6 ноября. После продолжительной артиллерийской подготовки мы выдвигаемся на врага по всему переднему краю. Неприятель встречает нас мощным огневым валом. Когда восходит солнце, его лучи слепят наших наводчиков танковых орудий. Бронемашинам часто приходится останавливаться, точное наведение на цель серьезно затрудняется. Разгорается жаркий бой. У нас много потерь - как среди офицеров, так и среди рядовых. Много убитых. Находившемуся неподалеку от меня унтер-офицеру артиллерийским снарядом сносит голову. Осколком гранаты разворочен алюминиевый барабан с патронами, установленный на моем пулемете.
Несмотря на тяжелые потери, нам удается прорвать линию обороны советских войск и обратить врага в бегство. Огнеметные танки ломают сопротивление красноармейцев, выкуривая их из траншей и стрелковых ячеек. После них остается безлюдный мертвый ландшафт; от земли поднимаются клубы зловонного дыма.
Как только мы думаем о том, что, наконец, настал долгожданный покой, русские переходят в контрнаступление. Мы захвачены врасплох разрушительным огневым валом "сталинских органов" и полевых гаубиц. Снова несем большие потери. Нам приходит на выручку отделение тяжелых самоходных противотанковых орудий "Хорнисс", а также несколько "Хуммелей" со своими 150-мм гаубицами. У врага теперь нет ни малейших шансов прорваться на нашем участке. Примерно в это же время наши "штуки" совершают налеты на скопления живой силы и боевой техники противника. В тех местах, где они накрывают цели, в небо поднимается черный дым.
После того, как мы очищаем территорию от последних отрядов врага, 79-я пехотная дивизия снова занимает свои прежние позиции. Сегодня ночью нас перебросят на другой участок фронта, на этот раз мы снова окажемся неподалеку от Верхнего Рогачика. Здесь оборона советских войск относительно слаба. Позднее мы узнаем, что советская артиллерия также понесла серьезный урон.
Победа обошлась нам очень дорого. В одном только нашем пулеметном отделении погибло двадцать человек. Общие потери нашего полка - 155 человек, это численность одной роты. Помимо солдат и унтер-офицеров погибло и немало офицеров, среди них командиры 1-го и 2-го батальонов. Наш взвод лишился одного миномета и одного пулеметного отделения. К всеобщему сожалению, унтер-офицер Фабер был убит пистолетным выстрелом в спину. В него выстрелил раненый советский политрук, лежавший на земле, которому Фабер только что перевязал рану. Мне почему-то вспоминается унтер-офицер Шварц; который на плацдарме близ Рычова любил добивать раненых красноармейцев. На этот раз я настолько был потрясен смертью Фабера, что не испытал никакого огорчения, когда вахмистр одного из стрелковых взводов прошил того самого русского очередью из автомата.
7 ноября. Через несколько дней мы будем скучать по нашему риттмейстеру, которого мы все глубоко уважали. Этот достойный человек всегда был в первых рядах во время наступления. Начальство извещает нас о том, что его перевели в другое подразделение на смену погибшего командира разгромленного батальона. Мы, в свою очередь, тоже получим нового командира. Тем временем возникает слух о том, что мы и вся наша дивизия займем стратегически важный плацдарм близ Никополя. Погода меняется. Ночью стоит сильный холод, а днем начинает идти дождь. Почва превращается в настоящее болото. По разбитым раскисшим дорогам с огромным трудом передвигаются наши грузовые машины и прочая боевая техника. Нам постоянно приходится подталкивать наш грузовик.
Наконец мы добираемся до Днепровки, большой деревни на восточном краю плацдарма. Мы промокли до нитки и с головы до ног облеплены жидкой грязью. Штабы пехотной дивизии и горно-стрелковая часть разместятся в деревне, а их боевые подразделения получают приказ окопаться вдоль главной полосы обороны для отражения нескончаемых атак противника.
