Осенью 1940 года, едва начав заниматься в девятом классе, Зоя заболела. Простуда, потом осложнение. Была дома одна, решила вымыть полы. Набрала ведро воды, намочила тряпку. Дело-то вроде привычное. Наклонилась и потеряла сознание. Мама и Шура, вернувшись из школы, застали Зою в глубоком обмороке. Ее сразу же увезли в Боткинскую больницу. Несколько суток опытные врачи боролись за жизнь девушки.
Медиков удивляла и восхищала выдержка Зои. Высокая температура, сильные головные боли, уколы - а от нее не слышали ни крика, ни стонов, ни жалоб. Профессор, выйдя в приемную к Любови Тимофеевне, так и сказал ей:
- У девочки огромная выдержка… Самое трудное позади, можете не волноваться.
Хоть немного успокоилось материнское сердце.
Не меньше Любови Тимофеевны переживал и Шура, впервые в жизни надолго оставшийся без сестры. Он тосковал без Зои, каждый день готов был ездить к ней в больницу. И очень переменился за короткое время. До девятого класса он оставался мальчишкой. Рослый, с крепкими мускулами, до ледостава купавшийся в пруду, по утрам обтиравшийся снегом, красивый юноша, на которого заглядывались девушки, он в душе был ребенок ребенком. Сегодня мечтал стать летчиком, завтра - знаменитым футболистом, потом художником, потом вдруг агрономом.
Упрямый, задиристый, любивший похвастать, он стеснялся сходить в магазин за покупкой - девчоночье, мол, занятие, приятели засмеют. Легко ему было за сестринской-то спиной. А увезли Зою, и сразу повзрослел, отлетело все пустяковое, наносное, забылись развлечения, шумные игры на пустыре. Шура взял на себя все, что делала прежде сестра. Топил печь, мыл полы, убирал комнату, чистил картошку. Только в продуктовый магазин мама, щадя его самолюбие, ходила сама.
Раньше Зоя и Шура прирабатывали немного по вечерам, копируя чертежи и пополняя семейный бюджет. У Шуры получалось быстрее и лучше. А теперь он взял вдвое больше работы, просиживал над чертежами до поздней ночи, иногда трудился и по утрам, до школы. А получив деньги, сказал маме:
- Шапка мне не нужна, в старой прохожу, не развалится. Давай Зое платье купим. Красивое. Ведь она у нас девушка.
- Согласна. Сам и вручишь ей подарок.
Когда Зоя вернулась из больницы, она была еще так слаба, что с трудом ходила по комнате. Больше лежала. Глаза казались огромными - так она исхудала. Ей бы отдыхать, поправляться, а она взялась за учебники. Любовь Тимофеевна осторожно высказала свое мнение:
- Уже середина учебного года, а заниматься всерьез тебе еще рано. Не лучше ли подождать до сентября, набраться сил…
- Это что же, отстать от своего класса? Шура моложе меня, а школу закончит раньше?
- Тебе обещают путевку в санаторий.
- Я и там заниматься буду. А после санатория - тем более. Вся весна впереди. Догоню. Ни в коем случае не останусь на второй год! - Зоя заявила это так решительно, что Любовь Тимофеевна поняла: возражать бесполезно.
Очень любила Зоя книги Аркадия Гайдара. Перечитывала по нескольку раз. В повести "Школа" ее особенно волновало то место, где Борис, будучи в разведке, забыл об осторожности, об ответственности, самовольно решил искупаться и тем самым погубил своего старшего товарища - Чубука. Что мог подумать о нем Чубук? Только одно: Борис оказался предателем. Каждый раз, возвращаясь к этому месту, Зоя возмущалась: как же он мог? О чем же он думал? Что за несерьезность такая?
"Голубая чашка" радовала ее тонким мастерством. Вроде бы ничего не происходит в повести, никаких особых событий, а какое чудесное, светлое настроение она создает. Даже не верилось, что человек, способный создать такие произведения, живет поблизости, в Москве, ходит по тем же улицам, что и Зоя. Как бы хотелось увидеть его!
