Петрищев кивнул, и машина рванула с места. Необычайная скорость, с которой они неслись по Ленинградке, Антону не понравилась. Сзади, в салоне, что-то постукивало. Петрищев оглянулся и с ужасом обнаружил полированный гроб. Страшный ящик подпрыгивал и трясся, крышка с него постепенно сползала, поблескивая тусклым медным блеском массивных ручек.
– Что это? – заикаясь от страха, спросил Антон.
– Жмурик, – ответил водитель и вновь оглядел пассажира детскими голубыми глазами.
– Сейчас же остановите машину! – закричал Петрищев не своим голосом.
Водитель ухмыльнулся и прибавил скорость. Они, как в американском боевике, перестраиваясь из ряда в ряд и обгоняя всех на гноем пути, гнали, не останавливаясь на светофорах. Антон, превозмогая страх, еще раз оглянулся. По спине поползли мурашки. Из-под крышки гроба выбилась рука с тонкими пальцами, украшенными черным маникюром. На мертвенно-бледном мизинце сверкал перстень. Камень перстня блеском слепил раза. Антон зажмурился и замер. Чтобы не потерять сознание от ужаса, он вобрал в легкие как можно больше воздуха и заорал так, будто его уже поджаривают:
– Стойте! А-а-а-а!
Шофер от неожиданности выпустил руль, и страшный удар вжал тело Антона в сиденье. На несколько мгновений Петрищев лишился чувств. Сколько длилось беспамятство, он не понял, но, когда сознание вернулось, еще минуту боялся пошевелиться. Потом повертел ногой – цела. Руками – тоже. Антон привстал и глянул на водительское место. Седого он не обнаружил. Руль, сбитый ударом вбок, упирался в спинку водительского сиденья.
Петрищев открыл дверь и осторожно вышел. Лимузин стоял, обтекая капотом фонарный столб. Задняя дверь машины открылась и торчала кверху. Рядом на тротуаре лежал полированный дубовый гроб, плотно закрытый крышкой. Петрищев, дрожа всем телом, приблизился к жуткой таре. Внезапно гроб открылся и голубоглазый с неестественной улыбкой выскочил оттуда, словно его выбросила пружина. Антон отшатнулся. Седой не обратил на него внимания и аршинными шагами удалился. Как оказался водитель в гробу? Антон не успел и подумать. Он лишь заметил у водителя на пальцах бледной руки черный маникюр и на мизинце сверкающий перстень.
Минуту Петрищев стоял без движения. Наконец оцепенение его оставило, и юноша осмотрелся. Авария настигла катафалк прямо возле парадного Вики. Когда машина успела свернуть с Ленинградки на Садовое кольцо и оказаться у Лихого переулка, пассажир не заметил. Возле соседнего подъезда, где находился центральный вход в банк "Недра", невозмутимо покуривали охранники. Чрезвычайное происшествие возле вверенного им объекта нисколько секьюрити не обеспокоило. Они и не смотрели в сторону искореженного лимузина. Этого весьма странного обстоятельства перепуганный Петрищев не проанализировал.
"Цветы!" – с досадой подумал он и в ту же минуту в пустом дубовом гробу увидел букет роз. Цветы немного подвяли, но были великолепны. Антон схватил розы и понесся вверх по лестнице.
Вика жила на последнем, четвертом этаже. В старом особняке были такие высокие потолки и длинные пролеты мраморной лестницы, что в современном доме четвертый этаж равнялся бы восьмому. На последних ступеньках перед Викиной дверью Петрищев почувствовал неладное. "Сливы!" – промелькнула страшная мысль. Что делать? Неприлично же вместо поздравления любимой опрометью броситься в туалет! Но с организмом шутки плохи. Антон Петрищев, в синем двубортном костюме, в галстуке с перламутровыми блестками, дрожащей рукой тронул звонок. За дверью послышались смех и крики. Вика, в розовом платье, румяная, с томным подводом глаз и бровей, не успела открыть дверь, как ее кавалер, отпихнув девушку и воткнув ей в растопыренные ручки букет, пронесся по коридору и скрылся в туалете.
