Активные действия финских разведывательно-диверсионных групп вызвали серьезную озабоченность командования РККА. Но решительные меры противодействия стали приниматься только через месяц после начала войны. 26 декабря 1939 г. была принята совместная директива НКО и НКВД СССР "О создании полков НКВД для охраны тыла Красной Армии". На основании этого документа было сформировано 7 полков (по 1500 человек в каждом) из внутренних и пограничных войск. Полки НКВД прикрыли коммуникации всех действующих армий, начиная с Карельского перешейка и вплоть до Заполярья. Для подготовки пополнения был также сформирован запасной (8-й) полк НКВД, который находился в Петрозаводске.
Борьбу с разведывательно-диверсионными группами противника вели не только войска НКВД по охране тыла действующей армии, но и оперативно-разведывательные группы пограничников и погранзаставы. Некоторые пограничные отряды почти целиком участвовали в борьбе против диверсантов в составе отдельных оперативно-разведывательных групп и нарядов численностью от 6 до 70 человек. В январе 1940 г. для усиления охраны и обороны государственной границы было сформировано 111 взводов станковых пулеметов и 12 отдельных пограничных батальонов общей численностью 11 631 человек. Одним из таких батальонов и командовал уже сформировавшийся специалист диверсионно-разведывательной деятельности С. А. Ваупшасов.
Между тем сильнопересеченная местность театра военных действий, холодная и снежная зима, слаборазвитая сеть дорог требовали от командования Красной армии использования специальных лыжных отрядов для ведения боевых и разведывательно-диверсионных действий в тылу противника. Формирование лыжных добровольческих частей началось в конце декабря 1939 г. К началу февраля 1940 г. в действующей армии находилось около пятидесяти лыжных отрядов численностью от роты до батальона, еще столько же дислоцировались в пунктах сосредоточения или учебных центрах. Однако их поверхностная подготовка по ускоренной программе, на которую отводилось не более десяти дней, оставляла желать лучшего. Успешно действовать во вражеском тылу лыжные батальоны с плохо подготовленным личным составом оказались не в состоянии. Так, в начале 1940 г. финнами был полностью разгромлен 17-й (Ивановский) отдельный лыжный батальон, сражавшийся на Ребольском направлении в районе населенного пункта Хильки-3. Поэтому армейское командование было вынуждено использовать большинство добровольческих лыжных отрядов в качестве обычных стрелковых частей. Исключение составляли Особый лыжный отряд V (Разведывательного) управления РККА и 7-й отдельный лыжный полк Финской народной армии.
Командиром Особого (диверсионного) лыжного отряда был начальник спецотдела "А" (активная разведка), участник войны в Испании полковник Х.-У. Д. Мамсуров. Но даже и этот диверсионный отряд был очень далек от профессионального совершенства.
"Я, – докладывал Мамсуров на совещании в ЦК ВКП (б) о своем отряде, – имел человек 10 лейтенантов из Тамбовского училища. Должен сказать, что эти люди не были командирами. Они даже бойцами не могли быть. <…> Хотя они были хорошо вымуштрованы, добровольцам – ленинградским физкультурникам – далеко было до них, но в боевой обстановке они даже не знали хорошо компаса, не знали карты. В бою они боялись, а в тылу были хорошими командирами… Послали группу в 50 человек восточнее Кухмониеми на помощь 54-й дивизии. Эта группа в 50 человек погибла, причем должен сказать, что эта группа была целиком из красноармейцев".
Особый лыжный отряд дислоцировался в девяти километрах от границы в поселке Бабья Губа, население которого было эвакуировано в начале войны.
Отряд оперировал на удалении 40-120 километров от линии государственной границы, в полосе между Ребольским и Ухтинским направлениями. Отдельные группы отряда действовали в тылах 25, 27 и 65-го пехотных полков и 9-го артиллерийского полка финнов. Действия отряда носили характер налетов на небольшие воинские подразделения, штабы, узлы связи, батареи, а также засад на дорогах с целью уничтожения автомашин, офицерского состава и захвата оперативных документов. Весь отряд Мамсурова (около 300 человек) был обмундирован в форму финской армии, что являлось явным нарушением Конвенции о правилах ведения сухопутной войны. Одетых таким образом диверсантов финны в плен обычно не брали.
Наряду с отрядом Мамсурова в финском тылу на Ухтинском направлении действовал 7-й отдельный лыжный полк Финской народной армии под командованием известного чекиста И. М. Петрова (Тойво Вяхя). Однако, несмотря на определенные успехи отдельных разведывательно-диверсионных (в первую очередь пограничных) отрядов, цельной системы в силовых структурах Советского Союза, способной решать не только тактические, но хотя бы оперативные задачи, в начале 1940 г. уже не было. Приходилось пожинать плоды убогой самодостаточности и поистине чудовищной репрессивной кровожадности в своих собственных рядах.
