– Или! – подскочил Алешка. – С вами поедем. Вам все равно по пути. – И добавил предусмотрительно: – А в незнакомом городе мы можем заблудиться. Что вы тогда нашему папе скажете?
Капитан Володя вздохнул, на секунду задумался, принял решение:
– Добро. Только из машины на месте происшествия не вылезать. Сидеть сзади и помалкивать.
Когда мы бегом выскочили из милиции, у самого подъезда вдруг остановилась легковая машина неизвестной нам марки. Зато вышли из нее два очень даже известных нам гражданина. Когда они увидели нас с Алешкой, то один из них засмеялся басом, а другой легонько усмехнулся и помахал нам рукой. Это были наши попутчики – Вадик и Владик.
Я посмотрел на Алешку и прочел в его глазах, как телеграмму: "Справимся, товарищ полковник" – это было еще в Москве, на вокзале. "Ваши товарищи прибыли" – это прозвучало только что, в кабинете капитана Володи.
Вот так фишка!
А капитан Володя тоже махнул им рукой и сказал:
– Подождите меня в дежурке.
На двух машинах мы вылетели из города и помчались по трассе. Она идет с юга на север. На юге – граница, на севере – наша большая страна.
Проскочили поворот на ту извилистую дорогу, которая ведет к Черному ущелью, промчались мимо небольшого поселка, из которого выскочила и дунула нам вслед, заливаясь веселым лаем, стая собак – они так развлекаются в своей южной скуке. Миновали какой-то перекресток, и вот он – семнадцатый километр.
Полно машин у обочины – милицейские, "Скорая", техпомощь. И все это вокруг автобуса, как-то жалко осевшего на пробитые колеса. Его ветровое стекло мелким крошевом осыпалось на асфальт. Дверцы распахнуты.
Наша машина останавливается немного в стороне, капитан Володя выходит, а мы послушно остаемся сидеть в ней. Распахнув свои дверцы и свои ушки.
Вокруг автобуса – суета. Но такая, я бы сказал, деловая. Оперативники опрашивают потерпевших, врачи оказывают им помощь, эксперты фиксируют следы и ищут вещественные доказательства.
Капитан Володя невдалеке допрашивает водителя. У того забинтована голова. Мы прислушиваемся.
– Как, как произошло?.. Обыкновенно. Обогнала иномарка, подрезала. Из задней дверцы – ружейный ствол. Ахнули по скатам и по ветровому стеклу. Меня малость зацепило дробью, – водитель легонько щупает повязку на голове. – Тут же тормозит рядом фургон, и они давай из автобуса груз в него перекладывать... Там, в автобусе, мужик ехал, сопровождающий – ему по башке, из автобуса выкинули.
– Фургон какой марки? – спрашивает капитан Володя. – Номер? Приметы?
– Номер я не заметил, – сожалеюще и чуть виновато говорит водитель. – А фургон наш, отечественный, приметный: на борту орел нарисован, распахнутый такой. И буквы не наши.
Володя спрашивает, записывает, распоряжается. Мы сидим, как мышки.
– Куда он направился, фургон? – уточняет капитан.
– А к Приморску, на север.
– Ладно, спасибо, – говорит Володя и закрывает папку. – Если еще что-нибудь вспомните, позвоните. – И он дает водителю свою визитную карточку.
Водитель отходит. Приостанавливается, мнется.
– Что? – спрашивает Володя.
– Да ерунда! – как-то смущенно говорит водитель. – Вспомнилось не к месту.
– Нам сейчас все к месту. Что вы хотели сказать?
– Да это... Значит, когда фургон с орлом и иномарка отъехали... ну, пока я помощь сопровождающему оказал, пока милицию вызвал... И тут, значит, в обратном направлении еще один фургон прошел. Похожий. Только у того – орел на боку был, а у этого – самолет...
Алешка вдруг хлопает себя ладошкой по губам и толкает меня в бок. Я удивленно смотрю на него. А он вовсю хлопает ресницами – соображает.
– И еще, – вдруг продолжает водитель. – Эти бандюки очень торопились, когда груз переносили. А один все их подгонял, мол, скорее, да скорее. И еще как-то сказал: "Живее, братаны, Тропик уже ждет!"
