Самое простое, конечно, - это дать денег, но их часто под рукой не бывает, тут-то и появляется возможность блеснуть мастерством с привлечением героико-пионерских хитростей.
Подробнее об этом потрясающем ноу-хау вы прочитаете во второй части книги, а сейчас не будем отвлекаться.
Скажу только, что все эти ужасные строгости по поводу девушек почему-то на лиц кавказской национальности, которых в любой гостинице половина, не распространяются. Видимо, мы хуже не только румын, но и всех остальных тоже.
Отдельная песня - швейцары. Как правило, это бывшие военные, причём не маленьких чинов, так что они инстинктивно ненавидят любого гражданина с волосами длиной более двух сантиметров.
Однажды в городе Бресте нас днем швейцар долго не пускал в вокзальный ресторан.
- Снимите куртки. - говорит.
А гардероб не работает, а в куртках деньги, документы и т. д.
Наш директор объясняет, что "Машина времени", что час до поезда и т. д.
- Та яка така "Машина часу" - не положено, и все!
В то же самое время Макаревича, Кутикова и других окружили любители автографов - с трудом отбивались.
Швейцар смотрел-смотрел, наконец говорит:
- Я не знаю, но вижу, народ вроде вас уважает, а против народа мы никуда. Идите в куртках.
Надо ли говорить, что в зале ресторана, когда мы зашли, половина посетителей сидела в пальто и шапках.
Да, со швейцарами шутки плохи.
Однажды зимой, после очередного выездного концерта, мы возвращались в гостиницу около двух часов ночи. Декабрь, и очень холодно, но автобус теплый (не знаю уж, что у них там разладилось), поэтому большинство поехало налегке. Высаживают нас у гостиницы, где мы живём уже три дня, автобус уезжает. Стуча зубами летим к закрытым стеклянным дверям с надписью "Мест нет". Вестибюль полутёмный, никого нет. Молотим по стеклу, кто ключами, кто так, кулачищем. Наконец в дальнем конце намечается какое-то движение, с раскладушки поднимается фигура и, медленно шаркая, направляется к нам. Не доходя метров пяти, швейцар головой и бровями вопрошает: чего, мол, надо? А мы уж друг друга отталкиваем, чтобы первым в тепло вскочить.
Тут Петька Подгородецкий со своим французским грассе спрашивает:
- А что, отец, номега есть?
Тот показывает на табличку и руками и спиной делает отрицательные жесты, неспешно удаляясь к раскладушке.
Ну, ткнули Петьку пару раз в бок, кричим, ключи показываем. Швейцар издали, с раскладушки, только руки скрещивает и головой мотает.
Минут двадцать пять "дрожжи продавали".
Конечно, сейчас кое-что изменилось, но осталась постоянная боязнь закурить в коридоре или забыть визитную карточку в номере. Всё это настолько въелось в кожу, что сохраняется даже за границей.
Так, например, после долгих ожиданий и отказов "Машина времени" приехала в США. На шестой или седьмой день приводят нас в дискотеку. Первое, что удивило, - это великолепные музыканты, днем записывающиеся на студиях с различными суперизвестными певцами и группами, а вечером уже распрягающиеся в дискотечном угаре. Второе удивление - это контингент: возрастной разброс от 18 до 60 лет. Лихие бабушки в коротких юбках отплясывали с юнцами западные обезьяньи танцы.
Я стою, прижавшись к стенке, всего трясёт. Во-первых, от того, что я в Лос-Анджелесе; во-вторых, что вокруг никаких руководителей тургрупп - полная свобода. Но на всякий случай опасаюсь провокаций - после стольких собеседований и инструктажей боязнь непременных провокаций очень не скоро выветрилась.
Все кругом курят. Я тоже курю - сигареты "Родопи", привёз с родины, чтобы не тратить валюту. Очень нервничаю. Тут подходит один плечистый в черной водолазке, уши прижатые, нос приплюснутый, и берёт под локоть явно с провокационными целями.
- Ты что, не знаешь, что здесь нельзя курить марихуану?
Я в шоке, так как меня приняли за настоящего американца, а также от того, что я сразу понял, что он мне сказал.
