Ты с такой же тщательностью распределил ребят по группам, как раньше планировал серьезнейшие и важнейшие операции, с такой же страстью и вниманием к мелочам. Впрочем, так, наверно, и надо, и у кадетов с самого начала не должно быть "игрушечных" дел. По твоему отчету видно, насколько ты увлечен своими ребятами и как готов хлопотать над ними, будто наседка над цыплятами…"
Глава третья
Субботний дозор
В пятницу вечером мы разъехались по домам: Незадолго до этого Осетрову позвонил Виталий Яковлевич. Осетров сообщил нам, что у Виталия Яковлевича особых новостей нет. Он проверил кое-какие данные по иконам, вывозимым за границу в последнее время или в последнее время украденным, и кое-что нашел интересное, но ничего такого, что позволило хотя бы косвенно связать это со старушкой и с теми, кто предположительно за ней стоит. В общем, он считал, что за старушкой стоит группа поддельщиков икон, которые никому не приносят особого вреда, и мы, мол, в этом скоро убедимся.
Итак, в субботу мы должны были выйти на задание заранее оговоренными группами. Естественно, наша четверка - я, Жорик, Илюха и Лешка Конев - пошла дежурить на Тверскую.
Второй группе, состоящей из Вельяминова, Абраменко и Саврасова, достался Арбат. В Измайлово поехали Юденич, Астафьев, Сухарев и Гущин. На ВДНХ - Егупкин, Боков, Дегтярев и Стасов.
А Вартанян, Валиков и Ипатьев должны были повертеться вокруг храма Христа Спасителя, а если там ничего не засекут, переместиться к Крымскому Валу. И еще они должны были постоянно поддерживать связь с "центром", чтобы, если возникнет необходимость, прийти на подмогу другим группам.
Вот такая у нас была, что называется, диспозиция. И мы, счастливые и гордые, что проводим настоящую полномасштабную операцию, да еще под руководством нашего директора, двинулись в субботу утром на свои "боевые посты".
Единственное, что чуть-чуть опечалило, например, Жорика, что нельзя выйти в город в мундире, ведь надо "конспирацию соблюдать". Но даже Жорик с этим смирился. Ради захватывающего приключения, решил он, можно разок пожертвовать возможностью щегольнуть.
На Тверской наша четверка была около десяти утра, и мы стали не спеша прогуливаться.
- Смотри! Вон она, та самая старушка! - вдруг показал Илюха. - И на том же самом месте!
Из предосторожности, мы шли по другой стороне улицы, чтобы не привлечь ненароком внимания старушки и чтобы обзор был лучше.
- Все точно! - согласился Жорик. - Ну, что, подойдем к ней?
- А если она нас запомнила? - засомневался я.
- Вероятность этого ничтожно мала, - серьезно возразил Лешка. - Мы ж прошли мимо нее буквально за секунду, и ровно неделю назад. А если даже запомнила, что с того? Мало ли пацанов болтается по Тверской каждые выходные?
- Да, но тогда и я, и Илюха были в мундирах, - напомнил Жорик. - А ты знаешь, как наши мундиры привлекают внимание. Все на нас таращатся и старушка могла запомнить. И, представь себе, ребята, которые неделю назад были в кадетских мундирах нашего ведомства, теперь подходят к ней в штатском и хотят поглядеть икону… Она вполне может заподозрить неладное, да еще и по всей цепочке звонок пустить: мол, проверьте, не следят ли и за вами.
- Так в чем проблемы? - прогудел Илюха. - У нас ведь бинокль с собой, вот и давайте в бинокль вести наблюдение, с этой стороны.
Но Алешка покачал головой:
- Биноклем сейчас пользоваться нельзя. Здесь, на центральной улице, пацаны с биноклем сразу привлекут внимание. И потом, поглядите, какой сегодня яркий и солнечный день. Даже старушка может заметить блик солнца от бинокля с другой стороны улицы, и забить тревогу. Нет, надо подойти к ней. Вопрос, кому и как это делать.
