"Ничего, кроме чувства возмущения и презрения, не вызывает у нас подлый поступок шахматиста В. Корчного, предавшего Родину. Став на обычный для подобных отщепенцев путь клеветы, Корчной пытается теперь делать ходы в грязной политической игре, стремясь привлечь внимание к своей персоне, набить цену у любителей дешевых сенсаций.
Встречаясь с Корчным за шахматной доской, многие из нас не раз сталкивались с проявлением его зазнайства и бестактности. Многое прощалось Корчному, щадилось его болезненное самолюбие, а эта терпимость, видимо, воспринималась им как должное. Теперь, попросив защиты от надуманных преследований у голландской полиции, Корчной свои мелкие личные обиды пытается возвести в ранг международных проблем.
Решительно осуждая поведение Корчного,. мы полностью одобряем решение Шахматной федерации СССР о его дисквалификации и лишении спортивных званий".
Рядом с тем же заголовком было помещено и отдельное осуждение чемпиона мира А. Карпова:
"Решение В. Корчного изменить Родине меня глубоко поразило и огорчило. Поразило потому, что, вопреки нынешним утверждениям Корчного, никаких помех для его творческой деятельности в стране, которой он обязан всем, что помогло полностью раскрыть его дарование, не было и не могло быть.
Наоборот, всем известно, что для него, как и для всех советских спортсменов, были созданы условия, о которых наши коллеги на Западе могут лишь мечтать. Утверждать обратное нечестно и непорядочно.
Огорчило потому, что шаг, сделанный Корчным, ставит под угрозу всю дальнейшую творческую деятельность этого шахматиста (это уж точно! - В. К.).
Разделяя возмущение советской общественности недостойным поведением Корчного, я поддерживаю решение Шахматной федерации СССР о лишении его спортивных званий и права представлять на мировой арене советскую шахматную школу".
Мало того, что Советская федерация дисквалифицировала меня - она еще и решила поставить перед Международной шахматной федерацией вопрос о моем исключении из предстоящих матчей претендентов на первенство мира! Письмо с таким предложением было послано на осенний конгресс ФИДЕ.
Как и в Организации Объединенных Наций, в ФИДЕ немалая часть голосов тогда контролировалась советскими. Но тут мне повезло. Конгресс, как и Всемирная шахматная олимпиада, проходил в Хайфе, в Израиле. Бойкот Израиля - один из устоев тогдашней советской внешней политики (видимо, корни этого нужно искать в основах политики внутренней). Так что на Олимпиаду и конгресс Советский Союз и страны соцлагеря не явились. В их отсутствие письмо шахматной федерации СССР было зачитано, но за абсурдностью даже не обсуждалось.
Вот еще когда началась политическая борьба вокруг моего Матча с Карповым!
По сути дела это письмо явилось объявлением мне бойкота. в вилам ФИДЕ, запрещающим бойкот в официальных соревнованиях, советские были вынуждены подчиниться, но во всех личных турнирах они меня стали бойкотировать, известив организаторов, что не будут принимать участия ни в одном турнире, где играю я. Этот жестокий бойкот был очень чувствителен (за семь лет я был вынужден пропустить 53 крупных международных турнира!). Демонстрируя свою мощь, Советская федерация угрожала не только моему существованию как профессионального гроссмейстера, но и существованию самой ФИДЕ, в уставе которой записано, что она выступает против политической, религиозной, расовой и какой-либо другой дискриминации...
ТРОЙНОЙ ЗАСЛОН
Итак, предварительный этап политической борьбы я выиграл, сохранив право бороться за мировое первенство. Однако, чтобы вновь встретиться с Карповым, нужно было еще урегулировать кое-какие "шахматные детали", то есть выиграть три претендентских матча у советских шахматистов.