8 ноября. Занимаем дома, в которых до нас располагались танкисты. Нам выделяют просторную хату, ее хозяйка - русская женщина средних лет с восемнадцатилетней дочерью по имени Катя. Они живут в горнице и спят по здешнему обычаю на большой русской печке. Мы, солдаты, занимаем вторую комнату, очень просторную и отапливаемую такой же печью. На улице сыро и холодно, и, прежде чем взяться за уборку помещения, мы растапливаем ее.
Глава 9. ТРЕВОГА НА НИКОПОЛЬСКОМ ПЛАЦДАРМЕ
Следующие десять дней (9-19 ноября) мы остаемся в Днепровке в ожидании приказа о контрнаступлении. Нам известно, что главная полоса обороны проходит в нескольких километрах к югу от деревни и что позиции слева занимают подразделения 3-й горно-стрелковой дивизии. Справа тянутся траншеи отдельных подразделений 258-й пехотной дивизии. В обеих дивизиях ощущается серьезная нехватка личного состава, вызванная сильными потерями во время ожесточенных летних боев. Им приходится довольно скудными силами оборонять широкий участок фронта, и они вынуждены противостоять хорошо вооруженному противнику, имеющему значительный численный перевес. Солдаты моей части сочувствуют тем нашим пехотинцам, которые так долго живут в окопах в таких суровых условиях на этом участке передовой и вынуждены отбивать бесконечные атаки врага.
Из нас, имеющих больше оружия и снаряжения, будут делать элитную часть, пополняя личным составом и используя только в тех случаях, когда требуется отбить атаки неприятеля, ворвавшегося на наши позиции. Поскольку нам разрешено - в отличие от других солдат, постоянно находящихся на передовой, - после успешных боевых операций возвращаться на наши зимние квартиры, то к нам относятся с уважением и завистью.
За последнее время наши потери настолько велики, что ни одна из трех стрелковых рот до конца не укомплектована личным составом, несмотря на постоянное пополнение.
После того, как заканчиваются бои на Никопольском плацдарме, мы имеем за плечами два полных месяца тяжелых сражений.
Мы остались без командира, и поэтому ветеранов Вольдемара Крекеля и Фрица Кошински назначают командирами отделений и выдают им автоматы. Моим вторым номером становится ефрейтор Вилли Краузе. Мой прежний второй номер, Фриц Хаманн, получает тяжелый пулемет, поскольку обер-ефрейтор Гейнц Барч тяжело ранен. Вторым номером у Фрица теперь панцергренадер Биттнер, молодой парень. Реорганизация коснулась и наших минометчиков. Унтер-офицер Фендер теперь занимает пост вахмистра Гаука, получившего серьезное ранение. Двух наших подносчиков патронов заменяют одним добровольцем и панцергренадером по фамилии Мерш. В числе моих старых знакомых, кроме Вариаса, имеются еще два ефрейтора - Эрих Шустер и Гюнтер Пфайфер. Их поселили в соседних домах, и они иногда втроем приходят к нам поиграть в карты. Остальных я не знаю, это главным образом новобранцы. Отто Крупка теперь приписан к нашему взводу.
Наш непосредственный начальник, гауптвахмистр, которого мы называем за глаза Spiess, являет собой прекрасный образчик фронтовика. Это опытный ветеран, который не любит ненужного риска и всегда проявляет разумную осторожность. Мы, пулеметчики, особенно ценим это качество, потому что нам приходится поддерживать огнем действия стрелковых взводов и нас не используют в рукопашных схватках.
На непродолжительное время команду над нашим эскадроном берет вместо риттмейстера один обер-лейтенант. Находясь под его началом, несколько наиболее предприимчивых солдат устраивают в заброшенном доме баню. Неплохая идея. Мы с удовольствием пользуемся представившейся возможностью хорошо помыться.
