"Из той сцены предельно ясно, что Багиров оправдывается, - говорит Байрами. - Я точно не помню, на чьих воспоминаниях построил сцену - Пишевари или кого-то другого. Но в любом случае это - задокументированное свидетельство. Что касается СССР, то да, его поддержка имела большое значение, но под международным давлением СССР отступил и поступил точно так же, как до этого с Мирзой Кучек-ханом Джангали. Мне кажется, что роман "Жертвы заветного сада" может быть ближе и понятнее российскому читателю, чем другие мои произведения. Ведь он в меньшей степени построен на моих личных переживаниях и в большей - на исторически достоверной, документальной основе. Эти события известны, тогдашний премьер-министр Ирана встречался со Сталиным и уговорил его отказаться от поддержки Азербайджанской Демократической Республики в обмен на обещание доступа к нефтяным месторождениям на севере Ирана. И кстати, обещание это выполнено не было… Вроде бы даже существует документальный фильм об этой встрече. Но жертвой политиков стали простые люди. Мой главный герой - простой продавец картошки, но у него голос хороший, и вот он попадает на радио, где вдохновенно читает революционные стихи. А потом гибнет. Неподалеку от Баку есть место под названием Мердекан, то есть "зеленый сад", там собрались те, кто во время разгрома республики успел перейти советскую границу. Возможно, они рассчитывали не просто переждать грозу в этом заветном убежище, но и надеялись на эффективную помощь, но не получили ее. У нас в Иране есть поговорка "показать зеленые ворота", означающая обманутые надежды… Некоторые из спасшихся были потом сосланы в Сибирь, так и не поняв, за что с ними так обошлись".
Глава 7. Атомный щит Родины
Уран
Одним из важнейших государственных проектов, которыми руководил Берия, была разработка советского ядерного оружия. Лаврентий Павлович, будучи куратором работы над бомбой, занимался обеспечением ученых как необходимым сырьем, так и информацией о разработках, предпринятых американцами.
Предположения о возможности использовать уран как взрывчатое вещество высказывались еще до Великой Отечественной войны. Так, в октябре 1940 года сотрудники Харьковского физико-технического института Маслов и Шпинель подали в бюро изобретений Наркомата обороны СССР заявку на изобретение "Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества".
Фрагмент заявки Маслова и Шпинеля
"…Проблема создания взрыва в уране сводится к созданию за короткий промежуток времени массы урана в количестве значительно большем критического. Осуществить это мы предлагаем путем заполнения ураном сосуда, разделенного непроницаемыми для нейтронов перегородками таким образом, что в каждом отдельном изолированном объеме - секции - сможет поместиться количество урана меньше критического. После заполнения такого сосуда стенки при помощи взрыва удаляются, и вследствие этого в наличии оказывается масса урана значительно больше критической. Это приведет к мгновенному возникновению уранового взрыва…
В отношении уранового взрыва, помимо его колоссальной разрушительной силы (построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов, как Лондон или Берлин, очевидно, не является проблемой), необходимо отметить еще одну чрезвычайно важную особенность. Продуктами взрыва урановой бомбы являются радиоактивные вещества. Последние обладают отравляющими свойствами в тысячи раз более сильной степени, чем самые сильные яды (а потому - и обычные ОВ). Поэтому, принимая во внимание, что они некоторое время после взрыва существуют в газообразном состоянии и разлетятся на колоссальную площадь, сохраняя свои свойства в течение сравнительно долгого времени (порядка часов, а некоторые из них даже и дней, и недель), трудно сказать, какая из особенностей (колоссальная разрушающая сила или же отравляющие свойства) урановых взрывов наиболее привлекательна в военном отношении…
17 октября 1940 года".
Но идею харьковчан тогда не оценили. Военинженер второго ранга Соминский и профессор А. Жуховицкий вынесли решение отрицательного толка: "…предложение авторов в целом интереса для военно-химического дела не представляет". Председатель Урановой комиссии СССР академик Хлопин отозвался в том же духе: "Положение с проблемой урана в настоящее время таково, что практическое использование внутриатомной энергии, которая выделяется при процессе деления его атомов под действием нейтронов, является более или менее отдаленной целью, а не вопросом сегодняшнего дня…"
Самое удивительное, что семь лет спустя, когда уже были стерты с лица земли Хиросима и Нагасаки, а советские ядерщики напрягали все силы, чтобы как можно скорее создать свою бомбу, Маслов и Шпинель получили-таки законное авторское свидетельство. С пометкой - "не подлежит опубликованию".
