Наталья Гундарева - Наталья Старосельская 27 стр.


Режиссер Владимир Басов рассказывал: "Профессионал она конечно же была высочайший и выносливостью отличалась неимоверной. Судите сами, из сорока восьми съемочных дней – июль и август – она занята более чем в половине. Работа шла каждый день, а снимали мы тогда почти по восемнадцать часов в сутки. Мы снимали сериал прогрессивным методом – огромными кусками. У Наташи были большие по продолжительности сцены, когда ей приходилось сразу произносить много текста. Ставились по три камеры, и она на каждую из них работала. Это было очень сложно – даже ошибки в тексте были чреваты большими пересъемками. Но вот что значит ответственность Гундаревой! Ни разу не было, чтобы она свой текст проговорила с ошибками или хотя бы даже запнулась. Молодец! Мы тогда все сцены с ней сняли просто с первого дубля. Талантливейшая актриса!"

Уже прошло три года с премьеры "Театрального романса". В репертуаре Натальи Гундаревой были великолепные роли Глафиры Фирсовны, Марии Петровны Огневой, но хотелось чего-то нового. И не просто хотелось – это было необходимо, это было очень важно для актрисы, которая ощущала в себе силы для работы и ждала, жаждала новой и захватывающей роли.

"Когда у артиста есть роль, он уже счастлив: значит, нужен, – говорила она. – Важна востребованность... Признаюсь, я не хочу потерять любовь зрителя. Да, не хочу, боюсь. И не могу находиться в простое. Когда наступает простой, мне кажется, что я уже никому не нужна. Иду, берусь за следующую и за следующую работу, хоть и понимаю, что не каждый раз стоило это делать. Но все равно иду... Надеюсь, что в материале, который предлагают, обрету возможность высказать свою гражданскую, свою жизненную позицию...

Сыграв три года назад в "Кукушкиных слезах", я пока не попадаю ни в одно распределение. Гончаров то занимается молодежью, то просто берется пьеса, где нет для меня роли. Ну и вот представьте, что я должна испытывать, если я по три года ничего не делаю?!"

Да, последние годы работы Натальи Гундаревой были омрачены именно этим ощущением: время идет, оно стремительно несется вперед, а актриса такой мощи сидит и ждет, когда для нее найдется роль... Кое-кто обвинял Гончарова в недостаточном внимании к "своей" актрисе, но, по большому счету, стоит ли его винить? – сильная труппа Театра им. Вл. Маяковского насчитывала немало ярких, интересных индивидуальностей; найти пьесу, в которой всем им нашлись бы равные роли, – практически невозможно. И Андрей Александрович Гончаров, будучи прирожденным педагогом, начал усиленно заниматься молодежью. Но не упускал из внимания и "своих" – очень ревниво относился к их желанию работать с другими режиссерами.

В своих воспоминаниях Евгения Симонова пишет: "Наташа была его страстью, и он ее не просто любил. Надо сказать, что он мало кого любил из актеров. Наташа тоже любила его искренне и нежно. Они были очень похожи друг на друга масштабностью и сумасшедшим темпераментом, парадоксальностью и неординарностью. В этом было их счастливое совпадение. Она всегда чувствовала его состояние. У них был настоящий роман, и прежде всего творческий.

Гончаров был очень ревнивым человеком. Когда мы только начинали работу над "Любовным напитком", Наташа поехала к нему домой, чтобы он дал возможность поставить спектакль Татьяне Ахрамковой. Он чистосердечно ей признался: "Я ведь буду ревновать". Она ему достойно ответила: "Андрей Александрович, вот и ревнуйте к самому себе. Ведь ваша же ученица Ахрамкова его ставит, в вашем же театре, с вашими актрисами". Визит, к сожалению, не избавил нас от многих проблем. Спектакль даже не дали выпустить в Москве. Премьеру сыграли в Кемерове".