Начинаю бормотать, пачку показывать, даже затянуться дал. Уж не стал объяснять, что сигареты болгарские: он и страны-то такой, наверное, не знает. "Рашен" - и всё тут.
Затянулся пару раз, бедняга.
- Сорри, - говорит.
В борьбе с сервисом крепла и набиралась сил могучая советская эстрада и рок-музыка. С годами научились обращаться и с поездами, и с гостиницами, и с самолётами, и даже с пароходами.
Много раз приходилось бывать в круизах и по Чёрному морю, и в загранплаваниях. Каюты обычно двухместные. Сложились уже постоянные пары. Я, например, всё время плаваю с нашим барабанщиком Валерой Ефремовым. Я ведь сам бывший барабанщик, и интересов общих у нас с ним много. То обсуждаем прочитанные книги и просмотренные кинофильмы, то молчим тупо об одном и том же. А когда уже совсем делать нечего, беззлобно ругаемся, кому наверху спать, а кому на нижней койке. Но сначала, как люди опытные, стараемся выбрать каюту поближе к середине корабля, потому что качает меньше, затем отверткой отключается громкоговоритель, так как ночью и утром над ухом орёт непонятный голос: "Двенадцатому срочно к тринадцатому", а иногда "Четырнадцатому очень срочно к пятнадцатому". Потом Валера из привезённой из дома проволоки пристраивает к кондиционеру держатель, в который помещается пара бутылок воды, и мы имеем холодный лимонад. А было несколько случаев - даже выпивали алкоголь.
В Италии приходим в непонятную лавку. Глазастый Валерка быстро из всякой тухлятины на полке выудил бутылку "Алкоголь Пуро", то есть чистый спирт; на этикетке даже огонек изображён: мол, горючее.
Продавец даже ухом не повёл. Мало ли для каких целей мы берём (в той лавке и лак, и бензин, и средство для мойки стёкол продавались), потом услышал русскую речь - сразу смикитил.
- Нон посибиле! - кричит, то есть никак невозможно.
Да еще свои ручки пухлые на груди скрестил и зубы оскалил, как на табличке "Не влезай, убьёт!". Откуда только знает, что у нас на столбах написано.
Ну нам-то что? Мы на "Солнцедаре" росли, камни можем есть. Пожали плечами, заплатили и пошли.
Продавец еще долго за нами бежал: "Аква, аква", - это он на воду намекает. Значит, чтобы мы уж в крайнем случае водой разбавляли в пропорции один к ста семидесяти.
Не надо!!! Валера - химик по образованию. МГУ заканчивал, наверное, уж получше какого-то макаронника знает, где чего добавить.
В три секунды в каюте из одной бутылки "Алкоголь Пуро" шесть "Столичных" приготовил. Будут нас ещё учить!!! Как видите, с умением и сноровкой быт наладить можно.
Вот только с Прибалтикой осечки случались.
Это всё равно как вы собираетесь поднять очень тяжелый чемодан, напрягаете мышцы, делаете вдох-выдох, а он пустой - ну, в общем, "разбежался и упал".
В Риге приходим в кафе. У нас в Москве его назвали бы рестораном, а у них нет - кафе. Швейцар стоит - баки, как у собаки. "Прошу, господа", - говорит по-латышски. Ну, это нам вообще непонятно, хотели было уйти, но пообедать-то надо. Ладно. Зашли, сели. Подходит официант с внешностью и манерами владетельного гранда. Провозглашает меню по-латышски минут десять. Мы, конечно: "Извините, не понимаем". Он - ничего, даже не ударил. "Суп, - говорит, - и второе". Ну, диктовали мы ему то да сё, никак его не собьёшь: стоит с каменной мордой, записывает. Наконец Сашка, чтобы его как-то из транса вывести, говорит:
- И, пожалуйста, четырнадцать стаканов чая…
Гранд одну бровь приподнял и спрашивает:
- С ложэчкамы?..
В Таллин приехали в день какого-то еще всенародного праздника. Концерт только завтра, сегодня день свободный. На вечер ресторан заказан в гостинице "Виру", а днем по старому городу бегали, дыхание веков ощущали.