И получилось - словно в сказке. Хорошо запомнился ей весенний день в Сокольниках, в санатории. Быстро сбежала она с крыльца, пошла по аллее. Над вершинами деревьев ползли облака. Вот в одном месте они разорвались, появился голубой просвет, веселые, сверкающие лучи солнца упали на землю. Стало светлее вокруг. Под карнизом крыши заблестели сосульки. Едва успели облака затянуть этот разрыв, как солнце проглянуло сквозь хмурую пелену еще в двух местах.
Было тепло. Снег потемнел, сделался рыхлым. Зоя слепила комок и запустила его в дерево. На желтом стволе сосны появилось белое пятно.
- Прямо в цель! - засмеялась она. - Не разучилась, значит!
Безлюдно в парке. День будничный, гуляющих нет. Не видно даже лыжников - кому охота ходить по мокрому снегу! Издалека доносился приглушенный расстоянием шум большого города, гудки автомашин, трамвайные звонки.
Недолго царствовать холоду. Скоро побегут ручьи. Оденутся молодой листвой кусты и деревья, появятся первые цветы… А там, не успеешь оглянуться, экзамены в школе…
Странно все-таки устроена жизнь. Когда Зоя лежала в больнице, она думала, что самое главное - быть здоровой. И все будет хорошо. Но вот поправилась, много гуляет, катается на лыжах. И место здесь красивое, и книг в библиотеке много, и заботятся о ней. Но чувство неудовлетворенности не покидает ее… И не только по школе соскучилась. Ей всегда не хватает чего-то, тянет куда-то, а куда - не поймешь…
Свернула на узкую, глубоко протоптанную тропинку. Полы длинного, коричневого с меховой оторочкой пальто чертили на снегу причудливые зигзаги. По этой тропинке Зоя еще не ходила. Надо посмотреть, куда ведет.
На поляне остановилась от неожиданности. Здесь высилась огромная снежная баба. На голове вместо волос - тонкие прутики. Вместо глаз - угольки. А возле снежной бабы, спиной к Зое, стоял широкоплечий человек. Он достал из кармана щепку, воткнул в снежный ком. У бабы появился рот. Человек отступил в сторону, полюбовался своей работой. "Такой взрослый, а чем занимается!" - Зоя едва удержалась от смеха.
Но вот человек повернулся, и Зоя сразу узнала его. Высокий лоб, добродушное лицо, веселые и лукавые глаза - таким он был на портрете в книге. Пожалуй, только он один и мог так серьезно заниматься мальчишеским делом!
Зоя улыбнулась смущенно, не решаясь заговорить первой.
- Смотрите, это снежная королева! - сказал человек. - Хорошо получилось?
Зоя не ответила. Снежная баба сейчас меньше всего интересовала ее.
- А я знаю вас, - негромко произнесла она. - Вы - Гайдар, я все ваши книги читала…
Они разговорились.
- Я тоже отдыхаю здесь, приказано поправить здоровье, - сказал Гайдар. - Мы с вами летчики, сделавшие вынужденную посадку. Положение незавидное, правда?
- Чему уж завидовать!
- Ну, ничего. Бывает несчастье похуже. Раз мы сели - давайте проведем время так, чтобы и в строй поскорей вернуться, и чтобы весело было… Вы чем занимаетесь?
- Чтение, прогулки.
- А что вы умеете делать?
- Умею лепить снежных баб и строить крепости.
- Тогда давайте работать вместе.
- Идет! - согласилась Зоя.
Вдали послышался звон колокола, сзывающего на обед.
- Эх, не вовремя! - огорченно махнул рукой Гайдар.
- А мы, Аркадий Петрович, в другой раз сделаем.