Наталья Гундарева понимала режиссера и старалась его оправдать, с горечью признаваясь: "К сожалению, а может, к счастью, в моей жизни был один режиссер, которого я люблю и которому я предана от кончиков волос до пальцев ног, – Андрей Гончаров. Он невозможен, он кричит и оскорбляет, но для меня это прелестно. Он, как мне кажется, по-своему любит меня и ненавидит, возможно, за мою самодостаточность. Поэтому в смысле работы с другими режиссерами я безнадежна (за редким исключением)".

Таким исключением стал спектакль "Я стою у ресторана...", поставленный В. Портновым. Вспомним, что Наталья Гундарева говорила о спектакле и о роли Нины; вспомним, как она играла, вкладывая в свою героиню, казалось, весь свой жизненный и творческий запас сил, энергии, света!..

Таким же исключением стал и последний спектакль Натальи Георгиевны Гундаревой – "Любовный напиток" по пьесе П. Шеффера "Леттис и Лавидж", поставленный Татьяной Ахрамковой.

...Две нормальные одинокие женщины собираются по вечерам для того, чтобы разыгрывать друг перед другом кровавые эпизоды английской истории. И заигрываются так, что одна из них ударяет другую топором по голове. Начинается следствие, женщина находится в больнице, адвокат, постепенно погружаясь в историю взаимоотношений двух героинь, понимает, что виновников и жертв здесь нет и не может быть. И все завершается хеппи-эндом...

В "Любовном напитке" Наталья Гундарева отважно вступила в область чистого эксперимента. Впрочем, не она одна – Татьяна Ахрамкова была ее верным союзником: казалось бы, Гундарева призвана играть роль Лотты – деловой и жесткой чиновницы Общества охраны памятников, этакого "синего чулка", которой надо все разложить по полочкам и не допустить никаких импровизаций в рассказах экскурсовода, а Евгения Симонова, наоборот, должна бы сыграть в спектакле неуемную фантазерку, прирожденную актрису романтического толка Леттис. Однако распределение ролей дало возможность обеим актрисам раскрыть в себе новые возможности и по-иному интерпретировать пьесу П. Шеффера.

В прологе спектакля Наталья Гундарева – экскурсовод Леттис повествует о доме, где несколько веков назад королева едва не упала с лестницы, хозяин дома подхватил ее и был за это осыпан милостями. Постепенно рассказ ее превращается в яркое событие, которому она как будто была свидетельницей, – эпизод театрализуется, для него уже требуются костюмирование, драматические жесты, выразительная декламация. И с каждой новой группой экскурсантов рассказ Леттис будет становиться все более и более взволнованным и прекрасным, пока не нагрянет вызванная кем-то из усомнившихся посетителей комиссия во главе с педантичной и суровой Лоттой – Евгенией Симоновой.

Лотта как чиновница убеждена в том, что история не требует творчества, а нуждается лишь в строгом пересказе известных фактов. А значит, – Леттис должна быть уволена, пусть проявляет свою безудержную фантазию на другом поле деятельности. Но не так-то просто справиться с Леттис: она способна заразить, заворожить своими выдуманными историями, а главное – ощущением причастности даже такую сухую чиновницу, как Лотта! И вот они уже проводят время вдвоем, играя роли театральных персонажей в историческом спектакле...

Наталья Гундарева играла Леттис с такой невероятной силой, как будто знала, что это – последняя ее роль. Фантастические преображения, импровизация, мастерство в создании многих характеров сразу, одновременно... Все двойственные смыслы, что заложены в пьесе в мотивах падения – восхождения, палача – жертвы, отыграны были актрисой с той особенной сочностью и щедростью, что превратило многих зрителей в фанатичных поклонников Натальи Гундаревой еще во времена "Банкрота" и "Леди Макбет Мценского уезда". Способность ее Леттис загораться от собственных слов и пересоздавать факты реальной жизни, поднимая ее до высот искусства, держала зрительный зал в изумленном напряжении. Но главной, наверное, стала для актрисы счастливая возможность незашифрованно признаться в своей любви к театру!

