Вместе с тем наше правительство принимало во внимание более широкие соображения. Возникли сомнения в том, что русское правительство всерьез стремится к миру. Более того, наше правительство узнало, что в России существует сильная военная клика, которая верит в выносливость их страны и требует продолжать войну до победного конца. Несмотря на поражения русской армии, представители клики считали, что финансы Японии вскоре оскудеют, если Россия продержится еще какое-то время. Япония готова была заключить мир на разумных условиях. Но мы по-прежнему находились в состоянии войны и должны были готовиться к любым непредвиденным обстоятельствам. Более того, военные расходы почти не уменьшались даже после заключения мира. В случае провала мирных переговоров потребность в военных средствах могла вырасти вдвое, а настроение на зарубежных рынках, скорее всего, изменилось бы не в пользу займов. Кроме того, ввиду позиции русской военной клики, избыток финансов с нашей стороны был более надежным способом достижения мира. Именно по этой причине наше правительство хотело перед встречей полномочных представителей нарастить финансовую мощь. При благоприятном завершении мирных переговоров полученные займы пошли бы на финансовое урегулирование и экономическое развитие страны.
Выслушав мои объяснения и зрело взвесив все за и против, мистер Шифф определенно согласился с точкой зрения японского правительства и заверил меня в американской поддержке. Он предложил включить в процесс немецких инвесторов, чтобы избежать перегрузки англо-американских рынков. Не было сомнения в том, что правительство Японии одобрит участие Германии и по дипломатическим причинам. Мистер Шифф конфиденциально изучил немецкий рынок и был уверен в том, что в займе охотно примут участие "Варбург и Кº", а также группа, возглавляемая "Немецко-азиатским банком". Насколько я понял, кайзер тогда пригласил к себе на яхту Макса М. Варбурга и президента "Немецко-азиатского банка"; он уговаривал их незамедлительно заняться японскими делами. Мистер Шифф был готов разместить наш заем при участии своих немецких друзей, даже если бы Великобритания воздержалась от участия, хотя он не скрывал, что предпочитает все же действовать совместно со своими британскими друзьями и надеется на них. Для дальнейшего продвижения дела мистер Шифф заранее заручился согласием немецкой стороны на то, чтобы операция обошлась без обычных формальностей.
Подготовив таким образом почву в Нью-Йорке, я просил британскую сторону поддержать желание нашего правительства и стремиться к совместной эмиссии в Англии, Америке и Германии. Мистер Шифф также связывался с лордом Ревелстоком из банка "Бэринг Бразерс и Кº", объяснил причины своего согласия с точкой зрения Японии. Не было сомнений в том, что мнение наших британских друзей останется неизменным в их горячем желании оказать помощь правительству Японии. В ожидании моего возвращения в Лондон они согласились с моей просьбой приступить к подготовительной работе с европейской стороны. Я прибыл в Лондон 2 июля. На следующий день, после нескольких частных переговоров и совещания представителей банков-эмитентов, на котором я подробно объяснил точку зрения японского правительства, наши британские друзья пришли к окончательному решению предпринять эмиссию совместно с Америкой и Германией. Вся необходимая подготовка заняла несколько дней, и вторая серия японского государственного займа под 4,5 % годовых на сумму в 30 млн фунтов стерлингов была выпущена 11 июля; объем был равными порциями поделен между тремя странами. В немецкую группу входили "Немецко-азиатский банк", с которым ассоциировались 11 ведущих банкирских домов, а также "М.М. Варбург и Кº". Они взяли свою долю по соглашению с британской группой, но, после прецедента в Нью-Йорке, были уполномочены выпустить облигации на свое имя. Вопрос итоговых показателей для немецкой группы был довольно щекотливым, но его решение значительно облегчилось благодаря предварительному обмену мнениями мистера Шиффа с его немецкими друзьями, хотя окончательное решение вопроса было оставлено до переговоров заинтересованных сторон. Подписка на этот международный заем, предпринятый правительством Японии, превысила первоначальную сумму примерно в десять раз, и большое количество заявок на небольшое число облигаций стало его отличительной особенностью. Не приходится и говорить о том, что правительство и народ Японии очень тепло приветствовали добрую волю, сотрудничество и помощь прежних британской и американской групп и новой немецкой группы, которые помогли нам расширить поле финансовой деятельности и укрепили наше положение как на войне, так и в мирных переговорах в этот чрезвычайно важный период времени.
