Очень страшная история - Анатолий Алексин 11 стр.


- Это из-за меня, - сказала Наташа. - Я виновата. Я!.. В лесу, в темноте, под холодным дождем она продолжала думать о справедливости!

- О, не казни себя! - воскликнул я шепотом, чтоб не слышали остальные.

Она с плохо скрываемым испугом отодвинулась от меня.

- Ты не виновата, - уже спокойно, нормальным голосом сказал я. - Это же я запер Племянника в подземелье. Правда, у меня не было другого выхода.

Значит, никто не виноват. Такова жизнь!

- Сэ ля ви! - воскликнул Покойник. Он любил встревать в чужой разговор.

Это самое "сэ ля ви" было известно каждому первокласснику, но Покойник произнес так, будто звал французский язык. Вообще, убежав со "старой дачи", он осмелел.

- Еще возможна погоня, - сказал я.

И Покойник сразу заговорил обыкновенно, по-русски:

- Какая?

- Племянник!.. Ну, а если Глеб не вернется, нам придется освобождать его!

Покойник умолк.

"Что же делать? - рассуждал я. - Не пойти ли в разведку? Но тогда мы наверняка опоздаем на электричку. Так, так, так… Где же выход? Может быть, мне одному остаться, а всем другим немедленно мчаться на станцию?" Я предложил это. И затаив дыхание ждал, что мне ответят: оставаться одному все-таки не очень хотелось.

- Давай вдвоем, - предложил Принц Датский.

- Пусть женщины уедут! - воскликнул я. Посмотрел на Покойника и добавил: - И ты с ними.

Покойник не возражал. Но Наташа не согласилась:

- Еще есть минуты. Несколько минут… Подождем. Одного я тебя не оставлю.

Меня! Одного! Хотя и Принц тоже хотел остаться… Она сказала про меня одного!

Если б это было не в холодном лесу, а в какой-нибудь другой обстановке, я бы, наверно, умер от счастья. А так я остался жить.

Хотя в следующую минуту могло показаться, что все мы умерли. Все пятеро!

Потому что мы затаили дыхание, прислушиваясь к тому, как чьи-то пятки шлепали по лужам и грязи. Они шлепали очень звонко… И вот появился Глеб.

Вернее сказать, возник!

- Что у тебя в руках? - спросил я.

- Ботинки… Чтобы не падать.. Скорее! Скорее… Погоня!

- Где?

Мы помчались!.. Но, даже задыхаясь от бега, я все-таки умудрился спросить Глеба:

- Он?

- Да… Очень был благодарен…

- Благодарен?

- Ну да… Очень хотел… Меня до станции… А их, говорит, убью! Ну, и я… Пока он за плащом…

Глеб, как всегда, не дотягивал фразы. Но тут уж трудно было его не понять, сколько он пережил!

"А все-таки, если б не он, вообще бы ничего не случилось! - опять пришла мне на бегу упрямая мысль. - Значит, все равно будет дорасследование. Надо довести до конца!.." Глеб теперь был с нами, я уже за него не волновался, и желание забыть все и простить куда-то сразу исчезло.

Так иногда бывало дома со мной… Если мама начинала меня ругать, я убегал и долго слонялся по улицам. Или сидел где-нибудь у товарища. А когда возвращался, мама вновь за меня принималась. И тогда Костя по секрету мне сообщал: "Пока тебя не было, она волновалась, и называла тебя ласковыми словами, и готова была простить… А вот появился, успокоилась - и опять за свое. О женщины! Кто их поймет?" Я не был женщиной. Но с Глебом у меня получалось так же, как у мамы со мной. Сэ ля ви!

На этом мои рассуждения прекратились. Прервались… Потому что сзади мы услышали топот ног. Тяжелый, увесистый…

- Это Григорий… - с ужасом, задыхаясь то ли от бега, то ли от страха, прошептал Глеб. - Он вас… И тебя первого! Он обещал…

Я тоже не сомневался, что Племянник выполнит свое обещание. И убьет меня!

Или в крайнем случае оторвет голову…

- Надо уйти от погони! Успеть! - скомандовал я шепотом, чтобы Племянник не услышал моего голоса.

Покойник бежал впереди: он боялся больше нас всех! Но и меня покидало мужество.

- Быстрее! Быстрее! - крикнул я во весь голос. Шептать было уже не нужно:

Племянник наверняка видел нас. Его горячее дыхание было у нас за спиной.

