В начале июля 1939 года 57-й корпус был преобразован в 1-ю армейскую группу. Несколькими днями раньше в Чите для обеспечения воюющей армейской группы сформировали Фронтовую группу. Первую возглавил комдив Жуков. Вторую - командарм 2-го ранга Штерн. Одновременно в районе боевых действий находился заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга Кулик. Он выполнял ту роль, которую вскоре будут выполнять на фронтах представители Ставки.
Хроника решающих боёв на песчаных, продутых монгольскими ветрами берегах реки Халхин-Гол такова:
- второго июля японцы и баргутская кавалерия начали очередное наступление, противник форсировал реку и на западном берегу овладел господствующей высотой Баин-Цаган;
- в тот же день Жуков отдал приказ своему резерву (танковой бригаде и монгольскому бронедивизиону) контратаковать противника;
- четвёртого июля японская ударная группировка, оказавшись в полуокружении, понесла огромные потери;
- пятого июля "Баин-Цаганское побоище" стихло, и японские войска начали отход;
- восьмого июля ночью японцы вновь атаковали и потеснили наши подразделения, находившиеся за рекой на плацдарме;
- одиннадцатого июля Жуков подписал жёсткий приказ, после которого ряд командиров, уклонившихся от боя, и бойцов-"самострелов" были преданы суду военного трибунала;
- в тот же день японцы были атакованы частями 11-й танковой бригады, во время этой атаки погиб её командир комбриг Яковлев;
- тринадцатого июля в наиболее напряжённые дни Жуков подписал приказ: "Тов. красноармейцы, командиры и политработники соединений и частей корпуса! На нас, сынов славного 170-миллионного народа, выпала высокая честь защиты трудовых масс МНР от презренных захватчиков, на нас возложена почётная задача разгрома самураев, попирающих мирный труд свободного народа МНР. Призываю вас к отваге, мужеству, смелости, храбрости и геройству! Смерть презренным трусам и изменникам! Суровая рука революционного закона и впредь будет беспощадно сметать с лица земли трусов и изменников. Честь и слава храбрым и смелым воинам нашей славной РККА! Приказ довести до каждого бойца";
- с тринадцатого на двадцать второе июля на фронте наступило затишье, обе противоборствующие группировки использовали его для проведения перегруппировки и отдыха, готовясь к решающему удару;
- двадцать третьего июля японские войска провели артподготовку и атаковали плацдарм на правом берегу, но после двухдневных боёв вынуждены были отступить на исходные позиции;
- снова начались воздушные бои, в ходе которых с 21 по 26 июля японские лётчики потеряли 67 самолётов, наши - 20;
- тридцать первого июля из Москвы пришёл указ о присвоении командиру 1-й армейской группы очередного воинского звания комкора;
- в августе шли усиленные консультации в рамках треугольника нарком Ворошилов - Штерн - Жуков по поводу предстоящего наступления, группировка накапливает силы, боеприпасы, продовольствие, горючее, усиленно работают разведка и штабы;
- в штабе 1-й армейской группы подготовлен план операции по разгрому 6-й армии японцев в районе реки Халхин-Гол;
- двадцатого августа в 6 часов 15 минут начались мощная артподготовка и авианалёт на заранее разведанные цели, после чего войска Жукова двумя ударными группировками атаковали фланги 6-й японской армии и оборону в центре;
- двадцать первого и двадцать второго августа японцы, придя в себя, начали контратаковать, на что Жуков отреагировал введением в дело резервной 9-й мотоброневой бригады;
- двадцать третьего августа, в самый пик напряжения, Жуков ввёл в бой свой последний резерв - 212-ю авиадесантную бригаду и две роты пограничников;
- двадцать четвёртого и двадцать пятого августа лётчики комкора Смушкевича успешно действовали бомбардировочной и истребительной авиацией: эскадрильи скоростных бомбардировщиков совершили 218 групповых вылетов и сбросили на склады, колонны живой силы и техники, на позиции 6-й японской армии и её тылы 96 тонн бомб, а истребителями в воздушных боях было сбито 70 японских самолётов;
- двадцать шестого августа ударные группировки правого и левого крыла армейской группы Жукова сомкнулись позади боевых порядков 6-й японской армии и начали энергично формировать "котёл";
- в этот день Квантунская армия несколько раз предпринимала попытки деблокировать окружённых в районе Халхин-Гола - из Хайлара перебрасывались части 14-й пехотной бригады японцев и вводились в бой на узком участке, но 80-й стрелковый полк, прочно врывшийся на северо-восточной кромке "Больших Песков", отбил все атаки извне;
- двадцать девятого и тридцатого августа бои продолжались на северном участке фронта в районе реки Хайластын-Гол, а к утру 31 августа на территории Монголии не было ни одного вооружённого солдата Квантунской армии - только пленные и мёртвые;
- четвёртого сентября два батальона японцев атаковали высоту Эрис-Улын-Обо на правом крыле фронта, но были жёстко отбиты, потеряв убитыми и пленными до 350 человек;
- восьмого сентября усиленный батальон японцев снова атаковал правый фланг 1-й армейской группы и снова атака была отбита с большими для него потерями.