Чувствовал ли Карпов, что ему в скором времени предстоит новая встреча со мной? В феврале 1977 года агентство печати "Новости" взяло интервью у ряда гроссмейстеров в связи с началом матчей претендентов. Запомнилось мне интервью с Карповым. Он заявил, что в прошлом считал мои шансы в борьбе за первенство мира высокими, но теперь, когда я покинул СССР, я потерял в его глазах очень много - и как гражданин, и как личность, и как шахматист. Приехав через две недели в ФРГ, он высказался более определенно: сообщил западному миру, что, по его мнению, состязания претендентов выиграет Корчной! Что ж, отбросив в сторону официозный бред, частенько исходивший из уст официального чемпиона мира, воздадим должное Карпову: ему нельзя отказать в объективности и даже прозорливости!
В обстановке глухой враждебности проходило первое испытание - матч с Петросяном. Шахматные силы были абсолютно равны, но нервы у меня оказались крепче. Я выиграл со счетом 2:1 при 9 ничьих.
Спокойнее сложился матч с Полугаевским. Я оказался заметно сильнее противника на шахматной доске, нервы у меня снова оказались крепче, да и помощь моих секундантов была более действенной. Результат - 5:1 при 7 ничьих.
Свой третий и последний отборочный матч я играл со Спасским. На протяжении многих лет мы были в приятельских отношениях, а в 70-е годы у нас появилась и общность политических взглядов. Спасский добился, казалось бы, невозможного: чуть ли не единственный из миллионов наших эмигрантов он получил двойное гражданство и, сохранив советский паспорт, переселился в Париж!
Мы начали матч приятелями, а закончили его врагами. Заверяю читателей: я не держу зла на Спасского. Единственное, чего я не могу простить человеку с антитоталитарными взглядами,- что он позволил превратить шахматное поле боя в испытательный полигон против меня. Но не надо забывать: Спасский несколько лет боролся за свою политическую самостоятельность, а получил разрешение на выезд "случайно" ровно через месяц после моего бегства из Союза.
Первую половину матча я выигрывал очень убедительно, и казалось, что финал уже близок. Но тут, делая одну за другой грубейшие ошибки, я проиграл четыре партии кряду!
Мною и моими помощниками было отмечено усиление активности неприятельской стороны во второй половине матча. В Белграде появлялся то один, то другой советский гроссмейстер, на матч прибыл главный начальник над шахматами, зампред Спорткомитета Ивонин, в зале сновали работники советского посольства в Белграде, какие-то люди с чемоданчиками - их советское происхождение было неоспоримо. Какое оружие применялось против меня - было не ясно, но все вокруг, включая поведение Спасского, выглядело загадочно и мрачно. Вторую половину матча Спасский не сидел за доской на сцене. Направляясь к доске, чтобы сделать очередной ход, он шел качаясь, с полузакрытыми глазами, как медиум.
Почувствовав, что творится какая-то чертовщина, я обратился за помощью. Группа любителей шахмат, парапсихологов, обещала, не выезжая из Швейцарии, помочь мне, оградить от вредного влияния извне во время игры. Не знаю, было ли это внушением или реальной поддержкой, но мне, к удивлению многих, удалось выйти из смертельного пике, свести вничью две партии. Потом в напряженнейшей борьбе я выиграл еще две и - этот странный матч закончился. Результат - 7:4 при 7 ничьих.
Г. Каспаров: "Несмотря на "тройной заслон" из бывших соотечественников, вновь, как и четыре года назад, соперником Карпова стал Корчной. Это было пренеприятным сюрпризом. В свои 47 лет Корчной вдруг заиграл, как никогда ранее - в жесткие, агрессивные шахматы. Казалось, переезд на Запад прибавил ему сил... Во время матча в Багио один комментатор писал: "Его воля к победе и энергия просто феноменальны. Он должен победить сидящего напротив, победить любой ценой" ("Безлимитный поединок").
