Пани Ванькова вздрогнула и оторвалась от шитья. Рядом с ней зашелестела газета, и с правой стороны выплыла трубка.
- Алена уехала в замок Винтице, - буркнул пан Ванек и снова исчез за разворотом "Руде право".
- Да ведь это же Лойзик! - воскликнула пани Ванькова. - Лойзик Шульц!
Газета в руках пана Ванека держалась по-прежнему стойко и прямо, а из-за нее доносилось какое-то равнодушное бормотание.
- Ну да, и я ему сказал, что Алены нету дома.
- Папочка, да ведь это он швырялся кооперативными яйцами, - зашептала Аленина мама.
- Никаких яиц нам не требуется, - заворчал пан Ванек. - У тебя что, собственные куры не несутся?
- Господи! - всплеснула руками его супруга, швырнула дырявый носок на стол и с испуганным лицом подбежала к калитке. - А где Алена? Что с ней?
Я глядел на нее и ничего не понимал.
- Ничего. Но где Алена, я не знаю. Разве она не дома?
- Дома? - простонала пани Ванькова. - Мы ее уж неделю не видели!
- Понятно, - кивнул я, хотя понятного ничего не было, скорее, все было подозрительно. - Мы только сегодня в три часа дня вернулись домой. И Аленка тоже.
После этого сообщения даже пан Ванек оторвался от захватывающего чтения свежих новостей. Швырнув полотнище газеты на кувшин с пивом и груду носков, он оторвался от скамейки и очутился возле калитки - довольно резво для своих внушительных габаритов. Я не заставил себя упрашивать и тут же вывалил все события последних часов.
- В три? - задумался пан Ванек, усиленно крутя мизинцем в ухе. - Слышишь, мамочка, в три часа! Это тебе ничего не говорит? А чем же, собственно, мы были заняты в это время? Что-то скверное творится у меня с памятью, - пожаловался он.
- Да ведь мы были у тети Ружены! - воскликнула пани Ванькова. Очевидно, память служила ей по-прежнему безотказно. - Часы дяде Рудольфу в починку отнесли.
- Верно, - кивнул Аленин папа, пыхнул трубкой и мастерски плюнул через забор. - А вернулись в четвертом часу, когда проехал поезд из Пльзени.
- Значит, девочка сюда не приходила, - внесла свои уточнения его супруга и покачала головой; в глазах у нее застыл ужас.
Я пожал плечами.
- Может, она вам навстречу направилась?
- Нет, тогда мы бы встретились, к дяде Рудольфу ведет только одна дорога. Другого моста через речку у нас пока нет.
- А может, она решила сократить путь и переправилась через речку, - высказал я еще одно предположение.
Оно показалось мне наиболее правдоподобным. Но произносить его вслух мне не следовало. В материнском сердце такие вероятности рождают самые тяжелые предчувствия.
- Могла ведь и утонуть! - всхлипнула пани Ванькова, заламывая руки, как если бы Алена задумала переплыть Ла-Манш.
- Не дури, мамочка, - сухо оборвал ее пан Ванек и запыхтел трубкой, словно паровоз с тяжеловесным составом. - Ей тут же в голову самые мрачные мысли приходят, - извиняясь, пояснил он мне, и я серьезно кивнул ему - именно так следует разговаривать мужчине с мужчиной.
- Хорошо, но что же с ней тогда? Где она, куда подевалась? - Пани Ванькова утерла слезинку и шумно втянула воздух носом.
Это была бы первая и последняя слеза, оросившая в этот вечер газон ее палисадника, потому что разъяснение загадки уже спускалось по лестнице, прислоненной к слуховому окну. Алена неслышно сползала вниз, знаками упрашивая меня не испортить ей эффекта воскресения из мертвых. Она осторожно подкрадывалась к забору за спинами своих предков, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить озабоченное выражение лица. Пани Ванькова уже готова была высказать очередное глубокомысленное соображение, но тут неожиданно протянулись две руки и ее покрасневшие от слез глаза прикрыли две ладошки.
- Девочка моя! - воскликнула пани со вздохом облегчения и, ликуя, обернулась к дочери.