Я перед поездкой, еще в Москве, себе сапожки ковбойские справил, надел в Таллине с утра, хожу радуюсь. Единственно, что постеснялся джинсы в сапоги заправить: слишком уж было бы знойно.
За целый день набегались, ноги гудят, да я ещё страшно натёр себе икры новыми голенищами. Принял душ, лежу отдыхаю. В восемь часов наш директор всех обошел, предупредил: форма одежды № 1 (пиджаки, галстуки).
Настроение отличное. Я костюмчик надел, галстук повязал, полюбовался - то, что надо, пусть эстонцы умоются. Сапожки натянул - шагу ступить не могу. Края голенищ прямо в больные места впиваются. И надо-то всего лишь носки высокие или там гольфы, а где в полдевятого вечера возьмёшь? Пошёл по товарищам: нет ли у кого чулок длинных или колготок? Так нет.
Заплакал. Не в кроссовках же идти, да и не пустят: Европа чертова.
Открываю гастрольный чемодан: вот отвертка, вот нож - пока не то. Ба! Туалетная бумага! Обмотал на манер красноармейских портянок, надел сапожки под брюки - шикарно.
В ресторане сидим солидно: коньяк, шампанское, официанты скользят неслышно, оркестр шуршит что-то хорошее, красивые пары танцуют медленно.
Я даже девушку себе присмотрел, как положено - блондинку, дождался музычки повеселей, поклонился (знай наших), пригласил. Она книксен сделала, танцуем. Я вообще танцую очень хорошо, Макаревич всё время хвалит, а тут партнёрша попалась послушная, чувствую себя Джоном Траволтой из "Лихорадки в субботу вечером". Народ вокруг смотрит с уважением, даже круг немного для нас освободили, некоторые аплодировать собрались, еле сдерживаются. И тут я во время какого-то особенно удачного поворота опускаю голову и вижу, что за моей правой ногой тащится примерно с метр туалетной бумаги. Что делать?! Вы бы, наверное, растерялись. Я - нет. Прижимаю партнёршу к сердцу как можно крепче, чтобы хоть она не видела, делаю хитрое па и как бы между прочим наступаю левой ногой на бумагу, чем вытаскиваю ещё полтора метра.
Тут и танец кончился. Я под видом поклона нагнулся, нагло оторвал проклятую бумагу и пошёл спать.
На выходе у швейцара спрашиваю:
- Зачем всё-таки вы в слове "Таллин" в конце вторую букву "н" начали добавлять?
Он говорит:
- Лучше вторая "н" в конце, чем "с" в начале.
На следующий день собрался я в гости к своему давнему другу поехать. А он, между прочим, Яак Йоала - лучший певец всех времён и народов.
Мы с ним однажды на гастролях в городе Хмельницке совпали. Вот он мне вечером после концерта звонит:
- Макс, ты что сейчас делаешь? Не можешь ко мне зайти, а то тут в гости пришли два мужика мощных, боюсь не справлюсь?
Я прихожу, смотрю - действительно мощные: пять бутылок принесли.
Яак показывает на здоровенного дядьку в тренировочном костюме.
- Знакомься, Макс, Николай Балясник - чемпион мира и Европы по поднятию тяжестей.
Коля застенчиво улыбнулся, потом схватил меня за руку, пожал рукопожатием, в котором гибнут все микробы.
- А это, - Яак показывает на второго мужчину в сером костюме, серой рубашке с серым галстуком. - товарищ Тишков. Он милиционер и следователь, сюда на убийство приехал.
В общем, познакомились, сидим выпиваем. Мы с Яаком разговариваем, гости молчат: товарищ Тишков тайну хранит, а у Коли в голове одни штанги да гири.
На четвёртой бутылке вышел казус. Товарищ Тишков вдруг в голос разрыдался. Мы спрашиваем: что случилось? Яак его утешает: бутылку показывает закрытую, что, мол, не всё ещё выпили, - даже Коля подошёл, два раза по спине треснул.
Наконец товарищ Тишков сквозь слёзы говорит в таком смысле, что никто из сослуживцев ему не поверит, что он за одним столом с самим "Яком Юлой" и чемпионом мира (про меня, правда, ничего не сказал) сиживал.
