Когда Наталья Гундарева поступила в Театр им. Вл. Маяковского, там шли репетиции мюзикла "Человек из Ламанчи". Но исполнительница роли Альдонсы так и не была определена. Гончаров объявил конкурс в труппе на главную женскую роль – в нем приняли участие многие, но Гундарева осталась в стороне: придирчивое отношение к собственным способностям и, как она считала, недостаточное владение вокалом не позволили молодой актрисе соперничать с более опытными коллегами. Хотя она по-своему переживала – роль очень нравилась Гундаревой, тянула к себе, она напряженно следила за репетициями, несколько раз смотрела вышедший спектакль и... каждый раз убеждалась в том, что смогла бы сыграть Альдонсу совершенно по-другому, по-своему...
"Однажды на гастролях, с связи с болезнью основной исполнительницы, Гундаревой предложили подготовить роль, – пишет В. Я. Дубровский. – Состоялось несколько репетиций (Гундарева уже знала текст и вокальную партию), но сыграть не пришлось – Татьяна Доронина прилетела на гастроли".
За этими скупыми словами можно прочитать целую историю. Ту, о которой Наталья Гундарева никогда не говорила, не желая выносить "сор из избы". Уже в который раз Андрей Александрович Гончаров не увидел, не оценил в полной мере то сокровище, что было в его руках, тот чистой воды бриллиант, что украшал его, в конечном счете именно его корону!.. И речь совсем не о том, кто лучше сыграл бы эту роль – Татьяна Доронина или Наталья Гундарева? Кому-то ближе и интересней показалась бы первая, кому-то, несомненно, вторая. И это отнюдь не гадательное предположение – какой Альдонсой могла бы стать Наталья Гундарева, мы увидели, когда режиссер Светлана Дружинина поставила на телевидении фильм "Дульсинея Тобосская" по пьесе Александра Володина.
История, рассказанная в этой пьесе, повествует о событиях, происходящих через семь лет после смерти рыцаря Дон Кихота. Но, как говорил на репетициях "Человека из Ламанчи" Андрей Александрович Гончаров, центральным событием становится "одонкихочивание" Альдонсы. В "Дульсинее Тобосской" Наталья Гундарева именно это и сделала главным духовным поступком своей героини. В интервью она говорила, что самое важное в володинской пьесе – это возможность каждого персонажа ощутить в себе черты донкихотства: высокого благородства, чуть старомодного рыцарства, романтических порывов, устремленности к духовным высотам.
Борис Плотников, игравший Луиса, вспоминает: "Уверен, что Альдонса, ради которой "рыцарь печального образа" готов на любые подвиги, была именно такой, какой сыграла ее Наташа. Необыкновенно женственная и мягкая, и в то же время страстная и умеющая за себя постоять. Лиричная и застенчивая, но мужественная и решительная... Как повезло нам всем! Такая актриса, такая женщина в современном кинематографе – большая редкость. Она излучает теплоту и нежность, с которыми для каждого из нас связан образ матери. Поэтому Наталья Гундарева для миллионов зрителей всегда будет любимой и родной".
Это потом, уже после того, как фильм вышел на экран и справедливо не вызвал широкого резонанса, Наталья Гундарева не раз высказывала свое недовольство итогом работы, но пока шли съемки, актриса была очень увлечена. Гундарева лепила свой образ, как истинный скульптор: отсекая все лишнее, рельефно выделяя все, что может отчетливо передать тот сложный духовный путь, который проделывает ее героиня, чтобы стать достойной рыцаря Дон Кихота.
