеленые истребители.
Что говорить, появление на аэродроме самолетов новой конструкции - незаурядное событие в жизни летчиков. Мы бросились к ящикам.
В это время в небе послышался прерывистый гул. Все запрокинули головы.
Незнакомый самолет шел на большой высоте.
- Немецкий разведчик!
- "Юнкере"!
- Да он не один! С ним "мессершмитты"!
Действительно, вокруг двухмоторного бомбардировщика с ромбовидными крыльями кружилась четверка истребителей. Все они возвращались на запад с нашей территории строго через Бельцы,
"Юнкере"… Это слово я впервые услышал, когда был еще мальчиком. Теперь, когда мы все смотрели вверх, где был виден в синеве "юнкерc", мне вспомнилась первая встреча с ним…
В один из сентябрьских дней в небе над Новосибирском вдруг появился самолет. Изумляя старых и малых, он сделал несколько кругов и приземлился на военном плацу. Весь город повалил туда. Мы, мальчишки, обладая таким преимуществом перед взрослыми, как быстрые босые ноги, примчались к плацу первыми и, хотя у самолета уже стояла охрана, кое-как протиснулись к нему. Я робко притронулся к холодному крылу машины и вдохнул незнакомый теплый маслянистый запах, струившийся от мотора. Как знать, может быть, именно ощущения тех счастливых минут предопределили мое будущее. На митинге, состоявшемся возле самолета, люди говорили о создании советского воздушного флота, о защите Родины. Тогда-то и услышал я слово "юнкерc". Оказалось, что стоявшая перед нами машина была куплена в Германии на средства, собранные сибиряками, у фирмы "Юнкере" и совершала агитрейс по нашим городам. Слово "юнкерc" звучало тогда для меня загадочно и приятно, оно звало к знаниям. Самолет, носивший это название, зародил во мне крылатую мечту. Я старался хорошо учиться в школе, в фабзавуче, усиленно занимался спортом, чтобы поступить в авиашколу… Захваченный романтикой героической профессии, я, как и тысячи моих ровесников, взлетел в бескрайнее манящее небо. Теперь, в майский день 1941 года, я увидел силуэт "юнкерса" - вражеского бомбардировщика. Его прерывистый тяжелый гул, от которого родное небо вдруг словно стало чужим, заставил меня сжать кулаки.
- Это фашистский, товарищ майор? - спросил посерьезневший Костя Миронов.
- А чей же! - ответил командир полка. - Уже не первый. Ведут разведку, фотографируют.
"Почему же нет сигнала тревоги? - подумал я. - Почему наши не преследуют его?" А вслух сказал:
- Был бы здесь самолет, я бы его, гада, сейчас сфотографировал!
- Он уже над Прутом, - со вздохом отозвался Иванов. - Чтобы перехватить такого, нужен самолет порезвее И-16. Да и не разрешают их сбивать.
Последние слова командира вызвали у нас недоумение.
- Как же так? Почему не имеем права сбивать, если они летают над нашей территорией?
- Не может быть этого!
- Средь бела дня фотографирует, и нельзя его пугнуть по-настоящему?
Мы возбужденно смотрели на командира, словно это он завел такой порядок в пограничной полосе и сам мог его изменить.
- Таково указание свыше, - с грустью в голосе пояснил Виктор Петрович. - Дипломатия… Гонишься за таким подлецом, а сам на карту посматриваешь: как бы, чего доброго, не проскочить границу!
Сознавая эту несправедливость, мы искали ей оправдания и не находили. По всему чувствовалось, что участившиеся полеты фашистов над нашей территорией предвещают что-то страшное. Мы стояли среди разрытой земли, у несобранных самолетов и думали о том разведчике, который в это время приземлялся где-то в Румынии или Венгрии на аэродроме, забитом самолетами. Каждый в эти минуты вспоминал, что фашистская Германия вероломно попрала границы почти всех западноевропейских государств, что в эти дни ее армия хлынула на Балканы. С горечью подумалось: как мало знаем мы, летчики, об аэродромах, скрытых за пограничными холмами!
Техники под руководством инженера снова занялись сборкой самолетов. Командир полка подходил то к одному из них, то к другому, отдавая какие-то распоряжения. Потом он энергичным взмахом руки позвал нас к себе. Мы подошли к МИГу, поставленному на шасси. Его крылья уже были прикреплены к фюзеляжу и сверкали в лучах солнца.
- Чего стоите? Залезайте в кабину! - сказал Иванов, а сам направился к ящику, который только что начали вскрывать.
Мы по очереди поднимались в кабину нового истребителя и знакомились с ее оборудованием. Наше занятие прервал голос Иванова:
- Ну как, нравится машина?
Все промолчали, не решаясь дать оценку МИГу после столь короткого знакомства.
- Красивый, - осторожно заметил я. - И мотор, наверно, мощный. Но оружие, кажется, слабовато.
- Слабовато? - удивился майор. - Крупнокалиберные пулеметы БС, два "шкаса". Разве этого мало?
- Пушку бы надо установить на него, товарищ командир. "Юнкерса" не так-то просто сбить.
- Просто и рубаху не наденешь, - отпарировал Иванов. - Надо уметь. Если на МИГах пойдем на перехват, "юнкерсам" несдобровать. А может быть, на "ишачках" будем летать? - с улыбкой спросил он.
Мы все одобрительно заговорили о МИГах.
