- Туда проехать можно, - водитель показал на колею.
- Ждать здесь! - коротко приказал Гулько. - Проверю, как службу несут. Многие сейчас бдительность потеряли.
Он углубился в кустарник.
- Сегодня злей обычного, - не удержался один из конвоиров, доставая кисет.
- Так есть с чего, - всезнающий водитель, не стесняясь, запустил лапу в чужую махорку, принялся крутить жирную самокрутку. - Ему опять рапорт о переводе зарубили. Сказали, чтоб в Германии дослуживал. А здесь после войны на чем отличишься? Ни тебе шпионов, ни диверсантов. Одна пьяная пальба да драки. Вот и бесится.
Едва Гулько свернул на тропинку, ведущую к особняку, как столкнулся с сухопарым пожилым немцем в тирольке.
При виде советского подполковника фриц вместо того, чтоб испугаться, расцвел в доброжелательной улыбке.
- Wer bist du? (Кто такой?) - Гулько чуть отступил.
Старик успокаивающе выставил руки.
- Не пугайтесь, господин подполковник, - на чистом русском ответил незнакомец. - Вы среди своих. Я и сам в некотором роде подполковник.
Он вытянулся шутливо, коротко кивнул:
- Честь имею представиться, капитан второго ранга Горевой!
- Второго ранга? - переспросил Гулько, приглядываясь к чудаковатому старичку.
- Так точно! - браво повторил старик. - Имел честь под командованием адмирала Эссена воевать на Балтийском флоте. И хоть волею судеб вот уж двадцать пять лет обретаюсь на чужбине, но Россия навсегда здесь! - Он высокопарно ткнул себя сухим пальчиком в область сердца.
- Должно быть, изволите разыскивать капитана Арташова?
- Вы его знаете?
- Это наш гость. Если позволите, - провожу, - Горевой радушно указал рукой направление. - Как водится на Руси, друг нашего гостя - наш гость.
- Ваш гость? - Гулько пригляделся. - А кто вы сами, черт возьми?
- По-моему, я представился. В настоящее же время состою управляющим у баронессы Эссен.
- Это что, жена того адмирала, у которого служил?
- Никак нет. Не жена, а вдова. И не адмирала, а его племянника.
- Один хрен, белогвардейская сволочь! - определил Гулько.
Благодушие сошло с Горевого.
- Во-первых, белогвардейской, как вы изволили выразиться, сволочью адмирал Эссен быть не мог хотя бы потому, что скончался за два года до вашей революции. Он был просто знаменитым русским адмиралом.
- Русский или белогвардейский - всё едино. Есть советский и - все остальные, - отчеканил Гулько, с нарастающей алчностью разглядывая Горевого. - Ну а сам?
- Что сам?
- Сам-то не умер. Эва куда сиганул! - Гулько облизнулся в предвкушении удачи. - Где был в Гражданскую? Ну!
Старик слегка смутился. Но то ли вранье претило, то ли не заметил надвигающейся опасности. Ответил честно.
- На Южном фронте.
- Короче, - деникинец! - сладко выдохнул Гулько. - И, конечно, удрал за границу, чтоб продолжить борьбу с советской властью?
Горевой поджал сухие губы:
- Странный получается разговор. Мне действительно предлагали перебраться в Констанцу, где обосновалась крупная русская колония и где велась подготовка к возможному вторжению. Но я уже тогда понял бесперспективность военного противоборства с большевизмом и отказал барону Врангелю.
Гулько ядовито хохотнул:
- Врангелю, значит, отказал, а к Гитлеру поехал. Логично! Понял, за кем сила.
Горевой нахмурился:
- Хочу напомнить, что Гитлер пришел к власти спустя тринадцать лет после моего приезда в Германию.
- Но ведь пришел! - ничуть не смутился Гулько. - Может, и с вашей помощью. А может, и теперь?.. Ведь не сбежал от фашизма, как другие. А жить при режиме и не замазаться - так не бывает. Сам, случаем, в национал-социалистах не состоишь? Или хозяйка твоя?
Горевой сдержал обиду.
