- Теории, почему первое поселение - первое городище, - возникшее на этом месте, было разрушено. А потом появилось другое, сгинувшее позже, в начале пятнадцатого века. Его сожгли в результате всяких междоусобиц, набегов и войн.
- Так почему первое поселение было разрушено? - встрял Ванька.
- Я-то считаю, что люди просто нашли более удобное место. Переместились туда, где речным судам было сподручней причаливать и где вокруг пристани стал расти городок, живущий на обслуживании проходящих судов и на торговле. Там, где выгодней, поселились, вот и все. Теория Станислава Борисовича покрасочней, конечно. Но… - он примолк, как бы показывая этим, что красочность теории вовсе не означает ее истинность.
- Красочная? - мы с Ванькой повернулись к Станиславу Борисовичу. - Какая?
Станислав Борисович кашлянул, несколько застенчиво, но и лукаво.
- Что ж, если до того дело дошло… Развлеку вас за обедом. Хотя ребята, конечно, знают. Но пусть послушают еще раз. А может, и свое слово вставят. Так вот…
Глава третья
Эхо древней трагедии
Станислав Борисович примолк ненадолго, потом опять заговорил.
- Не знаю, известно ли вам, что такое русалии. Про Ивана Купалу вы знаете. Русалии - это, естественно, от слова "русалки". Так назывались языческие обряды и праздники, которые сопровождались купанием и поклонением воде. Разумеется, главные русалии приходились на Ивана Купалу, но русалии справляли и на святки - время водосвятия смешалось с христианской традицией, и на Троицу… Ну, в самом названии "Купала" вы слышите происхождение от слова "купание". Справляли по-разному. В некоторых областях сжигали чучело русалки, в некоторых, наоборот, проточным водам кланялись и зарекались в это время рыбу ловить. Но общим было купание - особенно в дни летнего солнцеворота. Эти дни очень много значили для всего годового цикла возделывания земли, а, следовательно, и для языческой мифологии. Христианская церковь всегда осуждала эти празднества, считая, что "во время оных мерзость творится", и преследовала их участников. Еще в одиннадцатом веке митрополит Иоанн жаловался в своей грамоте, что "приносят жертву бесам, и зверям, и водам". Вот против "жертв бесам" и боролись. Боролись, как вы понимаете, очень жестоко. Точно по Джерому Джерому, в его "Праздных мыслях лентяя", - усмехнулся Станислав Борисович. - "Если пещерный человек говорил, что он "раздавил своего оппонента", то родные и друзья оппонента больше оппонентом не интересовались, потому что это значило, что на оппонента сброшен кусок скалы весом килограмм этак в пятьсот". И казнили по-всякому, когда ловили, и сжигали. Если вы видели фильм Тарковского "Андрей Рублев", то помните, конечно, эту сцену, когда на Ивана Купалу идут русалии - пиршество на берегу - и все жгут костры, и купаются нагишом, а потом нагрянувшие невесть откуда монахи и сопровождающие их воины ловят купальщиков и казнят… В фильме есть исторические неточности, но, по сути, все верно изображено. Так вот, главное, чему сопротивлялся народ при введении христианства, это запрету на русалии, и люди продолжали устраивать русалии еще долго, как за это ни карали. И если мы поглядим на расположение первого городища - то увидим, что находился он немного на отшибе, так, чтобы никакая власть не достала. Здесь корабельщики могли останавливаться для ремонта своих судов и для перетаскивания их волоком через перешеек, пока самый первый канал между озерами еще не появился. Значит, на корабельщиках можно было заработать и жить безбедно и спокойно, потому что вряд ли какие духовные власти и карательные отряды сквозь леса добрались бы незамеченными. И само место - берег озера на впадении реки - очень хорошее для празднования русалий. Словом, с какой стороны ни погляди - получается, что поселение, скорее всего, было основано людьми, ушедшими на "вольные выселки", чтобы жить как вздумается и без помех отмечать традиционные для них празднества. И, надо думать, на эти празднества народ собирался издалека, зная, что на Ивана Купалу они здесь найдут и стол, и кров, и уже зажженные костры…
Так вот почему вы меня о кострах спрашивали! - осенило меня.