Сын Берии в мемуарах утверждал, что Лаврентий Павлович начиная с 1939 года постоянно обращал внимание на вопросы создания атомного оружия: "Насколько знаю, первыми были получены в середине или в конце 1939 года материалы из Франции. Речь в них шла о работах Жолио-Кюри. Тогда же стали поступать представляющие несомненный интерес материалы из Германии. Если коротко, стало известно, что сделано крупнейшее открытие: уран расщепляется, при реакции урана выделяется большое количество энергии, и сразу в нескольких странах одновременно - хотел бы это подчеркнуть - в Германии, Франции, может быть, в Англии - ученым-физикам стало понятно, что цепная реакция возможна…"
Серго, по его словам, еще будучи подростком, в конце 1939 года увидел в родительском доме гостя - молодого человека, которого счел англичанином, поскольку тот говорил по-английски. Лаврентий Павлович никаких подробностей сыну не сообщил, сказал только, что это молодой ученый по имени Роберт. Жил он в доме Берии примерно две недели. "Обедали мы, как правило, вместе. Куда он уезжал, я не знал, а спрашивать о чем-то подобном было не велено. Да и у отца я в таких случаях никогда ни о чем не расспрашивал… Роберт знал немецкий, но проще ему было говорить по-английски. Язык я знал, поэтому проблем в общении у нас не возникало. К тому же отец попросил меня в те дни, когда Роберт никуда не уезжает, тоже оставаться дома и не ходить в школу. С тобой ему будет не так скучно, сказал отец. Я понял, что этот человек имеет какое-то отношение к технике".
И потом уже во время войны неожиданно всплыло знакомое имя. В гостях у Берии были нарком боеприпасов Ванников и нарком вооружения Устинов, заговорили о том, что американцы разрабатывают новую бомбу колоссальной разрушительной силы. Прозвучало имя ученого, возглавляющего это работу, - Роберт Оппенгеймер.
Когда гости разошлись, Серго заговорил с отцом: "Помнишь, у нас несколько лет назад гостил Роберт…" Берия-старший отозвался: "Не забыл? Он приезжал к нам для того, чтобы предложить реализовать этот проект, о котором ты слышал".
В начале 1940 года Берия представил Сталину доклад с предложением начать работы по атомному оружию. Он ссылался на новые материалы, добытые разведкой. Но работы не начались - слишком много было забот с переоснащением армии обычным оружием. Потом началась усиленная подготовка к неминуемой войне. Но Берия, по словам сына, продолжал собирать информацию и докладывать, что немцы полностью вывозят к себе добываемый в Чехословакии уран и пытались захватить запасы тяжелой воды, но в последнем случае помешали французы. Американцы тем временем тайно вывозили обогащенный уран из Африки.
Началу аналогичных работ в СССР помешала война. Однако Берия не успокаивался, свидетельством чего являются не только воспоминания его сына, но и то, что в 1942 году академик Виталий Григорьевич Хлопин получил от спецслужб запрос: как он оценивает ситуацию?
Хлопин сообщил, что, по его наблюдениям, в последнее время в западной научной прессе прекратилась публикация статей по атомной тематике. После этого стало ясно, что - с учетом предыдущих сообщений о начале работ по использованию атомной энергии в военных целях - некие влиятельные силы наложили вето на указанную тему. А раз ее так засекретили, то…
Тут же были подготовлены свежие информационные материалы по проблеме, и Лаврентий Павлович ознакомил с ними Сталина. Официальное письмо наркома внутренних дел на эту тему практически совпало по времени с распоряжением ГКО "Об организации работ по урану": "…Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива…"
Произошло это 28 сентября 1942 года, то есть примерно через полтора месяца после запуска в Штатах "Манхэттенского проекта".
Было создано Главное управление по реализации уранового проекта, которое возглавил генерал Борис Львович Ванников, нарком боеприпасов. Руководство проектом в целом было возложено на Берию.
Существует также мнение, что значительную роль в привлечении внимания Сталина к проблеме атомной энергии сыграли письма молодого физика Флерова, ученика Курчатова. Во время войны он стал курсантом Военно-воздушной академии, но о своих научных изысканиях не забыл. Флеров был уверен, что можно создать урановую бомбу, в которой две подкритические массы будут выстреливаться навстречу друг другу, что вызовет необходимую цепную реакцию. В ноябре 1941 года Флеров рассказал о задумке парторгу факультета. Тот оценил идею и посоветовал написать письмо Сталину.