Смех и крики гостей смолкли. Вика с розами так и застыла на пороге своей квартиры. Тревожная тишина сменила праздничный шум. После долгой паузы в туалете послышался характерный звук ватерклозета. Его сменило тихое журчание. Потом стихло и оно. Вика и гости долго смотрели на дверь, за которой скрылся Петрищев. Антон не выходил. Гости стали смущенно переглядываться. Наконец, один из них, двоюродный брат Вики Саша, не выдержал:
– Что он там, помер?
– Как тебе не стыдно! – одернула парня строгая брюнетка Варя, грозно взглянув на нахала.
Снова наступило неловкое молчание. Кругленькая и всегда бойкая евреечка Соня молчание прервала:
– Может быть, человеку плохо?
– Скорее всего, ему уже хорошо… – пошутил вихрастый Колька, оскалив крупные передние зубы. На него зашикали и замахали руками. Пауза становилась слишком долгой. Вика, наконец, захлопнула входную дверь и, на цыпочках подкравшись к туалету, постучала.
– Антоша, с тобой все в порядке?
Ответа не последовало. Тогда Вика тихонько подергала дверь. Дверь не поддалась. Вика стала дергать ручку сильнее и спрашивать громче:
– Антоша?! Что с тобой?
Девушка ощутила тревогу. Вроде бы ее пожелания сбывались. Кавалер вел себя необычно. Но разве этого она хотела?! Все наперебой начали кричать и стучать в дверь. Антон признаков жизни не подавал. Дело принимало дурной оборот.
– Ломать? – спросил вихрастый Колька. И, получив утвердительный кивок именинницы, вместе с ребятами принялся высаживать дверь. Вика стояла поодаль. Румянец на ее лице исчез, в глазах застыл ужас. Она представила своего кавалера в туалете. С поникшей головой, в двубортном костюме, со спущенными брюками. Если ему и суждено умереть, почему так позорно? Над Викой всю жизнь станут смеяться: возлюбленный погиб на унитазе в ее семнадцатую весну.
Все эти страшные и позорные мысли смешались в голове девушки, борясь с естественным любопытством: что же произошло с Петрищевым?
Наконец крепость поддалась. Замок хрустнул и освободил щеколду. Дверь распахнулась. Крик изумления вырвался у присутствующих. В туалете никого не оказалось. Лишь полоса туалетной бумаги извилистой лентой стекала с катушки, уходя длинным концом в бездонное чрево ватерклозета. Каждый пытался заглянуть в эту таинственную глубину.
– Деньги, – тихо прошептала Соня.
– Сотня, – удивленно проговорил вихрастый Колька. Вика заглянула в унитаз и увидела там плавающий сторублевый билет Государственного российского банка. Это были деньги Антона Петрищева, которые он намеревался истратить на такси.
Глава 2
Как Петрищев оказался в туалете
Как оказался в туалете квартиры третьего этажа, Петрищев понять не мог. Он вообще ничего не понял. Неожиданно его что-то завертело и понесло. Мгновения грохочущей бездны, и он оказался тут. Что помещение изменилось, он заподозрил, увидев перед собой на двери вместо календаря с Аленом Делоном календарь с кошечками. Осторожно приоткрыв дверь и сделав первый шаг по квартире, Петрищев услышал странный звук. Звук доносился из кухни. Антон заглянул туда и обнаружил жирного наглого кота. Кот, вытянув спину, точил свои когти об обои. По виду обоев Антон догадался, что кот подобное упражнение проделывает не впервой.
Увидев юношу, котяра выгнул спину и истошно завопил. Из глубины квартиры повторились шлепающие старческие шаги, и появилась сухая и прямая как жердь бабка.