Ну, кое-как успокоили его, Яак афишу подарил, а Коля гирю, дальше сидим. Коля пыхтел-пыхтел, потом:
- Знаешь. Яак, я никогда тебя не слышал, всё времени не было. Спой чего-нибудь, ты ж певец.
А Яак не растерялся и говорит:
- Коль, ты ж чемпион. Подыми вот этот шкаф.
Даже товарищ Тишков улыбнулся. Стали прощаться. Тут Коля со шкафом подходит:
- Может, споёшь, а?
Так вот, собрался я к Яаку в гости, а чтобы национализм какой не вышел, он мне ещё раньше по-эстонски на бумажке написал название улицы и номер дома. "А если, - говорит, - заплутаешь, спроси у любого, где Йоала живет, - меня все там знают".
Сажусь в такси, говорю:
- Тере, - и дальше, как выучил по-эстонски.
Таксист оборачивается:
- Чиво-чиво?
Я по-русски объясняю, мол, около железной дороги.
Он опять:
- Куда тебя везти-то, сволочь?
Я вежливо:
- Ну, знаете, где Яак Йоала живет?
- Знаю, - говорит, - в Москве.
В "Машине времени", как в любой другой группе, смекалка в большом почёте, а пример в этом смысле всегда подавал Директор. Ему без конца приходилось улаживать всякие мелкие эксцессы и недоразумения, и он очень сильно в этом поднаторел.
В той же Прибалтике на концертных площадках, так же как и везде, самыми главными начальниками являются пожарные, которые от нечего делать у световиков и директоров кровь пьют просто литрами.
На сцене происходит расстановка аппаратуры и подвеска прожекторных ферм. Тут же расхаживает Директор и всем руководит. Как любой директор, он в тонкостях не очень разбирается, но на работе горит и трудолюбие осуществляет.
Появляется стройная белокурая женщина в полувоенной форме, на высоких каблуках и с красной папкой - местная пожарница. С сомнением смотрит на цепи, фермы и, безошибочно обращаясь к Директору, говорит:
- Извиныте, пожалюйсто. А цепи выдержат, докумэнты есть?
Директор, равно как и все остальные, понятия не имеет, какие тут нужны "докумэнты", но (на то он и Директор) горячо заявляет, что выдержат и что есть любые документы, но в гостинице.
Пожарница:
- Извиныте, пожалюйсто! Пока не вижу докумэнт, концерт не начинается.
Директор бежит в какой-то кабинет, берёт бумагу и на машинке быстро отпечатывает:
АКТ об испытании цепей
ГОСТ ЦМ-21/324 от 25/5 1989
1. Испытание на разрыв в горизонтальной плоскости - 25 т.
2. Испытание на разрыв в вертикальной плоскости - 23 т.
3. В кислотной среде, вакууме, космосе и т. д. и т. п.
Всего девятнадцать пунктов. Подписал в трёх местах, помял бумагу, даже ногой наступил и приносит "богине огня" якобы из гостиницы.
Очень убедительная бумага, но какие-то подозрения у женщины-капитана всё-таки остались, и, чтобы их рассеять, она собрала весь свой эстонский сарказм и спрашивает:
- А не принадлежит ли эта грамота некоэму Филькэ?
Директор отвечает чистую правду (его-то самого Валерой зовут):
- Нет!
- Ну, тогда другое дело. Пожалюйсто.
Чем больше город, тем больше в нём начальствующих чиновников. Мы все вместе придумали начальственно-руководящую фамилию - Симак. Николай Иванович. И если что, то в какой-нибудь инстанции наш Директор говорил как последний довод:
- Как же так? Ведь нам сам Николай Иванович Симак обещал!
Срабатывало почти безотказно. Один начальник особенно упирался, не хотел подписывать какую-то бумагу. Тут Директор ему и ввернул:
- А ведь нам Симак обещал.
Тот берёт ручку, подписывает:
- Ну, если я сам обещал…
В Красноярске прямо с самолёта - на концерт. Потом вечером в гостиницу. На улице 35 градусов мороза. В номерах тоже очень холодно. Буфет закрыт, холод, неустроенность, выпить хочется страшно.