- То-то! - Командир удовлетворенно прошелся перед нами. - Сегодня же направляйтесь в Маяки. Там есть уже два МИГа. Время, видите, какое? Тучи нависают. Надо ускоренно переучиваться. Ловить будем бандитов. Обязательно! - Он сам начал подавать болты механику, стоявшему на подставке у крыла. - Вот соберем машины для одной эскадрильи, и ты, Покрышкин, сразу перегонишь их в Маяки. Там переучим эскадрилью и вернемся сюда.
Командир искал в работе успокоения. Мы ждали, что он и нам прикажет взяться за сборку. Но майор снова заговорил о переучивании, о том, что сейчас необходимо дорожить каждой минутой.
- Прихватите свои вещички и уезжайте! Мы поспешно ушли готовиться к отъезду.
Поезд на Котовск через Тирасполь отходил вечером. В нашем распоряжении оставалось полдня. Условились встретиться на вокзале и разошлись по квартирам.
По пути домой Костя Миронов встретил на улице нашу молоденькую соседку Флорию и отстал. О чем он с ней говорил, не знаю, но догнал повеселевший.
Мы снимали комнату у бывшего крупного торговца. Свои два больших дома он сдавал внаем жильцам. Хозяев мы видели редко. Об их появлении в доме напоминали острые запахи, доносившиеся из кухни в коридор. Их прислуга по-прежнему старательно убирала и нашу комнату.
Возвратившись домой, я хотел заняться укладкой вещей в дорогу, как в дверь постучали. Вошел хозяин. Сегодня старик бодрее, чем всегда. Он остановился передо мной в решительной позе и, ткнув пальцем в потолок, спросил:
- Видели их?
- Кого? - пожал я плечами, хотя сразу понял, о чем идет речь.
- И ваши ничего им не могут сделать. Ничего! - горячо продолжал хозяин. - Как-то в разговоре с вами, господин офицер, я наугад сказал, что через год немец будет здесь. И не ошибся. Год прошел - и вот он появился.
- Что ж, - притворно вздохнул я, - все складывается по-вашему. Может быть, и магазин вам скоро вернут.
- Не шутите, господин офицер. Я всегда считал вас серьезным человеком. О них, - он снова указал в небо, туда, где недавно пролетел немецкий авиаразведчик, - мы, евреи, кое-что знаем. Немец мне возвратит магазин? Ай, зачем вы это говорите!.. Я старый человек и готов дожить свой век при какой угодно власти, только не при Гитлере.
- Но вы же рады тому, что немцы пролетают над Бельцами?
- Кто вам сказал, что я рад?
- По вас вижу.
- Зачем так говорить? Я думаю о Румынии. Там остались мои братья, сестра. Раньше я виделся с ними каждое воскресенье, а теперь… О, Букурешт! Увидели бы вы, какой это город!
- Когда-нибудь его увижу, - ответил я убежденно. Хозяин широко раскрыл глаза, ожидая, что я скажу дальше.
Надо было менять тему разговора.
- Плату за комнату вы получите сегодня. Хозяин, не дослушав меня, повернулся и вышел.
Я вытащил из-под кровати чемодан, в котором хранил холостяцкие пожитки, и начал отбирать самое необходимое для жизни в лагере. Коверкотовая гимнастерка… Нужно взять. Новые брюки - тоже. Белье, платочки, полотенце. Альбом для рисования - обязательно. Книжонка. А это что? Ай-ай, какой же я растяпа! До сих пор не отослал сестре отрезы, купленные еще зимой. А ведь готовил подарок к весне. Как бы она обрадовалась белому шелку с набивными цветами! Да и черный с белыми штрихами крепдешин ей понравился бы не меньше.
Мария моложе меня на два года. Она единственная сестра у нас, пятерых братьев. В детстве ей жилось труднее, чем нам: слишком рано легли на ее плечи домашние заботы, и в школу надо было поспевать. Все братья любили Марию, готовы были защитить ее от обидчиков, но она никогда ни на кого не жаловалась - такой уж у нее характер.
Мысли о сестре перенесли меня в Новосибирск. Далекий, но близкий сердцу город! Вот наш домик на берегу Каменки. Последний раз я побывал в нем в 1937 году, а потом все никак не удавалось выбраться. Стихия летной жизни захватила меня. Долго и трудно шел я к ней, словно поднимался на высокий крутой перевал. И вот взошел на него и никак не нагляжусь на открывшийся простор.
Я люблю летать. Стремлюсь быть в числе лучших. Опыт летчиков-истребителей, воевавших на Халхин-Голе и на Карельском перешейке, заставляет больше думать и настойчивее тренироваться. Все добытое ими кровью надо осмыслить, понять, усвоить. Только об этом все мои заботы. Я избегаю увлечений девушками, будучи уверен, что семья не позволяет летчику целиком отдаваться своему трудному делу…
Как же быть с отрезами? Забрать с собой? Но в лагере будет, конечно, не до посылок. Эх, сестренка, потерпи еще немного - ведь больше ждала обещанного. Вот перегоню МИГи, выберу свободный часок и отправлю тебе подарок. Уложив отрезы на дно походного чемодана, я засунул его под кровать.
В ожидании Миронова еще раз вернулся в мыслях к событиям дня. А ведь сегодня в моей жизни произошло что-то большое, значительное. Командир полка назначил меня заместителем комэска! Жизневский, конечно, не знает об этом. Если бы Иванов предварительно советовался с ним, тот бы не согласился с этим выдвижением. Он знает, что я не люблю его как летчика, и поэтому не терпит меня. А я не умею скрывать своих чувств, не могу идти на компромиссы, когда речь идет о мастерстве пилотирования, о тактике.