- Ну, я так и знал. - Пан Ванек выпустил облако дыма и отечески пожурил Алену. - И где же это ты шлялась?
После этой трогательной встречи распахнулась, наконец, калитка и для меня, и тогда Алена объяснила тайну своего загадочного исчезновения, причем так естественно, что у матери поднялась икота, а у отца погасла трубка.
Дело было так: дотащившись по раскаленному шоссе до дома, Алена обнаружила на двери замок; тогда она, не долго думая, влезла на чердак - следом за кошкой, поиграла с ней, и ее сморил сон. Она спала бы и дальше, если бы не разбудил встревоженный возглас матери.
Эту главу я завершаю таким назиданием: лезть на чердак следом за кошкой можно лишь в том случае, если ты перед этим хорошенько выспался. Иначе доставишь предкам ненужные хлопоты.
4. Оправдывает ли себя сражение куриными яйцами?
Воскресное время ушло на несколько мероприятий. С утра мы осмотрели нашу будку в Градце, потом искупались в пруду; все это сопровождалось рассказами о приключениях в замке, вызывавшими у слушателей нескрываемую зависть. Предложения отправиться с нами в замок Ламберт сыпались со всех сторон. Кое-кто из мальчишек и девчонок даже пытался к нам подлизаться. Ярда Шимек и Карел Врзал, которые полгода назад предали нашу команду - она показалась им недостаточно дикой и суровой, - приставали к нам всю дорогу от пруда до деревни, канюча, чтоб мы приняли их обратно.
- Таких субчиков не берем, - отрезал Мишка и прямо, без обиняков напомнил, как они относились к нам прежде. - Кто хочет жить в глуши, тот должен быть храбрым и иметь крепкие нервы. Да и что вы за последнее время совершили необычного?
- Спустились по веревке с Серой скалы в Кнежском лесу, - похвастался Ярда Шимек.
- Пха! - Тонда презрительно оттопырил губы. - Всего-то! В замке нам приходилось спускаться по веревке с закрытыми глазами и на одной руке.
- Бахвал! - крикнул Карел Врзал и набросился на Тонду с кулаками. - Хотел бы я на это посмотреть, свиная бочка!
Я не успел вмешаться, как они уже катались по дороге. Ярда Шимек ринулся было на помощь приятелю, но Мишка скоренько скрутил ему за спиной руки и пригрозил:
- Не суйся куда не следует, а то получишь! Пусть они сами разберутся, тогда увидим, кто настоящий дикарь.
Я не знал, что предпринять. Тонда был очень чувствителен, когда намекали на его толщину, и неудивительно, что ему захотелось ответить на оскорбление. Алена прыгала вокруг бойцов, словно дикая Бара, и как сумасшедшая "болела" за Тонду, так что в какой-то момент мне почудилось, что про нас опять пойдет худая молва как о хулиганах. Я оглядел дорогу - к счастью, поблизости никого не было. Вцепившись друг в друга, как цепные псы, забияки перекатывались из одной канавы в другую. И я должен признать, что только счастливая случайность помогла Тонде одержать победу.
В пылу борьбы они докатились до песчаной обочины, песок обвалился, и соперники с шумом рухнули в узкий, но довольно глубокий ров. Карелу не повезло - он очутился внизу, так что шестьдесят Тондиных килограммов завалили его сорок, как лавина.
- Кто здесь свиная бочка? - спросил победитель.
- Ты, - стоял на своем потерпевший поражение и получил пощечину.
- А ну, повтори! - потребовал Тонда.
- Ты! - завопил Карел и получил вторую пощечину.
- Трус! - взвизгнул Ярда Шимек и, поскольку руки все еще были скручены у него за спиной, принялся пинать Мишку по ногам.
Взревев от боли, тот дал ему коленом под зад. Ярда ласточкой перелетел через ров и распластался на ржаном поле. Выскочив, он снова с диким ревом бросился на Мишку, который уже успел принять стойку боксера.
