Весь день мы дрались с наседающими фашистскими частями, и опять врагу не удалось прорвать оборону. Такие же напряженные бои шли и на следующий день до самого вечера. Ни один боец не дрогнул,, никто не осквернил знамя, которому присягал. Все мы свято верили своей партии и правительству.
В ночь на 1-ое июля генерал Пархоменко получил приказ выходить за реку Друть и там занять оборону. Школа, танковый батальон и артполк - в арьергарде.
Предстояло отходить через вражеские тылы, через линию фронта, отодвинувшуюся на двести километров от границы.
В эти суровые дни решалась судьба частей и многих воинов. Со всех сторон поступали тревожные вести. Из Минска на Бобруйск идут танковые и моторизованные колонны врага. Шоссе и железная дорога забиты войсками.
У дефиле
С тяжелыми боями мы двигались вдоль реки Березина. Фар не зажигали, с трудом различая в темноте проселочные лесные дорожки. Усталость и голод валили с ног. Но нужно было идти и идти без конца. На изгибе реки увидели пристань. Танки и трактора переправили на баржах, а автомашины перетягивали через реку тросами. И опять шли по лесам, по болотам и казалось этому не будет конца. Лесные дороги почти непроходимы. Бойцы буквально выносили каждую машину на руках.
С большим трудом к утру 5-го июля мы вышли на шоссе, втянулись в узкое болотистое дефиле и у деревни Погост заняли оборону фронтом на запад.
По-видимому передовой отряд противника уже миновал дефиле и продвигался в направлении Могилева, а по наведенному мосту у села Березино переправляются его главные силы.
Таким образом, мы оказались между двух огней, и продолжать движение в дневное время, наседая на хвост отряда немцев, считали немыслимым, а отходить снова болотами и лесами вне дороги - значит потерять всю боевую технику.
Оставался один выход - перейти временно к обороне, задержать главные силы немецких захватчиков до наступления темноты, а затем под покровом ночи возобновить отход по намеченному маршруту.
Оборонительный рубеж был очень выгодным, поэтому мы смело ждали встречи с превосходящими силами врага. Впереди нас - ручей с топкими берегами, а сзади, за высотой, - небольшая речка. К счастью, высота позволяла видеть за дефиле большое открытое поле и шоссе, и наша артиллерия могла воспрепятствовать движению противника.
Немецкую колонну, идущую к дефиле, артиллерия обстреляла. Немцы заметались по полю, не зная, что делать: идти в дефиле - опасно, стоять на месте - расстреляют русские. Через некоторое время противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь, особенно по деревне Погост. Прилетела немецкая авиация бомбить деревню и нашу высоту. До самого вечера гремела канонада, шел танковый бой. К нашей обороне со стороны Могилева подошло несколько танков, но у ручья их встретили артиллеристы, и немцы повернули назад. Все попытки гитлеровцев сбить нас не имели успеха.
Помню, из деревни на участок, занимаемый нашей школой, пришел какой-то старик.
- Товарищ командир, - обратился он ко мне, - давно я наблюдаю, как наши артиллеристы стреляют. Но они, видно, не заметили, где прячутся немецкие танки.
Я направил старика к артиллеристам, которым он показал хорошо замаскированные вражеские машины.
Под вечер начали сниматься с позиции. Тут-то я и был ранен и контужен.
Обнаружили меня курсанты, хоронившие погибших. Отнесли в деревню, и, по случайному стечению обстоятельств, сдали как раз тому старику-артиллеристу, к которому несколько часов назад я отнесся с недоверием. Он принял меня как родного сына и спас мне жизнь.
Герасим Демидович
Белорусские леса и деревни, особенно в стороне от больших дорог, скрывали тысячи раненых воинов Советской Армии. Чердаки и подвалы, сеновалы и клуни были забиты ранеными.
Кто за ними ухаживал, кто спасал от смерти и плена? Местные жители, тысячи преданных советских колхозников и колхозниц.
Старик-артиллерист скоро меня отправил в лес, в такой район, где недавно еще стоял военный госпиталь. Сам госпиталь отступил, но с тяжело раненными, которых невозможно было увезти с собой, оставили врача и двух медсестер. Вот в эту группу и переправил меня старик.
Вскоре врач решил начать продвижение к своим. Всех, кто маг идти, он приглашал с собой. Отозвался и я, хотя нога еще болела. Набрав несколько подвод, мы проселочными дорогами отправились на восток. Но в пути разболелась нога, и в деревне Малиновка, окруженной лесами, примерно в сорока километрах от Бобруйска, врач оставил меня и еще троих тяжело раненных у старика Демидовича.
