Майский ничего не знал о происшедших переменах (смерть Сталина - прим. автора). Он решил, что это очередной иезуитский подвох сталинского сатрапа. Подумал: если скажет, что не шпион, наверняка снова начнут бить.
- Нет, Лаврентий Павлович, я шпион, меня завербовали англичане, это точно...
- Да бросьте вы эти глупости, Иван Михайлович! Никакой вы не шпион, вас оклеветали. Мы сейчас разобрались. Провокаторы будут наказаны. А вы можете отправляться прямо домой...
- Ну вот и все, - сказал Берия, протягивая Майскому руку.
- Простите уж великодушно, произошло недоразумение. Внизу вас ждет машина..."
Трудно поверить, что человек "рядом со Сталиным" не знал, что Берия расстрелян в 1953 году, а Майского судили и освободили в 1955!
И остается только великодушно простить Бережкова за такую "клюкву".
(9-1-7)
НЕЕСТЕСТВЕННАЯ СУЕТНОСТЬ ЖИЗНИ
Москва, Б.Серпуховская улица, 27. Здесь когда-то была Третьяковская богадельня Московского купеческого общества. Теперь здесь высится Институт хирургии им. А.В.Вишневского Российской Академии медицинских наук. Перед зданием института памятник (скульптор С.Т.Конёнков) его основателю Вишневскому Александру Васильевичу (1874-1948).
(3-63-25а)
История медицины хранит имя А.В.Вишневского как выдающегося хирурга и ученого, чьи золотые руки и новаторские разработки спасли десятки тысяч жизней. А в людской памяти его имя остается благодаря популярности созданной им "мази Вишневского". А еще он отец Вишневского Александра Александровича (1906-1975) - талантливого хирурга, ставшего продолжателем его дела.
Вишневские, отец и сын, 30 лет (1945-1975) бессменно стояли во главе Института хирургии (отец - 4, сын - 26).Новелла эта о Вишневском-сыне. Сочинять ее мне не пришлось. То, что вы прочтете, это "реферат", составленный по воспоминаниям Разгона Льва Эммануиловича:
"...в период моей короткой, но жаркой дружбы с ним он не был ни академиком, ни генерал-полковником, ни депутатом, и не красовалось на нем еще ни одного ордена, и не было еще создано о нем ни одной легенды. Даже чаще его звали Шурой, нежели Александром Александровичем. Хотя уже тогда он был доктором наук и тем, кем, собственно, и остался: учеником своего отца и хорошим хирургом...
Ничем - ни внешне, ни внутренне - не был похож молодой Вишневский на своего отца. Маленький, тщедушный, похожий на цыпленка, он очень страдал оттого, что никто не признает в нем никакой значительности. Без всякого юмора, а почти горестно он рассказывал, что когда приходит в научное общество делать доклад, то швейцар ему строго указывает на раздевалку для студентов...
Но при всем этом Шура Вишневский был по-настоящему большим хирургом, свою медицину любившим больше всего. Он был одним из первых, кто начал удачно оперировать рак пищевода. Носился с этим, только об этом мог рассказывать часами... Однажды уговорил меня поехать на операцию, которая потрясла меня ужасом распотрошенного человеческого тела и тем, что Вишневский во время операции разговаривал с больным, у которого он только что взрезал спину и вырезал два ребра, - все свои операции Вишневский проводил - как верный сын своего отца - под местной анестезией. Кроме того, он лечил самых экзотических больных "блокадой по Вишневскому", жил в лепрозории, где лечил прокаженных...
Но больше всего меня в Шуре привлекало его презрение к званиям, чинам, орденам...
Шура Вишневский оказался чуть ли не единственным моим другом, которого не испугала обрушившаяся на нас беда (арест родителей жены Разгона - прим. автора). Больше того: почти все свои свободные вечера он стал проводить у нас...
Вот на этих, почти ежедневных, встречах Шура Вишневский уже давал полную волю своим чувствам по отношению к начальникам всех мастей и рангов, не исключая самого наивысшего. И он поливал всех тех знаменитых врачей, которые гнались за званиями, орденами и прочими цацками. И издевался над моей партийностью. Я думаю, что тогда он говорил искренне.
Ни во время моего короткого "окошка" между двумя сидениями, ни тогда, когда в 55-м году я окончательно вернулся в Москву, у меня не возникло желания увидеться со старым другом. К тому времени он уже вознесся на вершину социальной лестницы. И имел все, что так прежде презирал: большой генеральский чин, уйму орденов, множество всяких званий, директорство в огромном институте и невероятно большое "паблисити" в печати. И он, шпынявший меня моей партийностью, был делегатом партийных больших и малых съездов, членом Московского комитета и пр. и пр. И я понимал, что у него обязательно возникнет ощущение какой-то неловкости передо мною, и не хотел этого...