Впоследствии я узнал от маркиза (тогда барона) Комуры, нашего министра иностранных дел и главного уполномоченного в Портсмуте, что именно он пожелал подкрепить дипломатические переговоры крупным международным займом. В "Мемуарах" графа Витте финансовое положение России в то время описано следующими словами: "Что касается положения наших финансов, то мне, как члену финансового комитета, бывшему так долго министром финансов, было и без министра финансов хорошо известно, что уже мы ведем войну на текущий долг, что министр финансов сколько бы то ни было серьезного займа в России сделать не может, так как он уже исчерпал все средства, а за границею никто более России денег не даст". Граф указывает на проявляемое в России "оптимистическое настроение относительно результатов войны" как одну из причин "полного финансового, а затем и экономического краха". Насколько по-другому выглядела ситуация из Японии! Сэр Эрнест Кассель, широко и близко связанный с международными делами, поделился со мной своим наблюдением, что назначение С.Ю. Витте главным уполномоченным на мирных переговорах в середине июля стало первым указанием реальной склонности к миру со стороны русского правительства, на что, видимо, повлияло известие о "японском займе". Война, дипломатия и финансы тесно взаимосвязаны. В то время как на финансовые операции оказывали влияние ход военных действий и дипломатические переговоры, финансовая поддержка наших зарубежных друзей и иностранных инвесторов значительно повлияли на наши успехи в войне и заключение мира. В этом отношении примечательна роль м-ра Шиффа, особенно в связи с первым 6 %-ным и вторым 4,5 %-ным займом.
Когда 29 августа в Портсмуте были согласованы условия мирного договора, мистер Шифф, не теряя времени, прислал мне телеграмму с единственным словом "Банзай". Его прогноз относительно исхода войны, сделанный на самых ранних стадиях военных действий, оказался безошибочным. И ход событий в самой России в целом соответствовал его представлениям, ибо во время и после войны в стране все больше распространялись политические и общественные брожения, и царскому правительству пришлось пойти на уступки народным требованиям, что нашло свое выражение в октябрьском манифесте 1905 г. и последующем созыве Думы. Не мое дело оценивать происходившие в России реформы. Но я считаю, что мистер Шифф должен был испытывать некоторое удовлетворение, во всяком случае, от перемен в политике царского правительства.
После войны мистер Шифф продолжал проявлять к Японии живой интерес. Весной 1906 г. он вместе с госпожой Шифф и несколькими друзьями посетил нашу страну. Поскольку в его дневнике приведен подробный отчет о поездке, мне не нужно повторяться. Их осыпали сердечными и искренними изъявлениями благодарности и уважения. Они знакомились с официальными лицами, представителями знати и деловых кругов. Для них открывались двери самых знатных домов. В довершение всего император Мэйдзи удостоил мистера Шиффа личной аудиенции, за которой последовал обед. По прибытии во дворец его наградили орденом Восходящего солнца, более высокой наградой, чем орден Священного сокровища, которого он был удостоен в предыдущем году. На аудиенции император поблагодарил его за важную помощь, оказанную им японскому народу. За обедом, на котором имел честь присутствовать и я, мистер Шифф спросил, удобно ли предложить тост за здоровье императора. Поскольку предложение оказалось беспрецедентным, министр двора замешкался с ответом. После того как сам император выразил одобрение, мистер Шифф встал и выпил за его здоровье, процитировав слова, относящиеся к Джорджу Вашингтону: "Первый на войне, первый в мире, первый в сердцах своих соотечественников". Император, в свою очередь, провозгласил тост за здоровье мистера Шиффа. Хотя происшествие не имело аналогов и не обсуждалось заранее, оно не вызвало скандала, по моему мнению, благодаря искренней прямоте мистера Шиффа и здравомыслию императора. Это доказывает, что прием м-ра Шиффа при дворе стал не просто протокольным мероприятием. Так же тепло его принимали в других местах.
Мистера Шиффа заботили такие проблемы, как экономический рост Японии и ее связи с Америкой. По делам и на досуге, на словах и на деле он стремился помогать правительству Японии и своим японским друзьям. После того как утихло воодушевление военного времени, у нас не возникало частых поводов для ведения крупных дел в Нью-Йорке, как того, возможно, желал мистер Шифф; в то время американский финансовый рынок в целом еще не созрел для иностранных инвестиций. Но он делал все, что было в его силах, когда представлялся удачный случай. Участие прежней американской группы в нашем четырехпроцентном займе в ноябре 1905 г. и выпуск в Нью-Йорке облигаций Токийского займа в 1912 г. – самые примечательные случаи воплощения замыслов мистера Шиффа. Продажу за границей акций "Промышленного банка Японии" как средство облегчения знакомства иностранного капитала с этим учреждением впервые предложил мне мистер Шифф, хотя практическим осуществлением этого плана занимался один лондонский банк. Перечислять менее яркие случаи его дружеского расположения к Японии не стоит, так как их слишком много.