- Здесь перед вами побывал генерал Полехин. И баронесса уже имела случай сообщить, что мы занимаемся исключительно благотворительностью. Прежде помогали госпиталям (при этих словах глаза Гулько вспыхнули восторгом), а теперь содержим пансионат для сирот. Так вот, генерал не только нас понял, но даже приказал оказать всяческое содействие. Так что можете себя не утруждать подозрениями.
Напоминание о Полехине добавило Гулько свежей ненависти.
- Я тоже окажу содействие, по своей линии, - плотоядно пообещал он. - По пунктам разберу, чтоб ничего не упустить. Когда, где, с кем. От кого бежал. К кому пристал. Чем помогал фашизму. Генералы, они народ широкий. Счет на армии. В мелочи вникать некогда. А нас страна специально отрядила, чтоб ни один фашистский недобиток не ушел отответственности.
Он предвкушающе зажмурился. Нетерпеливо ухватил Горевого за локоть, подтолкнул перед собой:
- Пошли в гнездо!
Горевой возмущенно остановился:
- Извольте повежливей, господин подполковник.
- Кончились господа! Товарищи вернулись, - Гулько зловеще захохотал.
- Товарищ капитан! Товарищ капитан! - донесся через дверь взволнованный Сашкин голос.
- Ну, чего тебе? - Арташов, совершенно разбитый, бессмысленно уставился в потолок.
- Товарищ капитан! Там подполковник Гулько!
- Опоздал особист! Без него уж нашлась! - Арташов горько подмигнул собственному отражению в зеркале. Пробормотал. - А вышло, что и не нашлась. Хороша Маша, да не наша.
Он поморщился оттого, что Сашка принялся скрестись снаружи.
- Ладно, скажи, иду!
- Товарищ капитан! - не отступался Сашка. - Там это… он хозяев наших вроде как арестовал!
- Что?! - тело Арташова будто пружиной выбросило из кресла.
- Удобное гнездышко! - Гулько вышагивал по гостиной, перекатывая шаг с пятки на носок, отчего паркет под сапогами постанывал, словно в испуге. И это доставляло ему удовольствие. Но истинное наслаждение он испытывал от страха, в который вогнал обитателей особняка.
Элиза Эссен, подавшись вперед в кресле, напряженно вслушивалась в звуки высокого, надрывного голоса. Невельская, прижав руки к груди, вглядывалась в мелькающего перед глазами человека, силясь понять причину столь громкого негодования. Горевой, затихший позади кресел, угрюмо глядел в затылок баронессы, как человек, единственный из всех догадавшийся о том, что последует дальше.
Даже Мухаметшин и Будник, по приказу Гулько застывшие возле двери с автоматами наперевес, выглядели ошарашенными.
- Вы же русские, черт бы вас побрал! - фальцетом выкрикнул Гулько. Сам заметил, что получилось чересчур надрывно. - Пусть онемеченные, но русские. Как же могли на такую подлость решиться, чтоб против собственной Родины пойти? В то время как мы кровью истекали, вы тут у Гитлера под брюхом пристроились да выжидали, чтоб на чужом горбу вернуться! Да не просто выжидали, а пособничали да поднауськивали.
Баронесса, будто что-то наконец уяснив, пристукнула поручень кресла.
- Сударь! - прошипела она. - По какому, собственно, праву вы позволяете себе разговаривать в подобном тоне? Тем более - с женщинами!
Гулько, будто только и ждал возражений, оставив хождение, подбежал к баронессе, угрожающе склонился.
- Я тебе не сударь, курва курляндская! - передразнивая, прошипел он. - И ты для меня не женщина, а вражина. Думаешь, если когда-то к России примазалась, так заслужила снисхождение? А вот это видала?
Он с удовольствием свел пальцы в увесистую дулю.
Потрясенная Элиза Эссен, вжавшись в кресло, смотрела, как перед ней потряхивается рыжеволосая лапа с нечистыми ногтями.
Внезапно другая мужская рука обхватила запястье особиста и с силой толкнула его назад. Перед креслом баронессы, отгородив ее от Гулько, встал Горевой.
- Вот что, любезный! - жилистый шрам его быстро подергивался. Осознание, что виной случившемуся собственная болтливость, придало старому эмигранту решимости. - То, что вы не сударь, от вас за версту несет. Но если мы, по-вашему, преступники, то существует суд, до решения которого извольте обращаться с нами в соответствии с цивилизованными нормами.