Флеров так и поступил, отправив послания и вождю, и председателю Научно-технического совета при Государственном комитете обороны Кафтанову.
Фрагмент первого письма Флерова
…Один из возможных технических выводов - ядерная бомба (небольшая по весу), взорвавшись, например, где-нибудь в Берлине, сметет с лица земли весь город. Фантастика, быть может, но отпугивать это может только тех, кто боится всего необычного, из ряда вон выходящего.
…Имеются сведения о том, что в Германии институт Кайзера Вильгельма целиком занимается этой проблемой. В Англии тоже, по-видимому, идет интенсивная работа. Ну и основное - это то, что во всех иностранных журналах полное отсутствие каких-либо работ по этому вопросу… На этот вопрос наложена печать молчания, и это-то является наилучшим показателем того, какая кипучая работа идет сейчас за границей. Нам в Советском Союзе работу нужно возобновить… У нас в Союзе, здесь, в этом вопросе, проявлена непонятная недальновидность…
…Нужно все время помнить, что государство, первое осуществившее ядерную бомбу, сможет диктовать всему миру свои условия…"
Дошло ли это письмо до Сталина, неизвестно, а Кафтанов не ответил. Тогда Флеров сумел выступить с докладом перед Курчатовым, Хлопиным и другими учеными, но реакция опять была близка к скептической. В апреле 1942 года Флеров написал Сталину второе письмо: "Дорогой Иосиф Виссарионович! Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя, и действительно очутился, в положении человека, пытающегося головой пробить каменную стену. В чем я ошибаюсь? Переоцениваю ли значение "проблемы урана"? - нет, это неверно… Решение задачи приведет к появлению ядерной бомбы, эквивалентной 20–30 тысячам тонн взрывчатого вещества, достаточного для уничтожения или Берлина, или Москвы в зависимости от того, в чьих руках эта бомба будет находиться… Есть сведения, что этим вопросом, по-видимому, усиленно занимаются за границей… Однако этот вопрос либо замалчивается от Вас, либо от него просто отмахиваются: уран - фантастика, довольно с нас фантастики, кончится война - будем на свободе заниматься этим вопросом…"
Основным виновником замалчивания, воспринимающим идею атомной бомбы как фантастическую, Флеров называл академика Иоффе, хотя и оговаривался, что не думает, будто тот занимается сознательным саботажем. "Но, однако, объективно подходя к вопросу, его поведение близко к самому настоящему преступлению", - писал Флеров. Но ответа он снова не получил.
Однако 11 февраля 1943 года вышло постановление ГКО о начале практических работ по созданию атомной бомбы. Общее руководство поручалось заместителю председателя ГКО Молотову. Непосредственным руководителем атомного проекта стал Игорь Курчатов.
Работы вроде бы начались. Но прошло больше года (а с момента выхода распоряжения ГКО так и целых два), а результатов не было. И вот осенью 1944 года один из доверенных сотрудников Берии В. Махнев провел проверку ситуации в этой отрасли и обнаружил, что реальное состояние проекта сильно отличается в худшую сторону от того, что было предписано официальными планами.
7 ноября 1944 года, несмотря на праздничный день советского календаря, Берия представил Сталину неофициальный пока доклад о состоянии атомного проекта: "За два истекших года из-за недостаточного внимания к этому вопросу и плохого материально-технического оснащения геолого-разведочных партий разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места".
Почему работа шла в режиме "почти ничего не делается"? Можно предположить, что мысль о фантастичности такого супероружия довлела над многими участниками проекта на первой его стадии. Одно дело - срочно разрабатывать новую пушку, танк или боевой самолет или доводить до ума опытные их образцы. Другое - нащупывать путь в совсем неведомое, в мир, который пока ассоциировался разве что с чудаковатыми изобретателями из поздних романов Жюля Верна. Недаром вышеупомянутый Флеров жаловался в письме к вождю, что в ответ на свои слова о возможности создания ядерного оружия он слышал в ответ от старших собратьев по науке: мол, эта перспектива выглядит слишком хорошо, чтобы быть реальной.
После этого доклада самому Берии было дано поручение разработать новый проект постановления о работах "по урану", чем он немедленно и занялся.
