"Meine Ehre Heist Treue" ("Моя честь зовется верностью") - эта надпись украшала пряжки поясных ремней солдат войск СС. Такой ремень носил и автор данной книги, Funker (радист) 5-й дивизии СС "Викинг", одной из самых боевых и заслуженных частей Третьего Рейха. Сформированная накануне Великой Отечественной войны, эта дивизия вторглась в СССР в составе группы армий "Юг", воевала под Тернополем и Житомиром, в 1942 году дошла до Грозного, а в начале 44-го чудом вырвалась из Черкасского котла, потеряв при этом больше половины личного состава.
Самому Гюнтеру Фляйшману "повезло" получить тяжелое ранение еще в Грозном, что спасло его от боев на уничтожение 1943 года и бесславной гибели в окружении. Лишь тогда он наконец осознал, что те, кто развязал захватническую войну против СССР, бросив германскую молодежь в беспощадную бойню Восточного фронта, не имеют чести и не заслуживают верности.
Эта пронзительная книга - жестокий и правдивый рассказ об ужасах войны и погибших Kriegskameraden (боевых товарищах), о кровавых боях и тяжелых потерях, о собственных заблуждениях и запоздалом прозрении, о кошмарной жизни и чудовищной смерти на Восточном фронте.
Содержание:
Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца 1
Предисловие 1
Глава 1. Поступление на военную службу 1
Глава 2. Нидерланды и Франция 4
Глава 3. От Филипвиля до Сен-Юбера 7
Глава 4. Мрак сгущается 13
Глава 5. Смерть, кровь и награды 17
Глава 6. Сражение у Метца 22
Глава 7. Падение Франции 27
Глава 8. В Париж за новым назначением 28
Глава 9. Операция "Барбаросса" 31
Глава 10. Украина: от Ковеля до Новограда 34
Глава 11. Бой у Днепра 38
Глава 12. Спасение летчика 40
Глава 13. Харьков 42
Глава 14. Разгром под Сальском 44
Глава 15. Контрнаступление под Поповкой 49
Глава 16. Сошествие в ад 55
Глава 17. Александровка 58
Глава 18. Ранение под Боровиками 60
Глава 19. Солдат запасного подразделения 65
Глава 20. Снова командир взвода 67
Глава 21. Ранение в Грозном 70
Глава 22. Прояснение мотивов 74
Глава 23. Слухи о неблагонадежности 76
Глава 24. Прозрение 78
Глава 25. 6 июня 1944 года: день высадки союзников 80
Глава 26. Сен-Ло 82
Глава 27. Мортенская мясорубка: высота 314 84
Глава 28. В Фалезском котле 87
Глава 29. В Арденнах 89
Глава 30. Наступление в Арденнах 91
Глава 31. Бастонь 93
Глава 32. Плен в Бад-Херсфельде 97
Глава 33. Домой! 100
Эпилог 101
Примечания 102
Гюнтер Фляйшман
По колено в крови. Откровения эсэсовца
"Meine Ehre Heist Treue"
Предисловие
Имеет ли Германия право на ведение честной войны? За годы после Второй мировой войны нам, немцам, не раз приходилось становиться свидетелями, как осквернялись наши посвященные войне монументы и солдатские кладбища. На наших глазах возводились памятники "Неизвестным дезертирам" Третьего рейха. Эти капища бесстыдно возвышаются в Бонне, Бремене и Гамбурге. В какой еще стране мира потерпели бы подобное оскорбление памяти ее ветеранов?
Мой правнук однажды спросил меня: "Дедушка, а ты во время войны был героем?" Разумеется, разум его слишком молод, чтобы охватить творимые в тот период злодеяния. Единственное, что он знает твердо: его дед когда-то, давным-давно, был солдатом.
На это я ответил правнуку, что хоть сам героем не был, зато мне выпала честь служить вместе с героями. Мне это уже не раз приходилось говорить и другим, однако у большинства мои слова вызывали, мягко говоря, раздражение - ну, как, скажите на милость, воевавших в Ваффен СС можно приравнять к героям?