Мы еще иногда встречались. Случайно, в Союзе писателей, где он любил иногда выступать. Он быстро и неловко целовался и, неизвестно кем возмущаясь, говорил: "Почему мы не видимся? Надо встретиться и поговорить!"
Однако ничего сам для этого не делал, ну а мне это делать было неуместно. Да и о чем мы могли с ним теперь "поговорить"? У каждого из нас была своя и непохожая жизнь. Шура получал очередные звания, ордена, давал интервью, писал статьи и книги, ездил на конгрессы, принимал знатных иностранцев, ходил на правительственные и дипломатические приемы, на все премьеры и вернисажи, на все сверхэлитные балеты, играл в теннис, разводился, женился и мгновенно умер, как бы споткнувшись в этом непрестанном, неудержимом беге.
Когда я вспоминаю его, испытываю к нему никогда не проходящее чувство благодарности за десять месяцев нашей дружбы и какую-то жалость к нему за его непохожесть на отца, за неестественную суетность жизни".
(9-1-9)
ТВОРЕЦ ОРУЖИЯ ПОБЕДЫ
В еженедельнике "Алфавит" был напечатан материал:
"Боги войны Василий Грабин и Сергей Королев: один выиграл войну, другой покорил мир".
Этот заголовок, конечно, может показаться кому-то непомерным преувеличением, а я его привел здесь потому, что он находится в строгом соответствии с фактами...
Артиллерия - бог войны, а конструктор артиллерийского вооружения Грабин Василий Гаврилович (1900-1980) - ее бог. Судите сами.
В годы Великой Отечественной войны из 140 тысяч полевых орудий, которыми воевала Красная Армия, около 130 тысяч сконструированы Грабиным. Его 76-миллиметровая пушка ЗИС-З была признана одной из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии. И поныне на всех местах крупнейших сражений эта грозная реликвия войны стоит на пьедесталах почета как памятник отечественному оружию. Грабинскими пушками вооружали танки, самоходные установки. "Зверобоем" назвали в армии его 100-миллиметровую пушку БС-3, пробивавшую броню фашистских "тигров" и "пантер"...
Расстрелянная броня и стала символическим надгробием на могиле В.Г.Грабина, генерал-полковника технических войск, Героя Социалистического Труда, профессора, четырежды лауреата Сталинской премии - творца оружия победы.
(9-5-1)
ПАПАНИНЦЫ
В конце 30-х годов разве что только маленький ребенок в нашей стране не слыхал о папанинцах.
Папанинцев было четверо: сам Папанин Иван Дмитриевич (1894-1986), начальник научной станции "Северный полюс-1" ("СП-1"), созданной в 1937 году в районе Северного полюса на дрейфующей льдине, и ее "персонал": геофизик Федоров Евгений Константинович (1910-1981), гидробиолог Ширшов Петр Петрович (1905-1953) и радист Кренкель Эрнст Теодорович (1903-1971).
Днем и ночью велись на станции научные наблюдения. Такой обсерватории мир еще не знал. Почти 9 месяцев папанинцы жили в ледяном безмолвии, в палатке площадью 6 квадратных метров, под угрозой, что в любой момент их льдина окажется разломанной, а то и раздавленной. И когда такая опасность стала реальной, папанинцы были сняты с льдины и благополучно вернулись на материк...
За научный и гражданский подвиг они стали Героями Советского Союза, докторами географических наук.
Федоров и Ширшов продолжали заниматься наукой, стали признанными учеными с мировым именем, академиками, возглавляли созданные ими научные институты, которые ныне носят их имя.
Кренкель тоже "пошел в гору": получил звание инженера-подполковника, был директором Научно-исследовательского института метеорологического приборостроения да к тому же председателем Всесоюзного общества филателистов. ( Кренкелю посвящена новелла "RAEM".)
Но особенно преуспел Папанин: стал дважды Героем Советского Союза, контр-адмиралом, крупным хозяйственным руководителем, деятелем государственного масштаба. Чего стоит, например, тот факт, что одних только орденов Ленина у него было 9 (!!) - больше, чем, скажем, у Брежнева (8), Келдыша (7), Жукова (6), Курчатова (5), Королева (2)
...Словом, достиг такого положения, что уже нечего, казалось бы, пожелать. Однако...
В автобиографии Папанин написал:
"За величайшие географические открытия на Северном полюсе присуждена степень доктора географических наук".
Никаким ученым Папанин не был и никаких открытий на Северном полюсе не сделал.
Коль так, то написанное не что иное, как самореклама?
А мне это показалось... трогательным.
Не секрет, что серьезного образования Папанин не получил. И хотя даже был директором двух академических институтов, наука для него, конечно, оставалась недосягаемой вершиной, она была для пего своего рода религией, и которую он свято верил, хотя мало что понимал в ней.