Но тут послышался рев машины, и новая стычка, не успев разгореться, прекратилась. В мгновение ока мы преобразились в "прогулочную" группу, принялись выжимать свои мокрые плавки - словом, прикинулись этакими невинными овечками, как выражается наш классный руководитель, расследуя очередную проказу. Наше преображение оказалось как нельзя более своевременным, потому что в приближавшейся светло-зеленой автомашине я разглядел председателя национального комитета товарища Рабаса. Машина с мягким шорохом пронеслась мимо, водитель равнодушно оглядел нашу компанию, но вдруг посерьезнел и нажал на тормоз. Тонда с Карелом деликатно отступили на задний план и быстренько смахнули с одежды следы недавней стычки. Товарищ Рабас опустил ветровое стекло и, выглянув из окошка, широко улыбнулся:
- Привет, изгои! А ну-ка покажитесь, дайте посмотреть, как выглядят градиштьские детективы.
Выстроившись около машины, мы с неохотою позволили ему осмотреть нас. Председатель, ткнув меня пальцем в живот, заметил многозначительно:
- Ну как, понял, что бросаться кооперативными яйцами - дело невыгодное?
Я пожал плечами и носком кеда чертил на асфальте кружки. Не хотелось мне еще раз приносить повинную на глазах у Ярды и Карела. Мучительную тишину нарушил Мишка.
- А нам там понравилось, - задиристо заявил он. - Это лучше, чем три пионерлагеря, вместе взятые.
Председатель удивленно поднял брови.
- Ах ты, комар тебя забодай! Вы только посмотрите на них! Значит, надо опасаться, что перед следующими каникулами они окончательно разнесут птичник!
Алена хихикнула:
- Не бойтесь, товарищ председатель, через год мы школу уже кончим!
- Ну разве что, - с добродушной серьезностью проговорил Рабас. - А то у нас запущенных замков в запасе нет.
- Жалко, - влез в разговор Ярда Шимек, - мы с Карелом взялись бы навести в них порядок.
- Охотно верю, - согласно кивнул товарищ Рабас. - Всем молодым людям Градиште вдруг захотелось переселиться в замок Ламберт. Вчера ко мне в приемную нагрянули целые делегации грешников. Я не поспевал выслушивать, сколько дурачеств за последние недели у нас совершено. Каждый грешник исповедовался мне, как в костеле, и для отпущения грехов умолял сослать его в замок Ламберт. А перед самым обеденным перерывом ко мне привели семилетнего Рудлу Коржана, так он, говорят, у тракториста целую цистерну солярки выпустил. Я прочитал ему нотацию, а когда кончил, он вдруг и спрашивает: "А меня вы тоже отошлете в замок?" Я всерьез подумываю оставить вас с сегодняшнего дня дома - боюсь, как бы какой-нибудь балбес, любитель приключений, не спалил нам зернохранилище.
От его последних слов ноги у нас пристыли к асфальту, хотя солнце и жарило почем зря. Мы еще не успели опомниться и вымолить продления "наказания", как товарищ Рабас нажал на газ, на прощание сказав:
- Знаете что, загляните-ка ко мне вечерком, потолкуем. Собственно, я не понял, чем вы там целую неделю занимались. Со вчерашнего дня вся деревня гудит от новостей - кто знает, сколько в них правды! Соберемся у меня, к примеру, часов в шесть, ладно?
Обрадовавшись, мы усердно закивали головами и помахали вслед отъехавшей "эмбечке". Мы и сами не заметили, как одолели остаток пути, потому что пришлось всю дорогу отбиваться от приставаний Ярды и Карела, которые снова набивались к нам в компанию.
Когда же Тонда с Мишкой начали не на шутку задираться, я приказал им свернуть на тропку за деревней.
- Вы слышали, что сказал председатель насчет замка, вот и оставьте нас в покое, - заявил я обоим приставалам. - Прежде вы нас знать не желали, так вот и забудьте.
- Заберитесь на Серую скалу и играйте там в индейцев, - съязвил Тонда.
Карел Врзал погрозил ему кулаком:
- Вы еще о нас услышите, воображалы!
- Катитесь куда подальше! - крикнул им вслед Мишка.
- Да хватит вам! - недовольно буркнул я. - А то и впрямь похоже, будто мы задаемся.