Обвинять кого-либо только лишь за то, что он в свое время служил в СС, - пример "вины по ассоциации" , и, думаю, никто не возьмется это отрицать. Большинство людей ошибочно полагает, что СС представляли собой единую организацию, поэтому все ее члены несут равную ответственность за совершенные ею преступления. Вследствие этого широко распространенного мнения на сотнях тысяч немецких фронтовиков до сих пор красуется клеймо бесчестных.
СС включали в себя несколько различных структур с совершенно различными функциями. Подразделения СС "Мертвая голова" отвечали за охрану концентрационных лагерей и управление ими. Служба СД занималась выявлением и ликвидацией так называемых врагов рейха.
Ваффен СС, однако, представляли собой элитные войсковые части, не имеющие отношения ни к СД, ни к подразделениям "Мертвая голова". Обычному рядовому ваффен-СС не было дела ни до евреев, ни до коммунистов, ни до политкомиссаров.
Бытует мнение, что члены СС были фанатично преданы Адольфу Гитлеру. Вероятно, это верно в отношении Общих СС или же спецподразделения, на которое были возложены функции личной охраны Гитлера. Я признаю, что присягал на верность Адольфу Гитлеру, и что вытягивал руку в гитлеровском приветствии, и что когда-то верил в политическую идеологию, согласно которой мы были обязаны избавить мир от коммунизма. Не следует забывать, что на наших глазах 13 миллионов украинцев стали жертвами голода, спровоцированного Сталиным, и в разрушении коммунистической системы, их угнетавшей, мы видели справедливый акт возмездия за гибель этих людей. Если идущий на войну исповедует такие идеалы и этические ценности, он изначально готов к лишениям и тяготам вплоть до самопожертвования.
Я отправлялся на фронт не с евреями воевать, в мои планы не входило избавлять от них Европу. Я был знаком с пропагандистскими антисемитскими материалами и считал, что большинство газетных и других статей на эту тему не выдерживают критики. В 1940 году я свято верил в культурное и историческое предназначение начатых нами кампаний. Но, оказавшись в 1941 году в России, я утратил способность понимать цели той войны. Политические цели и устремления наших лидеров уже тогда ничего не значили для меня. Будучи связан чувством долга по отношению к своим боевым товарищам, я не мог спокойно взирать на то, как они гибнут от пуль и бомб. К осени 1941 года я сражался не ради Гитлера, не ради Германии, не вследствие фанатичной верности командирам, а ради того, чтобы защитить своих боевых товарищей и себя самого.
Великое множество военных преступлений совершено многими подразделениями СС, и эти преступления наказуемы. Но нельзя мерить одной меркой тех, кто совершал преступления, и тех, кто не имел к ним отношения. Мы не были преступниками, мы были солдатами.
Глава 1 . Поступление на военную службу
Я родился в Магдебурге в 1922 году. Всегда трудно быть средним ребенком в семье, где у тебя двое старших братьев и вдобавок двое младших сестер. Мой отец был часовщиком и, сколько я помню, всегда сидел за работой в своей мастерской в глубине нашего домика, налаживая устройства для отмеривания времени, которые ему приносили клиенты. Он не занимался разными хитроумными часами, а самыми что ни на есть массовыми изделиями, теми, которые могли позволить себе люди скромного достатка. Мой отец был строгим, но справедливым человеком и всегда предпочитал решать любой конфликт мирным путем.
Когда мне было лет девять или десять, я с трудом высиживал до звонка, возвещавшего конец занятий. После уроков мы вместе с другими детьми бегали на вокзал Магдебурга поглазеть на прибывавшие и отправлявшиеся поезда. У нас у всех была одна мечта - став взрослыми, работать на "Reichsbahn" - "Имперских железных дорогах". Часто бывало так, что мои друзья разойдутся по домам, а я остаюсь и наблюдаю за движением поездов. Каждый вечер один и тот же служащий "Имперских железных дорог" проходил по платформе, где выпивал обязательную чашку кофе и покупал газету. Какое-то время спустя мы даже стали с ним здороваться. Отчего-то этот человек внушал мне чувство, близкое к благоговейному ужасу. А однажды он подошел ко мне и без обиняков спросил, мол, чего это я все время торчу на вокзале. Я ответил, что, дескать, мечтаю работать на "Имперских железных дорогах", и, набравшись смелости, поинтересовался, кем он работает. Мужчина ответил, что он - телеграфист, и предложил мне взглянуть на его работу. Мы пришли к нему на телеграф, располагавшийся высоко-высоко, откуда вся станция была как на ладони: и водонапорные башни, и эстакада, и рельсы, убегающие в обе стороны. На столе был установлен телеграфный аппарат. Мой новый знакомый-телеграфист отстукивал на нем высылаемые сообщения, а потом аппарат сам начинал отбивать принимаемые. Тогда служащий хватался за карандаш и второпях записывал что-то на листке бумаги. Потом этот листок сворачивал и бросал в специальный желоб, после чего тянул за тросик электрического звонка. Из желоба листок попадал в руки тому, кому положено.
