- Тайна номер шесть, - пробормотал Ванька.
- Вот именно! - кивнул ему смотритель.
- Что-что? - спросил Миша, недослышав.
- Мы говорим, что это скорее наша тайна, чем Виссариона Севериновича, - сказал я. - Это мы попросили его в десять вечера на пять или десять минут выключить маяк.
- Зачем? - сурово спросил Миша.
- Мы хотели, чтоб у нас получился настоящий пиратский поход! - объяснил Ванька. - А ненадолго погасший маяк - это было бы, как когда пираты в бурю перестают на какое-то время видеть свет маяка… Мы не думали, что из этого получится что-то плохое!
- Не думали?.. - фыркнул Миша. - А корабль сел на камни. Хорошо хоть, что это было судно контрабандистов.
- Контрабандистов?! - Мы выпучили глаза.
- Ну да, - устало кивнул Миша. - После того как мы перекрыли наземные пути контрабанды черной икры и осетрины с Каспия и низовьев Волги, контрабандисты открыли новый безопасный путь - по воде. Тем более на этом пути можно было, наоборот, забрать с севера красную икру, лосося и форель и переправить туда, где они стоят дороже. Мы уже довольно давно получили сигнал, что передача груза происходит в наших краях и что кто-то из тех, кто должен ловить контрабандистов и прочих нарушителей, их прикрывает. Мы стали приглядываться, обратили внимание, что Истокин и патрульные из его экипажа позволяют себе слишком значительные траты… И тут вы чуть не сорвали нам всю операцию, так тщательно подготовленную!
- Но ведь Истокина вы все равно прижали? - спросил я.
- Изворачивается, гад, - невесело усмехнулся Миша. - Мол, мы подплыли как раз в тот момент, когда он начал досмотр подозрительного судна и собирался конфисковать груз. Вон, уже нашел украденные лампы с бакенов и перегрузил их в трюм патрульного катера.
- Но ведь он сам эти лампы спер! - не выдержал Ванька.
- Пойди докажи, - хмыкнул Миша.
- Но разве сами контрабандисты не расскажут все, что надо? - спросила Фантик.
- Они расскажут все, что надо Истокину, - сказал Миша. - Да, он остановил их, чтобы обыскать. Да, бакены разорили они, позапрошлой ночью, и Истокин, увидев лампы от бакенов, сразу велел подчиненным перенести их на патрульный катер. Вы поймите, они-то сядут, но останутся их компаньоны, которые будут продолжать подпольный бизнес, и таким компаньонам очень важно сохранять своего человека среди водных служб. Поэтому они будут выгораживать его, как могут, твердить, какой он честный и неподкупный, как он хотел их задержать, будут подтверждать все его слова… Мы его, конечно, дожмем, но… - Миша вздохнул. - Вот бы найти кассету, пропавшую из видеокамеры. Видно, на ней было что-то очень опасное для Истокина, раз он так постарался достать ее и уничтожить. Только где ее найдешь?..
- Как "где"? - сказал я как можно беспечнее. - В моем рюкзаке.
Миша подскочил так, что чуть не стукнулся затылком о низкий потолок каюты.
- У вас?! И вы молчали?..
- Ну, вы все не давали нам времени об этом рассказать, - несколько нагло заявил Ванька. - Мы ведь и нашли ее часа два назад. Благодаря дедуктивному методу!
- Как это? - нахмурился Миша.
Я коротко объяснил ему, как мы предположили (я так и сказал "мы", а не "я"), что кассета должна была удариться о лодку и отскочить на берег.
- Во дают пацаны? - не выдержал долго молчавший Виссарион Северинович. Правда, услышав, что кассета найдена, он стал немного ерзать.
- Не переживайте, Виссарион Северинович, - сказал я. - Все равно ваш розыгрыш разоблачен. Так уж обстоятельства сложились, не в вашу пользу.
- Розыгрыш? - обернулся Миша, склонившийся над моим рюкзаком.
- Вы все узнаете, когда посмотрите кассету, - сказал Ванька.
Фантик захихикала, и Петька, не выдержав, тоже.
- Что ж… - Смотритель маяка покачал головой, потом мечтательно вздохнул: - А ведь если бы это получилось, то стало бы моей главной тайной, которая до конца дней грела бы мне душу!
- Тайной номер семь! - сказал Ванька.
Вот-вот, - кивнул смотритель. - Семь - такое хорошее число.
Эпилог
Восьмая тайна смотрителя
Было около двенадцати ночи. Мы сидели в большой гостиной нашего дома… Мы - это папа с мамой, дядя Сережа с тетей Катей, я, Ванька, Фантик, Петька и Миша. Мы звали посмотреть кассету и Виссариона Севериновича, но он отказался, махнув рукой:
- Да ладно!.. Как будто я не знаю, что на ней. Повеселитесь уж…
Дядя Сережа только ждал сигнала, чтобы нажать кнопку; он уже заправил кассету в свою видеокамеру.
