Тамерлан. Правитель и полководец - Гарольд Лэмб 5 стр.


Из отряда отделился всадник и поскакал галопом вверх по склону, где его ожидали командиры, прислушиваясь.

– Мы нашли проводника, – услышал Тимур голос всадника, – он приведет нас к эмиру.

Тогда Тимур медленно продвинулся вперед, пока не смог различить лица командиров. Это были три предводителя барласов в сопровождении трех всадников. Они предложили проводнику подъехать поближе, но когда узнали в нем Тимура, то буквально слетели со своих коней, встали на колени и стали целовать его стремена.

Тимур тоже спешился и не смог удержаться от того, чтобы тут же не одарить своих людей подарками. Он передал одному шлем, другому – пояс, третьему – накидку. Они сели на коврах, была подана дичь, и начался пир. Вскоре Тимур смог оценить преданность гостей. Он послал разведчика из числа повстречавшихся воинов за реку узнать, чем занимаются монголы. Воин попытался переплыть Аму, но его конь утонул, а сам он выбрался на отмель и затем на противоположный берег. Разведчик вернулся с сообщением о том, что армия монголов численностью в двадцать тысяч человек выступила из Шахрисабза и опустошает страну.

Сам воин прошел рядом со своим домом, но не заглянул в него, хотя там можно было подкормиться.

– Когда мой господин лишен дома!.. – воскликнул воин. – Как я могу заходить в свой дом?!

Новости вызвали у Тимура лихорадку нетерпения. По старой привычке монголы грабили даже сейчас, когда им противостоял противник. Тимур знал, что племена за рекой натерпелись от монголов и поддержат его. Но численность его войск составляла лишь четверть от армии монгольского военачальника Бикиджука. Старый монгол поднаторел в такого рода войнах, он двинул свои войска вдоль северного берега реки, перекрывая броды.

Пытаться форсировать реку при таком невыгодном соотношении сил было бы безрассудством. Но Тимур пошел на это. В течение месяца он вел за собой Бикиджука вверх по течению до места, где Аму сужалась и становилась мелководной. Здесь он остановился у каменного моста. Монголы при всей выгоде своего положения не собирались переходить мост, а Тимур сделал вид, будто удаляется в свой лагерь. Той же ночью он выделил в резерв пятьсот человек под командованием Муавы, которому доверял, и Мусы – одного из самых способных помощников Хусейна.

Оставив этих пятьсот воинов охранять лагерь и мост, сам он с основными силами удалился. Тимур форсировал реку близ лагеря монголов, переместившись без остановок в расположенную за ними горную местность, которая представляла собой полукруг, обращенный к реке.

На следующий день монгольские дозоры быстро обнаружили след войск Тимура. Бикиджук понял, что через реку перебрался крупный воинский контингент. Было очевидно также, что количество войск в прежнем лагере Тимура не уменьшилось. Если бы Бикиджук стал переправляться через мост, Муава и Муса должны были удерживать свои позиции, между тем Тимур ударил бы в тыл монголам.

Однако осторожный Бикиджук, почуяв опасность, оставался весь день на месте. Ночью Тимур распределил своих людей по всей горной местности с заданием разжечь как можно больше костров по дуге, охватывавшей лагерь противника.

Осторожные северяне были шокированы зрелищем многочисленных костров. Перед рассветом они спешно покинули свои позиции. Тогда Тимур собрал войска и ударил в колонну отступавших монголов. Противник, не выдержав удара, обратился в беспорядочное бегство. Тимур неотступно преследовал его.

Эмир Хусейн, не принимавший участия в битве у реки, присоединился к войскам Тимура, преследовавшим монголов, навязывая свои рекомендации.

– Преследование разбитых войск, – говорил он, – неудачный план.

– Они еще не разбиты, – возражал Тимур и продолжал преследование.