– Тропик? – переспросил Володя.
– Тропик, – кивнул водитель. – Точно, я запомнил.
Алешка снова меня в бок:
– Дим, этот Тропик их главарь, кличка у него такая.
Ну это и мне ясно.
Потом капитан Володя стал допрашивать дядьку, который сопровождал груз в автобусе. Фамилия его оказалась Воробей. Он и был похож на маленькую непоседливую птичку. И говорил так же быстро, будто чирикал.
Капитан Володя усадил этого Воробья, которого был залеплен пластырем лоб, в машину, потому что тот жаловался на головную боль и когда не чирикал, то морщился. И ругался на бандитов.
Из его слов мы поняли, что группа коммерсантов закупила за рубежом партию телевизоров, арендовала автобус и поручила Воробью сопровождать груз от границы.
– А почему автобус? – уточнил внимательно слушавший Воробья Володя.
– А потому! – сердито буркнул тот и почесал пластырь на лбу. – У вас тут разбойничают на трассе. Я уже третий раз так попадаю. Для безопасности и взяли автобус. Чтоб внимания к грузу не привлекать. Кто ж подумает, что в автобусе телевизоры едут? Правильно?
Значит, кто-то бандитам подсказал, подумал я. И тут же вспомнил, что похожие слова два часа назад говорил капитан Володя папе. А по тому, как Алешка снова ширнул меня локтем в бок, понял, что и он подумал о том же.
У меня вдруг появилось ощущение, что вокруг нас начинает сплетаться что-то вроде сети из загадочных нитей. И, хочешь – не хочешь, а нам с Алешкой в этих сплетениях придется разбираться.
Наконец опергруппа работу закончила. Усталый капитан Володя отдал еще какие-то распоряжения и сказал нам:
– Поехали, братва. Отвезу вас к Арчилу.
– Я на минутку, – сказал Алешка и выскользнул из машины. – Очень надо.
– Ну, раз надо... – Володя вздохнул с пониманием.
Алешка забежал за подбитый автобус, заглянул в его распахнутые дверцы, что-то подобрал с пола и сунул в карман. Володя этого не заметил – курил, положив руки на баранку. Но я видел.
Алешка вернулся, и мы, развернувшись, поехали в свое Черное ущелье.
– Вот такие дела... – несколько раз за дорогу проговорил озабоченный капитан милиции. – Вот такие, стало быть, проблемы...
У поворота на нашу дорогу Алешка, прилипший к окну, снова попросил Володю остановиться.
– Опять! – взвыл Володя. – Ты что, прохудился?
– Это ваш чай, – буркнул Алешка, выпрыгивая из машины.
И здесь он задержался не очень долго. И опять что-то подобрал с дороги и сунул в карман.
Трогаясь с места, капитан спросил Алешку:
– Видишь впереди кривое дерево с двойным стволом, как рогатка?
– Еще как! – похвалился Алешка.
– Я возле него опять остановлюсь. Специально для тебя.
– А мне больше не надо, – хихикнул Алешка. – Вы лучше скажите: куда вон та дорога ведет? – и он указал куда-то влево, где скрывался меж скал и деревьев едва заметный съезд с шоссе.
– Никуда. Раньше была короткая дорога к морю, а теперь – тупик. Там обвал случился, и давно никто не ездит.
– А куда дорога выходила?
– К Песчаной косе, рядом с вашей бухтой. У рогатки останавливаться?
– Ну, если вам очень надо... – лукаво усмехнулся Алешка.
Когда мы поужинали и посидели с удочками в лодке, прямо у берега, я уже было подумал, что жизнь налаживается и что во всех этих событиях разберется кто-нибудь другой, без нас. Или они как-нибудь сами по себе рассосутся. Тоже без нас.
Но не тут-то было.
Алешка выдернул удочку и скомандовал:
– Пошли спать. Завтра рано вставать.
– Чего ради? – рассердился я. – В школу опоздаем?
– Дим, – зашептал Алешка, – нам обязательно нужно забраться в монастырь. И тогда мы все разгадаем.