Петрищев снова забился в туалет и заперся на щеколду. Шарканье приближалось. Бабка прошла мимо. Петрищев слышал, как она на кухне успокаивает горланящего кота. За кончив сюсюкать, старуха пошла назад. Возле двери шаги ее смолкли. Петрищев услышал покашливание и сопение совсем рядом, Постояв и подумав минуту, бабка, наверное, решила, что раз она поднялась с кресла, то не грех заодно заглянуть в туалет. Ее пальцы коснулись дверной ручки и, отжав замок, потянули на себя. Дверь оказалась запертой. Бабулька дернула посильнее и неожиданно сказала:
– Ах, извините, я не знала, что занято. Затем сделала несколько шагов вглубь и приостановилась. До старухи дошло, что в доме она одна и туалет занимать некому. Сделав столь несложное открытие, бабушка заорала благим матом. Петрищев от страха дернул спусковое устройство. И снова грохот и мрак окутали его и поволокли вниз.
Через секунду он очутился в таком же туалете. Только в нем находилась барышня, приводившая в порядок свой костюм. Увидев Петрищева, барышня округлила глаза и тихо сказала:
– Ой…
Тут уж Петрищев закричал во всю глотку. Неизвестно, чем бы кончилась эта неожиданная встреча с незнакомкой, но Антон схватился за спусковое устройство. Он еще не осмыслил, что с ним происходит, но в глубине сознания отметил, чти спусковое устройство ватерклозета существенно меняет его местопребывание.
Снова грохот и мрак подхватили Петрищева. На этот раз он попал в совершенно иное помещение. Стерильный кафель стен, машинка для сушки рук и катушка с необычайно розовой и мягкой туалетной бумагой указывали, что Петрищев находится в укромном уголке богатого офиса. Несколько минут Антон таился и думал. Но причины происходящего с ним перемещения определить не мог. Тогда молодой человек застегнул брюки, поправил галстук и начал вспоминать все по порядку.
Странности и чудеса начались с самого утра. Петрищев проанализировал события одно за другим, припомнил черный лимузин с седым голубоглазым водителем и свой конфузный момент возле квартиры Вики и сделал вывод, что все это сон. Неприятный, долгий сон, который случается иногда в субботу. Наверняка сейчас больше девяти часов утра, а он дрыхнет. От этого и снится всяческая галиматья. Дело оставалось за малым: надо проснуться!
Петрищев протер глаза. Ом даже подошел к раковине из белоснежного фаянса и, нажав на иноземный рычаг, пустил воду. Рычаг заменял краны с холодной и горячей водой. Антон с такими кранами встречался. Если кран до конца отвернуть вправо – идет горячая вода, влево – холодная. Петрищев умылся ледяной шипящей водой, вытерся нежнейшим шелком туалетной бумаги и опять протер глаза. Сон не прерывался. Оставалось ждать.
"Почему мне так долго снится одно и то же. Не торчать же весь сон в туалете!" решил Антоша и осторожно приоткрыл дверь.
Высунув голову, юноша обнаружил светлый коридор, заканчивающийся решеткой из толстых прутьев. За прутьями виднелась стальная дверь с колесом-ручкой, напоминающей штурвал корабля.
"Это же сейф!" – догадался Петрищев. И только теперь вспомнил, что в доме его подружки первый этаж занимал банк.
Антон прокрался по коридору. В конце имелась лестница наверх. Но путь к лестнице преграждала вторая решетка из таких же толстых прутьев. Антон прошелся несколько раз от одной решетки до другой и хотел повторить проход, когда послышались шаги и шелест колес. Это два служащих катили вниз по специальному желобу тележку с деньгами. Если денег так много и их нельзя потратить – для служащих они превращаются в тяжелые бумажные кирпичи.
В субботу банковский день короче, но служащие Замараев и Пестиков с удовольствием бы уже сейчас обедали в семейном кругу, окруженные верными подругами, детьми и внуками, а не катили бы постылую тележку. Петрищев снова ретировался в туалет и прикрыл за собой дверь. Внезапно пожилых работников сердито окликнул директор:
– Вы тут на лестнице два миллиона потеряли! Надо быть, господа, поаккуратнее.
Петрищев по звуку шагов понял, что рассеянные сотрудники пошли назад, и снова осторожно высунул голову. Перед его изумленным взором предстали деньги. Тугие и толстые пачки, обвязанные банковской лентой и запечатанные в целлофан, горкой наполняли тележку и с трудом помещались в ней. Петрищев потрогал пачки, но работники возвращались, и он вновь шмыгнул в туалет.