Именно поэтому, - кивнул Станислав Борисович. - Мне думается, тот изгиб озера был идеальным местом для русалий, и какие-то следы должны были остаться, если там Ивана Купалу отмечали двести лет подряд, из года в год. Но, естественно, такое поселение не могло существовать вечно. С усилением христианского государства его, конечно, должны были в итоге прихлопнуть. И вот, в двенадцатом веке - скорей всего, на Ивана Купалу, чтобы побольше еретиков и безбожников подловить - сюда добрался-таки карательный отряд…
- И поселение сожгли, и всех убили? - подсевшим голосом спросил мой братец.
- Кого просто убили, кого сожгли заживо, - ответил, кивнув, Станислав Борисович. - В домах заперев или прямо на берегу, на кострах… Такова моя теория. Но вот Левой Гургенович считает по-другому. Он полагает, что все происходило естественней и проще. Что люди переместились туда, где им стало удобней и выгодней. Особенно после того, как провели первый канал между озерами и корабли стали останавливаться в большом озере, не задерживаясь в малом.
- Так оно и было! - буркнул Левон Гургенович.
Студенты захихикали. Видно, спор между профессорами был настолько привычным, что стал для них чем-то вроде известного всем профессионального анекдота.
- Так ли, не так ли, а сейчас в наших силах найти доказательства истинности одной из теорий, - сказал Станислав Борисович.
- Послушайте! - сказал Ванька. - Но, если Васька Буслаев проезжал через эти края, он ведь тоже мог участвовать в этих самых русалиях?
- Мог, - кивнул Станислав Борисович. - А может, наоборот, как раз он и истребил весь местный люд. Ведь он ехал на богомолье в Иерусалим и мог посчитать своим долгом, долгом правоверного христианина, покончить со всеми язычниками и их "бесовскими игрищами". Ну а как дружина Васьки Буслаева умела сносить все на своем пути, мы из былин знаем.
- Станислав Борисович у нас приверженец исторического направления, - заметил Левон Гургенович.
- То есть? - не поняли мы с Ванькой.
- Ну, он из тех людей, которые верят, что в песнях сказителей и в древней литературе всегда отражались реальные исторические события. Что был такой могучий богатырь Илья Муромец при князе Владимире, что Садко - это реальный новгородский купец Сатко Сытинич и так далее.
- Шлиман тоже относился к исторической школе, - напомнил Станислав Борисович. - И Трою нашел. Все твердили, что, мол, Троя - это сказки, никогда ее не было, все это Гомер в "Илиаде" и "Одиссее" сочинил - а он взял, поверил Гомеру и, следуя географическим указаниям, рассыпанным в его поэмах, взял и откопал великий древний город. И установил, что Троя действительно была взята штурмом и сожжена.
- Допустим, Шлиману повезло, - кивнул Левон Гургенович. - Но я все-таки сторонник фактографической школы. Пока не подержу доказательство в руках и не пощупаю - ни за что не поверю!
- Но погодите! - вмешался Ванька. - Если Васька Буслаев тут похозяйничал, всех порубал и огнем спалил, то вот вам и еще одно доказательство, что и сам он должен был башку сломить в здешних местах! Потому что смотрите, что получается. Если этот череп говорящий - череп человека, которого он чем-то обидел, то все логично! И скорей всего, он обидел его тем, что убил его, и так и бросил, без похорон. А когда назад ехал, то тело уже в череп и кости превратилось, а как череп заговорил, так Васька Буслаев от изумления и кувыркнулся с коня! То есть погибнуть-то он должен был в тех местах, где перед этим сам напакостил, разве нет?
Теперь уже все засмеялись.