"Это движение от скотницы Альдонсы к прекрасной Дульсинее Тобосской и составляет смысл и содержание роли, – писал Виктор Дубровский. – И актриса сделала этот процесс духовного преобразования главной темой роли и последовательно провела ее через все сцены фильма. В особенности тонко и взволнованно сыграны ею сцены с Луисом, которого Альдонса полюбила горячо и преданно. (Роль Луиса убедительно сыграл Борис Плотников, знакомый зрителям по фильму Ларисы Шепитько "Восхождение".) В сценах с Луисом Альдонса-Гундарева удивительно преображается и становится такой прекрасной, как будто она сошла с полотен Мурильо. Именно после роли Альдонсы Смоктуновский сказал о Гундаревой, что она одновременно и кухарка, и мадонна, и служанка, и королева".
В 1981 году Андрей Александрович Гончаров приступил к постановке спектакля по пьесе Афанасия Салынского "Молва". На эту пьесу из дня сегодняшнего (как, впрочем, и из того, двадцатилетней давности) можно взглянуть двояко: с одной стороны, вполне традиционное сочинение о тех, кто делал революцию, а вскоре после нее, растеряв свои былые идеалы, стал законченным циником и потребителем. С другой же – нельзя не увидеть и не оценить пафос драматурга, направленный на то, чтобы найти ответ на мучительные вопросы: что с нами происходит? Почему сытость заглушает в человеке все его былые идеалы и устремления?
Сегодня мы привычно отмахиваемся от традиций "многонациональной советской литературы", еще так недавно вызывавшей в нас гордость. Сегодня мы не отличаем в ее запасниках истинного от мнимого. Да, ни для кого не секрет, что сколько произведений было написано с целями откровенно конъюнктурными, на злобу одного лишь сегодняшнего дня, которые устаревали, не успев взрасти. Но были ведь и другие...
Пьеса "Молва", рассказывающая о трагических, переломных, послереволюционных годах, когда перерождались не только сами идеалы, но и те, кто боролся за них с шашками наголо, написана Афанасием Дмитриевичем Салынским честно и чисто. Это была трагедия – первая подлинная трагедия Салынского и по жанру, и по сути: обратившись к истокам господствующей идеологии и политики, драматург обошелся без иносказаний. "Молва" ставит все точки над i, разбивая в осколки остатки иллюзий и красивых идей.
"Молва" в каком-то смысле "закольцевала" творчество Афанасия Салынского, пытавшегося разобраться в истинности жизни, окружающей нас, переделанной, перекроенной по воле человека, превратившейся в царство придуманных, ложных идеалов.
Андрей Александрович Гончаров поставил в Театре им. Вл. Маяковского три пьесы Салынского ("Мария", "Долгожданный", "Молва") – о трех моментах истории, о трех фазах нашей действительности, неразрывно связанных между собой поисками смысла в пережитом каждым в отдельности и страной в целом. И эти моменты воплощались в обратной перспективе – от дня сегодняшнего в глубину времен, к истокам.
Наталья Гундарева сыграла в "Молве" Ларису Максимовну Садофьеву – директора лесоторговой базы. Она свою судьбу прожила: и тогда, когда была юной кавалеристкой, награжденной именным оружием в Гражданскую войну; и тогда, когда стала взяточницей, готовой урвать от жизни все, что только возможно, лишь бы забыться и никогда, никогда больше не вспоминать о своей чистой молодой любви; и тогда, когда после гибели бывшего возлюбленного, в прошлом тоже кавалериста, а ныне председателя сельсовета Ивана Можаренкова, спивается и самоистребляется. Это сейчас мы знаем многое о людях и событиях той поры, это сейчас уже ничто не может потрясти, вывести из состояния равнодушия – но тогда, когда Андрей Александрович Гончаров привел на подмостки "Молву" Салынского, мы о многом только догадывались.
Я помню впечатление 1982 года, оно было сильным, что бы ни говорили о пьесе и о спектакле сегодня. И было оно таковым едва ли не в первую очередь благодаря Наталье Гундаревой, сыгравшей Садофьеву как крупную личность, изменившую былым идеалам не по прихоти, а под давлением именно так, а не иначе складывающейся жизни. В сущности, Садофьева трактовалась актрисой как та же Люська из "Бега", только "бег" ее направлен был в прямо противоположную сторону...
