РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПОДАРКИ
По ночам густой иней покрывал деревья. Ручьи и лужи затягивались ломкой стеклистой коркой, которая не таяла даже днем, но снега еще не было.
Отряд обосновался в чаще на берегу безымянного ручья. Здесь, среди вязов и ясеней, небольшими группами росли молодые сосны и ели, под которыми партизаны поставили свои шалаши.
Станислав научил их строить настоящие нукевап, в которых можно разводить большой костер, незаметный снаружи. На вершине нукевап, у дымового отверстия, он поставил щитки из бересты, и независимо от того, с какой стороны дул ветер, дым не поднимался прямым столбом, а стелился понизу, не выдавая присутствия людей.
Станислав сам заготавливал и сушняк для костров. Он выбирал липовые и березовые ветви и сучья, которые горели без треска, чистым пламенем, почти не давая дыма.
Он удивлялся тому, что многие партизаны не могли отличить одну породу дерева от другой. Ему достаточно было беглого взгляда на какой-нибудь старый сучок, ставший серым от времени, чтобы безошибочно сказать, дуб это или клен.
После рейда в Дембовцы прошло десять сытых, спокойных дней. Два раза в сторону деревни посылали разведчиков, но они доносили, что там все тихо, только мотоциклы и танки куда-то исчезли.
Однако все на свете имеет свой конец. Кончились и продукты с эсэсовского склада. И снова перед партизанами встала проблема запасов и обмундирования.
Разведчики чуть ли не круглосуточно дежурили у дороги, проходившей в трех километрах от лагеря.
Наконец, на четвертый день, на стоянку прибежал Ян Косовский с известием:
- Шесть повозок и всего пять человек охраны, не считая возниц! Тянутся еле-еле.
- Уверен, что продукты? - спросил Лёнька.
- Похоже. Какие-то картонные коробки и ящики. Некоторые обшиты материей, как почтовые посылки.
- Бери двенадцать человек.
Через двадцать минут цепь вытянулась в придорожных кустах.
Место выбрали с таким расчетом, чтобы на небольшое время опередить обоз. Голые кусты плохо прикрывали людей, да партизаны и не пытались тщательно маскироваться. Главное - чтобы все произошло внезапно.
Фуры выкатились из-за поворота и неторопливо загремели по окаменевшей от утреннего мороза дороге. Они шли на расстоянии шести - восьми метров друг от друга. В передней сидело три человека - возница и два солдата, один из которых, удобно развалившись на ящиках, наигрывал на губной гармошке какой-то бодрый мотив. На двух средних фурах солдат вообще не было.
- Берите на прицел всех сразу! Пулемет в ход не пускать! - сказал Косовский.
Фуры приближались. Когда они поравнялись с цепью, губная гармошка визгливо выкрикнула конец мотива: "Хи! Хо! Ха!". Солдат продул ее и сунул во внутренний карман шинели. Затем сдернул с шеи автомат и, крикнув что-то, дал очередь по кустам, обрамляющим дорогу.
Для чего он это сделал? Может, в самый последний момент заметил партизан? Или просто, возбужденный музыкой, решил так закончить песенку?
Треснул длинный залп, и с подвод на дорогу покатились темно-зеленые фигуры. Еще один залп.
Лошади передней фуры рванули и понесли. Мертвый возница вылетел через борт и некоторое время тянулся за повозкой на вожжах, пока не попал под заднее колесо. Солдат, стрелявший из автомата, мешком упал на дорогу, но тотчас вскочил и вскинул руки. В следующий миг он опрокинулся на спину, получив пулю в грудь. Средние возы сцепились колесами, и лошади бились в постромках, пытаясь вырваться из хомутов. Остальные фуры остановились при первых же выстрелах, и теперь пули щепили их борта и спицы колес. Коробки на одной из телег начали куриться голубоватым дымком, - видимо, кто-то ударил по ним зажигательной.