Однажды был такой случай: вошли в избу немецкие солдаты, поели, молока попили, погалдели на своем языке и полезли на сеновал. Там лежал тяжело раненный. Герасим Борисович Демидович - старый солдат, был в немецком плену в первую мировую войну и с тех пор не забыл немецкий язык. Он и говорит фрицам:
- Мало вам сена? Идите к стогу, - и показывает на луг, где стояла большая копна.
Не раз были немцы в Малиновке, не раз пытались лезть на сеновал, но Герасим неизменно направлял их к стогу, спасая их от смерти.
Двое моих товарищей умерли. Оставшихся двоих Демидович опять направил в группу того же врача. Оказывается доктор с ранеными все время жил в лесу. Немало советских людей спасли его заботливые руки.
Лишь 14 августа нам удалось соединиться с войсками особой 4-й группы. И вот я - в настоящем стационарном госпитале. После излечения - снова фронт.
В 1944 году, будучи в освобожденном Бобруйске, узнал печальную весть: немцы казнили Герасима Демидовича, повесили старшую дочь, а дом сожгли.
* * *
Давно кончилась Великая Отечественная война. На передний край борьбы за новую счастливую жизнь вышли наши дети. Интересные большие дела творят они. Посмотрите, как растет и хорошеет Металлургический район Челябинска. Но многие смутно представляют себе, как их отцы и деды боролись за советскую власть, за торжество правды.
Г. Я. Мусин
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Наша дивизия занимала оборону от железнодорожного моста через Западную Двину у станции Громы до станции Оболь. На правом фланге - Курганский полк, на левом - Шадринский, Челябинский полк - в центре.
Как начальник дивизионной партийной школы я находился при политотделе дивизии в распоряжении подполковника Ефимова. Время было горячее, и все работники политотдела круглые сутки находились в частях.
Однажды мы с полковником Черкасовым выехали к шадринцам в их боевое охранение, находящееся за рекой Оболь, в районе села Туровля.
Видим медленно приближающиеся 13 немецких мотоциклистов. Мотоциклы с люльками. Один ведет машину, другой - в люльке сидит с ручным пулеметом.
Не вызывало сомнений, что это разведка противника. Гитлеровцы двигались осторожно, значит их уже научили уму-разуму в первые дни войны. Проедут 300-400 метров и сойдут с машины, осмотрят вокруг себя местность и снова вперед.
Полковник Черкасов взял на себя инициативу по захвату вражеской группы.
В 300 метрах от нашего охранения немцы неожиданно скрылись в густой ржи. Крутятся в ней, а вперед не едут.
Мы уже стали подумывать, что план сорвется.
- Боятся фрицы русских, - проговорил негромко Черкасов. - Я промолчал, продолжая вести наблюдение.
По распоряжению полковника небольшая группа обошла рожью разведчиков и неожиданно напала на них с тыла. Короткая схватка увенчалась успехом. Несколько фашистов убито и ранено, остальные взяты в плен, 4 мотоцикла подбито, 9 исправны. Таковы наши трофеи.
Отъявленные эсесовцы, привыкшие к легким успехам, были жалки. Но несмотря на это, они отказались отвечать на вопросы.
Двоих пленных отправили в штаб дивизии, но они и там заявили: "Недостойно немцам отвечать русским. Мы вас и так победим".
Вот ведь как обработал немцев Гитлер!
Бои шли теперь день и ночь.
Командиру дивизии Дзыгину, человеку кипучей энергии, было поручено руководить обороной участка, простиравшегося на 40 километров. Был создан маневренный кулак под руководством Китаева.
Этим мощным кулаком Дзыгин наносил немцам ощутительные удары в самый неожиданный для них момент. Например, 6 июля немцы прорвались через мост. Курганцы героически оборонялись, неся огромные потери. Погибли командир полка майор Павлюк и его заместитель по политической части старший батальонный комиссар Кридшин. Создалась смертельная угроза Полоцку.
Сильный удар по немецкому флангу китаевским моторизованным батальоном восстановил положение.
И все же нам пришлось отступать. Нащупав стык между двумя дивизиями, немцы прорвали фронт и развернули наступление в направлении Невель - Великие Луки.
- Нас по-видимому окружили немцы, - насколько это было возможно, спокойно сказал комбриг Дзыгин.
Сохранить боеспособность частей в сложившейся обстановке можно только при высокой дисциплине. Этому комбриг Дзыгин, штаб дивизии и политотдел уделяли главное внимание.
В этих тяжелых боях уральцы проявили удивительную стойкость. Всех тех, кто проявил трусость или нерешительность, Дзыгин немедленно заменял. Был случай, когда командовать полком он поставил рядового бойца. Все это оправдывалось исключительной опасностью, нависшей над Советским государством.
16 июля Дзыгин приказал оставить Полоцк. Утром взлетели на воздух железнодорожный и два шоссейных моста через Западную Двину. Началось организованное отступление в район Великих Лук.
В авангард назначен батальон капитана Кочнева.