Он горячо приветствовал племена, вышедшие из укрытий; воинов, кружащихся от радости на конях; женщин, помахивающих руками. Он немного отдохнул, поскольку ему предстояло назначить новых предводителей своей формирующейся армии, примирить участников междоусобной войны, распределить землю, отбитую у монголов, выплатить денежные компенсации семьям убитых и пособия – семьям раненых воинов. Все это время он не слезал с седла, руководя передвижениями кавалерийских отрядов в северном направлении, спеша в те места, где образовались очаги сопротивления.

Ощущая горячее дыхание преследовавших войск, монголы полностью ушли с территории между Амударьей и Сырдарьей. К наследному хану Ильясу, собиравшему тюмены на северной равнине, прибыли два всадника из родного улуса за горами. Они спешились и приветствовали наследника как правящего хана, сообщив, что его отец Туглук покинул земную юдоль и вознесся на небеса. Затем они взяли под уздцы коня наследника и отвели его к юрте.

Поневоле Ильяс отправился в Алмалык, расположенный по дороге в Китай. Бикиджук и два других монгольских военачальника были захвачены Тимуром в плен после единоборств с каждым из них – скоротечных боевых поединков на низкорослых, отчаянно подстегиваемых лошадях. Новый повелитель Мавераннахра был доволен чрезвычайно. Он велел устроить пир для воинов-ветеранов в своем шатре; хвалил монгольских военачальников за верность хану и поинтересовался, что, по их мнению, ему следовало бы сделать с ними.

– Твоя воля решать это, – ответили те спокойно. – Если ты предашь нас казни, найдутся многие, желающие отомстить. Если ты подаришь нам жизнь, то у тебя прибавится друзей. Для нас же все едино – когда мы опоясывались мечами и надевали доспехи, то были готовы к смерти.

Эмир Хусейн убеждал Тимура, что щадить плененных врагов не следует. Однако молодому победителю, лично захватившему монголов в плен и чествовавшему их в своем шатре, больше было по душе дать им коней и отпустить на волю.

Между тем Тимур возвратил себе Шахрисабз при помощи маневра, которому научился у кочевников пустыни. Приблизившись к стенам города, он рассредоточил своих людей по всей округе, велев им передвигаться в любом направлении. Некоторые вошли в раж, срезали ветки с тополей и подняли ими невероятную пыль. Монгольский гарнизон, принявший пыливших всадников за дозорных фуражиров многочисленных войск противника, сразу сдался, и Шахрисабз избежал осады.

Один из летописцев Тимура замечает по этому поводу: "Повелитель Тимур, счастливый в войнах, в этом году разбил армию противника посредством костров и овладел городом посредством пыли".

Как это часто случалось у беспокойных тюркских племен, успех оказался для них большим испытанием, чем неудача. Хусейн, жаловавшийся на неугомонность Тимура, требовал в качестве компенсации денег и уступок. Тимур в мрачном расположении духа привел эмира Кабула в святилище и заставил его поклясться в верности их боевому товариществу. Хусейн согласился, но был недоволен тем, что с него истребована клятва. Оба эмира были утомлены и подавлены свалившимися на них заботами и ссорами своих сторонников.

Летопись добавляет: "В лагерь прибыла прекрасная принцесса Адджай, которая стала утешать раздосадованных государей".

БИТВА ДОЖДЯ

То, что Ильяс вернется снова, сомневаться не приходилось. Тимур выступил в поход, чтобы встретить его на полпути – на равнине к северу от Сырдарьи, где монголы любили останавливаться перед нашествием в зону проживания тюркских племен, чтобы дать лошадям попастись на сочных лугах. Ильяс прибыл сюда, сосредоточив всю мощь севера. Он привел дисциплинированную и закаленную в боях конницу, укомплектованную лучшими породами азиатских лошадей, умелыми командирами, хорошо вооруженную.

Монголов было меньше, чем тюркских воинов, но Тимур знал им цену и высылал следить за ними дозоры, пока не подошел эмир Хусейн со своими горцами.