– Тебе это надо?
– Это всем надо.
Вот выдал! Однако все, что говорит Алешка сгоряча, я потом, обдумав, признаю безоговорочно. Несмотря на нашу с ним разницу в возрасте.
– И как мы туда заберемся?
– Сначала попробуем "трещинкой". Ну, той тропой.
– Арчил обещал голову оторвать.
– Тебе?
– Обоим. Ты не слышал?
– Я забыл, – усмехнулся Алешка. – И ты тоже. А у Арчила я про тропу все выспросил. Она начинается от моря. Вон там, за скалой. Там есть камень, который, как Арчил сказал, "в воду слез". От него тропа идет наверх, к монастырю. Пойдешь со мной?
– Нет, – ответил язвительно я, – одного тебя отправлю!
– Завтра Арчилу скажем, что идем на рыбалку к острову, где "один глупый чайка живет", а сами свернем за скалу. Пусть он спокойно свой "умный диссертаций" пишет. Правильно сказал, да?
Спорить я не решился. Только спросил:
– Лех, а что ты там на дороге, как Мальчик-с-пальчик, подбирал?
Алешка подумал и очень важно ответил:
– Потом скажу. Когда версия окончательно оформится.
Вот удивительно – я знаю про все происходящие вокруг нас загадочные темные дела то же, что и Алешка, но у меня в голове никакие версии не оформляются. И близко к тому ничего нет.
Но зато у меня есть одно тайное открытие. Путем постоянных наблюдений я пришел к выводу, что наш странный колодец... дышит. Причем, равномерно – вдох, выдох. Два раза в день он вдруг оказывается полупустым, а потом неведомым образом наполняется почти доверху. Почему так происходит – великая загадка. Вроде горизонта. Который вроде бы и есть, а на самом деле его нету. Но я разгадаю тайну колодца, чудо природы. Тем более, что в этом смысле у меня тоже версия зарождается. Заметил я одну закономерность. Проверю ее – и сделаю настоящее открытие...
– Эй! – прервал мои мечты Алешка. – Сматывай удочки. Пошли спать.
Утром, когда мы отправились "на рыбалку" у белой скалы или черного камня, ветра почти не было. И мы весь путь прошли на веслах. Но это для нас пустяки. В свое время папа нас научил и веслами грести, и с парусом управляться.
Не дойдя до острова, над которым действительно кружили чайки, мы круто свернули и пошли вдоль берега под прикрытием скалы искать тот самый камень, который "в воду слез". И очень скоро его нашли – совершенно плоский, он влажным языком спускался в море и казался куском асфальта – ни трещинки в нем, ни бугорка, ни ямки. Поэтому мы без труда причалили и вытащили на него лодку.
От камня, и правда, начиналась чуть заметная среди зарослей тропа. И что это была за тропа! Для козлов-архаров! Под ногами – осыпающиеся камни, с боков – злющие колючки. Слева уходит вверх склон ущелья, справа – он обрывается вниз. Камень, выскочивший из-под ноги, скачет меж зарослей и потом звонко стучит по склону, все тише и тише. А когда падает на дно ущелья, звук до нас уже не доносится.
Алешка старательно и упорно пыхтел впереди меня. Я не возражал. Так он был у меня перед глазами и я все время был готов схватить его за шиворот в опасный момент.
Мы шли довольно долго. И было это утомительно. Душно, камни дышали жаром, от всякой тропической флоры исходили под солнцем пряные ароматы. Хорошо еще – не шмыгала под ногами и не ползала по ветвям всякая тропическая фауна в виде экзотических змей.
Тропа забирала все выше и выше. Постепенно она становилась шире и ровней. По нашим расчетам, мы уже находились где-то сбоку от монастыря.
Заросли поредели, раздались, тропа кончилась... Мы ахнули. Тропа обрывалась над ущельем. А на другой его стороне, в гладкой каменной стене зловеще чернело сводчатое отверстие вроде двери. Но добраться до него не было никакой возможности. Ширина расселины в этом месте – метров двадцать. А пропасть... Однажды мы с Алешкой забрались на двадцатый этаж недостроенного дома, и я заглянул сверху в шахту лифта. Сейчас возникло примерно такое же впечатление. Даже голова закружилась. У меня. Но не у Алешки.