Гулько, в первую секунду обескураженный отпором старика, пришел в себя.
- Суд тебе? Отродье белогвардейское! Вот тебе будет суд! - он хлопнул по кобуре пистолета. - В двадцатом успел драпануть, так теперь добьем!
Он угрожающе шагнул к Горевому, заставив старика попятиться и едва не сесть на колени баронессе. Удовлетворенный маленькой победой, повел пальцем вдоль кресел:
- Думали, Родине изменить - как чихнуть! Что ни напакостничай, всё с рук сойдет. А вот не сойдет! Не простит вас Родина. Кровавыми слезами умоетесь.
- Вам удобно? - холодно поинтересовалась баронесса, и Горевой моментально отодвинулся. - Кажется, Серж, мы вам обязаны этому милому обществу. Я всегда вам пеняла на неразборчивость в знакомствах.
Подавленный Горевой смолчал.
- А ты, Лидушка, как будто доказывала, что они за тридцать лет переменились, - горькая язвительность фон Эссен обратилась на Невельскую. - Schau dir mal diesen triumphierenden Flegel an! Erquicke dich am Anblick der Evolution! (Так взгляни на этого торжествующего хама! Насладись зрелищем эволюции.)
Невельская, обычно порывистая, пугливая, с какой-то отстраненностью перевела взор на Гулько.
- Насколько я поняла, вы собираетесь нас арестовать? - уточнила она.
- Догадливая, - съехидничал Гулько.
- Но вы забываете, что здесь, - начав говорить, Невельская, как и остальные, увидела входящего Арташова и закончила фразу, прибавив голосу, скорее уже для него, - содержатся восемнадцать девочек-калек. Что с ними станется?
- А это теперь не ваше собачье дело! - Гулько, проследив направление взглядов задержанных, повернулся к двери. - А, капитан!
- Здравия желаю! - Арташов цепким взглядом окинул гостиную.
- Дрыхнешь беспечно! - Гулько демонстративно оценил помятый вид вошедшего. - Посреди фашистского гнезда!
- Почему, собственно, фашистского? - Арташов выгадывал время, пытаясь сообразить, как вести себя дальше.
- Почему? - Гулько саркастически усмехнулся. - Это я у тебя должен спросить, почему до сих пор врагов народа не разоблачил? Вот этот благообразный дедок, к примеру, - ткнул он в Горевого, - другом твоим себя объявил. Отцов наших в Гражданскую стрелял. А наверняка и вешал. А ты ему, выходит, дружок. Или не знаешь, что всё это бывшие буржуи да белогвардейцы, сбежавшие от советской власти?
Арташов понимал подоплеку вопроса и цену своего ответа. Но взгляды троих задержанных с надеждой сошлись на нем.
- Знаю, - не стал отпираться Арташов.
- Тогда почему не доложил?!
- Доложил. Лично командиру корпуса. Он, как и я, полагает, что советская власть со стариками не воюет.
- Ты дурочку не валяй и комкором не прикрывайся! - обрубил Гулько. - Или утверждаешь, что генерал Полехин, когда был здесь, знал, что перед ним фашистские пособники?
Гулько выжидательно прищурился. Арташов принялся покусывать губы.
- Так что? - не отступался особист.
Капитан вскинул глаза.
- Ни генерал, ни я ни о каких фашистских пособниках слыхом не слыхивали! - отчеканил он. - Есть просто старые люди, которые за собственные средства пытаются помочь сиротам…
- Ловко! - подивился Гулько.
- Что ловко? - Арташов нахмурился.
- Да тебя тут вокруг пальца. Разведчик, твою мать! Разнюнился. Поддался на вражескую провокацию. Забыл про такое слово - бдительность. Глаза тебе сиротами застили! А сироты эти - обыкновенная "крыша" для таких дураков, как ты. Под прикрытием которой они финансировали фашистов на войну против нашей родины!
Арташов ошеломленно посмотрел на притихших хозяев. Горевой отвел взгляд.
- Ты не на них, на меня гляди! - потребовал Гулько. - Они уж сами во всем признались.
- Прекратите лгать! - в своей бесстрастной манере отчеканила Элиза Эссен. - Я вам говорила и повторяю: мы никогда ничем не помогали национал-социализму. Деньги жертвовались не на войну, а госпиталям!