Мы с Вейхертом с самых первых дней устанавливаем хорошие отношения с Катей, уже упоминавшейся дочерью хозяйки дома, в котором нас поселили. Обе работают на полевой кухне горных стрелков, дочь - полдня, ее мать - целый день. Катя - стройная белокурая девушка, таких здесь зовут "паненками". Ее волосы заплетены в косы, замысловато уложенные на голове. Она носит просторное русское платье, некогда голубое, но теперь блекло-серое от долгих стирок. Каждое утро она тщательно моется, и когда приближается к нам, от нее пахнет армейским мылом. Увидев нас, девушка произносит: "Здравствуйте" и улыбается. Мне кажется, что, будь на ней современное модное платье, она выглядела бы очень красиво и элегантно.
Хотя у нас есть приказ избегать близких контактов с местным населением, - начальство опасается шпионажа и партизанских действий, - мы все равно вынуждены общаться с этой девушкой и ее матерью. Миша, доброволец и наш помощник, родом с Украины, он часто выступает в роли переводчика. Позднее я выучиваю несколько русских слов и добиваюсь того, что меня уже немного понимают в тех случаях, когда мне что-то требуется. Вейхерт тоже нередко использует к своему благу скудное знание русского языка и иногда приходит домой с раздобытой где-то курицей, которую тут же поручает заботам хозяйки и ее дочери. Наши солдаты даже немного заигрывают с Катей, и она очень довольна, когда мы коверкаем русские слова или когда сама пытается сказать что-то по-немецки. Однако никто из нас не думает вступать с девушкой в более серьезные отношения: об этом не могло быть и речи.
Проходит несколько недель, и Катя становится для нас кем-то вроде ангела-хранителя. Все это началось в тот день, когда мы вернулись из боя, усталые и замерзшие. К своему удивлению, мы обнаружили, что в нашей комнате тепло и идеально чисто, на кроватях охапки свежего сена. После этого она каждый день присматривает за нашим бытом, и в знак благодарности за ее заботы мы делимся с ней шоколадом из наших пайков. Как-то раз она просит пару носков для своей матери и в ответ на нашу просьбу получает сразу несколько пар. Мы также дарим ей форменную рубашку летнего тропического образца. Она примеряет ее и с забавным видом разглядывает себя в осколке зеркала, висящего на стене ее комнаты. Когда мы уходим на очередное боевое задание, она провожает нас тревожным взглядом, и я часто замечаю в такие минуты слезы на ее глазах.
Когда мы занимаем места в грузовиках, она всегда выходит проводить нас, и машет до тех пор, пока мы не скроемся из вида. Нередко она провожает нас в последнюю минуту перед выездом, потому что в тот момент, когда звучит сигнал тревоги, она все еще чистит картошку на кухне.
22 ноября. Ночью заморозки, а на рассвете начинается дождь. От дождя земля снова раскисает, и мы по щиколотку увязаем в грязи. Впереди, вдоль главной полосы обороны, кипит жаркий бой. Проходит час, и мы узнаем, что противнику пришлось отступить на юг. Командир 2-й роты убит. Противник также несет потери - примерно 50 убитых, нами также подбито несколько танков "Т-34", уничтожено 16 противотанковых орудий и несколько полевых орудий.
Мы все еще находимся в прежнем районе сосредоточения, ожидая нового приказа начать наступление.
Ночью было достаточно спокойно. Мы с моим вторым номером Вилли Краузе углубляем окоп и укрепляем бруствер дощечками от коробок с патронами. Наше настроение немного улучшается. Пытаемся заснуть в нашем окопе двухметровой глубины.
23 ноября. На рассвете просыпаемся от грохота пушек - противник предпринимает обстрел позиций нашей пехоты на правом фланге. Под разрывы вражеских снарядов думаем только об одном - как бы выдержать натиск русских. Наши мысли неожиданно прерывает гул моторов, заглушающий даже гром канонады. Я чувствую, что дрожат даже стенки окопа. Такое ощущение, будто мы стали свидетеля настоящего землетрясения. Гул с каждой минутой становится все громче и громче.