"Я посвятила себя тому, чтобы осветить этот мир, а не ввергнуть его в уныние", – произносит Леттис с такой убежденностью, что безоговорочно веришь и актрисе, и силе театра, способного совершать любые чудеса. И этот своеобразный девиз Леттис – это и девиз актрисы Натальи Гундаревой, посвятившей себя, в сущности, тому же и сумевшей осветить этот мир.

"Без опасности нет театра" – вот еще один девиз Леттис, выросшей среди кулис странного театра, в котором играли одни только женщины, в том числе и ее покойная мать. Она научила свою дочь, как считала, главным заповедям в жизни: освободить, одушевить, озарить!..

Сегодня, когда Натальи Гундаревой уже нет, кажется, что эти заповеди последней из сыгранных ею героинь были и ее собственными заповедями, – она так жила, так ощущала свое предназначение, но "формула" пришла только в самом последнем спектакле...

И настроение ее во время репетиций "Любовного напитка" отнюдь не было радужным. Об этом свидетельствует интервью, которое Гундарева дала Марине Райкиной:

" – Каждый артист любую роль примеряет на себя. Ваша героиня – оптимистка Леттис, она лучше вас?

– Я не знаю. Мне казалось, что моя героиня выше меня по своим духовным качествам. Но просто есть еще профессия и твоя нужность в ней. Ты нужен до тех пор, пока ты ходишь, что-то делаешь. И тебе ничего не прощают. Самое легкое войти в эту профессию, а удержаться там очень тяжело... Сейчас приходится больше работать. Я не играю в Москве в антрепризах, но приходится играть в других городах, просто чтобы зарабатывать деньги. Другого выхода нет. Сейчас кино почти не стало, во всяком случае, меня мало приглашают. В "Петербургских тайнах" я снималась, потом была какая-то мелочовка. Я говорю только о себе и никого не сужу...

Мне кажется, что вы из породы трудоголиков, а не из тех, кому просто нужно много денег.

Да разные периоды в жизни бывают. Когда пропадаешь, то работа, конечно, очень держит. А когда относительный покой в душе, тогда кажется, что вообще можно было бы год не работать. Потому что выясняется, что очень много просто проходит мимо. Очень. Это понимаешь с возрастом все лучше и лучше.

А что мимо прошло?

Жизнь.

Простите, но я не могу поверить: такая насыщенная яркая жизнь...

Но она другая, чем та, которую я хотела бы. Я не говорю, что она плохая, но она другая.

А почему у вас мундштук, вы бросаете курить?

Нет, я сначала перестала курить, потом опять закурила. Сейчас стараюсь курить легкие сигареты. От привычки пагубной не могу избавиться. Потом мне сказали, что мундштук задерживает какие-то смолы. Вот. Меньше в организм будет попадать гадостей.

А чего вы боитесь в этой жизни?

Я ничего не боюсь. Боли не боюсь, страданий не боюсь. Может быть, это будет очень больно, это будет страшно, но я этого не боюсь. Я боюсь только смерти. Вообще я надорвалась в этом году..."

"Когда мы играем спектакль "Любовный напиток", я почти не обращаю внимание на реакцию зала, – рассказывала актриса. – Зрители смеются, но я не делаю паузу, не "продаю" выгодно реплику – я иду дальше, потому что так нужно для роли. Хохот, шум зала – для меня это посторонний звук, главное – движение роли. Если зрителю скучно, я уже не стремлюсь его развеселить. У меня постепенно вызрел протест против того, что ищет сегодня в театре массовый зритель, против "попсы" на драматической сцене. Я не хочу работать на потребу, не хочу веселить тех, "кто заказывает музыку". Думаю, что заказывать музыку тоже надо иметь право. Можно, конечно, и анекдот рассказать, и повеселить публику дешевыми и пошлыми средствами, но я мечтаю о том времени, когда зритель, как и раньше, затаив дыхание, три с половиной часа будет смотреть спектакли такого рода, как "Трамвай 'Желание'". Хочу, чтобы театр оставался Театром!"