КАК МЫ ПОПАЛИ В БАГИО
Югославский журналист Брана Црнчевич: "Перед поездкой в Багио я посетил Корчного, который жил тогда в предместье Кельна, в тихом, спокойном месте... Эмигрант с грустью и гордостью показывал мне свой архив - письма и фотографии, вывезенные из России. Думаю, Виктор Львович паковал документы, письма и фотографии тайком, не открывая свою тайну даже самым близким. Он сунул все это во мрак чемодана, между шахматными книгами, надеясь, что таможенники по обыкновению пропустят без особого досмотра багаж известного гроссмейстера. Что бы они сказали, увидев в этом багаже пачку антисемитских, в основном анонимных, писем, полученных им по случаю московского матча с Карповым?
Как привилегированный пассажир Виктор Львович мог провезти в СССР этак небрежно, в кармане, иностранную валюту, привезти какую-нибудь интересную запрещенную книгу. Прочтет ли он или другой гроссмейстер Пастернака, Амальрика, Войновича, Бродского, Максимова, Синявского или даже "сатанинского" Солженицына - власти это не особенно волновало! Ведь все большие шахматисты исправно возвращались на родину, которая предоставляла им положение, какое не смог бы дать никакой Запад" (из книги "Эмигрант и Игра", Загреб, 1981).
Так случилось, что через год после того, как я остался в Голландии, я начал работать в Германии. Но реальные контакты с шахматистами и федерацией, реальную поддержку я ощущал в Швейцарии, куда вскоре переехал, и именно на поддержку швейцарцев в предстоящем матче с Карповым я рассчитывал.
15 февраля 1978 года в штаб-квартире ФИДЕ были оглашены предложения стран, изъявивших желание организовать матч на первенство мира. Наиболее благоприятные в финансовом отношении предложения - на уровне 1 миллиона швейцарских франков - поступили от Голландии, Австрии, Филиппин и Германии. Самым заманчивым было последнее предложение, и поначалу я собирался остановить свой выбор именно на Гамбурге.
При выборе места финансовые соображения играли немаловажную роль: ведь оплата моих помощников требовала от меня расходов, сравнимых разве что с расходами советского
государства на этот матч!
Но главное все же было найти страну, где соперникам были бы обеспечены равные условия и где организаторы занимали бы нейтральную позицию. Я вспомнил, как тепло принимали Карпова в Германии, как он давал сеансы, как играл с немецкими телезрителями в многомесячной передаче "Шах чемпиону" и заработал на всем этом ни много ни мало - "мерседес-бенц". Я узнал, что свои доллары, полученные в Западной Европе и Америке, Карпов хранит у одного из вероятных организаторов матча.
Вдобавок журналист Гельмут Юнгвирт, редактор телевизионной компании в Гамбурге (кстати, автор и ведущий упомянутой телепередачи), поведал мне странную историю. Его группа сняла фильм в Белграде во время одной из партий моего матча со Спасским, где очень рельефно было показано необычное поведение Спасского во время игры. Фильм этот, по словам Юнгвирта, был продан нескольким иностранным телекомпаниям, и немцы отдали его на копировальную фабрику, чтобы обеспечить нужное количество копий. А на фабрике случился (или был организован?) пожар и фильм сгорел!
То, что Германия наводнена просоветскими агентами, которых невозможно отличить от порядочных граждан даже по языку, я знал и без этого случая...
Обдумав все это, я решил в Германии ни в коем случае не играть. Первым номером я назвал Австрию, на второе место поставил Филиппины, на третье - Голландию.
Почему - Филиппины? У меня были устарелые сведения, что на Филиппинах нет советского посольства - на самом деле оно было открыто в 1975 году. Рассуждая как доморощенный политик, я считал: чем дальше от Советского Союза, чем дальше от главной сферы его политических интересов, тем лучше. Чудак, мне пора было бы знать, что сфера советских интересов - весь земной шар!
А организатор филиппинского матча, вице-президент ФИДЕ Флоренсио Кампоманес! Как льстиво и вкрадчиво он разговаривал со мной тогда! Откуда мне было знать, что он находится в тесном контакте с советскими? Мог ли я подозревать, что в ходе матча он превратится в человека откровенно недостойного поведения! (Как выяснилось, еще в январе на Филиппинах побывал Батуринский, будущий руководитель делегации Карпова, и, видимо, уже тогда все было обговорено.)