По дну оврагу движется какая-то машина чудовищных размеров. Она кажется такой же огромной, как дом, но у нее имеется орудийный ствол. Насчитываю четыре таких стальных монстра. Ничего подобного я раньше не видел. Они двигаются на огромных гусеницах; скорость небольшая, прогулочная.
Мы выглядываем из окопов, стараясь получше разглядеть невиданных механических гигантов. Даже у наших ветеранов нет никаких объяснений на этот счет. Затем по траншеям быстро, как лесной огонь, распространятся слух: это "фердинанды", новые 75-тонные самоходные противотанковые орудия с 88-мм пушкой и специальным прицелом, позволяющим уничтожать вражеские танки на неслыханных расстояниях. Какой-то унтер-офицер сообщает нам, что эти громадины управляются двумя огромными дизельными двигателями и двумя электрическими моторами. Они передвигаются на необычайно широких гусеницах, но, несмотря на это, все равно проваливаются в здешнюю грязь. Дождь и грязь - худшие враги "фердинандов", способные совершенно обездвижить эти грандиозные машины. Таким образом, "фердинанды" лучше подходят для позиционных и оборонительных сражений. На какое-то время пять таких грозных боевых машин направлены на наш участок передовой для испытания их технических качеств.
В связи с "Фердинандами" я хотел бы рассказать об одном случае, произошедшем несколько дней спустя и подтверждающем их боевую мощь. Мы отбили атаку врага, и перешли в контрнаступление. Нас поддержали своим огнем четыре штурмовых орудия и четыре "Фердинанда". Когда противник скрылся в поле подсолнухов, и мы ворвались на позиции советских войск, на нас двинулись 22 танка "Т-34". Штурмовые орудия и "Фердинанды" откатились в овраг позади нас и скрылись из вида. Они дождались той минуты, когда "тридцатьчетверки" подошли на благоприятное расстояние, и обстреляли их, сразу же уничтожив шесть вражеских бронемашин. Остальные советские танки остановились и открыли ответный огонь. Когда противотанковые орудия, располагавшиеся у нас за спиной, снова дали залп, в воздух взлетели башни еще трех танков "Т-34" и загорелись еще две боевых машины. Оставшаяся часть советских танков развернулась и, держась на почтительном расстоянии, двинулась на нас. Одиннадцать "тридцатьчетверок" теперь располагались, как им казалось, на безопасном расстоянии. Однако они ошиблись в своих предположениях, и то, что случилось через несколько минут, было просто невероятно. "Фердинанды" немного выехали из оврага, чтобы лучше разглядеть цели. Советские танки тем временем выстроились шеренгой на гребне небольшой высотки, чтобы, в свою очередь, лучше видеть нас, пехотинцев. Четыре "фердинанда" выстрелили практически одновременно. Два танка "Т-34" сразу же охватило пламя. Два удачных попадания! Вражеские танки отступают, но "фердинанды" продолжают вести огонь. Загорается еще одна "тридцатьчетверка", остальные отступают и скрываются за гребнем холма.
По всей видимости, русские недоумевают по поводу того, что за новое оружие применили против него части вермахта. Мы все уверены в том, что "фердинанд" станет настоящей немезидой для советской "тридцатьчетверки". Когда вражеская пехота залегает в поле среди подсолнухов примерно в 300 метрах от нас, мы решаем остаться на ночь на наших старых позициях.
Для пущей безопасности мы время от времени стреляем осветительными ракетами. В полночь над нами неожиданно нависает зловещая черная тень, закидывающая нас гранатами. Полетав кругами у нас над головой, две советские "швейные машинки" не дают нам возможности и далее освещать участок фронта впереди нас. Как только русские летчики замечают хотя бы крошечный лучик света, они начинают забрасывать нас бомбами. Мы не осмеливаемся закурить, даже накрывшись с головой.