- Ты получаешься еще большим приверженцем исторической школы, чем я! - сказал Станислав Борисович. - Однако все, что ты говоришь, - это уже чистые домыслы. Теорию можно строить, когда есть хоть малюсенькое доказательство, а мы даже малюсенького доказательства пока не нашли, что Василий Буслаевич - если он существовал - сложил голову именно в этих краях!
- Ну, доказательства мы найдем, - проворчал Ванька. - А может, и уже нашли. Ведь мы кое-чего откопали, с этим вашим электромагнитом.
- Да ну?.. - Левон Гургенович отставил миску, которую он очистил сначала от ухи, а потом от отварной картошки с огурцами и сметаной. Да и все за разговором управились с обедом подчистую. - Спасибо, Оксана, спасибо, Танечка… Так вкусно все приготовили, что прямо пальчики оближешь. Теперь можно чайку попить и на находки взглянуть.
Оксана и Таня стали разливать по эмалированным кружкам чай из большого чайника. Чай этот пах дымком костра. Александр пододвинул к себе рюкзачок.
- Мы собирали все, - с улыбкой сообщил он. - Как только магнит пищал, мы рыли землю, и все откопанное складывали в рюкзачок, чтобы потом разбираться. Вот и будем выкладывать все по порядку. Во-первых… И он выложил ржавую консервную банку.
- Интересная банка! - провозгласил Станислав Борисович. - Очень интересная! А, Левон?
Левон Гургенович кивнул.
- По форме и по всему - лендлизовская банка. Как раз в таких банках американцы поставляли нам тушенку во время войны. То есть с сороковых годов эта банка в земле лежит. И ее, получается, вполне можно считать исторической реликвией.
- Мы тоже так подумали! - выпалил Ванька.
А Александр выложил следующий предмет.
- Скорей всего, это относится к современной культуре. Копать не пришлось, обнаружилось в высокой траве.
Это был зажим для волос в виде божьей коровки.
- Ой! - обрадовался я. - Это ж зажим Фантика! Помнишь, Ванька, она его потеряла, когда мы тут суетились из-за этих щук?
- Помню, - кивнул мой братец.
- Замечательно! - сказал Станислав Борисович. - Установить не только время изготовления, но и владельца предмета - это большое дело в археологии.
- Очень большое, - согласился Левон Гургенович.
- Следующая находка, - провозгласил Александр, - представляется более ценной, хотя, возможно, мы и ошибаемся.
И он выложил из рюкзачка потемневшую трехкопеечную монету образца сороковых годов.
- Прекрасно! - сказал Левон Гургенович. - Монеты - лучшие свидетели любой эпохи, замечательно отражающие ее характер.
- А если это монета одного из тех годов, когда на монетном дворе денег чеканилось мало, - добавил Станислав Борисович, - то она и стоит не дешево. Надо свериться по справочникам, за монетами каких лет гоняются коллекционеры.
- А вот ради этого нам пришлось повозиться и даже землю просеивать, - сказал Александр, доставая рыболовный крючок и демонстрируя его на ладони.
- Тоже вещь, - одобрили профессора.
- И последнее, - Александр запустил руку в мешок. - Совсем завалящая вещица, совсем никчемная, но мы решили ее все-таки прихватить, потому что ради нее землю пришлось копать основательно, и жалко было ее бросать…
И он, открыв ладонь, продемонстрировал темный от времени перстень с печаткой, которая не очень была различима.
Профессора подскочили на ноги.
- И это… И это… - возопили они. - И это ты не показал сразу? Это ж вещь невесть какого времени, может, и одиннадцатого века!
Студенты тоже заахали.
- Так мы ведь договорились, что все находки будем рассматривать после обеда, спокойно, тщательно и без суеты, - Александр с деланным равнодушием пожал плечами. - Вот мы и ждали…
Я так понял, все в этой компании археологов готовы были малость разыгрывать друг друга, даже студенты профессоров.
А Ванька сиял.
- Вы хоть пометили то место, где нашли перстень? - спросил Станислав Борисович.
- Спрашиваете!.. - возмущенно откликнулся Александр.
Станислав Борисович изучал перстень, бережно держа его в двух пальцах.