Б. Црнчевич: "Устало, но в то же время довольно улыбается Кампоманес. Часто поднимает благодарный взгляд к небу: лишь Бог и он знают, что ему пришлось наобещать, чтобы Анатолий и Виктор согласились приехать на Филиппины.
Он целовал Виктора и называл его своим братом. Эмигранту, который, несмотря на швейцарский флажок на лацкане югославского пиджака,- одинок, было приятно, что ему, хоть на мгновение, Кампо стал братом... Кампоманес обещал Виктору, что Анатолий на Филиппинах победит только через его, Кампо, труп.
Затем Кампоманес летел к Анатолию. И ему он был братом, так как Кампо - лишь бы матч состоялся на Филиппинах - любому согласен быть братом. Вероятно, и Анатолию он обещал, что Виктор победит только через его, Кампо, труп" ("Эмигрант и Игра").
После того как из Москвы пришло письмо, где первым номером стояла Германия, второй был оставлен свободным, а на третьем месте оказались Филиппины, президент ФИДЕ Доктор Макс Эйве назвал Багио местом игры.
Первые сомнения относительно выбора места возникли у меня уже в конце марта. Кампоманес вызвал меня в Амстердам (хорошо еще, что не в Манилу!) и уговорил подписать контракт между нами. Он обещал мне кое-какие льготы в вопросе оплаты нескольких дополнительных помощников, не предусмотренных правилами ФИДЕ, и предварительный гонорар в 100 тысяч долларов, а я взамен не должен был поднимать вопрос о флаге и гимне для себя. Подписать-то я по глупости подписал, но вскоре понял, что этот пункт для меня неприемлем, и сообщил об этом Кампоманесу. За это Кампоманес впоследствии не только не выполнил условий по части оплаты моих дополнительных помощников, но даже не оплатил обратную дорогу в Европу двум вполне официальным членам моей группы...
Интересно, какие условия поставил Кампоманес советской стороне, оплачивая ее огромный штаб более чем наполовину?!
Кстати, о правилах этого матча. Они были приняты на заседании Центрального комитета ФИДЕ в Каракасе в октябре 1977 года. Участники финального матча претендентов были уже известны, но их - то есть нас со Спасским - на заседание не пригласили. А вот советская сторона была представлена полностью, включая Карпова. Якобы под давлением советские согласились, что матч на первенство мира будет не из 24 партий (как прежде), а безлимитным - до шести побед без учета ничьих. Зато взамен они обеспечили себе все остальные привилегии!
Было решено, что в случае проигрыша чемпион в течение года имеет право на матч-реванш. Невероятное бремя для претендента! Это правило было признано несправедливым еще в начале 60-х годов, и вот теперь, когда на престол взошел наконец настоящий чемпион - без единого матча на первенство мира! - он защищает себя двумя соревнованиями!
В правилах указывалось, что если матч с основным претендентом не состоится, то чемпион будет играть с финалистом претендентских матчей, то есть со Спасским (а если будет доказано, что матч не состоялся по вине чемпиона - тогда как?!). Забегая вперед, отмечу, что этот пункт правил позволил советским накануне матча в Багио шантажировать апелляционное жюри.
Правилами предусматривается оплата всех расходов самих участников и гонорар двум шахматным помощникам каждого из них. А хак насчет руководителя делегации? У советских на любом крупном соревновании существует такой человек* Его функции многообразны, включая "решение юридических, вопросов. Но его и оплатит советское государство. А Корчной? Он и без руководителя обойдется! А хочет иметь противовес Батуринскому - пусть платит сам!