Наскребли немного денег. Швейцар говорит:
- Нету у меня, сынки, с удовольствием. Попробуйте у таксистов, хотя их тоже сейчас шерстят.
После получасового топтания на морозе посинели все. Нет не только водки, но и самих такси. Только одна машина стояла с самого начала с работающим двигателем, так там водитель сразу раскричался, что сам не пьёт и вообще с этим делом борьба. Собрались идти по номерам. Тут он говорит:
- Ладно, повезло вам (оказывается, полчаса приглядывался, не провокация ли) - для брата берег. Вижу, ребята хорошие.
И достает бутылку из двигателя. Она горячая, как кипяток. Прибежали в номер, но как горячую пить - мы ж не японцы какие. Маргулис говорит:
- А смекалка на что? Вы дуйте за стаканами, а я пока на форточку ее пристрою охлаждать.
Через пять минут собрались, кто со стаканом, кто так, с открытым ртом. Маргулис потянулся к форточке, а бутылка - раз! - и за окно с шестого этажа птицей.
Минуты полторы били его, потом смекалка своё взяла. Гурьбой все вниз (некоторые, кажется, прямо из окна) выбегаем. Ночь лунная, на белом снегу тёмное пятно выделяется, и давай этот тёмный снег жрать, только стекла выплёвывали.
Никогда бы в жизни пять человек с одной пол-литры такими пьяными не сделались. Вот!
Сразу хочу сказать, что общенародное мнение, будто артисты очень много пьют, ошибочное. Пьют точно так же, как и все остальные, а может быть, даже чуть-чуть меньше.
В Магадане после концерта подходит мужик загорелый:
- Очень мне нравится, - говорит. - ваше солнечное искусство. Я моряк, на палубу бряк, желаю вас сегодня на корабль пригласить, ребята будут очень рады.
Мы посовещались и пошли втроём, а остальные спать: устали очень.
Корабль - немецкой постройки, в смысле ГДР. СРТ (средний рыболовецкий траулер) новенький, много автоматики. Команда собралась, 24 человека, только капитана не было: он с женой на берегу живет. Оказывается, пока они в море - сухой закон, а здесь сам бог велел. Мужик, который нас привёл, коком оказался. Как начали они на стол метать: крабы натуральные, крабы запечённые, печень макроруса и т. д. Водка, конечно, рекой.
Слева от меня старпом сидит, серьёзный мужчина - после капитана он здесь главный.
Сначала морячки всё столичных артистов послушать хотели, потом сами разошлись - не остановишь. Рассказали историю о том, как у них на корабле два щенка жили - белый и чёрный. Тайком от капитана - он не любил животных. И как гад капитан на них в плавании наткнулся и приказал выбросить за борт. А потом через неделю корабль в порт пришёл, а на пирсе два мёртвых щеночка рядышком: море выбросило. И как потом в течение месяца погиб один блондинистый моряк, другой - брюнет.
Нам-то после таких дел и крыть нечем.
Тут наш Саша вдруг увидел, что нам наливать стали меньше. Толкнул меня в бок - что, мол, за понты. Мы в обиду. Старпом застенчиво объясняет:
- У вас же завтра два концерта, мы думали…
- Вы о нас не волнуйтесь, - говорим, - всё в порядке.
Справедливость была восстановлена, и старпом, чокаясь со мной, тихо говорит:
- Ты не думай, мы добра хотели, а так всё нормально. Я, кстати, сам с Питера буду.
Ну, я, чтоб ему приятное сделать, спрашиваю:
- Неужели с самого?!
- С самого не с самого, а с Парголова. Ты вот что. Сейчас наши напьются и повезут вас в бухту Радости рассвет встречать. Я-то эти дела знаю: или на мель сядем, или вообще потонем, так что вы ни под каким видом! Сразу говорите, что завтра концерты. Мол, спасибо, но никак не можем, а то я эти дела знаю.
У меня к нему сразу возникло тёплое чувство; остальным передал, те тоже с благодарностью посматривают.
Минут через пятнадцать после того, как возникло чувство, старпом вскакивает (чуть меня со стула не сбил), глаза выпучены, как у того макроруса.
- А ну, семь футов вам под киль! Свистать всех наверх, везем ребят в бухту Радости!