Я пришел и на следующий день, и еще раз, и еще. Мне нравилось наблюдать за работой герра Шульмана. Он ничего не имел против моего присутствия, при условии, что я не прогуливаю школу, аккуратно делаю уроки и не путаюсь у него под ногами. Герр Шульман объяснил мне, как расшифровываются телеграфные значки. Помню, я воспринимал это чуть ли не как мистику. А ему, как телеграфисту, полагалось знать не один язык - как же тогда разбирать сообщения о поездах, следующих из-за границы? Во время редких пауз он пытался научить меня французскому и итальянскому.
Но не эти языки занимали меня - меня занимал язык телеграфа. И герр Шульман стал меня учить ему, и уже год спустя я мог считывать телеграфные сообщения с ленты. А однажды произошло вот что. Герр Шульман, как обычно, отправился выпить свою чашку кофе и купить газету. Едва за ним захлопнулась дверь, как аппарат стал отстукивать очередное сообщение. Я записал его на листочке бумаги и показал герру Шульману, когда тот вернулся. Пробежав глазами по бумажке, он, изменившись в лице, сразу же бросился отстукивать запрос. Дело в том, что на станции Дессау заклинило стрелку, и следовавший из Лейпцига поезд нужно было срочно остановить в Котене. Поезд вовремя задержали, и герр Шульман счел мой поступок не чем иным, как проявлением героизма. Хотя какой это героизм? Герр Шульман и без меня получил бы это сообщение.
Под Рождество я решил познакомить герра Шульмана со своими родителями. Он тут же выложил им историю с принятым мной сообщением, мол, ваш сын уберег от крушения лейпцигский скорый, и так далее. У моих родителей глаза на лоб полезли - я ведь ни словом не обмолвился об этом случае. Они недоумевали, почему я им об этом ничего не рассказал. А я и сам недоумевал - действительно - почему? После этого мать рассказала всем своим знакомым, мол, какой у нее умный сын. А когда настало Рождество, я получил в подарок небольшой радиоприемник. Не один месяц потом мне пришлось просидеть в библиотеке, где я перебрал все книжки по радиотехнике, я горел желанием выяснить, как же все-таки работает мой рождественский подарок. Потом я вскрыл корпус, вставил туда кое-какие детальки. В результате аппарат стал ловить даже отдаленные радиостанции, например Польшу. Мать, конечно же, растрезвонила об этом по всей округе, и мне даже стали приносить испортившиеся приемники на ремонт. На вырученные деньги я приобретал аппараты более совершенных конструкций.
К тому времени Гитлер уже пришел к власти, и я имел возможность слушать его выступления в эфире. Следующие несколько лет я посвятил изучению языков - брал учебники иностранных языков и задалбливал наизусть целые фразы. Мало-помалу я стал понимать радиопередачи из Франции, Чехословакии, Польши. Когда мне исполнилось 14 лет, я по настоянию отца стал членом "гитлерюгенда", а еще два года спустя поступил в военное училище радиосвязи в Потсдаме.
В первых числах сентября 1939 года, когда началась война с Польшей, я как раз был на первом курсе. Вместе со мной учились и взрослые мужчины, и ребята моего возраста. Кое-кого из них, не дав доучиться, призвали в действующую армию. Как я тогда им завидовал - шутка сказать, они воевали, бились с врагом, а я протирал штаны в учебных классах. Но в конце сентября месяца меня перевели из потсдамского училища радиосвязи вермахта в Киль, в училище того же профиля, но военно-морское.