Арьергард - 1 стрелковый батальон Челябинского полка.
Через сутки авангард подошел к немецкой обороне, проходящей по берегу небольшой, но глубокой речки, в районе мельницы.
Вступили в бой, но пробиться вперед не могли. Межозерное дефиле противник решил использовать для задержки отходящих русских частей.
К исходу дня подошли главные силы дивизии, совершив марш не менее 50 километров по бездорожью.
Комдив собрал командиров и комиссаров частей, чтобы отдать боевой приказ.
- Прорыв обороны немцев завтра с утра, по моему сигналу. Главный удар наносят три стрелковых и три артиллерийских полка.
Я был на этом совещании. Твердый и четкий приказ командира вселял уверенность, что мы вырвемся из окружения.
Мы с Кочневым вернулись в батальон ночью. Довели приказ командирам рот и взводов. Они разъяснили его бойцам.
Так, очевидно, было и в других частях и подразделениях. Коммунистам, и комсомольцам поручались самые ответственные задачи.
Утром мощная артиллерийская подготовка потрясла все пространство между озерами. Части дивизии смяли немецкую оборону и ринулись вперед.
Обезумевшие от страха гитлеровцы метались на перешейке, целыми подразделениями сдавались нам.
21 июля части дивизии сосредоточились в районе Великих Лук, пройдя свыше 150 километров и сохранив свою боеспособность.
Приехал командующий фронтом маршал Тимошенко. Он был рад приветствовать в эту тяжелую минуту славных воинов и ее командиров, расспрашивал о боях, о трудностях в пути.
В первые дни войны подвергся серьезному испытанию характер советских людей: их воля, патриотизм, мужество, дисциплинированность. Тяжелые бои выковали всего за один месяц настоящих бойцов, командиров и комиссаров, беззаветно преданных своему народу.
Среди плеяды героических людей Великой Отечественной войны одно из первых мест должно принадлежать Алексею Ивановичу Дзыгину, славному солдату и командиру.
М. Г. Марченко
В БОЯХ ЗА ОТЧИЗНУ
Немало лет прошло с тех пор. На месте руин выросли новые прекрасные города и села. Затихла боль, зарубцевались раны. Снова зажили счастливой, полноценной жизнью советские люди. И не хотелось бы вспоминать о том времени. Но нельзя! Мы обязаны рассказать новому поколению о том, как ужасна война, какое безутешное горе принесла она многим семьям, обязаны рассказать и о том, как преодолевая страх смерти, мужественно дрались с фашистами солдаты земли советской.
24 июля 1941 года я был отправлен на фронт.
В нашем вагоне ехали главным образом только что мобилизованные офицеры. Чтобы развеять грусть расставанья с родными и близкими, многие играли в шахматы и шашки, другие оживленно спорили, строя догадки о продолжительности войны с Германией, третьи беспрестанно курили, молча увозя с собой тяжелые думы.
Война предстала перед нами во всем ее ужасе и неприглядности. Бесконечные вереницы эшелонов с ранеными и беженцами, горящие города и деревни - вот что мы увидели при приближении к фронту.
Наш состав фашистские стервятники бомбили несколько раз, и мы, еще необстрелянные солдаты, бежали куда попало.
Медленно, но неуклонно продвигаемся к передовой, чтобы защищать Родину от озверелого, потерявшего человеческий облик врага.
Только бы не дрогнули рука и сердце!
Дивизия, в которую вливался наш эшелон, уже прошла сквозь тяжелые бои с превосходящим по численности и технике противником, побывала в окружении.
С большой теплотой солдаты говорили о своем славном комбриге Дзыгине, называли десятки храбрецов - истребителей немецких танков.
Я остановлюсь лишь на нескольких эпизодах начала войны.
Выйдя из окружения, дивизия подходила к Андреаполю. Оборону заняли по Западной Двине. Людей было мало. Наш полк едва насчитывал 150 человек. Поэтому мы радовались каждому солдату, прорвавшемуся из немецкого окружения.
В дождливый сентябрьский вечер, по заданию командира полка, я проверял на переднем крае службу наблюдателей. Вижу приближается группа в количестве не менее ста человек. Что за люди, чьи? В темноте не легко разобраться.
Молодой военный в плащ-палатке, накинутой на плечи, остановил колонну. И какова же была моя радость, когда в прибывшем командире я узнал челябинца, старшего сержанта Ивана Алексеевича Иванчикова, командовавшего в то время батальоном.
Попав в окружение, отважный сержант не растерялся, он решительно повел батальон к своим. За двое суток усталые бойцы прошли более ста километров, выдержали несколько ожесточенных схваток с врагом.
Иванчиков на фронт пришел помощником командира взвода, участвовал в шестидневном ожесточенном бою под деревней В., а под Невелем получил приказание комбрига Дзыгина командовать минометной батареей.