Вот и всё. Солдаты 1-й армейской группы собирали по оврагам и воронкам в окрестностях Халхин-Гола и Баин-Цагана пленных и трофеи. В штабе Жукова подсчитывали свои потери. А тем временем Япония, разуверившись в силе своего оружия, спешила обезопасить себя иными, политическими средствами - через своего посла в Москве "обратилась к правительству СССР с просьбой о прекращении военных действий на монгольско-маньчжурской границе".
Сталин ликовал. Ему очень нужна была именно эта и именно такая, сокрушительная, победа. Победителей ждали награды.
Через несколько дней после того, как смолкли последние залпы, а солдаты трёх армий - Красной, Монгольской народно-революционной и Квантунской - похоронили своих погибших боевых товарищей, политики подписали "соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол, которое вступило в силу на следующий день".
Соглашение было подписано 15 сентября 1939 года. В это время далеко на Западе, в Польше, шла война. Германские танковые клинья при поддержке эскадрилий пикирующих бомбардировщиков кромсали польскую армию. Уже была окружена Варшава, шли бои на побережье. Завершилось окружение польских войск, которые не смогли противостоять германскому блицкригу, в гигантском "котле" между Вислой и Бугом. Солдаты и офицеры Войска польского, оказавшись в безвыходном положении, сдавались тысячами.
Англия и Франция объявили войну Германии.
Семнадцатого сентября Красная армия перешла польскую границу севернее и южнее Припятских болот. Официальным предлогом было "обеспечение безопасности украинцев, белорусов и евреев, проживающих в восточных областях Польши" в обстоятельствах "полного распада государства".
Главные события происходили на Западе. Именно там вскипала история. И она ещё призовёт нашего героя туда, на свои поля раздора. Но пока Жуков занимался последствиями малой войны за тысячи километров от Буга и Сана.
В первые дни наступившей тишины стороны, как уже было сказано, хоронили своих убитых.
Произошёл такой эпизод, который добавляет, как мне кажется, весьма важный штрих к характеристике Жукова.
Вначале вчерашние неприятели приняли решение об обмене пленными. Потом японцы, придерживаясь кодекса буси-до, попросили советскую сторону разрешить им собрать тела убитых своих солдат и на территории, которая теперь им не принадлежала. Обычай предписывал: тело погибшего воина должно быть сожжено, а урна с прахом передана его семье. Советскую сторону смутила неожиданная просьба японцев. Побаивались и того, что это одна из уловок разведки Квантунской армии, что, возможно, сражение на берегах Халхин-Гола только начало войны. Переговоры стали затягиваться. Тогда японцы тонко упрекнули советскую сторону в атеизме и снова пояснили - "законы буддизма требуют, чтобы родные могли поклониться праху своих мертвецов". Переговорщики советской стороны попросили паузу, после которой объявили японской стороне, что согласие командующего войсками армейской группы комбрига Жукова получено и что их санитары могут приступить к сбору тел. Японские офицеры восприняли это решение с глубоким удовлетворением, и дальнейшие переговоры проходили под впечатлением великодушия победителей.
Много лет спустя бывший переводчик японской делегации майор Ньюмура в своих мемуарах рассказал о реакции офицеров и солдат Квантунской армии, когда они узнали о положительном решении советской стороны по поводу просьбы о погребении павших: Жуков признал высшую ценность религии, значит, он в первую очередь воин и только потом "настоящий коммунист".
Но ещё сильнее японцев впечатлил разгром их 6-й армии. Танковая атака под Баин-Цаганом. Налёты эскадрилий скоростных бомбардировщиков и губительный огонь советских истребителей. Стойкость пехоты. И мощь артиллерии.
Когда германские войска перейдут границы СССР и в поисках союзников вовсю заработает дипломатия Третьего рейха, посол Германии в Японии Отт в ответ на напоминание японской стороне о союзнических обязательствах услышит от принца Коноэ буквально следующее: "Японии потребуется ещё два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, который показала Красная армия в боях в районе Халхин-Гола".
Но и через два года японцы не осмелятся напасть на СССР.
Если брать в расчёты географию и статистику сторон участников боевых действий - общую численность и потери, то бои в районе Халхин-Гола потянут разве что на армейскую операцию, с большим допущением - на фронтовую. С ограниченными целями. Но учитывая контекст международных событий и их стилистику, Номонган для всех стал полномасштабной войной. С победителями и проигравшими. С трофеями и территориальными изменениями. Понимали это и в Москве, и в Токио, и в Улан-Баторе, и в Пекине, и в Берлине, и в Лондоне, и в Париже, и в Варшаве, и в Вашингтоне.
Нелегко дался Жукову его Тулон.
В военной публицистике существует старый спор о том, кто же автор этой тщательно продуманной, основательно подготовленной и с блеском проведённой операции на охват с последующим изолированным уничтожением 6-й армии японцев.