На поле боя объединились представители всех тюркских племен – барласы, кочевники пустыни, сторонники Джалаира, воины племенного союза Селдуз, воины Хусейна из числа гурхских племен и афганцев, чуявших издалека запах войны. Под военные штандарты встали тесными рядами люди в шлемах и бахатуры.

Почти все тюркское воинство имело лошадей – за исключением слуг и некоторых подразделений гуртовщиков, охранявших лагерь за прорытым рвом. Всадники же имели мало общего с легкой кавалерией ополченцев, с которой воображение современников связывает Азию.

Они носили доспехи из добротной персидской стали, остроконечные шлемы с подвесками из стальной сетки, прикрывавшей подбородок и горло. Плечи защищали двойная кольчуга или латы. Некоторые кони покрывались накидками из толстой кожи или кольчуги, на головы животных надевались шлемы из легкой стали.

Помимо стандартного лука, а также луков с роговыми и стальными накладками у них были кривые сабли или мечи из персидской стали, заточенные с обоих краев. Они использовали легкие пики десяти футов длиной с небольшим наконечником, порой легкие и тяжелые булавы, чтобы проломить доспехи.

Основными боевыми единицами были конный эскадрон, хазара и отряд в тысячу всадников под командованием минг-баши. Эти командиры руководили боевыми действиями на поле боя, находясь в рядах сражавшихся воинов. При Тимуре и Хусейне находились таванчи, их адъютанты и курьеры.

Тимур расположил свое воинство на правом и левом флангах, а также в центре, каждая из частей армии, занимавшая свою диспозицию, была разделена, в свою очередь, на главные силы и резерв. Правым флангом, самым сильным, по замыслу Тимура, командовал Хусейн. Слабейший из флангов – левый, где можно было ожидать наибольших неприятностей, возглавил сам Тимур. Вместе с ним там располагались предводитель барласов эмир Джаку и его соратники.

Тимур был воодушевлен и уверен в успехе этого решающего испытания. Силы тюркских племен были довольно значительны, и это внушало их военачальникам уверенность в победе. Но затем начался дождь. В степи разразилась настоящая весенняя буря. На землю и воинов пролились мощные потоки воды. В небе разыгралась своя битва между преследовавшими друг друга вспышками молний и ударами грома. Рыхлая земля превратилась в грязевую топь. Кони, ослабевшие от страха, скользили по брюхо в грязи. К дождевым потокам прибавилась речная вода, затопившая высоты и низины. Воины брели в насквозь промокшей одежде, стремясь укрыть от дождя и воды свое оружие.

Летописец замечает с печалью, что дождь явился хитростью монголов, шаманы которых вызвали его при помощи камня Йеддах. Он добавляет также, что монголы, предупрежденные о дожде заранее, приняли меры, чтобы уберечься от него. Они построили юрты с прочным войлочным покрытием и запаслись войлочными одеялами. Они также прорыли канавы для отвода воды со своих позиций. Таким способом летописец давал понять, что во время потопа, продолжавшегося несколько дней, монголы находились в более выгодном положении, чем воины Тимура. По окончании буйства стихии монголы оседлали свежих коней и начали атаку на военный лагерь своих противников.

Тимур с войском выступил им навстречу. После традиционного поединка воинов с каждой из сторон передовые отряды его конницы ударили в правый фланг монголов. Тюркские воины были немедленно остановлены и отброшены назад. Многочисленные монгольские всадники преследовали их по пятам, а Тимур ввел в бой резервы.

Опасаясь быстрого разгрома, Тимур велел барабанщикам дать сигнал к наступлению и ринулся в бой с воинами-барласами. В сплошной грязи дезорганизованные конные тысячи утратили строй и, напуганные неопределенностью, разбились на отдельные группы.