Расчищая путь для одной из частей, батарея Иванчикова уничтожила 6 минометов, 4 станковых пулемета и много фашистских солдат.
Командование полка и дивизии заметило незаурядные способности сержанта, доверило ему стрелковый батальон и не ошиблось.
В последних числах августа батальон очутился в плотном кольце окружения.
Быстро оценив обстановку, Иванчиков решил с боем выйти к своим и направил удар между станцией Кунья и небольшим поселком О.
Сосредоточив огонь всех средств батальона, солдаты пробили оборонительную линию немецких оккупантов в нескольких местах. Враг потерял 8 танков, 6 автомашин и много солдат и офицеров.
В боях под городом Торопец Иванчиков лично уничтожил шестерых фашистов. Вскоре ему присвоили звание старшего лейтенанта.
В начале сентября майор Галайко приказал Иванчикову захватить высоту 224 на берегу Западной Двины.
Когда стемнело, Иванчиков с группой бойцов отправился на выполнение задачи.
Медленно и осторожно двигалась горсточка храбрецов к намеченному пункту, обходя высоту. Ночь требовала от воинов особого внимания. Каждый шорох, зажженная спичка, стук котелка могли сорвать выполнение боевого приказа.
Двигаясь впереди, старший лейтенант вовремя обнаружил немецкие мотоциклы.
По условному сигналу группа залегла…
Когда наступил удобный момент, смелым броском Иванчиков опрокинул офицера и вонзил в его горло финский нож. Красноармейцы же бросились в атаку и скоро выбили противника с высоты. Отступая, гитлеровцы бросили противотанковое орудие.
Подобных боевых эпизодов во фронтовой жизни Иванчикова много.
В боях под городом Старица пламенный патриот Родины Иван Алексеевич Иванчиков погиб. Правительство посмертно наградило мужественного челябинца орденом Ленина.
* * *
Война постепенно принимала позиционный характер. Фашистский "блиц-криг" трещал по всем швам. Но людей в полку по-прежнему было мало.
Однажды мы шли с командиром полка майором Галайко по картофельному полю в стыке дивизий. Смотрим лежит группа солдат, семь человек.
- Кто командир?
- Я, а это моя рота, - отвечает офицер в папахе семнадцатого года.
Разговорились. Командир в папахе - бывший артист Челябинской филармонии Броварец, ладный такой, загорелый. Бойцы под стать ему. Они только что вышли из окружения.
- Что вы тут прилипли? - спрашивает Галайко.
- Как что? Пропитание ищем. Сами знаете, в солдатском брюхе давно не густо.
- Ладно. Поступаешь в мое распоряжение.
- Слушаюсь! - Броварец лихо откозырял.
"Роту" Броварца через некоторое время пополнили, и она получила боевой участок.
Было неясно, что замышляет враг на зиму? Полк много раз высылал разведку, ближнюю и поглубже, а результат плохой.
Языка достать не удавалось. Немцы стали очень осторожны.
На передовой воцарилось непривычное спокойствие. И в эти дни произошло чрезвычайное происшествие. Броварец нарушил воинскую дисциплину. Его судили и разжаловали в рядовые.
Через несколько дней проштрафившийся офицер пришел к командиру полка:
- Дайте мне самое тяжелое задание, чтобы я мог искупить свою вину, - просил он. В голосе его звучало искреннее раскаяние. Командир полка поверил и простил его.
- Нужно достать "языка". Подбери смельчаков. О готовности доложишь, - оказал майор.
- Есть добыть "языка"! - твердо ответил Броварец.
В тот же час Броварец пошел в подразделения полка и подобрал на выполнение задания шесть добровольцев.
…Темная зимняя ночь поглотила семерку отважных. Разведчики удачно прошли через минные поля свои и врага.
Немецкие часовые, непривычные к морозам, кутались в шалях. На ногах у них соломенные эрзац-боты.
Смельчаки подкрались к одному, схватили, сунули в рот кляп.
- Тащите! - скомандовал Броварец, а сам с противотанковой миной бросился к блиндажу.
"Языка" еще не протащили через нейтральное поле, как раздался взрыв. Начался переполох. Затрещали пулеметы, а вскоре начали рваться мины. На позиции стало светло, как днем.
Около трех часов разведчики ждали, пока утихнет огонь, перестанут вспыхивать ракеты.
Полумертвого от страха немца разведчики приволокли в штаб полка, а оттуда в штаб дивизии.
Так нашему командованию удалось добыть очень ценные сведения.
Броварца восстановили в звании старшего лейтенанта, и он снова стал командиром своей роты.
Командирские способности Броварца и мужество вызывали восхищение. Свою вину он искупил в многочисленных боях. Скоро его назначили командиром батальона. Но смерть не пощадила и этого отважного патриота.