"Молва" отнюдь не была пьесой-однодневкой и отнюдь не была проходной работой Натальи Гундаревой. "С Садофьевой много разного случается, – рассказывала актриса в интервью в период работы над спектаклем. – Она и сама очень разная. И уживаются в этой женщине черты и "положительных", и "отрицательных" героев... Как найти здесь точки пересечения? Как разобраться в них по-человечески? Если этого не произойдет, героиня моя останется схематичной, тем более что период активных ее действий умещается "в рамки" лишь первого акта. Во втором Лариса Максимовна фактически бездействует. Линия ее в пьесе заканчивается моментом гибели бывшего возлюбленного Садофьевой...
Во втором акте Лариса Максимовна появляется всего три раза с незначительными репликами, но, если удастся точно вскрыть действенную основу реплик и точно выстроить ее жизнь между ними, может быть, зритель задумается о судьбе этой незаурядной женщины... Лариса Садофьева дорога мне человеческой глубиной и сложностью".
Спустя много лет, когда спектакль уже был снят с репертуара, мы с Наташей Гундаревой вспоминали об этой ее роли. Она и тогда не сомневалась в той искренней боли, с какой была написана пьеса, и хотя к тому моменту стремительно изменилось в нашей реальности все без исключения, Ларису Садофьеву актриса расценивала не просто как один из пунктов в послужном списке...
Майя Полянская вспоминает: "Не могла я никак определиться со своей ролью в спектакле по пьесе А. Салынского "Молва". Наташа там прекрасно играла Садофьеву. Пришла я к Наташе в гримуборную, стала жаловаться, что не получается; она слушала-слушала, и никаких тебе показов как сыграть, а просто взяла авторучку и на обратной стороне репертуарной книжицы сделала набросок. Я увидела "портрет" мадам с высокой прической, с широкой бархоткой на шее и с презрительной улыбочкой.
– Платье лучше всего сиреневое.
Этот совет мне очень помог. Декорации в спектакле "Молва" были в виде деревянных помостов; и я (для себя) определила образ как яркую сиреневую кляксу на свежевыструганном дереве. Как жаль, что этот набросок не сохранился. А ведь Наташа и для своих ролей делала карандашные наброски да и рассказывала мне, что в школе на уроках любила рисовать "мадамов в платьях модных моделей"".
Эта помощь своим коллегам, эти подсказки свидетельствуют о том, что Гундарева точно ощущала не только линию своей роли, но и целостность замысла спектакля и – значительно больше! – собственную ответственность за спектакль. Поэтому коллеги и ценили ее высоко как партнера.
Вот что писала о Гундаревой Галина Анисимова: "...Партнером Наташа была удивительным, просто потрясающим! Заметив, что я нервничаю, она тут же пошла мне навстречу. А ведь есть партнеры, которые играют по принципу: я сам по себе, а ты сама по себе. Она же, наоборот, сразу протягивала тебе руку, ты за нее хваталась, а она тебя тащила. И такая удивительная спайка, конечно, давала результат, а зал всегда это чувствовал и принимал. Партнер Наташа была великолепный. Увидев у нее слезы на сцене, я вдруг сама начинала реветь в три ручья".
Для молодой тогда Евгении Симоновой роль Алевтины Батюниной в спектакле "Молва" была одной из первых. В ее воспоминаниях речь идет не о партнерстве с Натальей Гундаревой, скорее, о впечатлении об актрисе "со стороны", тем не менее ее признание любопытно: "Я играла коммунистку Алевтину Батюнину, а она – директора лесоторговой базы Ларису Садофьеву, в прошлом подругу красного командира. Прошли годы. Забыв о своих революционных настроениях, Лариса решает построить новую жизнь. Но строит она не новую жизнь, а свое благополучие, постепенно превращаясь в бюрократку и взяточницу. Актрису привлекла возможность создать сложный, противоречивый характер Садофьевой. С моей точки зрения, все-таки эта роль по масштабу не подходила Гундаревой. Но силой своего таланта и мастерства Наташа сумела поднять ее до больших социальных обобщений".