- Две рыбы, - сказал он, изучая перстень. - Безумно редкий символ. Я не помню, чтобы когда-нибудь его встречал на печатках. И это, кстати, подтверждает мою теорию…
- Почему подтверждает? - осведомился Левон Гургенович. - Две рыбы - символ христианства. Этот перстень вполне мог принадлежать какому-нибудь священнику…
- Вовсе не обязательно! - заспорил Станислав Борисович. - Рыбы - это символ воды, текущей воды. И погляди на их очертания! Они похожи на те узоры, которые мы видим на украшениях, связанных с язычеством, где вода обозначается особыми линиями! Я больше скажу - этот перстень вполне мог служить для обряда "отпирания воды", связанного с началом и концом русалий. Погляди, как рыбы направлены!..
- Ну, это ты хватанул! - сказал Левон Гургенович. - И вообще, нельзя делать никаких выводов, пока возраст перстня не будет точно установлен. Может, он к шестнадцатому веку относится…
- В шестнадцатом веке были другие технологии, - возразил Станислав Борисович. - И формы у перстней другими стали, ведь сменилась мода, сменились понятия красоты… Нет, я точно вам говорю, что этот перстень - эхо древней трагедии!
- Что ж, докажи, - язвительно хмыкнул Левон Гургенович. - Тебе кто угодно скажет, что этот перстень имеет отношение к христианству и только к христианству. И незачем притягивать за уши свою теорию, указывая на якобы особенные очертания и прочее.
- А может… - вмешался Ванька, - может, этот перстень христианский, но не просто христианский? Вдруг это перстень Васьки Буслаева? Ну, понимаете, ведь должен он был прихватить из Иерусалима всякие сувенирчики, вот этот перстень и был у него на пальце! А если это его перстень - то и его могила должна быть где-то недалеко, и говорящий череп тоже!
Профессора переглянулись сперва между собой, потом со студентами.
- Предлагаю принять эту версию за основную, - с самым серьезным видом сказал Станислав Борисович. - Иначе мы все передеремся. Итак, кто за то, что на перстне - христианская символика, но при том перстень принадлежал Ваське Буслаеву, порубавшему здесь язычников? Прошу голосовать.
Все подняли руки, даже Левон Гургенович.
- Все "за"? Единогласно? Очень хорошо! - тем же серьезным тоном продолжил Станислав Борисович. - А что отсюда следует? Отсюда следует, что мы должны продолжить раскопки на том месте, где был найден перстень, чтобы либо найти могилу Василия Буслаевича и подтвердить эту теорию, либо найти что-то другое и эту теорию опровергнуть.
- Ура! - закричал Ванька. - В путь!
- Сейчас двинемся, - сказал Левон Гургенович. - Вот только чай допьем.
- А я, пожалуй, вернусь на то место, где я начал работу, - сказал я. - Там, наверно, от меня больше толку будет.
- Тебе что, неинтересно найти могилу Васьки Буслаева? - удивился мой братец.
- Интересно, - ответил я. - Но ведь вы там все навалитесь, не протолкнется. А на своих раскопках я буду полным хозяином.
Честно говоря, мне не верилось, что они найдут что-нибудь ценное. Шутливый энтузиазм Станислава Борисовича и Левона Гургеновича казался мне именно шутливым. Хотя, разумеется, археологи просто обязаны покопаться вокруг того места, где сделана ценная находка. Но при этом я очень проникся теорией Станислава Борисовича, я поверил, что городище было уничтожено карательным отрядом под руководством монахов и все его обитатели приняли жуткую смерть во время этих самых русалий. А где ж еще искать следы зверской расправы, как не на берегу, где они жгли костры, прыгали через них и купались, когда неожиданно обрушились вооруженные люди? То есть берег реки, где я установил разметку, казался мне более перспективным.
Вот так после обеда все направились в глубь леса, а я вернулся на свою площадку.