И получив самую высокую ученую степень, он искренне поверил, что ее да ют только за "величайшие открытия". Поэтому так трогательно и написал.
(10-3-12)
"БЕЛЫЙ ПОРУЧИК В НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ"
Катаев Валентин Петрович (1897-1986). Писатель, имя которого было популярно почти весь XX век. Остается оно известным и поныне.
Представитель любого из четырех-пяти последних поколений, наверняка, найдет, что вспомнить из этого далеко не полного перечня его произведений:
1926 - повесть "Растратчики"; принесла первый успех, а с ним и признание.
1928 - пьеса "Квадратура круга"; шла во МХАТе, ставилась по всей стране.
1936 - повесть "Белеет парус одинокий"; была даже в школьной программе.
1945 - повесть "Сын полка"; по ней сделан фильм, поставлена пьеса.
1967 - роман "Трава забвенья".
1978 - роман "Алмазный мой венец".
Катаев стал прижизненным классиком советской литературы. К этому, пожалуй, стоит добавить, что Валентина Петровича по меркам жизни в сталинскую эпоху можно назвать счастливым человеком: репрессии обошли его стороной.
Хотя угроза разделить участь миллионов своих сограждан у него была и немалая. Ведь сам Сталин назвал как-то Катаева "белым поручиком в нашей литературе". ( Катаев в1-ю мировую добровольцем ушел на фронт, был дважды ранен, отравлен газом и демобилизовался в чине поручика.)
Что могло произойти после сказанного вождем, объяснять не надо....
Подумал об этом, и вспомнилась любимая присказка моей теши: "Господь Бог, пугай меня, но не карай".
Сталин попугал Катаева, но, к счастью, не покарал.
(10-3-16)
ТЕХНИКУ ДЕЛА ЗНАЛИ ХОРОШО
В конце 20-х годов по указанию Сталина широко развернулся поход на философию - против "уклонистов".
Завидное усердие в этом стал проявлять мало кому известный слушатель Института Красной профессуры Митин Марк Борисович (1901 -1987).
Будущий Красный профессор сочинил для журнала "Революция и культура" серию обличительных статей против "отступников".
Значился в них и талантливый ученый Ян Эрнестович Стэн, который одно время был не только консультантом вождя по философским вопросам, но и его "домашним учителем" - занимался с ним изучением гегелевской диалектики.
Но это его не спасло. В 1936 году он разделил участь многих и оказался за решеткой.
А в это время отпечатали 57 том Большой Советской Энциклопедии, в котором статья Стэна "Философия" занимала около 20 страниц (!). Ситуация сложилась катастрофическая. Что делать? Пускать тираж тома под нож? Сочинять новую статью и вставлять вместо старой?
Выход нашли "оригинальный", и под статьей вместо фамилии Я.Стэн появилось:
Основная работа по статье произведена М. Митиным и Щегловым.
Но и этого показалось недостаточно. Теперь статья заканчивалась руганью в адрес... истинного автора и репрессированных вместе с ним ученых:
"Беспощадным резцом марксистского анализа Сталин вскрыл в 1930 буржуазно-меньшевистскую природу попыток ревизии марксистской философии... В лице своих руководителей и "идеологов" (Карева, Стэна) и подавляющего большинства своих приверженцев меньшевиствующий идеализм оказался прямой агентурой троцкизма и зиновьевщины на философском фронте, идеологическим прикрытием антипартийной и антисоветской деятельности троцкистско-зиновьевской банды."
Что же произошло дальше?
Стэна расстреляли.
А придворный трубадур Митин продолжал без устали славословить в адрес Сталина, разоблачать неугодных. Особенно преуспел в разгроме генетиков-вейсманистов-морганистов, в прославлении Лысенко. И труды его были вознаграждены.
Вот далеко не все его "достижения":
Академик, главный редактор журнала "Под знаменем марксизма-ленинизма", директор Института марксизма-ленинизма, шеф-редактор газеты "За прочный мир, за народную демократию", председатель правления общества "Знание", главный редактор журнала "Вопросы философии", член ЦК КПСС, лауреат Сталинской премии.
(10-4-6)
Справедливость требует отметить, что у Митина по "разоблачительной" деятельности был солидный соавтор: философ, академик Юдин Павел Федорович (1899-1968).
Преуспел он тоже немало: директор Института Красной профессуры, Института философии АН СССР, ОГИЗа, зам. Главнокомандующего Группой советских войск в Германии, посол в Китае, член ЦК КПСС, лауреат Сталинской премии (1943).
(6-36-7)
"Два сексота НКВД на философском фронте Митин и Юдин, - написал А.Г.Алторханов в книге "Технология власти", - сумели лишь одним заявлением посадить в подвал всю Комм. академию при ЦИК СССР..."
"Митин и Юдин звезд с неба не хватают, но технику дела знают хорошо".
Такая оценка деятельности этих ученых принадлежит... Сталину.
Кому-кому, а уж вождю в этом вопросе можно верить.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ
Зельдович Яков Борисович (1914-1987), физик-теоретик, академик. В 1949, 1953, 1956 получил Золотые Звезды Героя Социалистического Труда, в 1957 - Ленинскую премию, в 1943, 1949, 1951, 1953 - Сталинские премии...
По количеству этих высочайших наград, да еще полученных за столь короткий отрезок времени, нетрудно догадаться, что даны они за какие-то сверхсекретные и архиважные оборонные работы...
Сравните даты наград с двумя историческими событиями, и вам станет ясно, почему такой известный ученый был практически неизвестен:
1949. Успешное испытание советской атомной бомбы, означавшее конец монополизма США в области владения ядерным оружием.
1953. В СССР создана термоядерная бомба (раньше, чем в США).
О таком "неизвестном" Зельдовиче мы узнали совсем недавно.
"... самый крупный вклад в создание советского ядерного оружия вложен Яковом Борисовичем Зельдовичем и Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Это поистине гениальные люди", - сказал научный руководитель разработки и создания отечественного атомного и термоядерного оружия академик Ю.Б.Харитон.
Выше оценки не существует.
И до и после работы над атомным проектом Зельдович занимался очень многими фундаментальными научными проблемами. Трудно даже перечислить все сделанное им. Косвенным, но весьма убедительным свидетельством того, что "известный" Зельдович был гигантом, корифеем науки, может служить следующий факт.
В середине 80-х годов изданы биографические справочники ученых: "Физики", "Химики", "Астрономы". И в каждом из них есть статья "Зельдович", рассказывающая о его огромном вкладе именно в данную науку.
Второго такого случая не знаю.
(10-4-17)
И ШУТКУ ЛЮБИЛИ, И САМИ ШУТИТЬ УМЕЛИ
Гольданский Виталий Иосифович (1923-2000), физикохимик, академик.
Щепкина-Куперник Татьяна Львовна (1874-1952), писательница (пьесы, повести, стихи), переводчик, в молодые годы актриса театра Корша.
Эйзенштейн Сергей Михайлович (1898-1948), кинорежиссер.
Деятельность каждого из них получила широкое признание. Они очень много сделали для прогресса науки, культуры и заслуженно стали весьма знаменитыми. Об этом десятки книг, сотни статей.
При всем своем величии они оставались веселыми, добрыми людьми, ценившими юмор, любившими и понимавшими шутку. Поэтому и объединены они в одной новелле.
Гольданский
Печатался на популярной в свое время 16-й странице "Литературной газеты", участвовал в изданиях "Физики шутят". Если собрать всё, что он сочинил, - шуточные пьесы, пародии, эпиграммы, дружеские посвящения, то получится книга искрящегося юмора.
В качестве примера из его творчества в этой области выбран фрагмент пьесы "День ученого мужа" (написана вместе с физиком А.С.Компанейцем), которая была поставлена на встрече Нового, 1955 года у академика Л.Д. Ландау.
Стихи, пародирующие популярную лекцию об атомной энергии, произносит, поучая молодого коллегу искусству популяризации, маститый "Действительный член Общества по распространению".
Однажды, вставши утром рано,
Гаврила взял кусок урана,
К тому же, надо вам сказать.
Уран был - 235.
Потом недрогнувшей рукой
Гаврила взял кусок другой.
Наполнив бак водой тяжелой,
В него Гаврила входит голый.
Еще не поздно - в назиданье
Прочти Стокгольмское воззванье!
Но нет, Гаврила не выходит,
А два куска безумный сводит.
Кипит тяжелая вода -
Нет от Гаврилы и следа...
*
Об этом помнить бы должны
Все поджигатели войны.
(10-5-19)
Щепкина-Куперник
20 октября 1892 года на сцене Малого театра, где некогда блистал ее знаменитый прадед М.С.Щепкин, состоялась премьера пьесы "Летняя картинка". Ее автору - Щепкиной-Куперник - было тогда 18 лет!
Публика восторженно приняла пьесу и по окончании спектакля настойчивыми аплодисментами стала вызывать автора. А его в театре не было. По существовавшим правилам сообщить об этом зрителям должен был режиссер, но появиться на сцене он мог только во фраке. Не ожидая такого успеха пьесы, он пришел в театр в обычном костюме. И тогда на сцену вышел игравший в спектакле премьер Малого театра Горев и объявил:
- Автора в театре нет. Она у Корша - гимназиста играет.