- Баронесса делала то же, что еще в пятнадцатом году в Петербурге, - помогала выхаживать раненых, - вмешалась Невельская.
- Фашистских раненых! - уточнил Гулько, едва сдерживая ликование. - Которые после, вылечившись, шли убивать наших бойцов.
- Хоть теперь дошло, капитан? Перед тобой злобный классовый враг!
Арташов отошел к окну, - больше ничего сделать он не мог.
- Этих недобитков я немедленно увожу с собой, - подвел итог дискуссии Гулько.
- Что ж с сиротами будет?! - выкрикнула Невельская.
- Спохватилась! - огрызнулся Гулько. Но поскольку этого ответа ждал и Арташов, буркнул. - Раскидаем куда-нибудь ваших фашистских выблядков. Сейчас голова о главном болит!
Он, будто кот сметану, обласкал взглядом безучастных задержанных:
- А ну, белая кость, пошли! Даю десять минут на сборы. Но под моим приглядом!
Невельская поджала губы:
- Желаете понаблюдать, как женщины переодеваются?
- Придется по долгу службы. А так… не такое уж это удовольствие - пялиться на голых старух.
- Хам! - оскорбилась Невельская.
- А если б с удовольствием, так не был бы хамом?! - Гулько, в восторге от удачной остроты, расхохотался. Заметил, что Невельская запунцовела. - То-то… Все вы, бабы, одинаковы. Что прачки, что баронессы, - одна физиология. Ну, пошли живенько… Минутка дорога.
Гулько и впрямь торопился: важно было лично доставить задержанных и как можно скорее доложить по инстанции о разоблачении законспирированного фашистско-белогвардейского гнезда. Опоздаешь - много появится желающих примазаться.
- Это еще что за чучело? - поразился он.
В гостиную, закутанная в платок, с корзиной в руках, ввалилась Глаша.
Баронесса озадаченно нахмурилась:
- Ты здесь зачем?
- Собрала вот в дорогу, - Глаша показала на корзину. - Чай, далёко. В Сибирь.
- Немедленно ступай к себе! - заклинающе процедила баронесса.
Глаша насупилась:
- Как это к себе? А то вы без меня в Сибири управитесь. Ведь как дите малое.
- Да, без няньки там никак! - Гулько расхохотался. - Тогда пошли со всеми, нянька! Поможешь барыне одеться. В последний, так сказать, путь. Узбек, за мной! Будешь сторожить.
- Таджик я, товарища подполковник! - поправил Мухаметшин.
- Один хрен, за мной.
Подгоняя задержанных, Гулько захлопал в ладоши. Теперь, когда ему открылся антисоветский заговор, сулящий перемены в карьере, он сделался почти благодушным. И даже игриво выдавил из гостиной замешкавшуюся Глашу.
- Что ж ты, вурдалак, чисто на убой гонишь? - послышался недовольный Глашин голос. Процессия протопала на второй этаж.
Едва Гулько скрылся, стоявшие доселе навытяжку Сашка и Будник расслабились.
- Да-а, - искательно глядя на Арташова, протянул Сашка. - Вон оно как бывает. Мы с ними по-людски. А выходит, - фашисты. Как, Петро?
Ответить Будник не успел, потому что в гостиную со стороны спален влетела Маша.
- Ты? - Арташов задохнулся. Сделал знак Буднику прикрыть дверь за ушедшими. - Немедленно уйди к себе.
- Ты должен помочь, - объявила Маша.
- О чем ты?! - Арташов неловко скосился на разведчиков. - Раз слышала, должна понять. Они! - он принялся чеканить слова, - да-ва-ли день-ги фа-ши-стам! На вой-ну против СССР!
- Да не на войну! Вот еще глупость, - Маша всплеснула руками. - На раненых же!
Ища поддержки, она посмотрела на Сашку и Будника. Оба отвели сумеречные взгляды.
- Пойми, дуреха! Неважно куда! - выкрикнул Арташов. - Главное - фашистам! И это пособничество! Это - приговор! Без вариантов. Всякий, кто сунется, - пойдет вслед за ними…
Будто вколачивая в нее эту мысль, он скрестил руки могильным крестом.