Спектакль "Молва" появился в 1982 году. Для Натальи Гундаревой это было непростое время – время размышлений, поиска, желания что-то изменить в собственной судьбе. "...У меня сейчас такое ощущение, – говорила она, – что раньше мне было легче. И играть, и рассуждать. Все было легче, потому что все только начиналось, а теперь нужно перешибать себя прежнюю, чтобы не повторяться. А это очень трудно. Ведь черпать приходится из себя, поэтому нужны остановки, периоды накопления, что ли.
Не так уж много режиссеров, которые нянчатся с актерами, воспитывают их, следят за их творческой судьбой. Чаще бывает так, что берут на роль в основном по принципу: "Она это уже сыграла – пусть еще раз сыграет!" Но зритель-то судит иначе: "Это уже было, это уже не так интересно!" Поэтому для актера, я думаю, очень важно уметь ждать, уметь выбирать. Когда мне сейчас предлагают сценарии и я вижу, что уже что-то похожее играла, я отказываюсь. После фильма "Однажды двадцать лет спустя" отказалась сразу от двух сценариев, где мне были предложены главные роли. Предпочла несколько небольших ролей – мне казалось, что смогу в них сделать что-то новое... В кинозал приходят не похожие люди, и у всех свои заботы, проблемы. Каждый ищет ответ на какие-то наболевшие вопросы. А найти эти ответы можно только в жизни. В том числе и в жизни экранных героев. И как в жизни нет одинаковых людей, так и не должно быть их на экране".
За скупыми словами актрисы – растерянность. Она привыкла много работать, не зная отдыха, потому что на протяжении первого творческого десятилетия все было для нее началом – необходимостью утвердиться, доказать самой себе и окружающим, что она – актриса, которой по силам очень многое.
Утвердилась. Доказала. Что же дальше? Играть всю жизнь одно и то же, чуть варьируя события в судьбах своих близнецов-героинь? Нет, это не для нее.
Слишком серьезно и ответственно Наталья Гундарева относилась к своей профессии, к делу жизни. Вот и наступил в ее судьбе тот период, когда показалось, что все вычерпано из души, необходимы какие-то новые накопления. Может быть, это была просто усталость? А может быть, та глубокая переоценка, что время от времени неизбежно происходит в душе человека, неудовлетворенного тем, как складывается жизнь – и творческая, и личная...
На телевидении Наталья Гундарева прочитала в это время "Тупейного художника" Н. С. Лескова. Именно прочитала – страницу за страницей, осваивая новый для себя жанр, в котором у нас были признанные мастера: Э. Каминка, Я. Смоленский. И поняла, что и это – по силам, по возможностям, по интересу, несмотря на то, что телевидение никогда не было для Натальи Гундаревой главной привязанностью: "Здесь много спешки, нет обстоятельности. Съемочные смены короткие: за три часа снять эпизод – просто мука! Однако телевидение очень, по-моему, помогло тому, что режиссеры кино в меня поверили... Без телевидения, как к нему ни относись, становление, даже само существование современного актера просто невозможно".
Именно на телевидении Наталье Гундаревой довелось воплотить таких разных и ярких героинь, как Марфенька в "Обрыве", Мирандолина в "Трактирщице", Екатерина II в "Капитанской дочке", Дунька в "Любови Яровой", Смеральдина в "Труффальдино из Бергамо".