Во время советско-финляндской войны КО "Финляндия" совместно с финской разведкой вела активную разведывательную деятельность за линией фронта. Особо ценную разведывательную информацию абверу удалось получить с помощью групп финских дальних патрулей: группа Куисманена – район Колы, группа Марттина – район Куму и группа Паатсало из Лапландии.
…А тем временем операция "Утка" продолжалась.
"Григулевич, – вспоминал П. А. Судоплатов, – прибыл в Мексику в апреле 1940 г. и по указанию Эйтингона создал третью, резервную, сеть нелегалов для проведения операций в Мексике и Калифорнии. Он сотрудничал с группой Сикейроса. Григулевичу удалось подружиться с одним из телохранителей Троцкого, Шелдоном Хартом. Когда Харт 23 мая 1940 г. находился на дежурстве, в предрассветные часы в ворота виллы постучал Григулевич. Харт допустил непростительную ошибку – он приоткрыл ворота, и группа Сикейроса ворвалась в резиденцию Троцкого. Они изрешетили автоматными очередями комнату, где находился Троцкий. Но, поскольку они стреляли через закрытую дверь и результаты обстрела не были проверены, Троцкий, спрятавшийся под кроватью, остался жив.
Харт был ликвидирован, поскольку знал Григулевича и мог нас выдать. Инцидент закончился арестом лишь Сикейроса, что дало хорошее прикрытие для продолжения действий Григулевича и Меркадера, все еще не знавших о существовании друг друга.
Покушение сорвалось из-за того, что группа захвата не была профессионально подготовлена для конкретной акции. Эйтингон по соображениям конспирации не принимал участия в этом нападении. Он бы наверняка скорректировал действия нападавших. В группе Сикейроса не было никого, кто имел бы опыт обысков и проверок помещений или домов. Членами этой группы были крестьяне и шахтеры с элементарной подготовкой ведения партизанской войны и диверсий.
Эйтингон передал по радио кодированное сообщение о провале операции. Сообщение поступило к нам с некоторым опозданием, потому что оно шло через советское судно, находившееся в Нью-Йоркской гавани, оттуда шифрограмма по радио ушла в Париж к Василевскому. Он передал ее в Москву, но не придал сообщению особого значения, поскольку не знал шифра. В результате Берия и Сталин узнали о неудавшемся покушении из сообщения ТАСС. Не помню точной даты, очевидно, это было майским воскресеньем 1940 г. Меня вызвали на дачу к Берии – за мной прислали его машину. <…>
Берия <…> был взбешен. Глядя на меня в упор, он начал спрашивать о составе одобренной мною в Париже группы и о плане уничтожения Троцкого. Я ответил, что профессиональный уровень группы Сикейроса низок, но это люди, преданные нашему делу и готовые пожертвовать ради него своими жизнями. Я ожидаю подробного отчета из Мексики по радиоканалам через день-два. После нашего разговора мы вернулись в столовую, и Берия приказал мне немедля возвращаться на работу и информировать его сразу же, как только я узнаю о дальнейших событиях.
Через два дня я получил из Парижа краткий отчет Эйтингона и доложил Берии. Эйтингон сообщал, что он готов, при одобрении Центра, приступить к осуществлению альтернативного плана – использовать для ликвидации Троцкого основного из наших агентов-"аутсайдеров" – Меркадера. Для выполнения этого плана необходимо было отказаться от использования Меркадера как нашего агента в окружении Троцкого и не внедрять новых: арест агента, пытавшегося убить Троцкого, мог означать провал всей агентурной сети, связанной непосредственно с Троцким и его окружением. Я почувствовал, что подобное решение ни я, ни Эйтингон не могли принять самостоятельно. Оно могло быть принято только Берией и Сталиным. Внедрение агентов в троцкистские группы за рубежом являлось одним из важных приоритетов в работе советской разведки в 1930-1940-х гг. Как можно было иначе получить информацию о том, что будет происходить в троцкистских кругах после убийства Троцкого? <…>
Ныне в угоду политической конъюнктуре деятельность Троцкого и его сторонников за границей в 1930-1940-х гг. сводят лишь к пропагандистской работе. Но это не так. Троцкисты действовали активно: организовали, используя поддержку лиц, связанных с абвером, мятеж против республиканского правительства в Барселоне в 1937 г. Из троцкистских кругов в спецслужбы Франции и Германии шли "наводящие" материалы о действиях компартий в поддержку Советского Союза. О связях с абвером лидеров троцкистского мятежа в Барселоне в 1937 г. сообщил нам Шульце-Бойзен, ставший позднее одним из руководителей нашей подпольной группы "Красная капелла". <…>
О других примерах использования абвером связей троцкистов для розыска скрывавшихся в 1941 г. в подполье руководителей компартии Франции докладывал наш резидент в Париже Василевский, назначенный в 1940 г. уполномоченным исполкома Коминтерна.