Работы по бомбе резко ускорились после того, как стало ясно, что это не фантастика. 24 июля 1945 года во время Потсдамской конференции президент Соединенных Штатов Трумэн сообщил Иосифу Сталину, что США теперь имеет новое оружие "необыкновенной разрушительной силы". Советский лидер выслушал, вежливо улыбнулся, но более никак не прореагировал. Британский премьер-министр Черчилль, знавший, что речь идет об атомной бомбе, незадолго перед тем успешно испытанной на полигоне в Лос-Аламосе, счел такое отсутствие интереса верным признаком полной неосведомленности Сталина относительно темы разговора. Но на самом деле вождь СССР все прекрасно понял, более того - он уже знал о взрыве, поскольку получил соответствующий доклад Берии. "Было это там же, в Потсдаме, в период работы конференции глав великих держав, - вспоминал Серго Лаврентьевич. - Разговор состоялся в присутствии генерал-полковника Серова. От него я и знаю все эти подробности. Прибыли люди из разведки, у которых уже были на руках материалы, связанные с испытаниями первой атомной бомбы. Доложили отцу. Отец, в свою очередь, тут же доложил Сталину. Иосиф Виссарионович был очень недоволен. Раздражение понятно, американцы нас опередили… Естественно, в довольно резкой форме поинтересовался, как обстоят дела у нас. Отец доложил, что нам потребуется еще год-два… рассказал, в частности, что сам плутоний уже получен, полным ходом идут работы над конструкцией самой бомбы. И тем не менее, сказал отец, при самых благоприятных обстоятельствах раньше ничего у нас не получится… Возвратившись с заседания, Сталин никаких разносов никому не устраивал, как рассказывают, а лишь дал указание моему отцу подготовить предложения по форсированию этих работ".
"Государственный Комитет Обороны
Постановление № 9887 от 20 августа 1945 года
Москва, Кремль
I. О Специальном комитете при ГОКО Государственный Комитет Обороны постановляет: организовать при ГОКО Специальный комитет в составе тт.:
1. Берия Л. П. (председатель). 2. Маленков Г. М. 3. Вознесенский Н. А. 4. Ванников Б. Л. (зам. председателя). 5. Завенягин А. П. 6. Курчатов И. В. 7. Капица П. Л. 8. Махнев В. А. 9. Первухин М. Г.
2. Возложить на Специальный комитет при ГОКО руководство всеми работами по исследованию внутриатомной энергии урана… а также строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы.
3. Для предварительного рассмотрения научных и технических вопросов, вносимых на обсуждение Специального комитета при ГОКО… а также технических проектов сооружений, конструкций и установок по использованию внутриатомной энергии урана создать при комитете Технический Совет…"
Работам над советской бомбой сопутствовала и масштабная дезинформация - в Сухуми был организован "Ядерный центр", для которого из Германии вывезли ряд видных ученых - среди них был лауреат Нобелевской премии Густав Герц. Территория комплекса была огорожена и тщательно охраняема, однако весь Сухуми был в курсе, что за высоким забором "атомы изучают".
Реальным созданием бомбы занимались в других местах. О том, какая обстановка царила на проекте, существуют разные мнения. Известна легенда, что Берия из-за какой-то заминки в работах нецензурно обругал Петра Капицу, который немедленно ответил ему в тех же выражениях, прибавив: "Когда разговариваешь с физиками, ты должен стоять по стойке "смирно"!" Отношения между Берией и Капицей, по всеобщему мнению, были весьма натянутыми.
Как вспоминал научный руководитель комиссии по атомному сырью и начальник занимавшегося ураном сверхсекретного спецсектора № 6 Всесоюзного института минерального сырья профессор Михаил Николаевич Альтгаузен, как-то раз в сорок пятом он и другие геологи - специалисты по урану были вызваны на совещание к Берии: "Мы привезли с собой образцы урановых руд, разложили у него на столе. И тут же услышали грязный мат - это помощники наркома были недовольны, что образцами поцарапали стол. Сам Берия был тактичен и внимателен. Обсуждали весь круг вопросов по разведке, добыче и переработке сырья. Совещание началось часов в 12 ночи, а закончилось к 6 утра. Нам ни в чем не было отказа - рабочая сила появлялась по первому требованию, продукты и снаряжение выдавались вне очереди. Командировочные, например, нам платили в четыре раза больше, чем другим геологам".