Вглядываемся в темноту впереди. Вилли Краузе кажется, будто он услышал какой-то шум. Я ничего не вижу, потому что "швейные машинки" не дают нам возможности осветить местность. Какое-то время сохраняется тишина, однако в следующее мгновение мы слышим пулеметную очередь. В небо взлетают осветительные ракеты, и мы поднимаемся в атаку. Раздается треск пулеметных очередей и винтовочных выстрелов. Темнота снова освещается светом ракет. Фигурки впереди нас пускаются в бегство. Кто-то падает на землю, кто-то, подняв руки, сдается в плен. Мы захватываем шестерых пленных. Стрелковое подразделение на правом фланге берет в плен одиннадцать человек. Отводим их на сборный пункт. Вид пленных удивляет нас - это пожилые люди, самому младшему около пятидесяти лет. Мы узнаем от них, что примерно тридцать красноармейцев под предводительством комиссара получили приказ прорваться на наши позиции и взять "языка". Советское командование желает узнать, какое новое оружие было применено против частей Красной Армии. Пленные также сообщают, что призвали их совсем недавно и после короткой стрелковой подготовки, только вчера получив винтовки, они оказались на линии фронта.
Нас чрезвычайно удивляет то, что красноармейцы проявили удивительную осторожность и почти четыре часа ползли по полю подсолнечника, чтобы преодолеть расстояние в 300 метров. Появление "швейных машинок" было призвано отвлечь наше внимание от этой разведывательной операции. Однако мы серьезно нарушили планы противника, и ему остается лишь догадываться о том, какое таинственное оружие теперь уничтожает его танки.
Следующие недели новое самоходное орудие "фердинанд" часто используется на нашем плацдарме. Скоро все мы оцениваем по достоинству его технические качества, однако понимаем и недостатки - огромная масса ограничивает подвижность и проходимость, самоходное орудие часто вязнет в грязи бескрайних украинских степей. Именно по этой причине нашим саперам приходится взорвать их, чтобы они не достались врагу, при эвакуации наших частей с плацдарма и отступлении от Днепра к Бугу.
24 ноября. Ночью было холодно. Мы по-прежнему занимаем наши старые оборонительные позиции между Днепровкой и Стахановом. Прибытие "фердинандов" поднимает наш боевой дух, даже несмотря на то, что ночью их отводят на другой участок передовой. Утром погода меняется и начинается дождь. Тщетно стараемся укрыться от него плащ-палатками. Промокшие до нитки, мы идем вперед по жидкой грязи. Впереди слышатся звуки боя, грохот выстрелов из танковых орудий. Через пару часов гул затихает.
До нас доходит слух о том, что наши "фердинанды" уничтожили на переднем крае 40 вражеских танков и 15 самоходных орудий. Наши "Хуммели" и "Хорниссы" - штурмовые орудия и самоходные противотанковые орудия уничтожили еще 15 танков. На западном фланге другие подразделения нашей дивизии смогли отбросить части противника обратно к главной полосе обороны.
Становится тихо. По-прежнему идет сильный дождь, и наши окопы все больше и больше наполняются жидкой грязью. Вражеская пехота находится в таких же трудных условиях. Мы слышали, что у русских возникли серьезные проблемы с прибытием пополнения, доставкой продовольствия, вооружения и боеприпасов.
25–28 ноября. Вот уже четыре дня остаемся в раскисших от грязи окопах. Погода часто меняется, но постоянно стоит холод и сохраняется высокая влажность. Часто идет дождь. Наше снаряжение покрыто липкой грязью. Ночью подмораживает, и оружие из-за низких температур приходит в негодность. Из-за постоянного бездорожья пищу привозят нерегулярно. Однажды машина с едой добиралась к нам из тыла долго: восемь километров она ехала целых два часа.