В такой сырости луки были бесполезны. Лошади барахтались в потоках желтой воды, покрасневшей от крови. Теперь годилось только холодное оружие. Звон сабель и мечей, ржание лошадей, боевые кличи тюркских воинов: "Дар И гар!" – "Получай и умри!" – слились на равнине в оглушающий шум.

Тимур стремился пробиться к штандарту командующего фланговым войском монголов и сумел приблизиться настолько, чтобы нанести ему удар боевым топором. Удар пришелся в щит противника. Монгол приподнялся на стременах, чтобы разрубить Тимура мечом, в этот момент Джаку, находившийся позади своего господина, пронзил монгольского военачальника своей пикой. Штандарт монголов рухнул.

Тимур снова велел подать боем барабанов и цимбал сигнал к атаке. Монголы, удрученные потерей штандарта, начали пятиться. На этой равнине не было никакой возможности для организованного отступления, северяне дрогнули и через некоторое время обратились на своих более свежих конях в беспорядочное бегство.

Выехав на холм, Тимур оглядел поле боя. Эмир Хусейн не преуспел в сражении и был отброшен далеко назад, упорное сопротивление монголам оказывал только резерв. Войска с обеих сторон, расположенные в центре, сошлись в кровопролитной рубке.

Тимур подал сигнал своим войскам перестроить ряды, но они делали это слишком медленно. Раздосадованный проволочкой, он собрал в кулак все находившиеся рядом отряды конницы и ударил в правый фланг монголов, добивавших войска Хусейна. Он совершил также глубокий обходной маневр, получив возможность напасть на монголов с тыла. От неожиданности они стали поспешно отступать. Между тем Ильяс благоразумно держался в расположении своих резервов и был настроен отступать в любом случае.

Возникла выгодная боевая ситуация, и Тимур послал к Хусейну адъютанта с предложением перестроить ряды войск на правом фланге и немедленно атаковать.

– Я не трус, – закричал Хусейн, – чтобы мне приказывали в присутствии моих людей! – Он ударил курьера Тимура кулаком в лицо и не дал никакого ответа на предложение.

Время шло. Тимур, сдерживая гнев, послал к Хусейну двух командиров, родственников эмира, чтобы разъяснить ему, что Ильяс собирается отступать и необходимо немедленно начать атаку.

– Разве я бежал с поля боя? – грубо спросил Хусейн посланцев Тимура. – Почему он требует от меня наступления? Дайте мне время собрать своих людей.

– Государь, – сказали посланцы, – Тимур сейчас сражается с резервом монголов. Гляди!

Сыграли ли роль зависть или какие-то другие соображения, но Хусейн не стал атаковать. В конце концов Тимур перед наступлением темноты прекратил бой. Он расположился лагерем в поле и под влиянием мрачного настроения не пожелал ни навестить Хусейна, ни выслушать его посланцев. Тимур решил, что больше никогда не будет проводить с Хусейном совместные боевые операции.

На следующий день дождь пошел сильнее. Тимур, все еще обозленный, атаковал Ильяса самостоятельно. Однако его встретили отборные тысячи монголов и вынудили отступить. Войско Тимура должно было возвращаться в лагерь во время бури, бушевавшей над болотами, в которых лежали груды трупов как напоминание о поражении двух эмиров. Озябший и убитый горем, Тимур ехал в полном молчании. За ним на расстоянии следовали его воины-барласы. Тимура крепко побили, и он не простил Хусейну отказа от поддержки. Тот слал к нему курьеров с предложением различных планов отступления в Индию, но Тимур в своем дурном расположении духа отвергал их.

– Иди хоть в Индию, хоть к самому шайтану, – повторял он. – Что мне до этого?

Тимур отступил к Самарканду и убедился, что город готовится к осаде. Затем он отправился в свою долину набирать новое войско, пока монголы будут заняты осадой Самарканда.

В долине он узнал, что Алджай, внезапно умершая от неизвестной болезни, была похоронена в белом саване в саду его дома.

ДВА ЭМИРА

Кончина Алджай оборвала нить, связывавшую Тимура и Хусейна последние пять лет. Хусейн не раз грубо обращался с сестрой, и Тимур помнил это. Он всегда тяжело переживал семейные несчастья, а теперь на него обрушилась смерть жены. Захватив с собой сына Джехангира, Тимур отправился с соплеменниками на юг, за реку, туда, где провел последнее лето с Алджай.

"Все мы принадлежим Аллаху, – писал ему благочестивый Зайнеддин, – и к нему должны вернуться. Каждому из нас предопределено время и место смерти".

Тимур, однако, не был фаталистом. Религиозное рвение мулл и имамов не находило отклика в его душе. Внешне его спокойствие казалось умиротворенностью истинно верующего человека, убежденного в том, что его судьба предопределена, а спасение состоит в соблюдении законов, установленных пророком Мухаммедом. Внутренне же Тимура мучили вопросы, на которые он не находил ответов, а также страсти, унаследованные от предков.

Молился он в строго предписанное время, занимал свое место во время богослужения в мечети и внимательно слушал чтецов Корана. Часами он просиживал по ночам за шахматной доской, передвигая по клеткам миниатюрных слонов, коней и тур из слоновой кости с той же частотой, с какой бы делал это, если бы играл с напарником. Когда же он играл с партнером, то почти всегда выигрывал, не оставляя последнему никакого шанса. Тимур был действительно сильным шахматистом.

Увлекаясь шахматами, он соорудил необычную доску с числом клеток, нанесенных на ней, вдвое большим, чем на обычной. Число шахматных фигур было тоже удвоено. Он разрабатывал на такой доске новые комбинации. Между тем пятилетний Джехангир сидел рядом с ним на ковре, наблюдая черными глазками за ходами, которые делал глянцевитыми фигурками поглощенный игрой отец.

За этим занятием Тимура застали муллы – глаза и уши исламской веры, – прибывшие в спешке из Самарканда с вестью.

– Аллах снял хомут угнетения с шеи верующего! – воскликнули они. – Из Бухары в Самарканд прибыл почтенный и смелый богослов. Он призвал горожан выступить с оружием в руках против угнетателей мусульман и сражаться с ними до тех пор, пока наши предводители и эмиры не соберут достаточно сил для отпора неверным. Хотя ненавистный враг подошел к стенам города, жители Самарканда смогли защитить его даже в отсутствие двух своих эмиров. Врага отбросили от стен города.

Затем по воле Аллаха среди коней монголов распространился мор. Три четверти из них пали. Монголам не хватало лошадей даже для курьерской службы. Они ушли с нашей территории. Многие из них тащили свои колчаны и мешки с пожитками за спиной, а мечи на плечах. Без сомнения, мир еще никогда не видел пешей армии монголов.

За муллами пришли воины Тимура – очевидцы событий в Самарканде. Они подтвердили тот факт, что жители Самарканда отстояли город от монголов, добавив, что из-за мора среди их лошадей конные отряды тюркских племен объезжали зараженные места.

Такой неожиданный подарок судьбы снова привлек на эту территорию эмира Хусейна. Он совершил триумфальный въезд в Самарканд под ликование городских жителей, радовавшихся своей победе над монголами. На балконах и ограждениях крыш вывешивались ковры, мечети были переполнены, в каждом саду эмира приветствовали музыкой.

Хусейн и Тимур стали теперь номинальными правителями территории от Индии до Аральского моря. Фактически Тимур имел равные права с Хусейном на правление. Он командовал армией и имел внушительный послужной список. Но Хусейн был внуком Созидателя Эмиров и сыном правящего хана. Он поставил на управление Самаркандом марионеточного хана, подставное лицо, единственным достоинством которого являлась его принадлежность к тюра, потомкам Чингисхана. Со всеми сопутствующими церемониями тот занял дворец, а Хусейн принялся править так, как это делал его дед.

Назад Дальше