Естественно, все уже все знали. Тем белее отец успел съездить на свидание с Птицыным и переговорить с ним.
- Я его предупредил и тебя предупреждаю, чтобы ты тоже знал, - сказал он Петьке. - На этот раз для твоего отца все обойдется, вытянем мы его, но шутки кончились! Здоровый мужик, пора за ум браться!
А насчет наших приключений на воде родителям поведал Миша, тактично обойдя некоторые скользкие моменты.
- Включать? - спросил дядя Сережа.
- Включать, включать… - закивали все. Дядя Сережа нажал кнопку, и на экране возник силуэт, точнее, сильно затемненная человеческая фигура, сидящая на носу яхты, на фоне предутренней дымки над озером.
- С чего начать? - голосом Виссариона Севериновича задумчиво начала фигура. - Я занимаюсь браконьерским промыслом уже лет тридцать, меня все знают. Я считаюсь самым опасным и неисправимым преступником в здешних местах. Два раза меня сажали, в общей сложности я отсидел семь лет.
Хотя, признаться, я не понимаю, почему браконьерство так строго преследуется законом.
Говорят, что волк - санитар леса. Браконьер, по-моему, тоже. Вот сейчас я взял в заповеднике двух лисиц-крестовок. - Камера переехала на двух лисиц, испуганно притихших в большой клетке, потом опять вернулась на силуэт. - Раз они попались, значит, они слабее и глупее других лис, и потомство от них будет слабое и глупое. То есть я улучшаю породу. А воротник из них получится замечательный. И всем хорошо. Но раньше было лучше. Раньше и зверья было больше, и некие неписаные законы соблюдались. Помню, за один год я добыл сорок девять медведей. Да, сорок девять, до полусотни не дотянул, чтобы красивый рекорд поставить. Можно было бы и больше взять, но я… Да, я тогда помоложе был, любил удаль свою показать и брал только тех медведей, которых одолевал врукопашную. Сейчас бы я один на один с медведем выйти не рискнул. Стар стал, из ружья их кладу. Хотя если до безвыходной ситуации дойдет, то кто знает… Может, и одолею. Не матерого, конечно, но двухлетка авось заломаю. А когда силушка играла, я их просто душил. Двух… нет, трех сумел так захватить, что шею им сломал. Так что браконьерство - это в первую очередь испытание себя, поединок с природой. А все законы, которые время и правила этого поединка ограничивают, они не по мне. А на волков самый урожайный год был восемьдесят второй. Я тогда семьдесят шесть их взял…
Это только матерых считая, без молодняка; я молодняка и не учитывал. Знакомый скорняк, который шкуры у меня до сих пор скупает, сказал мне тогда, что тридцать волчьих шуб у него получилось, и еще на рукавицы кое-что пошло. А одна волчья шуба помните, сколько стоила по тем временам? То-то! Я за шкуру в двадцать раз меньше получал, вот и выходит, что от нас куча народу кормится…
Тут раздался голос Павла, за кадром:
- Вы говорили о неких неписаных законах. Что вы имели в виду?
- Ну, я имел в виду, что у браконьеров есть свой кодекс чести, который сейчас почти совсем порушен, - стал вдохновенно объяснять Виссарион Северинович. - На чужой участок не суйся, конкурентов не подставляй, цены другим не сбивай и так далее. Было это, законы эти строго соблюдались! Если прикинуть, то в глубине глухих болот немало захоронено тех, кто против этих законов полез…
- То есть убивали их? - за кадром спросил Павел.
- А как же! Случалось, и убивали. Ну, это таких, с кем вообще договориться нельзя. Которых сейчас отморозками кличут. С ними и ныне разговор короткий.
- А вам убивать случалось? - спросил Павел.