Служащие пристроили на тележку еще несколько пачек.
– Ничего мы не потеряли, – проворчал Замараев, – директор докладывает свои темные денежки, а делает вид, будто мы растеряхи.
Пестиков захихикал и добавил:
– Козел. Жульничает с клиентами, а сам из себя благотворителя изображает.
– Ты о сифилитиках? – спросил Замараев.
– О них. Денежки на счет венерического диспансера переводит. Сифилитикам на микстуру, – пояснил Пестиков и зашипел: – Тише, идет…
Антон услышал глухой звук открывающейся стальной двери, но не видел, как тележка с деньгами оказалась за металлическими воротами сейфа, в хранилище. Не видел, как запирался кодовый замок и как директор все это опечатывал. Когда все смолкло и шаги затихли, Петрищев покинул свое убежище. Но деваться было некуда. Кроме туалета в его распоряжении оказалось пространство в двадцать шагов, ограниченное двумя решетками. Антон потрогал решетки, подергал их за прутья, но массивная конструкция даже не задрожала. Петрищев уперся в прутья лбом и ударил их несколько раз. Ощутив боль и не проснувшись при этом, он, наконец, уверился, что не спит. Стало обидно, что вместо того чтобы сидеть за столом, пить вкусный спрайт и есть пироги, которые так здорово печет мама Вики, он торчит тут. Время тянулось ужасно медленно. Хотелось есть. Петрищев решил было закричать, но как объяснить свое появление в банке, да еще возле хранилища? "Пожалуй, так просто и не отпустят", – подумал Антон и, усевшись на корточки, погрузился в прострацию. Непонятный жужжащий звук привлек его внимание. Сначала звук казался далеким. Но постепенно он становился громче. Петрищев привстал и на всякий случай ретировался к спасительным дверям. Продолжая прислушиваться, приложил ухо к правой стене. Стена заметно подрагивала. Звук явно шел справа. Сколько прошло времени, Петрищев не заметил. Как только он позвонил в квартиру Вики, часы на его руке остановились, и запустить их снова Петрищеву не удалось. Сверлящий монотонный вой нарастал, пока кирпичи стены не отвалились и в них не просунулась грязная рука.
Петрищев спрятался, но дверь до конца не закрыл, продолжая наблюдение. С грохотом, подняв жуткую пыль, часть стены отпала, и в коридоре появились три фигуры, припорошенные кирпичной крошкой и бетонной мукой. Одна фигура чихнула и выругалась. Петрищев в туалете покраснел. Он очень не любил ругательных слов и никогда их сам не употреблял.
– Я же говорил, блин в корень, надо левее! – закричал один из стенопроходцев.
– Да, братаны, мы метров пять дали маху, – почесывая темя под грязной маской, ответил второй.
– Все гад Петруха. Его расчеты. И зачем мы ему поверили? Всегда, дубина, имел двойку по геометрии, – добавил первый. Третий стенолаз сносил упреки подельников молча и только виновато сопел.
– Ну и как теперь попадем в хранилище? – поинтересовался второй. Наступила долгая пауза.
– Надо взрывать, – наконец подал голос третий.
– Всю охрану, блин в корень, поднимем, – возразил первый.
– На воздух, – хихикнул второй.
– Нашел, болван, время шутить, – оборвал его первый и заметил дверь в туалет. – А там что?
– Клозет. Банкиры пользуют, – ответил третий.
– Может, через стену сортира проще? – спросил второй. – Надо бы проверить.
Одна из фигур пихнула дверь ногой. Петрищев отлетел вглубь, чуть не угодив в чрево унитаза. Взломщики были удивлены и испуганы не меньше, но, поняв, что юноша один, навели на него автоматы.
"Похоже, что меня собираются пристрелить", – сообразил Петрищев и зажмурился. Но выстрелов не последовало.
– Как ты, блин в корень, сюда попал, пижон? – спросил первый стенолаз. Петрищев молчал. Он понимал, что отвечать надо, но не знал что. Антон и себе этого объяснить не мог. Еще труднее выдумать правдоподобное объяснение взломщикам.