Весь тот день она находилась под впечатлением встречи с любимым писателем. Зоя знала и о том, какой необыкновенный человек сам Гайдар. Четырнадцатилетним подростком оставил он родной город и ушел добровольцем на фронт. В пятнадцать лет командовал батальоном, в шестнадцать - полком. В боях с белыми был контужен и ранен. Пришлось покинуть Красную Армию, в которой Гайдар хотел остаться на всю жизнь. И, может быть, потому, что сам провел юношеские годы в борьбе за Советскую власть, смог он лучше других рассказать новым мальчишкам и девчонкам о тех горячих днях, о своих храбрых товарищах. Была у Гайдара повесть "Военная тайна". Очень нравилась эта повесть всем ребятам, не нравился только печальный конец, когда гибнет маленький Алька - смелый всадник первого Октябрьского отряда имени мировой революции. Многие ребята просили Гайдара изменить конец, оставить Альку в живых. А Гайдар не изменил. Он ответил ребятам, что победа над врагами дается нелегко и что самые лучшие люди отдают за нее жизнь. А то, что ребятам жалко Альку, - это хорошо. Значит, ребята будут еще крепче любить свою страну и ненавидеть ее врагов.
Зоя тоже жалела Альку. И еще ей хотелось быть такой же смелой, как он, как сам Гайдар.
Аркадий Петрович и Зоя вместе ходили на лыжах, вместе построили из снега крепость, позвали отдыхающих и разбили снежками это укрепление.
Однажды отправились на каток. Утро выдалось морозное. Звенел под коньками лед. Зоя каталась хорошо. А у Аркадия Петровича не ладилось. Он давно не становился на коньки. Ноги разъезжались, он то и дело падал.
- Какой же вы неуклюжий! - смеялась Зоя.
- А вы помогите товарищу, - отряхивал снег Гайдар. - Дайте руку!
И они, взявшись за руки, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей побежали по сверкающему ледяному полю.
Катались долго. Кроме Зои, у Аркадия Петровича нашлось еще несколько помощников - знакомых мальчишек. Шумная ватага с веселыми криками носилась по катку.
Усталые, возвращались они в санаторий.
- Очень здорово было, - говорил Гайдар. - Один бы я ни за что не смог кататься. А взялись все вместе, и сразу научили!
- Вы счастливы, да?
- Ну, Зоя, для счастья этого мало. Слишком мало. Просто я очень доволен сегодня.
- Аркадий Петрович! - Зоя говорила негромко и серьезно. Гайдар замедлил шаг. - Аркадий Петрович, а что такое счастье? Ведь есть же оно у людей?
Гайдар задумался. Зоя остановилась, ожидая ответа. Порыв ветра сбил с дерева снег, он запорошил пальто, но Зоя не шевельнулась. Она не сводила глаз с лица Гайдара.
- Есть, Зоя! Такое счастье есть на земле, - произнес он неторопливо, будто размышляя вслух. - За это счастье боролись смелые люди.
Зоя кивнула, по-мальчишески прыгнула через сугроб и первой пошла по тропинке. Ветер усиливался, крутил поземку, бросал в лицо колючие снежинки.
Гайдар догнал Зою, и они пошли рядом.
- За это счастье придется еще бороться, - сказал Аркадий Петрович, - и борьба будет жестокая.
- Я знаю. И товарищи мои знают.
- Знать мало. Надо готовить себя…
Они вышли к санаторию. Здесь, за лесом, ветер почти не чувствовался. Покачивались, поскрипывали толстые стволы сосен, принимая на себя удар, оберегая людей от разбушевавшейся стихии. А между высокими деревьями, тесно прижавшись друг к другу, стояли молодые, тонкие деревца. Они гнулись, снег осыпался с них, но молодой лес, поднявшийся вслед за старым, стойко выдерживал натиск ветра…
Через несколько дней в санаторий приехал фотограф, сделал большой групповой снимок отдыхающих. Теперь этот снимок можно увидеть в музеях. На нем вместе Аркадий Гайдар и Зоя Космодемьянская, герой гражданской войны и будущая героиня Великой Отечественной, которые погибнут за Родину почти в одно и то же время, в самое трудное для страны время - в 1941 году.
И вот Зоя покидает санаторий. За ней приехала мама, Гайдар пошел проводить их.
- До свидания, до новой встречи, - сказал он, остановившись у калитки и подавая Зое книжку. - Возьмите на память.
Аркадий Петрович крепко пожал руку Зое и Любови Тимофеевне, долго смотрел им вслед.
Зоя очень обрадовалась подарку. Это была одна из последних книг Гайдара - "Чук и Гек". Зое нравился рассказ про веселых братишек, но особенно приятно было получить книгу из рук самого автора.