Присев на бугорок, я задумался, с какого квадрата мне начать. Не придя ни к какому решению, я развернул на земле мой план и подкинул над ним копеечную монетку. На какой квадрат упадет монетка, с того и начну, решил я.
Монетка упала на квадрат 14-15-20-21, и я взялся за дело.
Надо сказать, солнце припекало довольно сильно. Когда я работал здесь до обеда, кусты, прикрывавшие площадку с востока, давали довольно хорошую тень. Но теперь солнце переместилось на запад, и спрятаться от него было негде. Оно, можно сказать, било по площадке прямой наводкой. К тому времени, когда я снял слой дерна и в нескольких местах углубился сантиметров на тридцать, оно здорово напекло мне спину.
Я сделал паузу, чтобы искупаться, потом вернулся к работе. Так я и продолжал - работал и окунался где-то раз в полчаса, чтобы совсем не зажариться.
Мне не попадалось ничего интересного, ну совсем ничего, и я уже подумывал о том, чтобы засыпать получившуюся яму и перейти к следующему квадрату. Тем более, что я наткнулся на очень противный корень, непонятно откуда взявшийся. Но потом я стиснул зубы и решил углубиться немного дальше. Ведь сколько времени прошло! Восемьсот лет, а то и поболее - это вам не хухры-мухры! Любые предметы того времени могли уйти очень далеко в землю.
Я решил еще раз окунуться, перед тем как взяться за корень со свежими силами и одолеть его. Вода прогрелась за день и была очень приятной. Я плескался с огромным, удовольствием и вдруг услышал тарахтение мотора - не нашей моторки и не Гришкиной, а какой-то совсем другой незнакомой моторки. Уж один мотор от другого я умею отличать на слух!
Я вынырнул и оглянулся. Метрах в пятнадцати от меня притормозила моторка, в которой сидели два грузных мужика с удочками. Явно не из местных.
- Привет! - окликнул меня один из них. - Не знаешь, где тут ночной клев самый хороший?
- Да он всюду неплохой, - ответил я. - Только вы заплыли на территорию заповедника, где охотиться и ловить рыбу запрещено. Лучше вам отплыть вон за тот мысок, - я показал рукой, - если вы не хотите, чтобы вас оштрафовали.
- Что, здешний смотритель заповедника суров? - спросил мужик.
- Это мой отец, - ответил я. - И он постоянно следит за заповедником. Он скоро приплывет.
- Вот оно как… - протянул мужик. Второй по-прежнему молчал. - А ты что делаешь? Наводишь порядок в заповеднике, отцу помогаешь? - он кивнул на мои колышки и раскопки.
- Нет, - ответил я. - Это я археологам помогаю.
- Археологам? - удивился мужик. - Так здесь еще и древности какие-то водятся?
- Полным-полно, - ответил я. - Археологи почти каждое лето приезжают с разрешением на раскопки. И до сих пор немало интересного находят.
- Значит, это лагерь археологов, там, чуть выше на берегу? - мужик показал рукой.
- Да, - кивнул я.
- И удалось тебе откопать что-нибудь интересное?
- Пока нет, - ответил я. - Но для меня главное - все подготовить для настоящих раскопок, чтобы археологам возни было меньше.
- А ты парень не промах! - рассмеялся мужик. - Слышь, Федотыч, может, и нам в археологи податься?
- Может, и податься, - отозвался его приятель, открыв наконец рот.
- Это не так просто, - предупредил я. - А "черных" археологов привлекают к ответственности. К такой же, как браконьеров.
- "Черные" - это которые незаконно копают? - поинтересовался мужик.
- Ага, - ответил я. - И еще утаивают ценные находки.
- Ты гляди, все знаешь! - усмехнулся мужик. - Недаром, выходит, ты сын смотрителя заповедника… Значит, говоришь, за тем мыском?
- За ним самым, - подтвердил я. - Особенно если чуть дальше валунов встать или с валунов ловить. Там и лещ хорошо клюет, и синец, и чехонь. Даже сомы иногда попадаются, а то и форель. Но форели сейчас не так много. Ну, и другие рыбы есть.