Далее, в правилах сказано, что если на матче у какой-либо из сторон будет врач, то его размещение и расходы должен оплатить организатор. Простите, а гонорар? Ведь на Западе врач - одна из самых уважаемых и высокооплачиваемых профессий! В Советском Союзе, напротив, врачи;- едва ли не самые бедные люди, получающие мизерную государственную зарплату (медицина там. как известно, бесплатная, "народная"). Так что с Карповым проблем по этой части не будет. Ну а Корчной? А черт с ним, с Корчным!
Не забыла советская сторона и заранее, еще на заседании ЦК ФИДЕ. зафиксировать время начала игры. Обычно об этом договариваются между собой сами участники прямо накануне матча. В обсуждении принимают участие главный судья и организатор. Учитываются интересы прессы и особенности местных условий.
Но решить все сверху, директивой - это ведь так по-советски! Пусть недовольна пресса, пусть засыпает к концу партии Корчной. привыкший играть по-западному с 3-4 часов дня, пусть, наконец, в середине партии в зал врывается шум тропического дождя - в это время года ближе к вечеру он всегда бушует в Багио,- все равно! ФИДЕ решила начинать игру не раньше пяти часов вечера, и отменить это решение невозможно! Разгадка проста; Карпов - "сова", он засыпает где-то на рассвете, и в принципе ему чем позже начинать партию, тем лучше.
Прочитав в марте эти правила, я только развел руками. Попробовал внести еще два пункта - не тут-то было! Первый: "Участник не имеет права стоять над доской в тот момент, когда противник обдумывает ход". "Ну что вы,- сказал мне президент ФИДЕ,- на это же есть специальный пункт правил, что нужно вести себя по-джентльменски, не мешать противнику". "Да у Карпова привычка такая! - возразил я.- А когда он поймет, что ,мне это мешает, то станет делать так нарочно". "Что поделаешь,- ответил Эйве,- будете в каждом конкретном случае обращаться к арбитру".
Второй пункт: "Перед началом партии участники должны стоя приветствовать друг друга рукопожатием. В случае, если один из участников не намерен больше этого делать, он должен заранее сообщить арбитру о своем решении". Увы, и этот пункт-Доктор Эйве не принял, но обещал ознакомить с ним советскую сторону... Знаете, какое чувство возникло у меня после разговора с президентом? Что он не возражает, если моими Руками будет сброшено советское иго над ФИДЕ, но сам ни в чем не пойдет мне навстречу!
ДОМАШНИЕ ХЛОПОТЫ
Мне предстояло утрясти кое-какие организационные проблемы в своем лагере. Казалось, уж здесь-то все должно было быть в порядке - начиная с матча с Полугаевским у меня сложилась неплохая команда шахматных помощников: английские гроссмейстеры Реймонд Кин и Майкл Стин, а также бывший советский мастер Яков Мурей. Но...
Через два месяца после матча со Спасским я узнал, что Кин выпустил книгу о матче. Разрешения на это у меня он не спросил, хотя и опубликовал наши совместные анализы. Еще обиднее было то, что он работал над книгой вместе с Д. Леви - тем самым Леви, который ранее без спроса издал мои избранные партии; тем самым Леви, который к началу багийского матча подготовил к изданию книгу Карпова и Рошаля под скандальным заголовком "Шахматы - моя жизнь" (английская версия все той же "Девятой вертикали"). Скандальным потому, что за год до этого под точно таким же заголовком вышла в свет моя книга! Кстати, стала понятна и причина усталости Кина в последние недели матча со Спасским - он работал над книгой!
Поэтому перед матчем на Филиппинах мы с Кином заключили письменный контракт. В нем, в частности, говорилось, что в ходе соревнования секундант обязуется: во-первых, действовать исключительно в интересах участника матча; во-вторых, не работать над книгой о матче; в-третьих, согласовывать всю свою журналистскую деятельность с руководителем делегации.
Сейчас я отчетливо сознаю свою ошибку: уже тогда мне следовало отсечь участок организма, пораженный гангреной наживы! Я этого не сделал, решив сберечь нервную энергию, которая неизбежно ушла бы на создание новой команды,- я пытался вылечить, увы, неизлечимое...