Как уже было упомянуто, в помощь Жукову нарком Ворошилов послал в район боевых действий двоих командармов 1-го ранга - Кулика и Штерна, обеспечив их высокими полномочиями, которые они понимали и трактовали настолько широко, что порой пытались командовать и войсками сражающейся 1-й армейской группы, и самим Жуковым. Но вскоре натолкнулись на мощный стержень его характера и отступили.
Когда на восточном берегу реки Халхин-Гол наши войска захватили плацдарм, расширили его и начали закрепляться, командующий Фронтовой группой Штерн проинспектировал этот участок фронта и 13 июля доложил Ворошилову: "По-видимому, противник, заслонившись охранением и прощупывая разведкой наши слабые места, готовит в ближайшие дни сильный удар с целью отбросить наши части в реку". В связи с этим дал свои рекомендации: "Пока подойдут новые части и подтянутся слабые, уменьшить число наших частей на восточном берегу, но прочно занять два небольших плацдарма, обеспечивающие переправы, которые использовать в последующем для перехода в наступление".
Ещё один "ценный совет" Жуков вскоре услышал от другого командарма 1-го ранга - Кулика.
Из беседы с Константином Симоновым: "На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался ещё один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9 часов утра закончили.
Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов ещё осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону - пассивную и активную. Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы, вы их помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесёт тяжёлые потери, но мы сознательно шли на это.
Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла. Понесла очень большие потери от огня японской артиллерии, но, повторяю, мы к этому были готовы. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и половину машин, даже больше. Но мы шли на это. Ещё большие потери понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили японскую дивизию. Стёрли.
Когда всё это начиналось, я был в Тамцак-Булаке. Мне туда сообщили, что японцы переправились. Я сразу позвонил на Хамар-Дабу и отдал распоряжение: "Танковой бригаде Яковлева идти в бой". Им ещё оставалось пройти 60 или 70 километров, и они прошли их прямиком по степи и вступили в бой.
А когда вначале создалось тяжёлое положение, когда японцы вышли на этот берег реки у Баин-Цагана, Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас там плацдарма артиллерию - пропадёт, мол, артиллерия! Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма всё, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия - костяк обороны, что же - пехота будет пропадать там одна? Тогда давайте снимать всё.
В общем, не подчинился, отказался выполнять это приказание и донёс в Москву свою точку зрения, что считаю нецелесообразным отводить с плацдарма артиллерию. И эта точка зрения одержала верх".
Можно себе представить, какого напряжения воли и характера стоили нашему герою эти консультации с вышестоящим начальством, постоянно находившимся рядом. Начальство пыталось постоянно давать указания и советы, одновременно докладывало наверх обо всём происходящем в армейской группе. При этом ни Штерн, ни Кулик не отвечали за главное - за результаты боёв. Жуков прекрасно понимал: случись провал - голову снесут прежде всего с его плеч.
Танковая атака у Баин-Цагана была, конечно же, риском. Но риском, который Жуков мгновенно просчитал: японцы успеют уничтожить какое-то количество танков бригады комбрига Яковлева, многие экипажи пожгут, но быстрые, как кавалерийские эскадроны, БТ-5 на колёсном ходу успеют добраться до японской ПТО раньше, чем те овладеют инициативой. Что и произошло. Перед Жуковым в пустыне Номонган стояла чрезвычайно сложная задача - быть осторожным (чтобы выжить) и одновременно смелым и решительным в своих действиях (чтобы победить).
Спустя годы он так оценивал своё тогдашнее положение и внутреннее состояние: "Первое тяжёлое переживание в моей жизни было связано с 37-м и 38-м годами. На меня готовились соответствующие документы, видимо, их было уже достаточно, уже кто-то где-то бегал с портфелем, в котором они лежали. В общем дело шло к тому, что я мог кончить тем же, чем тогда кончали многие другие. И вот после всего этого - вдруг вызов и приказание ехать на Халхин-Гол. Я поехал туда с радостью. А после завершения операции испытал большое удовлетворение. Не только потому, что была удачно проведена операция, которую я до сих пор люблю, но и потому, что я своими действиями там как бы оправдался, как бы отбросил от себя все те наветы и обвинения, которые скапливались против меня в предыдущие годы и о которых я частично знал, а частично догадывался. Я был рад всему: нашему успеху, новому воинскому званию, получению звания Героя Советского Союза. Всё это подтверждало, что я сделал то, чего от меня ожидали, а то, в чём меня раньше пытались обвинить, стало наглядной неправдой".
По всей вероятности, именно это лежало в основе его конфликта с командармами. В беседе с Константином Симоновым о Халхин-Голе Жуков рассказал о стычке со Штерном: "На третий день нашего августовского наступления, когда японцы зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня состоялся разговор с Григорием Михайловичем Штерном. Штерн находился там, и по приказанию свыше его роль заключалась в том, чтобы в качестве командующего Забайкальским фронтом обеспечивать наш тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В том случае, если бы военные действия перебросились и на другие участки, перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдёт в прямое подчинение фронта. Но только в этом случае. А пока что мы действовали самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.