Да, этого она хотела больше всего – особенно в последние годы, когда видела, что театр все больше и больше утрачивает свое главное, "природное", по мысли Натальи Гундаревой, свойство. И в спектакле "Любовный напиток" она выложилась, можно сказать, полностью – напоследок выразив всю свою любовь к Театру, всю свою преданность ему, весь свой восторг перед этим великим чудом.

"В "Любовном напитке" мы все время были на сцене, – рассказывает Евгения Симонова. – Мне было необходимо попытаться хоть немного дотянуться до Наташи. Это замечательно, особенно, когда ты понимаешь масштаб личности партнерши и свое место рядом с ней. В этом нет ничего унизительного, принижающего тебя. Когда тянешься вверх, поднимаешься на цыпочки, обязательно прибавляешь в своем творческом росте. Моя отчаянная борьба с собой, с ролью, в конце концов, дала свои результаты. В первой сцене у меня идет монолог, когда я распекаю свою подчиненную. Для меня это особенно мучительно, потому что было насилие над собой, неправда и поддавок. Вдруг в какой-то момент я почувствовала, как во мне открылся клапан, я начала освобождаться от этого насилия. Почувствовала качественные изменения и Наташа. По ее глазам я поняла, что она приняла меня как партнера, а не как младшего товарища по цеху. Ее ответы и реакции на мой монолог стали другими, у нас начал складываться дуэт. Вот тогда было истинное счастье, счастье в профессии...

..."Любовный напиток" ... пользовался огромным спросом. Мы его много играли на гастролях, с большим успехом шел он и в Москве. Играли мы его и 12 июля 2001 года. Наташа очень плохо себя чувствовала, скакало давление. Я даже предложила ей заменить "Любовный напиток" на другой спектакль. Но она отказалась. Надо было завершить сезон, поставить точку.

Есть в спектакле сцена казни, очень красиво и лихо поставленная Ахрамковой. В ней две сумасшедшие героини играют в исторические личности. Наташа в красном колпаке изображает палача, а я его жертву, какого-то английского короля. Она надевает колпак, начинает ворочать столами. Потом она подходит к столу, мы садимся и какое-то время смотрим друг на друга. И вдруг я с ужасом замечаю, как у Наташи начинают мутнеть глаза. Она тихо говорит: "Я сейчас упаду". – "Что мне сделать?" – с испугом спросила я. Нечеловеческим усилием воли она собрала себя: "Не бойся". Встала и пошла, я за ней. Она доиграла спектакль. Такова была ее сила, таково отношение к профессии. Если зритель в зале, а ты еще можешь двигаться, обязан завершить спектакль. Мало того, 15 июля театр закрывал сезон. Объявлена была "Жертва века". Я уговаривала Наташу отменить спектакль. Но она и слушать не хотела. 18 июля 2001 года с ней случилась трагедия..."

Все произошло как-то очень в стиле и в духе Натальи Гундаревой – трагедия ворвалась в ее жизнь тогда, когда был завершен театральный сезон, когда не были поставлены под угрозу срыва спектакли с ее участием. Работа временно закончилась – пришло время передышки, накопления сил, обдумывания дальнейшего, потому что Наталья Гундарева прекрасно понимала – она не сможет больше годами ждать новых ролей, слишком мало остается времени.

"Я очень сосредоточена на своей профессии, – говорила актриса. – Я этой профессии отдаю все, что у меня есть. Я готова лишиться очень многого в жизни, лишь бы только в том, что я делаю, было все. Поэтому туда я уношу свой восторг, свое упоение, свое мужество, свою веру, свою любовь, свою ненависть – я все тащу туда... И там каждый день в семь часов вечера начинается жизнь. И я становлюсь счастливой".

Только там сбывалась ее мечта – "освободить, одушевить, озарить!". И трудно сосчитать тех, кого Наталья Гундарева сумела и освободить, и одушевить, и озарить своим талантом, своей человеческой и актерской природой...