Когда началась мировая война и Япония оказалась вовлечена в военные действия против Германии, мистер Шифф некоторое время избегал публичных отношений с Японией, потому что, как он объяснял мне тогда, Германия – его родина, и его связи с ней безусловно крепче, чем с любой другой страной, кроме Соединенных Штатов, гражданином которых он являлся. Однако он по-прежнему поддерживал теплые отношения со своими японскими друзьями. Тучи развеялись, когда в войну вступила Америка, так как Япония оказалась на одной стороне со страной, в которой жил мистер Шифф. Он вел теплую переписку с виконтом Исии, который приезжал в Америку с официальной миссией. Он поддерживал отношения с бароном Мегатой, который возглавлял нашу полуофициальную экономическую делегацию в Соединенных Штатах. "Америка, вместе со своими союзниками, должна во что бы то ни стало победить; Япония и Америка должны еще больше сблизиться". Слова с таким смыслом он часто повторял в своих письмах ко мне. Ему повезло прожить достаточно долго, чтобы застать конец войны. "Какое счастье, – писал он мне в декабре 1918 г., – что эта ужасная война закончилась! Лучший мир и человечность станут результатом всех великих жертв, которые были принесены".
Уверен, что мистер Шифф умер таким же добрым другом Японии, каким был при жизни. Его достижения останутся в памяти страны и в сердцах его японских друзей".
Непосредственное участие Шиффа в первых переговорах более подробно раскрывается в письме от лорда Ревелстока из банка "Бэринг Бразерс и Кº" от 10 мая 1904 г., в котором тот выражает радость от того, что имел возможность связаться с ним во время недавних переговоров: "Для меня было особой честью осознать Ваши совершенство и прямоту в ведении дел, и я поздравляю себя и свою фирму с тем, что нам повезло и мы сумели возобновить приятные отношения с Вами".
Характерно, что, поддерживая Японию во время войны с помощью займов, он выслал чек на 10 тыс. долларов генеральному консулу Японии в Нью-Йорке "как анонимный вклад в фонд помощи раненым и пострадавшим в войне", и в тот же день послал чек на такую же сумму графу Кассини, российскому послу в Вашингтоне, в помощь раненым и пострадавшим со стороны России.
В главе, посвященной России, имеется ссылка на стремление Шиффа во время Портсмутской конференции, окончившейся заключением мирного договора между Россией и Японией, убедить графа Витте в необходимости улучшить положение евреев в России. Однако вполне очевидно, что во всем остальном Шифф стремился к заключению мира и тонко, хотя и довольно прямо, намекал на свои взгляды:
"Бар-Харбор, 25 августа 1905 г.
Его превосходительству К. Такахире,
Министру Японии и полномочному послу,
Портсмут (штат Нью-Гемпшир).
Уважаемый господин министр!
Я долго думал, стоит ли писать Вам, и серьезно прошу заранее не истолковывать превратно цель и дух данного письма.
Я знаю, что Японии не нужны ничьи советы и что те, кто в этот решающий момент наделены властью решать, продолжать войну или нет, лучше понимают, чего требуют интересы их страны. Однако я подумал, что, после размещения "японских займов" на зарубежных рынках, мое мнение касательно продолжения войны не встретит отпора с Вашей стороны и со стороны барона Комуры. Именно поэтому я в конце концов решился написать Вам.
Вполне очевидно, если восстановление мира не станет результатом настоящих переговоров, придется признать, что войну следует продолжать до победного конца или до полного истощения Японии либо России. Правда, Россия не сумеет найти сколько-нибудь крупных сумм для продолжения войны ни в Париже, ни в Берлине, но в таком случае она немедленно прибегнет к своему весьма значительному золотому запасу и, не колеблясь, откажется на время от золотого стандарта. Это нанесет серьезный удар по ее коммерции, ее национальному кредиту и всему ее будущему, но в час отчаяния она, не дрогнув, прибегнет к сильному средству, дабы подстраховаться против превратностей войны.
Что касается Японии, цены на ее иностранные займы немедленно упадут с 5 до 10 %. Само по себе это мелочь. Покупая облигации по военным ценам, инвесторы должны просчитывать риски… Однако я боюсь, что представители финансовых кругов в Соединенных Штатах, Англии и Германии, решив, что война будет вестись до победного конца, откажутся и далее финансировать Японию в больших масштабах. Вот о чем я считаю своим долгом предупредить Вас и барона Комуру, хотя уверяю Вас в том, что, чем бы ни окончились переговоры в Портсмуте, моя фирма готова поддерживать Японию всеми средствами и употребив все свое влияние.
С выражением глубокого уважения к Вам и барону Комуре, остаюсь
Искренне Ваш
Джейкоб Г. Шифф".