Здесь все было по-другому, чем в вермахте. Мне присвоили звание унтер-офицера, по завершении учебы меня планировали послать на подводную лодку U-47 радистом. В ноябре 1939 года учеба подошла к концу, однако командование решило все переиграть - вермахту срочно понадобились квалифицированные специалисты в области радиосвязи для отправки в Польшу. Меня срочно вернули снова в вермахт, я вновь оказался в Потсдаме и предстал перед военно-медицинской комиссией. Меня заставляли отжиматься от пола, бегать по самодвижущейся дорожке, подтягиваться на перекладине, передвигаться по земле ползком и так далее. По завершении подготовки председатель комиссии подписал соответствующие бумаги. Потом меня вызвали в кабинет и велели ждать. Помню, ждать пришлось довольно долго.
Наконец какой-то фельдфебель велел собрать мне вещи и отправляться в пункт отправки. Мне было сказано, что не только флоту, но и СС позарез понадобились квалифицированные радисты и что я прошел все необходимые проверки. Вот это да! Ведь в СС не всякого и примут, а меня, выходит, приняли. Тем более, что я никогда не претендовал на вступление в СС.
На пункте отправки меня вместе с еще четырьмя специалистами технического профиля посадили на грузовик и привезли в казармы СС в Бранденбурге для дальнейшего прохождения боевой подготовки. Нас выстроили перед казармой и, перед тем как раскидать по подразделениям, начальник хозяйственного снабжения СС стал производить поверку. Когда прозвучала фамилия "Кагер", никто не отозвался. Как ни странно, но моей фамилии среди названных не было. Офицер спросил, кто я такой.
- Рядовой Карл Фляйшман! - выпалил я.
Вскоре все выяснилось. Нашивка на моем вещмешке оборвалась, часть букв исчезла, а остались только "Ка...гер" вместо "Карл Фляйшман"! Так я и превратился в Кагера. Кстати, моя новая "фамилия" благополучно превратилась в прозвище.
14 ноября 1939 года "рядовой Кагер" приступил к учебе во 2-м полку СС "Дас Райх", дислоцированном в Бранденбурге.
Боевая подготовка была чрезвычайно насыщенной, по ее итогам оценивалось эмоциональное и психическое состояние молодого человека. Наши младшие инструкторы просто не знали иного языка, кроме военно-командного, и круглыми сутками орали на нас. Другое дело инструкторы-офицеры. Те были сама корректность. Будто ты, и только ты их интересуешь - так они обращались с нами. На деле же все было куда проще - они просто высматривали наиболее подготовленных из нас для последующей отправки в части.
Много времени уделялось строевой подготовке - развитию навыков передвижения строем, отдания чести, поворотам на месте и в движении, тому, как правильно стоять по стойке "смирно" и так далее. С подъема нас заставляли проделывать многокилометровые марш-броски с полной выкладкой, перелазить через стены, пролезать под колючей проволокой, в одежде прыгать в ледяную воду, взбираться по стенам зданий, носиться по крышам, прыгать с высоты и правильно приземляться на тюки с сеном. Высоки были требования и к физической подготовке - в СС каждый должен быть не только воином, но и спортсменом, превосходившим по умениям и навыкам вероятного противника.
Вторая половина дня обычно отводилась на стрелковую подготовку, изучение различных видов оружия и приемов с ним, а также огневую. Учебные стрельбы на продуваемом всеми ветрами стрельбище за городом превратились в пытку. По вечерам мы изучали карточки с изображенными на них силуэтами военных кораблей, танков, артиллерийских орудий и транспортных средств. Для нас было важно уметь быстро определить в боевой обстановке, какие из них немецкие, а какие неприятельские.
По понедельникам, средам и пятницам наши учебные классы обычно посещали техинструкторы - проконтролировать, чему мы научились. Я был одним из шести радистов 2-й учебной группы полка "Дас Райх" в Бранденбурге. Наш инструктор обершарфюрер Конрад Адельберт был человеком безграничного терпения, научившим меня очень многому. Нам постоянно твердили, что овладение техникой гарантирует нам в буквальном смысле теплые местечки - на пунктах радиосвязи, командных пунктах, в передвижных радиостанциях, тогда как наши товарищи будут топать пешком в мороз и снег. И без хороших оценок этих теплых местечек не получить, нас просто сунут в обычную пехотную часть со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что касалось меня, нареканий по части хороших и отличных оценок не было.