Я обернулся. Ну да, это он! Племянник!.. Огромная темная фигура с каждой секундой приближалась, нагоняла нас…

"Все погибло! Мы не справимся с ним, - промелькнуло в моем сознании. - Но если даже возникнет борьба и мы неожиданно возьмем верх, победим его, электричка все равно за это время уйдет… Да мы и не победим! Женщины и Покойник не в счет. Остаемся мы трое - Принц, Глеб и я. Но как еще поведет себя Глеб? Неизвестно. Ведь это он все придумал! Он!.. Все случилось из-за него. Значит, может быть, в борьбу вступим мы с Принцем вдвоем… Наташа, конечно, бросится мне на помощь. Но я этого не допущу. "Спасайся! Беги!" - крикну я. И прегражу Племяннику путь своим телом!" Все эти мысли пронеслись в моей голове за какое-нибудь мгновение. Топот погони был уже рядом… Совсем рядом! И жаркое, обжигающее мне спину дыхание Племянника… Вот сейчас! Сейчас все погибнет! Все мои усилия и находки окажутся ни к чему. Еще один его шаг… Только один! Ужасный, тяжелый… И он поравняется с нами! Уже поравнялся. Уже!..

- Опаздываем, ребята? - раздался рядом взволнованный мужской голос.

Я повернул голову - и увидел (уже не сзади, а сбоку!) высокого мужчину в плаще и с портфелем.

- Опаздываем на электричку? - переспросил он.

- Разве? - ответил я, готовый обнять и расцеловать его.

- Увидел, что вы бежите, и тоже помчался. Хотя и нельзя: сердце выскакивает…

"Наверно, больное! Как у Наташиной мамы…" - подумал я. Я любил этого незнакомого человека в плаще. Я обожал его!

ГЛАВА XII,
самая короткая и самая последняя (в этой повести!) С одной стороны к платформе неумолимо приближалась электричка, а с другой приближались мы.

"Если бы мы успели, тогда бы все наши родители остались живы в прямом и переносном смысле этого слова! Тогда все мои догадки, находки, сомнения и мучения оказались бы ненапрасными!" С этой мыслью я взбежал на платформу.

Судьбе было угодно, чтобы как раз в этот момент и электричка тоже поравнялась с нею.

- Садитесь! - крикнул Глеб. - А я билеты…

- Не надо! - ответил я.

"Лучше пусть нас всех оштрафуют, но зато родители будут живы-здоровы!" Я успел так подумать, но не успел объяснить это Глебу, потому что он уже ринулся к кассе. Он хотел совершить еще один подвиг: ему нужны были смягчающие вину обстоятельства!

Машинист высунулся из окна и глядел вдоль состава. Никто не вышел, и никто, кроме нас, не собирался садиться. Мужчина в плаще, оказывается, ждал электричку из города и вообще зря торопился.

Проводница последнего вагона помахала зеленой лампочкой: можно было трогаться. С ее точки зрения…

Что было делать? Вскочить в вагон и уехать без Глеба? Покойник вскочил. А все остальные не знали, как поступить. Покойник высовывался и печально глядел на нас всех:

- Разве не ясно? Она сейчас тронется…

А Глеб все еще стоял, пригнувшись, возле окошка кассы.

Двери вздохнули, словно сочувствуя нам, и медленно стали закрываться.

Голова Покойника все еще торчала, и казалось, двери вот-вот зажмут ее с двух сторон.

- В какую-то миллионную долю секунды идея озарила меня.

- Осторожно, ребенок! - заорал я. Я знал, что эти слова - "Осторожно, ребенок!" - всегда очень сильно действуют.

Двери, не успев прихлопнуть Покойника, медленно поехали обратно.

- Где ребенок?! - крикнул злой, испуганный машинист.

- Во-он! - неопределенно ответил я, зная, что время неумолимо работает на нас.

- Да где же?

- Во-он! - Я указал на печальную морду Покойника, который все еще высовывался из тамбура.

- Я думал, он под колесами…

- Большое спасибо! - ответил я машинисту, потому что необходимая нам минута была окончательно выиграна: Глеб бежал от кассы с билетами.

Мы ворвались в вагон! Двери облегченно вздохнули, словно были рады за нас, поехали навстречу друг другу, захлопнулись… И мы наконец-то отправились в город, домой!

Мы успели на последнюю электричку! Наши родители были спасены. Чувство законной гордости переполняло меня.

- Вот… билеты! Купил… - сказал Глеб, садясь рядом со мной.

- Не думаешь ли ты так дешево откупиться? - шепнул я ему.

И сразу же пожалел о своей необдуманной фразе: ведь расследование еще не было закончено. Значит, никакой грубости! Я все должен раскрыть до конца.

Только вежливо, без насилия!

Вагон был пустой… Я пошел в самый конец, сел на лавку и позвал:

- Глеб, если хочешь, подойди, пожалуйста. Если хочешь… Он подошел и снова сел рядом.

- Нет, сядь напротив: я должен видеть твое лицо. Займемся мотивами…

- Какими? - спросил он, вздрогнув. И пересел.

- Мотивами преступления.

- Ты потом все Наташе…

- Ни за что! Никому! Можешь быть абсолютно спокоен. И откровенен, как с родным человеком!