Открыла книжку. Крупным, четким почерком на первой странице было написано:
"Что такое счастье - это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной".
Слова были взяты Гайдаром из текста книги…
Хорошо быть молодым! Хотя бы потому, что у тебя все впереди, и если ты очень-очень захочешь, то добьешься того, что наметил, поднимешься на любую вершину. У тебя есть на это время, есть нерастраченные душевные силы. И замечательно - если рядом с тобой верные друзья, которым готов помочь ты и которые всегда помогут тебе. Надежное чувство локтя, силу коллектива - все это Зоя особенно ощутила, вернувшись из санатория. В короткий срок ей надо было наверстать упущенное в школе. И оказалось, что о ней беспокоятся не только одноклассники, но и ребята из параллельных классов, и Вера Сергеевна Новоселова, и все другие учителя.
По математике, по самому трудному для Зои предмету, взялась помогать Катя Андреева, крепкая круглолицая девушка со здоровым румянцем, не сходившим со щек. Любовь Тимофеевна была несколько озадачена: математику хорошо знает Шура, почему бы ему не подтянуть сестру? Для чего затруднять Катю? А девушка очень серьезно сказала: у Шуры нет педагогических способностей. Математика требует терпения, постепенного систематического освоения. А Шура спешит, прыгает с одного на другое…
Объяснение звучало вполне убедительно. У Кати оказалось много терпения и такта, она каждый день не расставалась с Зоей до тех пор, пока та полностью не усваивала заданную тему. И вскоре Зоя начала получать хорошие оценки.
Приходил Володя Юрьев, сын преподавательницы, которая учила Зою и Шуру в начальных классах. Серьезный юноша с высоким лбом и хорошей доброй улыбкой, он готов был помочь по любому предмету. Если занят чем-то Володя - обязательно являлся высокий, ироничный Юра Браудо, отлично разбиравшийся в физике и химии. Ваня Носенков, Нина Смолянова - не перечесть, сколько оказалось у Зои друзей и помощников. Легко и хорошо было с ними Зое в родной школе. И приближавшиеся экзамены вовсе не казались ей страшными.
Как-то в мае, после уроков, озеленяли двор. Девятому "А" классу достался самый трудный участок: там, где недавно пристроили к школьному зданию трехэтажный корпус. Надо было убрать строительный мусор, а затем выкопать ямки для деревьев. Вместе с ребятами трудился здесь и директор - Николай Васильевич Кириков. Плечистый, сильный, он таскал кирпичи, орудовал ломом и лопатой. Перепачкался изрядно. Пошучивал:
- Шура! Космодемьянский! Не нажимай! Другим ничего не останется.
- Это он за себя и за Зою!
- Ну уж, я сама!
- Ладно, ладно! - смеялся Кириков. - Твое деревце какое?
- Вот липа, третья с краю. А четвертая Кати Андреевой.
- Будете расти - и деревья, и вы. Лет через двадцать посмотрите, какими они станут!
- Через двадцать? Да мы состаримся к тому времени!
- Вот как! - притворно насупился Кириков. - Значит, я, по-вашему, глубокий старик?
- Что вы, Николай Васильевич, о присутствующих не говорят! Вы у нас совсем молодой!
К работавшим подошел худощавый мужчина, чуть сутулившийся, будто стеснявшийся своего высокого роста. Вежливо поздоровавшись, спросил, где можно увидеть директора.
- Это я, - повернулся к нему чумазый, разгоряченный Кириков, вытирая руки о рубаху-косоворотку, покрытую следами ржавчины, кирпичной пылью.
На лице мужчины отразилось такое недоумение, что ребята расхохотались. А тот переспросил:
- Действительно вы?
- Безусловно. К вашим услугам, - улыбнулся Кириков.
Мужчина оказался корреспондентом центральной газеты. Долго ходил вместе с директором по двору, смотрел, как работают ребята, расспрашивал старшеклассников. А через некоторое время в "Правде" появился очерк о школьниках, которые хорошо учатся, хорошо трудятся, чтобы оставить после себя зеленый сад. Они получили прочные знания, надежную закалку и, как образно выразился корреспондент, "не боятся ни заморозков, ни ветров под открытым небом".