В одной из телевизионных передач, посвященных памяти Натальи Гундаревой, режиссер Татьяна Ахрамкова сказала: "Театр Андрея Александровича Гончарова кончился не с его уходом, а с уходом Гундаревой". Это – очень точные слова, потому что актриса была не на словах, а на деле всей своей жизни привержена тому театру, который проповедовал Гончаров. Его (и ее, Натальи Гундаревой) символ веры заключается в том, чтобы "оставить человеку, пришедшему в театр, надежду".

"Я мечтаю найти такие выразительные средства, чтобы не хуже, а лучше кинематографа и телевидения показать человека "крупным планом", – писал Андрей Александрович. – Думается, что в этом направлении возможности сцены и актера далеко еще не использованы, хотя только этим путем мы сможем привести сегодняшний театр на новую, высшую ступень.

Театр должен оставаться "властителем дум", способным в непосредственном общении вызвать живой интеллектуальный и эмоциональный отклик сотен и тысяч людей.

Я верю, что в наше время, в мире "суровом и прекрасном, нежном и яростном", театр будет все более и более необходим людям.

Театр живет не прошлым и даже не настоящим, театр живет будущим. В этом смысле наше искусство – всегда мечта. Важно только – о чем мы мечтаем сегодня...

А. И. Герцен утверждал, что театр – высшая инстанция для решения жизненно важных вопросов, что подлинное и живое театральное искусство всегда современно и отражает те аспекты жизни, которые особенно волнуют зал. Театр обязан угадать и затронуть их в каждом спектакле. "Если в партере нету мыслей, которые вы собираетесь выразить своим спектаклем, – писал он, – если нету их в зрительном зале, то, сколько бы вы ни старались, ничего из этого не произойдет, надо опрокинуть чашу соответствия тому, что существует и живет в вопросах и требованиях зрительного зала".

Поразительно верное определение самой сути театрального искусства!"

Она разделяла эти мысли всем своим существом, так же как разделяла и другие воззрения Андрея Александровича Гончарова на современное искусство, на театр и его назначение. И "чаша соответствия", о которой говорил А. И. Герцен, была всегда чрезвычайно важна для нее в любой роли – в театре, в кино, на телевидении.

Глава 6
ПОСЛЕДНИЙ АНШЛАГ

Однажды, в начале 1996 года, Наташа позвонила мне. Голос был невероятно усталый, расстроенный. "Что случилось?" – "Помоги мне" – эти слова за несколько десятилетий общения я услышала от нее впервые. "Господи, что произошло?" – "Не могу больше молчать, достали они меня, просто жить не дают". – "Кто?" – "Какие-то дурацкие газеты, о которых я никогда ничего не слышала, – "Антенна", "Жизнь"... Такое чувство, будто они заказ получили взяться за меня по полной программе. Я хочу им ответить, никакого терпения уже не хватает – давай сделаем беседу в "Культуре"".

Я как могла пыталась отговорить ее – не царское дело выяснять отношения с "желтой" прессой. Но Наташа настаивала, что ей необходимо это сделать. Когда мы встретились несколько дней спустя, она уже немного остыла и мы решили, что сделаем просто беседу о том, "что болит", а всем этим, с позволения сказать, средствам массовой информации специального внимания уделять не будем – так, по касательной, вспомним их...

Так появилась в газете "Культура" наша беседа под названием "Один кирпич я выбью точно!..". И мне хотелось бы привести ее на этих страницах с небольшими сокращениями.

"Мы знакомы уже очень много лет, и, сопереживая одним ее работам больше, другим меньше, я ни разу не осталась равнодушной к тому, что делает Наталья Гундарева на сцене, на экране, на телевидении. С первой нашей встречи протянулось нечто, быть может, более дорогое, чем близкая дружба: понимание, тот непостижимый камертон, что позволяет спустя долгое время после встречи как бы продолжить давний разговор, не углубляясь в выяснение деталей, которыми мы жили все это время. Встретились, сели, закурили, и – разговор начался сам...

В последнее время театр часто упрекают в том, что он становится все более облегченным, откровенно развлекательным. Ты работаешь в театре, который нередко оказывается под прицелом подобных обвинений. Как ты относишься к этой проблеме?

Назад Дальше