– Ерунда, Дим. Срубим вот это дерево, оно упадет верхушкой на ту сторону – и получится мостик. Ты перебежишь по нему...
Я молча сунул Алешке под нос фигу.
Когда мы вернулись на берег, море немного разволновалось.
Мы столкнули лодку в воду, отгреблись от языкастого камня и подняли парус. Он сразу же туго забрал ветер, и наша лодка напористо пошла вдоль берега. Ветер усилился. В скалы звучно заплескали волны, разбивались о них в зеленые брызги, взлетая наверх, и обнажали заросшие мидиями подножия.
Едва мы вышли на открытый участок, лодку резко накренило, тонко запел в снастях ветер. Алешка уселся на наветренный борт, откренивая лодку. И мы понеслись, в пене и брызгах, чуть не касаясь вздувшимся брюхом паруса пенистых гребней.
Когда мы подлетели к берегу, я увидел, что через причал уже грузно переваливаются тяжелые пенистые валы. Мы не решились подходить к нему и выбросились на берег. Здесь нас уже ждал встревоженный Арчил. Он подхватил нос лодки одним пальцем и махом выкинул ее подальше на песок.
– Вах! Какой ветер! – сказал он. – Только смелый джигит такому ветру брат. Который человек замерз, сразу в саклю бежит. Будем у огня греться, кушать будем, хорошую песню станем петь. Правильно сказал, да?
А на следующее утро Арчил собрался в город.
– Очень надо. Может, два дня там буду. В один библиотека ходить стану. Старый книга смотреть. Там про Черный монах хороший слово есть. – Он задумчиво расправил усы. – Одни будете. Шашка не трогать. На стенка...
– Не лазить, – подхватил Алешка, – на тропа не ходить.
– Молодец! Какой молодец! Как правильно сказал, да! Совсем красиво!
Глава IV
"ИМЕНИ КРЯКУТИНА"
У Лешки в последнее время появилась интересная способность. Даже две: неожиданно исчезать и так же неожиданно появляться. Причем, исчезать именно тогда, когда он нужен, а появляться в ту минуту, когда он в этом месте и в это время вовсе ни к чему...
Мы стояли на берегу, возле самого края моря, и смотрели в его лазурную даль – не мелькнут ли там черные пиратские паруса или белый парус какого-нибудь морского бродяги. Или загадочный катер.
У наших ног беззвучно набегали на берег маленькие волны и тут же растворялись в мокром песке, оставляя на нем чуть слышно шипящую белоснежную пузырчатую пену.
– Вот, – с укором сказал вдруг Алешка и широко повел рукой. – Вот, Дим, никакого тут нет горизонта. И чего нам в школе про него врали?
Он был прав. Нет, я не про школу. В школе много полезного узнаешь. Если захочешь, конечно. Я – про горизонт. Море и небо сегодня получились одного цвета. Такого одинакового, что даже не было заметно, где они сливались в одно целое. И где должна разделять их условная линия под названием горизонт. Впереди нас было одно общее необозримое ярко-голубое пространство.
– Никуда он не делся, – сказал я Лешке про горизонт. И стал подробно, как учитель на уроке, развивать мысль. Изо всех сил старался! – И хотя эта линия считается условной, ее практическое значение в мореплавании очень велико...
Алешка молчал, не спорил. Меня это удивило – совершенно на него не похоже. Под настроение он способен ставить под сомнение и то, что земля круглая. И убедительно доказывать, что она имеет форму... кенгуру, например.
Я обернулся. Лешки не было. Исчез. Только что сердито сопел у меня за спиной из-за отсутствия воображаемой линии горизонта (уж так она ему понадобилась!), и вот его уже нет. Растворился. Как волна в песке.
Я сходил в бунгало, заглянул в саклю, сбегал на виноградник, вгляделся изо всех сил в крону ореха – нигде Лешки нет. И наконец обнаружил его в глубине ущелья, возле колодца. Лешка стоял, задрав голову, и усердно пялился на колючую стену черного монастыря.