- Мне? Нет, не случалось, врать не буду. Хотя… Один раз мужика порешил, сам того не желая. Ладно, расскажу вам эту историю. Ее вроде и убийством назвать нельзя, хотя жуткая история вышла! В общем, был у нас один дурной мужик, который в мои места лазить повадился. Мало того что он меня добычи лишал, так он еще и хапал без толку, без удержу. И капканы всюду понатыкает, и наследит так, что ой-ой-ой! Из-за него могли в заповеднике большую облаву устроить, настолько нагло он себя вел, и тогда я бы вместе с ним погорел! Уж я его и увещевал, и капканы его ломал и в воду выбрасывал, и морду ему начистил несколько раз - он не сдается! Меня вроде шарахается, а в рюмочной, как мне донесли, разглагольствует: да что этот, мол, барином себя держит, его всё, что ли, сам, мол, на незаконных основаниях!.. Я и сказал: передайте, мол, ему, что еще раз увижу - убью! И столкнулись мы с ним после этого нос к носу, когда он капканы ставил! Он побелел весь, затрясся и бежать. Я - за ним. Он в лодку - и я в лодку. Ну, расстояние он выиграл, только все равно куда его весельной против моей моторки! А лодочка у него была плохонькая, вот и перевернулась на стремнине… Он сам ее равновесие совсем нарушил, когда стал в ней крутиться и ружье брать, чтобы из ружья этого, значит, меня встретить. Перегнулся слишком на один борт - и нате вам пожалуйста! Ах, нет, что я вру-то!.. Чуть запамятовал по давности лет. Он в меня выстрелил, но промахнулся, пуля у меня над ухом просвистела. А ружьишко у него старое, отдача сильная, вот он из-за этой отдачи равновесие не удержал - и кувырк в воду через борт! Ружье, естественно, сразу ко дну, да и сам он еле барахтается. Течение бурное, вода осенняя, холодная, и сам он по осени одет тяжело: и полушубок, и сапоги, и патронташ… Ну, жалко мне дурака стало. Какой-никакой, думаю, а спасать надо. Прибавил ходу на полную мощь, кричу: "Держись!" И то ли ему с испугу что-то послышалось, то ли он вообще соображать перестал, только как я к нему уже подходил, он нырнул прямо под мою лодку. И засосало его под гребной винт! Я мотор выключаю, да сразу не остановишь, а из-под винта кровища хлещет и куски мяса летят… и куски полушубка ейного. Жуткое зрелище, говорю. Хотя, вот те крест, не хотел я его убивать, спасти думал.
- И куда же делся обезображенный труп? - поинтересовался Павел.
- Так река все прибрала, долго ли ей, - ответил Виссарион Северинович, со смаком раскуривая папироску. - Да и рыбы по голодной поре, надо думать, подкормились.
- И что, его не искали? Никого не взволновало, что он исчез?
- Искали потом!.. - усмехнулся силуэт. - Но у нас ведь как? Если сгинул человек, то сгинул. Поискали и перестали, решили, что он на дне одного из болот лежит, то ли по собственной дурости, то ли с моей помощью. На меня косились маленько, но вопросы задавать остерегались.
- То есть вам, можно сказать, эта история репутации прибавила?
- Можно сказать, что и прибавила, только ведь все равно главная наша репутация - это зверь добытый, - важно ответил силуэт.
- И много вы зверя добыли?
- Да кто ж его считал… Но за тридцать лет, думаю, на тысячи вести счет надо. Это если всех сложить: и бобров, и медведей, и волков, и лис, и кабанов… А если зайцев, белок и прочую мелочь добавить - так вообще, наверно, на десятки тысяч выходит.
- И вам это не кажется хищническим истреблением природы?
- Нет, не кажется, - безмятежно ответил силуэт.
- Все, спасибо… - сказал Павел. - Здесь мы доснимем пробег двух крестовок. Чуть попозже, как туман над землей разойдется, чтобы черные кресты были видны совсем отчетливо. Потом смонтируем или с черным крестом над затопленной колокольней, или с чем-нибудь таким…
Съемка кончилась, на экране забегала пустая рябь.
Отец расхохотался так, что у него слезы выступили.
- Ну Севериныч, ну Севериныч!.. - повторял он.
Мы все тоже катались от смеха. Даже Петька как-то забулькал и закукарекал, а потом не выдержал и задрыгал ногами.
- Да, повеселил Севериныч, - сказал Миша. - Вы, наверно, так заслушались, что на самое важное не обратили внимание? Там в середине его рассказа проходит патрульный катер, уходит в туман, и после этого огоньки бакенов в тумане начинают гаснуть. По всему понятно, что никто, кроме патрулыциков, бакены раздеть не мог. Каюк Истокину! Попался, голубчик! - Миша покачал головой: - Даже не знаю, как быть со старым чудаком. С одной стороны, виноват он, конечно. С другой - повеселил всех нас.
И что самое главное - без него этой съемки не было бы. Да, Истокину стоило бояться этой пленки… Думаю, возьму я грех на душу. Скажу, что Севериныч погасил маяк по соглашению со мной. Мол, было дано ему секретное поручение: ровно в десять, к моменту начала операции, ненадолго погасить маяк, потому что в темноте нам операцию по захвату будет проводить сподручнее. Он, конечно, на этом навертит убойные истории о том, как он ФСБ помогал брать опасных преступников и что вообще все местное ФСБ без него никуда, по каждому поводу к нему советоваться бегает… Ладно, пусть рассказывает. Правду будем знать только мы. И это будет восьмая великая тайна нашего Севериныча!