Я изложил все это Берии. Сначала он никак не прореагировал. Я вернулся к себе в кабинет и стал ждать. <…>
На этот раз мы поехали к Сталину на ближнюю дачу, находившуюся в получасе езды к западу от Москвы. Первая часть встречи была весьма недолгой. Я доложил о неудачной попытке Сикейроса ликвидировать Троцкого, объяснив, что альтернативный план означает угрозу потерять антитроцкистскую сеть в Соединенных Штатах и Латинской Америке после уничтожения Троцкого. <…>
Сталин подтвердил свое прежнее решение, заметив:
– Акция против Троцкого будет означать крушение всего троцкистского движения. И нам не надо будет тратить деньги на то, чтобы бороться с ними и их попытками подорвать Коминтерн и наши связи с левыми кругами за рубежом. Приступите к выполнению альтернативного плана, несмотря на провал Сикейроса, и пошлите телеграмму Эйтингону с выражением нашего полного доверия".
В течение зимы – весны 1940 г. тайная война спецслужб продолжала набирать обороты. На территории Западной Украины не прекращались террористические акты польского и украинского националистического подполья против советских служащих и активистов из местного населения. Основной территорией, являвшейся своеобразным трамплином для заброски агентов в западные районы СССР, стала оккупированная Германией Польша. В абверштелле "Вена" интенсивно готовились к заброске в Советский Союз разведчики из числа австрийцев, выдававших себя за дезертиров из германской армии. В абверштелле "Краков" осуществлялась вербовка агентов-диверсантов из ОУН и их подготовка для последующей заброски в пограничную зону СССР. АНСТ "Люблин" вело разведку против частей Красной армии на участке Ковель – Львов. АНСТ "Радом" занималось уточнением карт западных районов СССР. В марте 1940 г. так называемый Повстанческий штаб ОУН, используя возможности абвера, отправляет свои диверсионные группы в Львовскую и Волынскую области для организации саботажа и акций гражданского неповиновения.
В самом Кракове подготовка наиболее квалифицированной оуновской агентуры велась абверовцами на конспиративных квартирах. В 1940 г. при ACT "Краков", напомним, была организована специальная школа по подготовке разведчиков и диверсантов. Курсанты для этой школы вербовались из украинцев с помощью функционеров ОУН во всех крупных городах Генерал-губернаторства и приграничных с СССР районах. Под городами Бяла Подляска и Холм существовали лагеря для украинских беженцев, где сотрудники абверштелле опрашивали их и вербовали добровольцев в разведывательно-диверсионные школы. Обучением оуновцев занимались в основном офицеры бывшей австрийской армии, после аншлюса ставшие сотрудниками абвера.
Для осуществления практической подготовки диверсантов указанная спецшкола была разбита на четыре филиала, расположенных в лагерях в 100–150 километрах от Кракова. В местечках Барвинек, Дукла и Каменица проходили обучение бандеровцы, в местечке Криница – мельниковцы. В каждом лагере обучалось от ста до трехсот боевиков, общее количество курсантов составляло около восьмисот человек. В целях маскировки филиалы спецшколы проходили под маркой "Украинские трудовые лагеря", и курсанты действительно выезжали на работы по корчевке леса, сезонные сельскохозяйственные работы и на строительство дорог.
Украинские агенты занимались военной подготовкой и изучали специальные предметы: разведка, диверсионное дело, организация повстанческого движения. Курс специальной военной и диверсионной подготовки преподавали инструкторы из уже упоминавшегося ранее соединения "Бранденбург-800". После окончания учебного курса часть агентуры направлялась на прежние гражданские места и использовалась в качестве агентов контрразведки. Другие выпускники заступали на охрану заводов на территории Польши в составе "Индустриальной охраны". Некоторые боевики совместно с немецкой тайной полевой полицией участвовали в операциях по ликвидации польского подполья.
А тем временем эскадрилья особого назначения "Ровель" увеличивает число разведывательных полетов над территорией СССР, используя аэродромы оккупированных Чехословакии и Польши, военно-воздушные базы в Финляндии, Венгрии, Румынии и Болгарии. Цель воздушной разведки – сбор информации о местоположении советских промышленных объектов, составление навигационных схем сети автомобильных и железных дорог (мостов, железнодорожных узлов, морских и речных портов), получение сведений о дислокации советских вооруженных сил и строительстве аэродромов, пограничных укреплений и долговременных позиций ПВО, казарм, депо и предприятий оборонной промышленности. В рамках операции "Ольденбург" проводится инвентаризация источников сырья и центров его переработки на Украине, в Белоруссии, в Московской и Ленинградской областях, в районах нефтедобычи Баку.