Передняя фура пронеслась по дороге еще метров пятьдесят, потом лошади резко рванули в сторону. Дышло сломалось. Фура на полном ходу опрокинулась - и на землю вывалилась груда ящиков.
- Прекратить огонь! - крикнул Ян.
Партизаны бросились к обозу.
И в этот миг из кустов на противоположной стороне дороги застучал автомат. Бежавший впереди Ондрей Ткач схватился руками за живот и опустился на колени. Вторая очередь подрезала его, и он упал, ткнувшись лицом в землю.
- Назад! - закричал Ян, сообразив, что кто-то из фашистов остался жив.
Партизаны залегли.
Засевший в кустах автоматчик продолжал полосовать короткими очередями дорогу.
- Сволочь! - прошептал Ян. - Когда он успел?
В горячке схватки никто не заметил, как немец соскочил с фуры и скрылся в кювете на той стороне.
Потерять на таком простом деле бойца! Что теперь скажет Лёнька?
Ян осторожно поднял голову, пытаясь определить, откуда идут очереди.
Автомат умолк.
Кусты на той стороне не шевелились.
Ян толкнул лежавшего слева Каминского.
- Ты его видишь?
- Нет.
- Уполз в лес. Наверное, уже бежит к своим, - предположил кто-то.
- Ян, надень на карабин шапку и подними вверх, будто встаешь, - попросил лежавший справа Станислав.
Косовский сдернул с головы капелюш, нацепил на ствол карабина и приподнял над кустами. Станислав всматривался в заросли на той стороне.
Никакого движения.
Тишина висела над дорогой. Понуро стояли лошади. Дымил подожженный воз.
Косовский повел капелюш в сторону - как будто переползал вдоль обочины.
Автоматчик молчал. Вероятно, он разгадал примитивный маневр.
- Собака! - выругался Каминский. - Что теперь, так и будем лежать, пока не наскочат мотоциклисты?
- Ян, я подползу ближе к возам, оттуда хорошо видно ту сторону, - сказал Станислав.
- Хватит одного убитого. Лежи!
Прошло несколько минут.
- А что, если чесануть по кустам из пулемета? По самому низу вдоль всей обочины? - сказал Каминский. - Не выдержит, обязательно ответит.
Косовский уполз к пулемету.
Через минуту длинная очередь подсекла кусты у самых корней. Полетели сбитые пулями ветки, брызнула мерзлая земля. И почти сразу же с той стороны ответил немец.
Станислав увидел вспышки ответной очереди, а потом и самого солдата, вернее его голову в каске. Ствол автомата закрывал большую часть его лица, и только часть щеки и плечо оставались незащищенными.
Станислав медленно поднял карабин, коснулся прицелом нижнего края стальной каски, задержал дыханье и нажал спуск.
Очередь оборвалась. Немец последним смертным рывком поднялся на колени, прижал ладони к лицу и опрокинулся навзничь.
Медленно, с опаской подошли партизаны к фурам. Казалось, снова брызнет из кустов или из-под колес раскаленная очередь. Но кругом было тихо.
- Кто-нибудь двое соберите оружие. Стефан, Радек и ты, Стась, поймайте лошадей. Януш и Марек, подберите Ткача, - распорядился Ян.
В обозе оказались рождественские подарки: сыр, колбаса, мясные консервы, несколько копченых окороков, коробки с настоящим кофе, коробки с конфетами, банки с джемом и домашними маринадами, и почти в каждой посылке - теплые вещи: вязанные из добротной толстой шерсти трехпалые перчатки для стрельбы на морозе, носки с двойными пятками, байковые и фланелевые портянки, шарфы, егерское белье, свитера.
Попадались открытки с изображениями сусальных елок и краснощеких дедов-морозов, присыпанные по клею разноцветной слюдой. На открытках готикой были написаны стандартные пожелания скорейшей победы и возвращения домой.