- Нет, пусть она обязательно… Я не хотел, чтоб ее мама… Я по другой причине. - Глеб неожиданно громко, прямо на весь вагон крикнул: - Наташа!..

Она подошла и села возле него.

- Я думал все выяснить тайно, но Глеб хочет, чтоб и ты слышала, знала…

- Что слышала?

Я уже не злился на Глеба: он дал мне возможность рассказать Наташе обо всем, что я выяснил там, в подвале, обо всех своих догадках, находках, открытиях. И я рассказал… Ведь он сам попросил об этом!

- Пойдем дальше, - сказал я. - Итак, мы установили, что Нинель не звонила.

И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись.

Хорошенько подумай!

- Моя двоюродная сестра, - еле слышно признался Глеб.

- Так, так, так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинель именно ангину: болит горло, голос хриплый и не похож. Понятно, понятно…

Зачем же тебе нужно было, чтоб мы поехали без нее? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..

- Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… Ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она еще…

- Стоп! - крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб все до конца не раскрыл, не рассказал сам.

А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда еще раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище свое ношу недаром, не просто так.

- Следите за мной! - торжественно сказал я. - Следствию все абсолютно ясно.

Конечно, я должен во всем сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так…

Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель еще раз предоставит нам самостоятельность (да еще какую: разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашего класса. Тем более, что она молода и прелестна, нету опыта и так далее. Пойдем дальше! Все мы слышали, что она звонила. Хоть звонила твоя сестра… А если бы Нинель и доказала, что не звонила, ей все равно сказали бы: "Вы приучали их к самостоятельности - и вот результат!" Знаем мы наших родителей! В общем, твоей целью было всех их разволновать! Так, так, так… Состав преступления налицо! Ты хотел, чтоб мы не успели на электричку, и попросил Племянника запереть нас в подвале. А следующая электричка вот эта. Мы возвращаемся чуть ли не ночью… Родители в панике! Нинель уходит. А к тебе, наоборот, все снова приходит: кружок имени дедушки, уголок имени дедушки… Ты снова выступаешь с воспоминаниями о своем дедушке, опять становишься почетным членом кружка! И вообще самым почетным в классе… И даже во всей нашей школе!

Глеб молчал. Расследование было закончено. И тут уж я позволил себе сказать:

- Это подлость.

Наташа покачала головой.

- Он не так уж и виноват.

- Он?!

- Конечно… Глеб был раньше совсем другим. А потом не смог отказаться от того, к чему мы его приучили. Мы сами! Он любил собак. Но мы заставили его о них позабыть…

- О, как ты добра! - крикнул я.

В пустом вагоне мой голос усилился, и все обернулись. Миронова подняла руку. Но я ей слова не дал.

- Очень страшная история… - тихо, чтоб никто, кроме нас троих, не услышал, сказала Наташа.

- Еще бы: столько часов просидели в подвале!

- Это не так уж страшно.

- Не так уж? А что же страшно?

- Когда начинают ни за что ни про что восхвалять человека!

- А как быть с Нинель? - спросил я. - Вдруг некоторые родители все же поднимут шум: "Предоставила самостоятельность - и вот результат. Приехали ночью!" Мама Покойника, например…

- Возьмем мам и пап на себя, - сказала Наташа. - Объясним, растолкуем! Дети должны отвечать за родителей.

Это была прекрасная мысль. И все-таки я сказал, кивнув на Глеба:

- Расследование закончено, обвинительное заключение есть. По всем законам должен быть суд.

Волнение душило Глеба и чуть было не задушило совсем. Румянец покрыл его лицо, но он уже был не ровный, не бархатный, а нервный, пятнистый. Плечи его судорожно вздрагивали. Предчувствие предсказывало мне, что он вот-вот разревется или, вернее сказать, разрыдается.

- Слезами горю не поможешь, - сказал я. - Так учит народная мудрость.

- Глеб помог нам не слезами, - сказала Наташа. - Он один спустился в подвал к Племяннику, который мог бы… Неужели ты забыл, Алик? Ведь ты же сам это придумал! Как и все остальное…

Наташа посмотрела на меня таким взглядом, о котором я не мог и мечтать! В нем была благодарность. И даже… Но, может быть, это мне показалось.

- Все в твоей власти! - воскликнул я. - Ты хочешь его простить?

- Нет… Я не знаю. Но, по крайней мере, скажу тебе вот что… Если слабый и глупый человек жесток - это противно. Но если умный и смелый жесток - это страшно. Такой человек обязан быть добрым.

"Умный и смелый!" Чтоб услышать от нее эти слова, я был бы готов просидеть в подвале трое суток. Или даже целую учебную четверть!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Судьбе было угодно, чтоб на этом кончилась моя первая детективная повесть.

Но предчувствие подсказывает мне, что не последняя!..


Назад