– Дим, я придумал! – сказал он, когда обнаружил меня в поле своего зрения.
– Что придумал? – я испугался. Когда Алешка что-нибудь придумывает, последствия его придумок обычно выходят за рамки безопасно-нормальных.
– Придумал, как его найти.
– Кого? Горизонт? Да он сам найдется. Не беспокойся за него, – усмехнулся я.
Алешка удивленно уставился на меня:
– Какой горизонт? При чем здесь какой-то горизонт? Я придумал, как найти вход в монастырь.
– А что, это так надо? – возмутился я, все еще надеясь, что после нашей неудачи на тропе он оставит свою затею.
– Очень, – вздохнув, признался Алешка. И добавил самым обыденным тоном: – Там бродят чьи-то тени. Со свечами. Там катаются по полу и выпрыгивают в окошки черепа с дырками. Там скрывается какая-то жуткая тайна, Дим. Ты не хочешь ее разгадать? – спросил он так простенько, будто поинтересовался – не пора ли нам пообедать?
– И что ты придумал? – рассердился я. – Длинную лестницу? Чтобы я по ней взобрался и отщелкал секатором колючки растений по бокам, да? Чтобы ты потом по готовому пути разгадал свою жуткую тайну, да?
Алешка усмехнулся.
– Зачем тебе, Дим, такие трудности? Свалишься еще, а мне попадет. Ты просто взлетишь до самых окон и заглянешь в них. Вот и все. Здорово? Правда, класс?
Взлетишь...
– Ага, крылышками помашу, хвостиком поверчу, почирикаю... Может, и гнездышко в колючках совью. И яичко снесу...
Тут Алешка даже не усмехнулся. И сказал торжественно:
– Тебя поднимет, Дим, подъемная сила.
Вот-те раз! Не иначе решил соорудить ракету-носитель из огнетушителя. А что, он может. И зафитилит старшего брата на... Марс, например.
Алешка все это прочитал в моих глазах.
– Что ты такой нервный? – спросил он. – Я тебе все объясню. Помнишь, Дим, нам Бонифаций рассказывал, как в древности один русский мужик первый в мире воздушный шар сделал? По фамилии Кря... Кре... Крю... Помнишь?
– Крякутной, – вспомнил и я. И тут же решил в целях личной безопасности срочно заболеть какой-нибудь ветрянкой.
– Я, конечно, Дим, всю эту историю забыл. А сейчас вдруг очень кстати случайно вспомнил.
Вдруг! Случайно! Кстати! И надо было нашему учителю Бонифацию разглашать столь опасный исторический факт. Он нам еще и выписку из летописи показывал. А у Алешки память, как у компьютера. И он тут же процитировал мне тот отрывок. Перевирая немножко, конечно:
– "...В лето, не помню какого года, подьячий Крякутной сделал пузырь, как мяч большой. Надул его дымом поганым и вонючим, привязал под пузырем скамейку, сел на нее важно, и нечистая сила подняла его выше березы..." Здорово, Дим?
– Здорово, – согласился я. – А ты не помнишь, что там дальше было написано?
– Не-а! А что?
– Дальше этого Крякутного хряпнуло о колокольню. И он еле с нее спустился по веревке от колокола. А когда спустился, то его тут же, возле колокольни, нещадно выпороли. Приговаривая: "Не летай, дурачина, пешком ходи!"
– Во дикари люди были! – возмутился Алешка. – Но ты, Дим, не бойся. Во-первых, тут никакой колокольни нет, одни колючки, об них не хряснешься. А во-вторых, кто тебя пороть-то будет? Я не буду, папа далеко, Арчил уехал.
Спасибо и на том. Об колокольню меня не хряпнет, так на колючки насадит. Как жука на булавку. Правда, выпороть некому. Заманчиво.
– Зато, Дим, ты туда залезешь и все потом мне расскажешь. Так, да?
Так, да. Правильно сказал.
Но вообще-то я не очень волновался. Сделать шар, "как мяч большой", нам все равно не из чего. И "дыма поганого и вонючего" у нас нет.