Первый в жизни настоящий бал! Выпускники пригласили девятиклассников на свой вечер. Дружили ведь все минувшие годы, вместе веселей будет. Ну и пусть смотрит, пусть учится "молодежь" - им в следующем году предстоит организовывать свой праздник!
На Зое - новое нарядное платье, подарок Шуры. Красное, с черным горошком, хорошо сшитое платье, которое ей очень к лицу. Туфельки на среднем каблуке: в них она выше, стройнее. Знакомые ребята поглядывают на нее как-то странно, будто впервые видят. То один, то другой приглашает танцевать.
И Шуру приглашают. Не ребята, конечно, а девушки. Парень он видный, красивый. Но стесняется, мнется. Какой из него танцор - этакий увалень. Зоя подбадривающе кивнула ему: давай, мол, давай, ты не хуже других, почти все ребята под ноги смотрят, чтобы носки девушкам не отдавить.
Подошел смуглый юноша - выпускник, чернобровый, с чуть пробивающимся пушком над верхней губой. Он недавно в их школе, зовут его Леня. Или Леша. Сегодня он чаще, пристальнее других смотрит на Зою.
- Тебе нравится вечер?
- Да, - кивнула она.
- А наши на Красную площадь собираются.
- Рано еще.
- Зоя….
- Слушаю.
- Зоя, ты… Ты за грибами ходить любишь? - выпалил вдруг юноша, и на щеках его проступили от волнения красные пятна. Вопрос этот настолько не вязался с окружающей обстановкой, что Зоя невольно улыбнулась.
- Хожу иногда.
- Давай вместе соберемся!
- Вряд ли.
- Ну не за грибами… Давай в кино сходим.
Зоя отрицательно качнула головой.
- Ты не хочешь?
- Почему же, хочу! - в глазах девушки появилась лукавая усмешка.
- Когда?
- После моего выпускного вечера… Приедешь?
- Приеду, - уныло ответил юноша. - Если сумею. Я ведь не в институт, в военное училище собираюсь. Могут далеко отправить. Знаешь ведь, как в армии.
- Если захочешь - приедешь.
Из шумной толпы девушек вынырнула вдруг Ирина.
- Ой, какая ты сегодня…
- Ну, какая? - нахмурилась Зоя.
- Не знаю… Необыкновенная!
Зое и приятно и неловко было от того, что юноша не отходил от нее. Даже мама обратила внимание: разговаривает с Верой Сергеевной, а сама не без удивления поглядывает то на Зою, то на молодого человека.
Коротка летняя ночь. Вот уже заалела восточная сторона неба. Девятиклассники высыпали во двор, оставили выпускников попрощаться с учителями. Ира спросила, понизив голос:
- Он тебе нравится, да?
- Не выдумывай. Мы едва знакомы.
- Ну и что же! Разве любовь приходит только тогда, когда изучишь человека? Влюбляются же с первого взгляда. И сколько угодно.
- Об этом я не думала. Но я полюблю только того, кого буду знать и уважать. Это будет волевой человек, смелый и честный.
- Ой, Зоинька, когда полюбишь, то ничего не поймешь. Будешь видеть только одно хорошее. Даже плохое хорошим покажется.
- Ну, неправда. Что же я, ослепну, что ли!
- Ослепнешь, Зоинька! Все слепнут!
- А ты знаешь, да?
- Нет, не знаю, - вздохнула Ира. - Догадываюсь. С улицы послышались голоса.
- Зоя, где ты?
- Не отставайте, девочки!
- Здесь мы! Идем!
Взявшись за руки, шагали юноши и девушки по широкой асфальтированной дороге. Впереди, над темной зубчатой кромкой Тимирязевского парка, все ярче разгоралась красная полоска зари. Чуть дымилась роса на траве. Занималось прохладное утро.
Вот из-за леса вырвался наконец луч солнца, ударил в глаза; следом хлынул поток ослепительно-яркого веселого света. Небо из серого сразу стало голубым, а облака на нем из темных превратились в бело-розовые.
- Девочки, чудесно-то как! - воскликнула Ира.
- Давайте споем! - предложил кто-то.