В мае 1940 г. офицер связи абвер-II вылетает на секретное совещание в Эстонию. В конце июня абвер помогает сотрудникам 2-го отдела эстонского Генерального штаба (военная контрразведка) перейти на нелегальное положение и перебраться в Штеттин на немецком пароходе. Тогда же абвер-II отправляет завербованных эстонских эмигрантов в Финляндию для установления связи с эстонской диаспорой. В сорока километрах западнее Хельсинки оборудуется учебный центр по подготовке агентов-диверсантов и радистов.
Летом 1940 г. в результате политических маневров и силового давления, предпринятого высшим руководством ВКП (б), в состав СССР вошли Бессарабия, Буковина, Латвия, Литва и Эстония. Присоединение территорий бывшей Российской империи вновь осуществлено без использования специальных структур Коминтерна. Красная армия десантировала 201-ю и 204-ю воздушно-десантные бригады в районе Болграда и Измаила. С этого момента именно воздушно-десантным войскам отводилась роль подразделений, в случае войны обеспечивающих блокирование коммуникаций противника. Как оказалось впоследствии, это было ошибкой.
"Для немцев, – вспоминал П. А. Судоплатов, – собственно, в этом ничего нового не было. Ведь занятие Прибалтики в ходе секретных советско-германских соглашений было оговорено. Однако мы не раскрывали подробно своих планов, и немцы считали, что советская сторона, согласно подписанным договорам, ограничится только вводом войск прикрытия на территорию Прибалтики. События же, произошедшие в июне – июле 1940 г., застали немцев врасплох, причем в то время, когда их военная машина была запущена на Запад, и переориентировать авиацию, сухопутные войска, флот, чтобы противодействовать нашему утверждению в Прибалтике и Бессарабии, было невозможно. Поэтому в то время Гитлер вынужден был сделать хорошую мину при довольно неудачной игре.
Немецкая сторона послала своим дипломатическим представителям телеграмму, которая была перехвачена нами. В ней говорилось, что беспрепятственное укрепление русских войск в Литве, Латвии и Эстонии и реорганизация правительств, произведенная советским руководством с намерением обеспечить тесное сотрудничество с этими странами, касается только России и Прибалтики. Делалось предупреждение: избегать какого-либо осложнения в российско-германских отношениях.
Получение информации об этой директиве было исключительно важным, поскольку давало нам дополнительные возможности чувствовать себя уверенно в проведении всех акций в Прибалтике. <…>
Говоря о событиях, происходивших в 1940 г. в Латвии, Литве и Эстонии, хотелось бы отметить главное – наши войска вошли туда совершенно мирно, на основе специальных соглашений, заключенных с законными правительствами этих стран. Другой вопрос, что мы диктовали условия этих соглашений, и не без активного участия нашей дипломатии и разведки. Надо сказать и о том, что вряд ли нам удалось бы так быстро достичь взаимопонимания, если бы все главы прибалтийских государств – Ульманис, Сметона, Урбшис и Пяте, в особенности латышское руководство, Балодис, Мунтерс, Ульманис, – не находились с нами в доверительных секретных отношениях. Их всегда принимали в Кремле на высшем уровне как самых дорогих гостей, обхаживали, перед ними, как говорится, делали реверансы.
Существенную роль сыграли и наши оперативные материалы, особенно для подготовки бесед Сталина и Молотова с лидерами Литвы и Латвии – Урбшисом и Мунтерсом. Мы могли позволить себе договариваться с ними о размещении наших войск, о новом правительстве, об очередных компромиссах, поскольку они даже не гнушались принимать от нашей резидентуры и от доверенных лиц деньги. Это все подтверждается архивными документами.
Таким образом, никакой аннексии Прибалтики на самом деле не происходило. Это была внешнеполитическая акция советского правительства, совершенно оправданная в период, предшествующий нападению Германии, связанная с необходимостью укрепления наших границ и с решением геополитических интересов. Но они не могли быть столь эффективно проведены без секретного сотрудничества с лидерами прибалтийских государств, которые и выторговывали для себя лично, а не для своих стран соответствующие условия".
После присоединения к СССР новых территорий с враждебно настроенным в большинстве своем населением наибольшая нагрузка легла на плечи пограничников и сотрудников органов контрразведки. Членов антисоветских националистических организаций, ушедших в подполье, спецслужбы Германии использовали для проведения разведывательной, агитационно-политической и диверсионной работы.
К середине 1940 г. руководству ВКП (б), и в первую очередь Сталину, стало понятно, что надежды на затяжную войну Германии с западными странами не оправдались. После быстрого разгрома Германией войск союзников, оккупации Франции и появившейся возможности перемирия Германии с Англией наиболее неблагоприятным вариантом для СССР представлялась война с Третьим рейхом один на один. В этих условиях приобретение военно-политических союзников стало для руководства СССР приоритетной задачей.