О "Тупейном художнике" В. Я. Дубровский писал: "Интересной и значительной явилась еще одна телевизионная работа Гундаревой – "Тупейный художник". Как известно, этот замечательный рассказ Н. Лескова о трагической судьбе крепостной актрисы не раз инсценировался и шел в театре; по его мотивам был снят фильм и написана опера. Телевидение предложило свой вариант – это не была экранизация, когда повествование переводится в событийный ряд; это не был и литературный театр, когда актеры читают текст от имени того или иного персонажа. Это был рассказ-монолог, рассказ-воспоминание, рассказ-исповедь. Драматическая форма, как видим, предельно проста – все решает выбор исполнительницы. Предложить эту работу Гундаревой было счастливой мыслью. Гундарева обладала той сдержанной драматической силой, которая позволяла ей донести весь трагизм судьбы героини рассказа строго, убедительно, с "мужественной простотой".
Исполнительница роли Катерины Измайловой, наверное, как никто другой, сердцем чувствовала боль крепостной девушки, так же сполна заплатившей за свою несчастную любовь. Кроме того, Гундарева прекрасно владела народным певучим лесковским словом.
Гундарева не читала и не играла; она не была чтицей и не играла какую-либо роль. Она рассказывала о событиях, описанных Лесковым, как их свидетель и невольный участник. Поэтому рассказ ее был взволнованным, эмоционально насыщенным, напоенным сопереживанием. Но вместе с тем (в соответствии с автором) это рассказ о событиях давнишних, это рассказ-воспоминание. Весь облик Гундаревой – длинное простое платье, гладко зачесанные и собранные в узел волосы, свеча в руках – и интерьер погружали нас в атмосферу того времени, когда крепостное право уходило в прошлое, но еще кровоточила память о нем.
В рассказе Гундаревой угадывалась и определенная духовная связь с безвестной крепостной девушкой, обладавшей высоким даром актерского таланта и ощутившей его как свое призвание. Актриса-современница говорила от имени автора, от своего имени и от имени своей героини, говорила взволнованно и поэтично".
Лесков был для Натальи Гундаревой автором совсем не случайным. Столкнувшись с его творчеством впервые в студенческие годы, актриса на всю жизнь сохранила трепетную любовь к этому автору – к его произведениям, к его слову.
А после прозы Н. С. Лескова настал час прикоснуться и к Ф. М. Достоевскому. В шестисерийном фильме режиссера Евгения Ташкова по роману "Подросток" Наталье Гундаревой была предложена роль Татьяны Павловны.
Ирония судьбы! Когда-то, будучи студенткой театрального института, Наталья Гундарева репетировала в отрывках из "Подростка" именно Татьяну Павловну – деятельную, строгую тетушку Аркадия Долгорукова, но потом, как уже говорилось, Дина Андреевна Андреева дала ей роль светской красавицы Катерины Николаевны Ахмаковой.
Несомненно, уроки Дины Андреевой сказались в работе над "Подростком". Даже самые предвзятые критики отмечали как значительную удачу работу Натальи Гундаревой. Актриса очень тонко почувствовала не только стилистику Достоевского, его почти навязчивое желание познать "тайну человека" во всех переливах душевных смятений и извивах нравственных болезней, но и тот вязкий, густой слой социальных язв, в котором эти переливы и извивы начинают развиваться и приводят героя к самоистреблению.
Наталья Гундарева в своей Татьяне Павловне была женщиной из мира Достоевского – сомнений в этом ни у кого не могло возникнуть. Возникало иное: стремление понять – каким образом она воссоздает атмосферу, присущую этому и только этому писателю в своих интонациях, взглядах, мимике, жестах? Как удается ей, казалось бы, насилу втянутой в интригу, стать стержнем и смыслом этой интриги?
Виктор Дубровский назвал эту черту актрисы "чувством автора" – это, несомненно, так, но слова неспособны раскрыть в данном случае то, что заключено в них: глубокое погружение в мир чуждых современной женщине страстей, которое заставляет ощутить их как свои собственные; вхождение в атмосферу романов Достоевского, которое дается только пристальным и пристрастным чтением всего его наследия...
Снова – тайна. Тайна ее большого таланта.