– Не знаю… – промямлил он безнадежным голосом.
– Да это, братаны, конкурент! Мочить надо, – взвизгнул взломщик, обвиненный в двойках по геометрии.
– Выйдем, – предложил первый взломщик подельникам, – помозговать надо.
Троица вышла в коридор и принялась шептаться.
Взломщиков звали Петей, Ганей и Додиком.
– Зачем его мочить? – удивился До-дик.
– Заложит, гад, – ответил Ганя. Петр наморщил лоб и молчал.
– Твое слово, Петруха, – заключил До-дик. Взломщики уставились на подельника, но Петруха продолжал морщить лоб и молчать. Наконец он изрек:
– Успеем. Пока пусть походит с нами.
– На черта нам этот, блин, пижон? – возмутился Ганя.
– Тупица, парень хоть и не гигант, а килограммов пятнадцать поднять сможет, – процедил Петр сквозь зубы.
– Ну и что? – не понял "коллегу" Ганя.
– Болван, ты можешь прикинуть, сколько это будет в купюрах?!
– Ты о чем? – заинтересовался Додик. Он начал понимать ход Петрухиных мыслей, но желал уточнения.
– Сколько весит одна сторублевая бумажка? – ехидно спросил Петр.
– Хто ж ее, блин в корень, знает, – развел руками Ганя.
– То-то… А сколько их будет в пятнадцати килограммах? – продолжил свой допрос Петр и, не получив ответа, изрек: – Пусть пижон поработает носильщиком. Пришибить всегда успеем.
Закончив совещание, взломщики вернулись в туалет и сообщили бледному как смерть Петрищеву, что он взят в банду носильщиком и ему присвоена кличка Пегий.
Снова взревели отбойные молотки, и через полчаса через стену туалетной комнаты компания пробралась в святая святых. В хранилище горела синим светом лампочка. Деньги лежали на стеллажах в банковских упаковках. В центре стояла тележка, полная денежных кирпичей. Директор разрешил оставить ее до начала рабочей недели неразобранной. Взломщики вытащили из-за пазухи мешки и принялись их набивать. Петрищев, бледный и испуганный, стоял рядом и дрожал.
– Чего трясешься, Пегий? Денег не видел? – рявкнул Додик.
Петрищеву приказали снять рубашку и, завязав рукава, напихивать в нее пачки сторублевок. Когда же тележка опустела, Ганя протянул руку к полке, и в тот же миг завыла сирена. Полки оказались подключенными к сигнализации. Взломщики вылезли через дыру в туалет, затем стали по одному протискиваться в лаз. Петрищев оказался между ними. Дуло автомата упиралось ему в спину.
– Мой выходной костюм! – невольно вырвалось у Петрищева, когда синяя шерсть его парадной одежды превратилась в буро-серую.
– Думай, Пегий, о шкуре, а не о тряпках, – резонно заметил Додик и для наглядности сильно ткнул Петрищева сталью автомата.
Протискиваясь сквозь сырые и грязные стены, они оказались в шахте или в тоннеле. Но перед тем как выйти, Ганя пошуровал в проходе, и кирпичи с грохотом засыпали лаз, по которому они только что пробирались. Глухие удары падающей породы еще долго звучали сзади. Петрищев сильно вспотел. Он не привык таскать тяжести в столь неудобной таре, как собственная рубаха, и никогда раньше не передвигался по столь отвратительному грунту. Антоша подвернул ногу, набрал песка и кирпичной крошки в свои лакированные туфли, отчего каждый шаг в наполненной дрянью обуви причинял боль. Его мучители шли как ни в чем не бывало, даже подпрыгивали и там, где почва под ногами позволяла, переходили на бег. Сколько времени продолжался поход по подземным лабиринтам, Петрищев не знал. Ноги Антона давно бы подкосились, если б не толчки автомата сзади.
Наконец, когда юноша понял, что через десять шагов он свалится и никакой автомат не сможет поднять его, Ганя объявил:
– Перекур.