Молча приближались мы к деревне, а у меня в мозгу ворочались разные соображения насчет нашего "изгнания", которое за неделю обернулось завидным назначением.
5. Двойник Швабинского проявляет любопытство
Визит к товарищу Рабасу ознаменовался для нас "приварком" в виде клубники со сливками и заверением, что, по крайней мере, еще неделю мы проведем в замке. Распрощавшись с хозяином в самом прекрасном настроении, мы задержались на углу деревенской площади и долго обсуждали состоявшийся разговор - пока из дома Тонды не вышла бабушка и не подняла шум, клича внука:
- Тониче-ек… Тониче-ек… Иди кушать!
Тонда припустил домой, а мы сошлись во мнении, что им двигало не только желание утихомирить расходившуюся бабушку, но и уничтожить все лакомства и сласти, которые она в честь его прибытия припасла в кладовке. Потом и наша троица разлетелась по домам, где нас ждали постели и крепкий сон, без тревог и сомнений, без опасений, что на следующей неделе мы не попадем в замок Ламберт. Мы договорились упросить Станду, чтобы уже с понедельника начать расчищать бассейн вокруг фонтана и тем самым достичь вершин блаженства. Разве можно считать удачным лето, если ты ни разу не искупался?
Никому из нас и в голову не приходило, что замок - это, собственно, место ссылки, где мы отбываем наказание. Если место нам по душе, то стоит ли рассуждать, как мы там очутились - добровольно или по принуждению.
На Градиште опустились летние сумерки, их спокойствия не нарушали ни выстрелы сигналки, ни молнии, ни грохот падающих лестниц. Я уже приготовился выслушать кучу поучений, упреждений и добрых советов, которыми перед любой отлучкой напутствовала меня мама; советов и наставлений всегда было столько, что, когда она высказывала последние пожелания, я уже начисто забывал о всех предыдущих.
Значительно дольше я запоминал отцовский тычок в спину и глухое напоминание: "Не ставь себя в неловкое положение". В нем заключались десятки назиданий, которые в надлежащий момент мне не худо было и вспомнить. Конечно, не всегда это удавалось, как вам уже известно из истории о нашей яичной баталии.
Однако мои представления о предстоящем воскресном вечере оказались совершенно ошибочными. События развивались совсем не так, как я ожидал, и спокойная ночь для меня наступила много позже полуночи. В кухне у нас сидел какой-то старик - у него были белые, как дым, волосы и седая бородка клинышком, так что мне сразу вспомнилась фотография художника, висевшая у нас в коридоре школы. "Швабинский", - пробормотал я про себя, чтобы убедиться, что мне не изменяет память. Но папа подтолкнул меня к деду и сказал:
- Это пан Рихтр из Винтиц, он когда-то служил у графа Ламберта. Пришел узнать, как вам понравился замок. Расскажи, как там теперь.
- Да что вы, что вы! - замахал руками старик. - Просто шел мимо, дай, думаю, загляну к Лойзику, коли уж он теперь хозяин замка. Хе-хе-хе…
- Ха-ха-ха, - рассмеялся и я из чистого приличия.
Выйдя на середину кухни, я растерялся и не знал, куда девать руки. Засунул их в карманы и тут же получил от мамы толчок в спину.
- Покойный граф обожал красивые вещи, - картаво проговорил седовласый дед и высморкался в огромный носовой платок. - Великолепные были вещи, а после войны все исчезло. Вы бы видели эту роскошь - часы, вазы, а фарфор… О-о-о! - Он мечтательно вздохнул и прикрыл глаза.
- А мы спим на золоченых графских кроватях, - небрежно бросил я, рассчитывая произвести соответствующее впечатление.
- Что там кровати! Всего-навсего сусальное золото, - фыркнул пан Рихтр, бородой напоминавший художника Макса Швабинского. - Там было настоящее золото! А какие картины! Рафаэль, Дюрер, Моне, Сезанн, гравюры Рембрандта… В замковой часовне висел великий Брандль! - Уставясь в пустоту, он смотрел как будто сквозь меня и шептал: - Сокровищница, клад…
- В нашей комнате висит огромный рыцарь на коне, - сказал я и поднял руку к потолку, показывая, каких размеров картина. - Метра два, а то и выше.