По упрямо поджатым Машиным губам он понял, что она разговор законченным не считает. Перебивая новый всплеск эмоций, поднял палец, прислушался.
- Гулько возвращается, - подтвердил Сашка.
- После договорим! Немедленно уходи к себе, - заторопился Арташов. - И чтоб до их отъезда не показывалась. Не хватало еще, чтоб он тобой занялся.
Но Маша, вроде, собравшаяся подчиниться, вдруг замерла.
- Да что ж тебя, на себе, что ли, волочь? - в отчаянии Арташов ухватил ее за талию, но с таким же успехом можно было бы передвинуть гипсовую статую, - закаменевшая Маша неотрывно следила за появившимся в проеме человеком.
- Капитан! Пошли кого-нибудь к развилке… - вошедший Гулько удивленно увидел подле Арташова молодую женщину с расширенными от ужаса глазами. Вгляделся, наполняясь недобрым предчувствием.
- Васёв! - простонала та.
Гулько взмок, - он узнал переводчицу из льговской комендатуры. Узнал и понял главное, - она не должна заговорить. Прежде, чем включилось сознание, рука сама потянулась к кобуре.
- Да здесь целая антисоветская банда! - судорожно теребя заевшую пуговицу, заорал он, стремясь заглушить слабый женский голос.
Наконец кобура подалась. Он выхватил пистолет.
- Смерть изменникам Родины!
Арташов загородил собой девушку.
- В сторону, капитан! Не сметь защищать изменницу Родины! - Гулько вскинул руку, - одного ли, двоих, выбора не оставалось.
Удар по запястью выбил пистолет на пол, и, прежде чем Гулько успел нагнуться, его ловко ухватили под локоть и потащили руку на излом, - охранять жизнь командира - это всегда была Сашкина привилегия.
- А ну отпустить старшего офицера, мерзавец! - зарычал Гулько, вырываясь. - Под трибунал пойдешь. Все пойдете! А!..
Дикая боль заставила прерваться. Доведенный до конца болевой прием уткнул особиста лицом в пол.
Сашка, взмокший от собственной дерзости, не отпуская захвата, в ожидании распоряжений посмотрел на помертвелого Арташова.
Озадаченно почесывал квадратный подбородок Петро Будник.
- Как всё это понимать? - не оборачиваясь, потребовал объяснений Арташов.
- Васёв! - не отводя завороженного взгляда от сломанного пополам человека, повторила Маша. - Тот самый полицай из Льгова, который расстреливал заложников.
- Врешь! Врешь всё, падаль! - прохрипел Гулько. - Крутишь, курва фашистская. От ответственности уйти хочешь… Да пусти же!
Арташов шагнул вперед. По его знаку Сашка ослабил захват, позволив Гулько разогнуться, а Будник - подхватил особиста с другой стороны.
- Вы ответите! - прохрипел Гулько. - Все ответите.
- Значит, полицай Васёв? - не отвлекаясь на угрозу, холодно поинтересовался Арташов. - Как же ты в Особый отдел проник?
- Да ты!.. - задохнулся Гулько. - Пацан! Тебя снова-здорово дурят. Ты ж со мной больше года бок о бок!..
- Бок о бок я с ними, - Арташов мотнул головой на своих разведчиков. - А тебя лишь знаю. Или думал, что знаю. Был во Льгове?
- А вот это не вашего ума дело. Отвечать стану только в корпусе.
- Дотуда еще доехать надо, - Арташов криво, опасно улыбнулся. - Сначала объяснишься здесь! Повторяю: был при немцах во Льгове?
- Какой к черту Льгов?!.. Да! Числился в полиции. Но это не то, что ты думаешь. Прикажи всем отойти. Могу только тебе. Это - особое.
- Ничего. Мы здесь все особые. Так что… Заложников расстреливал?
- Я?! - Гулько задохнулся. - Да ты в уме? Чтоб я своих? Ты подстилке этой фашистской, пособнице белогвардейской, поверить готов?! Зарываешься, капитан. Ох, зарываешься! Очнись, пока не поздно! Да, я был во Льгове. Если уж на то пошло, под видом полицая выполнял особое задание в тылу врага. Поедем в корпус, и ты убедишься. Горько убедишься.