В одной фуре лежало несколько коробок с медикаментами. Большие пакеты ваты, бинты, комплекты первой помощи, дезинфицирующие присыпки, средства от простуды, от обморожений, обезболивающие, жаропонижающие, антисептические.
Четыре фуры, нагруженные доверху, пять автоматов, шесть карабинов, больше тысячи патронов к ним и двадцать гранат - хорошие трофеи. Однако радости не было. В этом коротком бою погиб Ондрей Ткач, веселый молодой парень из Хелмека. Его похоронили здесь же в лесу, неподалеку от лагеря, насыпав неприметный могильный холмик.
- Вот что, друзья, - сказал Лёнька, когда вечером обсуждали итоги боя. - Так больше воевать нельзя. То, что мы делаем сейчас, это не война. Это игра в войну. Нам просто везло. А везение не может продолжаться вечно. Помните шоссе на Сандомир? Наша разведка напоролась там на отряд армейского боевого охранения, от которого еле унесла ноги. Раньше мы натыкались только на отряды полицаев или карателей СД. Что это значит? Это значит, что немцы принялись серьезно укреплять тыл. Скоро они начнут действовать против нас не отдельными карательными акциями, а пустят по нашим следам армейские соединения. И тогда нам конец.
- Так что, забиться в леса и подыхать с голоду? - не выдержал кто-то из бойцов.
- Нет. Я думаю, нам прежде всего нужно наладить связь с другими отрядами, а также с надежными людьми в деревнях и на хуторах. Эти люди могли бы сообщать нам о всех передвижениях немцев, помогали бы доставать продукты и укрывали бы наших раненых.
- Как мы можем связаться с другими отрядами, если даже не знаем, где они? - спросил Големба.
- Через местных жителей, - сказал Лёнька. - Есть у нас кто-нибудь в отряде из этих мест?
Выяснилось, что большинство бойцов из западных воеводств. С начала войны они отступали вместе с частями регулярной польской армии, надеясь, что где-нибудь на Висле или на Сане армия задержит врага. Но надежды рухнули, когда остатки армии были разгромлены в Свентокшиских горах.
- В ближайшие дни нужно завязать контакты с местными жителями и поддерживать с ними постоянную связь, - сказал Лёнька.
Теплые вещи из рождественского обоза пришлись ко времени. Через неделю Борковицкие леса утонули в снегу. Ударил мороз.
БЕЛЫЕ У КРАСНЫХ СКАЛ
Они сидели в нукевап, слушали свист ночного ветра в лесу и наслаждались теплом костра после ужина.
- Вот так же свистит Кей-вей-кеен - северо-западный ветер - в наших чащах, - произнес Станислав. - Хорошее время. Осенью все в селении сыты, у каждого новая одежда и новые песни. Старики рассказывают о далеких временах и о славных битвах. У женщин в глазах радость.
- Ты скучаешь по своим?
- Да, Ян. Я хотел бы возвратиться к братьям по крови.
- Тебе не понравилось в Польше? Не сейчас, конечно, а в Польше, которая была до войны?
- Я не понимаю вашей жизни, Ян. Почему у вас у одних людей есть все - большие красивые дома, автомобили, много еды и много одежды, а у других очень мало? У нас община дает человеку то, что нужно для жизни, если даже он не может работать. Ведь он работал раньше и тоже давал общине то, что ей нужно. Моя мать и ее друзья хотели, чтобы в вашей земле у каждого человека было то, что ему необходимо для жизни, но полиция схватила ее, объявила преступницей и посадила в тюрьму. Разве это справедливо? Ваши законы писали очень хитрые люди, а не те, кто хотел хорошей жизни для всего племени. Почему вы должны подчиняться несправедливым законам? Почему вы не можете сменить своих вождей, если они вам не нравятся?
- Знаешь, Стась, я сам многого не понимаю.
- А у нас понимают все. На Больших Советах говорят все. И вождь, и старейшины слушают всех. Потом решают.
- Стась, ведь у вас маленькое племя, легче выслушать всех и решить все вопросы. А у нас…
- Русским было труднее. У них очень большое племя. Лёнька мне рассказывал, что однажды люди его племени собрали на Большой Совет людей других племен, живущих в соседних землях, и на этом Совете решили сбросить Великого Вождя, которого называли Сарь. И они сделали это. Они убили своего Сарь, и с тех пор всеми их племенами управляет Большой Совет, который все делит по справедливости. Почему вы не могли сделать так?
- Я никогда не шел против правительства, Стась. Я не хотел попасть в тюрьму. Да и вообще я не думал о политике.
- У нас каждый воин думает обо всем племени. Если он начинает думать только о себе, он теряет лицо, понимаешь? И вожди тоже так. Если бы мой отец, Высокий Орел, ошибся или потерял уважение племени, собрался бы Совет Старейшин всех родов и выбрали нового вождя.
- Значит, у вас политикой занимаются все, а у нас есть для этого специальные люди. Меня политика не интересовала. По мне, если человек одет, сыт, если у него есть свой дом, если он может прокормить и одеть свою жену и детей - значит в стране все хорошо. Все в порядке. А какое при этом правительство - наплевать.
- Неправильно, Ян. Очень многое зависит от вождя. Если вождь поведет племя в места хорошей охоты, у людей будут и одежда, и мясо. Если вождь не захочет войны, будет долгий мир и юноши будут петь песни Радости. Если вождь справедлив, справедливость и покой поселятся в каждом типи.
- Может быть, ты и прав. Мне просто не приходилось думать об этом. Я работал на заводе металлистом. Знаешь, что такое металлист? Восемь часов за станком. Времени не то что читать - разговаривать-то с товарищами не было. Только разве по воскресеньям. Пойдешь в кавярню, закажешь чашечку-другую кофе, потолкуешь с соседями. О чем мы толковали? О ценах, о хозяевах, которые стараются выжать из тебя побольше, а заплатить поменьше. Ну, о девушках, конечно, какая кому нравится и почему. Просмотришь газету, в основном - заднюю страничку: спрос и предложение труда. Вот и все. Потом доплетешься до постели и - до утра, как убитый. Иногда выпьешь немного, это когда получишь жалованье или на праздник… У вас-то в племени часто бывали праздники? Помнишь, ты говорил про праздник осени…
- Тану-Тукау, - улыбнулся Станислав. - О, Тану-Тукау такой праздник, который запоминается навсегда. Для каждого юноши он бывает только один раз в жизни. Тану-Тукау бывает весной и осенью, за день до первого весеннего или осеннего полнолуния. Мой Тану-Тукау осенний. Тогда два дня гремели над лесом бубны. Кей-вей-кеен разносил их голоса над землей. Их слышали месяц на небе, и река, и медведь, и олень, и рысь, и воины танов, капотов, сампичей, сиу и сивашей…
Станислав закрыл глаза, и Духи Воспоминаний и Снов унесли его в чащу на берегу озера Большого Медведя.
○
…Вечер сделал воду озера темной и глубокой. Лесные тени выползли на берега. В песок отмели, недалеко от селения, с разгона врезались желтые, красные и белые каноэ. Молча выпрыгивали из них воины, вытаскивали лодки на берег, выбрасывали на песок тюки и связки жердей. Женщины волокли тюки на высокое место, распаковывали их и ловко ставили типи. Это была их работа, так же, как работа мужчины - добывать мясо и защищать семью от врага.
Последние каноэ прибыли в ночной мгле.
Он видел все это издали. Он не встречал гостей. Он не имел права кому-либо показываться на глаза. Таков был обычай.
Три дня он не прикасался к еде и питью. Три дня он жил в нукевап, построенном в глуши леса далеко от селения. Все эти дни он молился Великому Духу, чтобы тот помог ему пройти через испытание и стать на пороге своих новых дней.
Когда он засыпал, он видел во сне тени древних животных, которые, как его праотцы, говорили на одном языке. Его тень была между ними и говорила с тенями Волка, Оленя и Медведя, с тенями Вороны, Рыси и Бобра, с тенями Белки, Орла и Кролика. В такие моменты он понимал, почему рысь никогда не спит зимой, почему вороны любят блестящие камешки, почему дикие козы слепо идут за своим вожаком даже на смерть. Все было открыто ему. Все надо было запомнить и повторить.
Он перебирал перья птиц и сам задавал себе вопросы и отвечал на них:
- Почему воины в своем "крау" носят перья орла?
- Потому что орел - самая воинственная и величественная птица и его перья трудно добыть.
- Что означают перья в "крау"?
- Не думай, что каждое перо на голове мужчины означает убитого им врага. Перья носят в зависимости от заслуг, как боевое отличие или почетный знак. Каждый воин, носящий орлиное перо, должен доказать свое право на него.
- Что говорят глазу перья?
- Перо, опущенное концом вниз, говорит, что воин был ранен во время битвы, но все же нанес удар врагу. Если он был ранен, не успев нанести удара, край пера подрезается. Если конец пера окрашен в красный цвет, значит, воин убил своего врага. Если на пере есть зарубка с окрашенными в красный цвет краями, значит воин завоевал скальп. Если воин участвовал в десяти победоносных битвах, он имеет право носить "куп" - султан из перьев. Куп с рогами бизона имеет право надевать Великий Вождь или колдун племени. Таков язык перьев, так они говорят.
Он вспоминал песни своего народа, шепотом повторял имена Великих Вождей и рассказы о их славных деяниях, которые слышал от учителя и отца своего.
Он представлял себе славного Метакома, который разрушил двенадцать селений белых и сам погиб на острове Род, даже мертвым не выпустив из рук томагавка.
Он мысленно следил за великим путем Понтиака, когда тот, вместе с отважной своей дочерью Паките, проплыл на каноэ по всему течению Отца Вод, поднимая племена против белых пришельцев.
Он дрожал от гнева и ненависти, вспоминая рассказ Овасеса о битве под Данвиллом, на берегу Онтарио, где погиб дед отца его - Падающая Звезда.
"Я кровь от крови его, я такой же, как сам Текумсе!" - шептал он, и слезы текли по его щекам - последние слезы юноши, ибо воины никогда не плачут.
Он молился Духу Животных - Нана-бошо, чтобы тот был благосклонен к нему и посылал на тропы его лучшую дичь.
Он просил черного Духа Смерти - Кен-Маниту, чтобы тот дал ему достойный воина конец жизни, когда придет пора уходить к своим предкам золотой Дорогой Солнца.
Он рисовал на речном песке концом стрелы озера и реки, поселения и охотничьи тропы своей родины и, закрыв глаза, старался запомнить их навсегда.
Он снова и снова проверял точность полета своего метательного ножа, и упругость лука, и тяжесть и остроту томагавка.
И когда пришло утро третьего дня, он понял, что повторил то, что узнал в лагере Молодых Волков за двенадцать лет, и готов к Посвящению.
Едва рассвет красной щелью расколол небо над лесом, в лагере снова запели бубны и загремели трещотки.
Все шауни и прибывшие вчера вечером воины надели праздничные наряды. Даже самые маленькие ути были в куртках из белой оленьей кожи, с бахромой на груди и на рукавах.
Праздник, как всегда, открыли танцоры.
Сначала Маленький Ворон из рода капотов и Легкая Нога из рода танов рассказали об отлете диких гусей, об удачливых охотниках племени и о Стране Севера, откуда скоро должен прийти Каби-нока и накрыть землю покрывалом снега.
Потом викминч Три Звезды и Летящая Стрела показали, как борется с охотником и умирает серый медведь - мичи-мокве.
А затем из леса на поляну вышли они.