Старик не имел понятия о подобных шедеврах и пренебрежительно махнул рукой:
- Мазня! Пачкотня все это. Более или менее стоящие вещи граф в конце войны переправил в Баварию. Это потеря, очень большая потеря! - И он выразительно постучал палкой об пол.
- Не выпьете еще чашечку чая? - нарушив неловкое молчание, предложила мама.
- Спасибо, - поблагодарил двойник Швабинского, в знак отказа разведя пальцы правой руки. - Графиня с дочерьми, рыцари, графы, а? - снова обратился ко мне старик. - А больше вы ничего там не видели?
Я отрицательно замотал головой.
- Вот то-то и оно. В сорок пятом граф все ценное увез с собой в Баварию. Я помогал ему при транспортировке… Понимаете, каково мне пришлось, а? - И он тяжело вздохнул, теперь уже обращаясь к моему отцу.
- Действительно, потеря невозместимая, - согласился отец. - Ведь картины можно бы выставить в Пражской национальной галерее.
Старик грустно покачал головой, а потом ткнул меня ручкой своей клюки:
- Значит, с завтрашнего дня снова хозяйничаете в замке, да? А может, уже нынче? Понимаю ваше нетерпение…
- Лучше и не напоминайте, пан Рихтр, - вмешалась мама. - От волнений голова идет кругом, сон бежит, лучше сидел бы он дома и никуда не ходил.
- А чего вы боитесь? - рассмеялся бородач. - Они же там не одни, с ними взрослый человек. И даже вроде не один, а, Лойзик?
- Станда с Иваной, - подтвердил я.
- Вот видите, какой заботой их окружили. - Все беды моих родителей старик разводил одним взмахом руки. Он оскалил в улыбке редкие зубы. - Значит, сейчас вы бросили замок без присмотра? А если его тем временем расхитят? - пошутил он и снова ткнул меня клюкой в грудь. - И когда же вы туда едете, завтра?
- Рано утром, - кивнул я.
- Все или кто-то остался?
- Нет, все вместе. Станда с Иваной поехали к ее родственникам, а мы - сюда. Выспимся и вернемся автобусом в замок. Автобус отправляется в половине восьмого. А Станда, скорее всего, приедет на мотоцикле.
Я, должно быть, надоел своими уточнениями, и любопытство седовласого деда иссякло. Он поднялся, церемонно поблагодарил за чай и прием, мама в свою очередь поблагодарила его за приятный визит, а папа пригласил:
- Приходите еще как-нибудь поболтать. На улице совсем стемнело.
Мама пошла стелить постели и приготовить мне белье на будущую неделю, отец закурил и принялся расхаживать по кухне. Я сидел за столом, жевал хлеб с творогом, и перед глазами у меня стояло багровое лицо с белоснежным ежиком волос. Этот старик мог спокойно выдавать себя за брата Макса Швабинского. Не потому только, что был похож на него как две капли воды, но и потому, с каким воодушевлением рассуждал о живописи.
- Папа, - спросил я, - а он художник?
- Какой там художник! - рассмеялся отец. - С чего это ты взял?
- Да ведь он так говорил о сокровищах живописи, а потом - у него такая внешность…
- Внешность? - отец удивленно поднял брови. - Какая такая внешность?
- Ну, как у Макса Швабинского, разве нет? Чешский художник и график. У нас в школе его портрет в рамке висит.
- А знаешь, ты прав! - воскликнул отец и в задумчивости сунул кончик пальца в рот. - Да, старый Рихтр и Швабинский, смотри-ка! А ты наблюдателен, как я погляжу!
Я скромно наклонился над очередной краюхой, намазанной творожной массой, скрывая радость и удовольствие, какую доставила мне папина похвала. Отец перестал кружить по комнате и подсел к столу.
- А больше ты ничего не приметил? - неожиданно спросил он, приглушив голос.
Я в растерянности взглянул ему в лицо. А отец, словно прочитав мои мысли, пояснил, улыбнувшись: