Боже, как мерзли в трескучий русский мороз эти нежные висбаденцы, избалованные райским климатом своей виноградной долины, подогреваемой подземными горячими ключами! Тут-то они и вспомнили о судьбе "Великой армии" императора французов.
У мрачного и нелюдимого на вид чеха под немецким мундиром билось смелое и отзывчивое сердце. Он не мог равнодушно смотреть на страдания раздетых и разутых русских пленных, по заявке капитана Арвайлера в специально построенный лагерь эсэсовцы пригнали четыре тысячи пленных из брянского "котла", куда попали части 3-й и 13-й русских армий. Нельзя ли помочь этим умирающим с голода людям? Венделину нередко приходилось подменять казначея штаба авиабазы, когда тот запивал, заболевал или уезжал в отпуск. В такие дни Венделин перебирался в штаб полковника Дюды, начальника авиабазы, и оформлял выдачу продуктов офицерскому и рядовому составу авиабазы. Методом элементарной подделки и приписки Венделин завышал нормы выдачи для лагеря военнопленных. Начиная с зимы сорок первого года он переправил таким образом около полутора тонн хлеба военнопленным. В убийственно суровую первую зиму в России в сещинском лагере умерло или выбыло около двух тысяч пленных бойцов и командиров, но многие из уцелевших и бежавших к партизанам должны благодарить Венделина Робличку за спасение своей жизни.
Еще осенью Венделин приметил, что в жилой зоне авиабазы на кухне и в столовой в здании бывшего Дома Красной Армии работают русские девушки из Сещи. Они мыли посуду и котлы, чистили картошку за 200 граммов хлеба и 20 граммов маргарина.
- Эй ты, чех! - сказал как-то ефрейтору Робличке унтер-офицер Мюллер, шеф столовой. - Скажи ты этим русским дурам, что они должны делать. А то я ни бе ни ме по-русски, а они по-немецки.
Венделин не упускал случая поговорить с русскими, хотя языковой барьер, несмотря на родство его родного, чешского, языка и русского, вначале преодолевал с трудом.
Вскоре он заметил, что одна из девушек - черноглазая, с черными косами - немного понимает по-немецки. Это была Женя, дружившая с двумя другими посудомойками - Аней Морозовой и Верой Молочниковой. Мюллер не раз и не два просил чеха-ефрейтора проводить девушек после ужина домой в поселок, так как СС-оберштурмфюрер Вернер не разрешал никому из русских слоняться по авиабазе и обязал кухонное начальство выделять сопровождающих при входе в военный городок и выходе из него.
По дороге Венделин пытался разговорить угрюмых и молчаливых девушек, которые явно гнушались знакомством с ефрейтором гитлеровской армии. Он сказал им, что он вовсе не немец, а чех, но девушки лишь выразительно посмотрели на его форму.
Как-то, провожая девушек, Венделин повстречался - возможно, не случайно - с двумя своими скучающими приятелями - Альфредом Байзлером и земляком Герном Губертом. Но и к этому знакомству сещинские девушки отнеслись настороженно, с едва прикрытым холодком. Впрочем, Аня как бы невзначай, из пустого любопытства, выяснила у Венделина, что Байзлер работает в штабе квартирмейстера, а Губерт - сигнальщиком на взлетной полосе.
- У этой Ани, - сказал потом Альфред Венделину, - в глазах написано, что она не согласна с тем, что мы тут хозяева.
Тогда еще Альфред, запутавшись в своих переживаниях, часто вспоминал, что он немец, и не стеснялся показывать это. Но с первой же карательной экспедиции против партизанских деревень он вернулся другим человеком.
- Если мы, немцы, такие звери, - сказал он мрачно Век-делину, - то я не хочу быть немцем!..
Перелом в отношениях Венделина с девушками наметился в мглистый октябрьский вечер, когда чех предупредил Женю: по доносу переводчика гестапо Отто Геллера и по приказу оберштурмфюрера Вернера Женя должна быть арестована. Аня теперь готова была пойти на сближение и с другим чехом - Герном Губертом, но она ни за что не соглашалась поверить чистокровному немцу Байзлеру и позже, когда Аня сдружилась с Венделином, она заклинала его, приказывала ему ничего не открывать Байзлеру.
Вначале Венделин старался переубедить Аню. Он говорил ей, что Альфред не только знает о Жене, но и готов отдавать ей через Венделина и Аню часть своего пайка, что Альфред охотно согласится вывести Женю из "мертвой зоны" авиабазы. Аня ничего не хотела слушать, и Венделин, горестно умолкая, понимал, что ему трудно винить ее в недоверии к его другу-немцу.
Аня не сразу поверила в ненависть Венделина и Герна к гитлеровцам и в их желание бороться против них. Зимой Венделин часто навещал Аню, Женю и Веру, ругмя ругал Геббельса, признавался, что слушает тайком московское радио, радовался советским победам. "И все-таки можно ли ему верить?" - с сомнением спрашивали девушки друг друга. Да, трудно было довериться человеку в форме врага, хотя глаза у него были честные, искренние, хотя Аню он звал "Аньо", а Аниных родителей - "мамо" и "тато". Правда, этот чех спас Женю от ареста и даже распустил слух об ее расстреле гитлеровцами, чтобы усыпить подозрения местных предателей. Но затем, когда Женю благополучно отправили в лес, Аня стала доверчивее относиться к нему и к его другу Губерту.
- Но ведь у Роблички даже звание какое-то страшное! - вдруг одолевали Аню сомнения. - Хильфсрехнунгсфюрер! Чуешь? Фюрер! Как в СС! Шарфюрер, роттенфюрер…
- Скажешь тоже, Анечка! - успокаивала ее Женя. - Это не звание, а должность - помощник казначея. - Вот ты бухгалтером была, так это то же самое, что казначей! И никакой он не фюрер! - заступалась она за своего спасителя. - Простой ефрейтор.
- Гитлер вон тоже ефрейтором был.
- Чехи не подведут! - заверил Аню Герн Губерт от своего имени и от имени товарища.
Аня начала с малого, с заданий несложных: попросила Венделина достать "кое для кого" сигареты, а также трехцветные армейские электрофонарики с батарейками, выясняла у Венделина суточный пароль, который во время вечерней поверки объявлял штабной роте обер-фельдфебель Браун.
"Кто стоит за Аней?" - часто спрашивал себя Венделин, но не мог ответить на этот вопрос.
2. О чем не догадывался оберштурмфюрер
Через неделю, когда Венделин вновь провожал, словно конвоир, девушек в поселок, Аня, отстав от подруг, шепнула ему:
- Если вы согласны помогать нам, оставайтесь здесь! Вы нужны здесь! И Губерт тоже! Вы будете считаться советским партизаном с двенадцатого февраля, Согласны?
- Согласен! - взволнованно выдохнул Венделин.
- Тише! Будьте осторожны! И перестаньте, пожалуйста, влезать в споры с немцами.
Они подошли к контрольно-пропускному пункту с будкой и полосатым шлагбаумом. Ефрейтор-чех козырнул знакомому часовому-фельджандарму.
- Пропустите работниц.
Возвращаясь с Брауном к казармам, Венделин напряженно думал. Прошло две недели со дня того разговора. Аня не отлучалась из Сещи, ежедневно приходила на кухню. Раз он видел, как она разговаривала с каким-то полицейским на улице…
Через два дня Аня сказала Венделину во время обычной вечерней прогулки от кухни до шлагбаума на КПП:
- Подумайте, не смогли бы вы перейти на более высокий пост, с которого больше видно вокруг. Это очень важно.
В сверкающий мартовский день Венделин, румяный, подтянутый, явился к подполковнику Грюневальду, заместителю начальника авиабазы.
- Герр оберет! Заболел казначей вашего штаба. Я временно исполняю его обязанности. В должности помощника казначея я исправно работаю почти уже восемь месяцев. Прошу разрешить мне сдать экзамены и получить диплом казначея.
- Вы, кажется, чех? По-немецки вы говорите прилично… Что вами движет? Служебное рвение?
Держится Венделин Робличка образцово. Прусская стойка - вид бравый, глаза так и едят начальство, подбородок вперед, руки, чуть согнутые в оттопыренных локтях, лежат по швам.
- Мой долг работать с максимальной отдачей, герр оберет! К тому же, получая большее жалованье, я смогу больше высылать своей матери-немке и ее большой семье! Одиннадцать душ, герр оберет.
- Хорошо, готовьтесь к экзаменам.
Венделин Робличка начал делать карьеру. Как и все солдаты Восточного фронта, он получил весной "медаль мороженого мяса" - бронзовую медаль со шлемом на скрещенных мечах и надписью "Винтерфельдцуг". Первого мая Робличка был произведен в обер-ефрейторы.
В мае он познакомился у Ани с Яном Маньковским, с которым однажды до того разговорился о знакомых паненках в Варшаве. До поры до времени Аня остерегалась знакомить чеха с остальными поляками, разумно сводя до минимума их контакты.
Благодаря своему положению и опыту службы на аэродромах Венделин существенно пополнил сведения об авиабазе, добытые с немалым трудом и риском поляками, которым не хватало специальных знаний. Теперь Большая земля знала, что на обломках полуразрушенной авиабазы немцы построили к весне мощную авиабазу с первоклассным постоянным аэродромом, годным для всех типов самолетов люфтваффе с большой пропускной способностью. Схематический план, составленный Венделином, показывал все три зоны аэродрома - летную, служебную и жилую. Теперь воздушная армия советского героя-летчика генерала Громова, бомбившая Сещу, знала не только все козыри полковника Дюды, но и все прочие его карты, потому что за спиной полковника стоял зоркий и знающий Венделмн Робличка. По длинной цепочке шли эти ценные разведданные от Роблички к Громову, шли через руки подпольщиков и связных, партизанских и армейских разведчиков, радистов и летчиков… Только потом сведения Венделина Роблички ложились в форме условных обозначений на карты наших высших штабов.
У Герна Губерта, его земляка и друга, сигнальщика на старте, было, конечно, меньше возможностей. Но и Верный Второй через Верного Первого ежедневно сообщал Ане, куда вылетали немецкие самолеты и сколько из них не возвращалось с задания. Правда, он мог узнавать такие сведения только во время своего дежурства, а дежурил он то в дневную, то в ночную смену. Так заработала "на максимальных оборотах" чехословацкая группа.
Сдав экзамены, Венделин заступил на работу в штабе авиабазы. Ему отвели стол под плакатом, призывающим к бдительности: "Пст! Файнд хорт мит!" - "Пст! Враг подслушивает!"
В солнечное майское утро заявился он к своему новому начальнику - шефу административно-хозяйственного отдела канцелярии штаба Сещинской авиабазы, тучному и важному гауптфельдфебелю Францу Христманну.
- Обер-ефрейтор Робличка прибыл для прохождения дальнейшей службы.
- Ну что ж! Арбейтен, Робличка! Работай!
И Венделин начал работать…
В штабе авиабазы служило около 35 офицеров и 90 унтер-офицеров и солдат. Венделин спал в комнате, которую он делил со штабным поваром.
На письменном столе Венделина стоял принадлежавший Христманну несгораемый ящик - в нем гауптфельдфебель хранил секретные бумаги. Венделин скоро сообразил, что ему удастся открыть этот ящик и на досуге ознакомиться с его содержимым, только если он подберет ключик к самому Христманну. Это оказалось не слишком сложным делом. Гауптфельдфебель любил хорошо выпить и закусить - Венделин снабжал его лучшим вином, кофе и бразильскими сигарами. Гауптфельдфебель ценил уважение и предупредительность со стороны подчиненных, - Венделин, не унижаясь до подхалимства, с помощью Ани и ее прачек обеспечил ему скоростную стирку белья и безукоризненную глажку его мундиров и бриджей. Христманну и дома так вольготно не жилось, как в почти прифронтовой Сеще на попечении своего обходительного помощника. И очень скоро он разленился и, забыв про висящий у него над столом плакат ("Пет! Враг подслушивает!"), стал перепоручать Робличке сначала пустячные, а затем, когда увидел, что Робличка - образцовый канцелярист, и немаловажные дела и, ложась спать на свою койку, стоявшую в соседней комнате, тут же в канцелярии, отдавал ему ключи от сейфа и заливался громким храпом в то время, как Робличка добросовестно просматривал списки с паролями, утвержденными в штабе округа ВВС в Смоленске на целый месяц вперед, различные приказы по авиабазе, сведения об офицерах, командированных на разные участки группы армий "Центр", инструкции о повышении бдительности во всех звеньях…
Прежде даже полякам бывало трудно определить, сколько примерно на авиабазе гитлеровских солдат и офицеров. Теперь же Верный Первый снабжал Аню точными данными. Число гитлеровцев колебалось от 4800 до 6000 человек, количество самолетов всех систем - от 180 до 300 в Сеще и подчиненных ей аэродромах в Брянске, Шумячах, Понятовке, Шаталове, Олсуфьеве.
Венделин хорошо знал стенографию, поэтому ему нетрудно было изобрести секретную, одному ему понятную систему скорописи. Он быстро составлял конспектные копии наиболее интересных документов и затем устно расшифровывал свои записи в присутствии Ани, которая записывала их уже на русском языке.
После первой большой бомбежки Верный сообщил Ане точные результаты потерь, понесенных Сещинской авиабазой. Аня поблагодарила его и сказала, глядя прямо в глаза, тоном обвинителя:
- Я слышала, что во время бомбежки этот ваш Байзлер носился как угорелый, вынося раненых из лазарета в бомбоубежище.
- Да, Альфред такой, Аня.
- Он спасал немцев.
- Раненых немцев, Аня! Нет, вы не хотите понять трагедию этого немца.
Пожалуй, Венделин был прав. Аня не хотела и не могла понять трагедию немца Альфреда Байзлера, когда изо дня в день сама была свидетельницей великой трагедии своего народа на самой жестокой из всех войн…
Аня Морозова не могла рисковать Верным. Она понимала: свой человек на таком бойком месте, на ключевой позиции в гитлеровском военно-воздушном районе "Москва", может быть чрезвычайно полезен для подпольной организации. И она не ошиблась. С переходом в штаб авиабазы Робличка развернулся вовсю. Когда гитлеровскому генералу, командиру какой-либо дивизии, действовавшей на фронте 4-й полевой или 2-й панцирной армии, требовалась поддержка люфтваффе, то пункт управления тактической авиации при штабе этого генерала радировал соответствующую заявку на общий командный пункт штаба армии и авиаэскадры, а тот, в свою очередь, направлял приказ на исполнение заявки на Сещинский аэродром своим эскадрильям. Часа через два после вызова пикировщики и "мессеры", экипажи которых дежурили в кабинах, вылетали на решающие фронтовые участки для поддержки наземных операций вермахта.
На Сещинский аэродром поступали еще более серьезные заявки - с общего командного пункта штаба 2-го воздушного флота и штаба группы армии "Центр". В этом случае поляков выгоняли ночью на заправку самолетов, на подвешивание бомб, и тяжелые "хейнкели" улетали в сопровождении "мессеров" на бомбежку советской столицы и других больших русских городов за фронтом.
Скромный штабной казначей обер-ефрейтор Венделин Робличка часто знал об этих заявках.
Венделин заранее узнавал, где намечено провести крупные воздушные операции самолетами ближнего и дальнего действия, куда командование 2-го воздушного флота перебрасывает части с Сещинского аэродрома, откуда прилетают новые части.
Венделин понял, что ему нельзя терять знакомство с унтерами Висбаденцами из штабной роты аэродромной комендатуры. По случаю повышения он устроил вечеринку, пригласил их всех - Зауера, Брауна, Витмана. Выпив, Браун сказал сокрушенно:
- А Сеща стала совсем похожа на римские развалины под нашим Висбаденом! Эх, застряли мы тут, видать, надолго.
Так появилось в сещинской подпольной организации три группы - советская, польская и чешская. Так зародилась подпольная интернациональная организация. Так тайно объединились на немецко-фашистской авиабазе русские, поляки и чехи.
Как было не вспомнить им, борясь против немецких фашистов, о блестящей странице в истории их трех народов - о славной Грюнвальдской битве, в которой польские рыцари, войско чешское и моравское да смоленские и рославльские богатыри из Великой Руси наголову разбили немецких завоевателей.
Да, спустя века вновь служила боевым паролем немеркнущая слава Грюнвальда!..
- Славно мы наклали тогда пруссакам! - посмеивался Ян Маленький в тот июньский вечер, когда он и Венделин провожали Аню в лес к партизанам. - А в этой войне еще ярче будет наша победа. Вы знаете, я предлагаю назвать сергеевскую операцию операцией "Маленький Грюнвальд".
- Здорово! - тихо произнес Венделин. - Асы гибнут на земле!..
Именно поляк Ян Маленький, съездивший в Сергеевку по поручению Ани, и чех Венделин составили донесение о том, что свободный от полетов летный состав частей и соединений люфтваффе, базирующихся на Сещинском аэродроме, выезжает из авиагородка в специально для них оборудованный в селе Сергеевна "ночной санаторий". А понесла это донесение в лес русская девушка Аня Морозова…
- Будь здрава, Анюто.
- До видзения, панка Аня.
- До свидания, Вендо! До свидания, Янек.
Долго смотрели вслед Ане Ян Маленький и Венделин. Она шла кошеным лугом за багровым закатным солнцем, и стога сена и Анина фигурка отбрасывали по лугу длинные тени. Но стога стояли неподвижно, а темная фигурка на фоне пламенеющего заката уходила все дальше и дальше.
3. Асы гибнут на земле
Числа десятого июня Аня Морозова принесла Данченкову разведсводку, составленную Венделином и Яном Маленьким. В который уже раз рисковала Аня жизнью, пробираясь из запретной зоны Сещинского аэродрома в партизанский край. Гитлеровцы по одному подозрению расстреливали местных жителей, схваченных на подступах к Клетнянским лесам.
В сводке, изложенной Верным и д'Артэньяном на ломаном русском языке, указывалось, что из-за усилившихся советских бомбежек летный персонал, свободный от полетов - около трехсот человек, а в нелетные ночи и того больше, цвет люфтваффе, лучшие асы рейха, - ежедневно выезжает с аэродрома на тридцати - сорока легковых машинах и автобусах за десяток километров, в Сергеевку. В Сеще остаются только экипажи дежурных самолетов, ночных истребителей и бомбардировщиков да наземная охрана аэродрома. Это сообщал Верный, а д'Артаньян побывал в Сергеевке для малярных работ и увидел там много интересного. В селе - в парке, в помещениях бывшей больницы, аптеки и школы-десятилетки - для офицеров-летчиков устроено нечто вроде ночного санатория. Летчики в Сергеевке вооружены лишь "вальтерами" да парабеллумами, охрана слабая - четыре поста по четыре солдата с пятью-шестью ручными пулеметами "МГ-34" и автоматами "Шмайссер-18". К сводке была приложена подробная карта д'Артаньяна с указанием расположения немецких постов. Верный сообщал ночной пароль ("Байонет - Берлин") и предупреждал, что полковник Дюда под давлением Вернера только что издал приказ: усилить охрану в Сергеевке, подбросить тяжелого оружия, окружить дома немцев цепью дотов.
- Тряхнем санаторий, Кузьмич, - спросил Федор Данченков своего комиссара, - пока полковник Дюда не взялся за ум? Ночи-то сейчас темные…
Данченков и Гайдуков понимающе переглянулись - тряхнуть летчиков, конечно, надо, но отряд сформирован недавно, еще не обстрелян, не спаян. Но упускать такой случай нельзя…