22 февраля 1906 г. Шифф с супругой отправились из Нью-Йорка в Японию. Их сопровождали племянник, Эрнст Шифф из Лондона, Генри Бадж с супругой и Зигмунд Нойштадт с супругой, родители их невестки. Они отплыли из Сан-Франциско 9 марта. Об их путешествии сохранилась уникальное литературное свидетельство в форме книги в / долю листа, красиво напечатанной на японской бумаге и прекрасно иллюстрированной, с надписью: "Наше путешествие в Японию – Джейкоб Г. Шифф. Издано в виде сюрприза автору. 10 января 1907 г.". Разъяснение этого довольно необычного титульного листа заключается в том, что его родственники сохранили письма, которые он посылал домой, а его жена распорядилась издать их и подарила ему томик на шестидесятилетие. Письма в форме дневника подробно описывают все, что с ними происходило, день за днем. 14 мая, в день их отплытия из Японии на родину, Шиффы дали ужин, на котором присутствовали многие знаменитости. По этому случаю он произнес следующую речь: "Ваши превосходительства, дамы и господа!
Мы с госпожой Шифф благодарим вас за оказанную нам честь. Приняв наше приглашение, вы позволили нам еще раз увидеться с друзьями перед нашим возвращением домой. Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство, которое вы нам оказали, за стремление многих из тех, кого мы имеем честь сегодня принимать у себя, порадовать и занять нас во время нашего визита, где и когда возможно. Теперь, когда наш визит близится к концу, мы покидаем вас с сожалением и, уверяю вас, с чувством сердечной признательности к вашей стране.
Во время пребывания в вашей стране меня неоднократно спрашивали о моих впечатлениях, но, не желая преждевременно высказывать свои взгляды, я старался до сегодняшнего дня уклоняться от ответа. Я знаю, что такой же вопрос мне зададут, как только мы вернемся домой, и, расставаясь с вами, я думаю, что могу ответить со всей определенностью… По-моему, главными чертами японского народа являются простота, бережливость и верность – верность своему императору, верность своей стране, верность друг другу. Я расскажу о вашей набожности и о трогательном почтении, с каким молодежь относится к пожилым людям, о любви, какую питают старики к молодым. Я скажу, что, по моему мнению, ваш народ черпает силу и уверенность в ранних и систематических занятиях мужественными видами спорта, физическом развитии, когда молодые люди приучаются контролировать и подавлять страсти. Кроме того, ваша сила – в жажде знаний, поскольку образование в вашей стране почти так же доступно и бесплатно, как воздух, которым вы дышите. Кроме того, не покривлю душой, если скажу, что Япония только что одержала победу в одной из величайших войн в истории, и ее народ… скромно вернулся к своим повседневным занятиям, очевидно решив компенсировать мирными средствами понесенные им жертвы, открыв новые рынки для своей торговли и промышленности – однако полный желания делить эти рынки с другими странами всего мира. В силу этого Япония наслаждается благосклонностью других стран и признанием своей руководящей роли в этом полушарии, которое теперь по праву ей принадлежит. Вот как я намерен говорить о Японии и ее народе. У вас есть свои недостатки; у кого их нет? У вас тоже есть торговцы древностями, но даже они оставляют покупателям достаточно средств на обратную дорогу.
И вот еще что: два месяца назад мы приехали с визитом, чтобы лучше познакомиться с вашей страной, вашим народом и вашими обычаями. Мы приехали как незнакомцы, но вы приняли нас с распростертыми объятиями, и вскоре мы уже не чувствовали себя здесь чужаками. Я знаю, вы хотели выказать нам признательность за услугу, которую мне повезло оказать вашей стране в то время, когда она нуждалась в друзьях. Но сейчас, когда вы столь великодушно уравновесили этот счет, позвольте мне выразить надежду: если мы приедем к вам снова или воспользуемся еще более приятной привилегией принимать кого-либо из вас у себя, нам не понадобится иного повода для того, чтобы раскрыть свои сердца друг другу, чем необходимость в дружеской встрече! Нет таких слов в нашем языке, какими я мог бы адекватно выразить то, что желаем сказать вам в час расставания мы с госпожой Шифф и нашими друзьями. Мы говорим вам "сайонара" – "до свидания". Я поднимаю свой бокал за ваше здоровье, счастье и процветание вашей страны… сайонара!"
Его собственная оценка той поездки содержится в последних словах дневника. Описав возвращение в Нью-Йорк в пятницу, 8 июня, он говорит: "Так закончилось наше путешествие на Дальний Восток. За 14 недель мы преодолели 20 тысяч миль. Поездка была успешной с начала до конца, мы благодарим Господа за то, что охранил "выхождение наше и вхождение наше". Закончился поистине интереснейший эпизод в нашей жизни; надеемся, что нам будет позволено вспоминать о нем еще много лет, а когда мы скончаемся, может быть, эта запись о приятном путешествии родителей вызовет интерес детей и внуков в стремительно меняющемся мире и в странах, предназначенных судьбой сыграть самую важную роль в еще не написанной истории".