- И потом, вряд ли старушка может "пустить звонок", - сказал я. - Скорей всего, старушек нанимают так, что одна старушка и не подозревает о существовании других. Запаниковать, конечно, она может, да и рассказать что-то тому, кто ей иконы поставляет, тоже. Думаю, надо идти нам с Алешкой. Мы ведь в прошлую субботу были в джинсах и футболках, а поскольку все таращились на ваши мундиры, то нас точно никто не запомнил. Закон психологии: вы с Илюхой настолько отвлекали внимание на себя своей формой - что мы с Алешкой сделались невидимками для окружающих.
- Совершенно верно, - кивнул Алешка. - Вспомни, это еще Шерлок Холмс отмечал: если у человека густая черная борода, то все запомнят только эту бороду, не запомнив ни цвета глаз, ни другие приметы. Да и на уроках нам о подобных методах маскировки рассказывали. Поэтому сделать надо так. К старушке подойдем мы с Андрюхой, а вы продолжайте наблюдать с этой стороны улицы. Если что, действуйте по обстоятельствам.
- А что может быть? - поинтересовался Илюха.
Алешка пожал плечами.
- Да мало ли что… Кто-то купит у нее икону, и вы решите, что стоит проследить за покупателем. Или если возле старушки появится человек, который покажется вам подозрительным. Здесь-то как раз можно и биноклем воспользоваться. Тем более, что бинокль позволит держаться от подозреваемого на порядочном расстоянии. А мы будем за старушкой присматривать.
- Заметано! - сказал Жорик. - Нормальный план.
И мы с Лешкой пошли к подземному переходу, чтобы перейти на другую сторону. Оглянувшись, мы увидели, что Жорик и Илюха покупают себе по порции мороженого. Ну да, день был жаркий, середина мая. Пацаны, поедающие мороженое и, болтающиеся по Тверской, совсем не в диковинку.
Мы прошли по подземному переходу, миновали "Националь", потом мексиканское кафе и театр Ермоловой, и оказались возле старушки с иконой.
Когда мы проходили мимо, Алешка словно случайно оглянулся и сказал:
- Ух ты, икона!.. Бабушка, неужели вы ее продаете?
- Продаю, милый, продаю, - прошамкала старушка.
- И не жалко вам? - спросил Алешка, бросая на меня быстрый взгляд.
Я понял, что он хотел мне сказать этим взглядом: сегодня икона у старушки была другая. Если в прошлую субботу она продавала Богоматерь с младенцем, то теперь в ее руках был Святитель Николай.
- Конечно, жалко, - ответила старушка. - Да куда денешься?
- А икона, вроде, дорогая, хорошая, - вступил в разговор я.
- Вроде, да, дорогая, - ответила старушка. - А уж что старая - это точно. Она ко мне еще от моей бабки перешла. Почитай, больше ста лет провела она с нами! Сердце кровью обливается, что приходится вот так стоять с ней…
- Да, вроде, очень хорошая икона, - сказал я, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее поближе и изображая на лице восхищение, смешанное с сочувствием.
Не надо было особенно приглядываться, чтобы различить пузырьки и чуть подгорелый, а не благородно-темный оттенок красок по краям. Да, перед нами была подделка, выполненная одним из тех примитивных способов, которые описал нам Виталий Яковлевич!
- А я вот не продам ее кому попало, - сказала старушка. - Я еще на человека погляжу, достоин он иконой владеть или нет. Если человек хороший, то в хорошие руки можно и уступить. Можно и цену сбросить.
Старушка заговорила чуть погромче: видно, решила, что беседа с нами - это удобный повод привлечь внимание прохожих и, так сказать, устроить рекламу своему товару.
- А за сколько вы хотите ее продать? - поинтересовался Лешка. - Вы простите, что я спрашиваю, просто моя бабушка несколько раз заводила разговор о том, чтобы одну из своих икон продать. Мол, пенсии и пособия на меня не хватает, и даже то, что она сторожихой подрабатывает, не очень выручает…
- А ты с бабушкой живешь? - поинтересовалась старушка.
- Угу, с бабушкой, - кивнул Алешка. - Мы в Подмосковье живем, в Подольске. У нас там огородик при доме имеется, он тоже выручает. Я-то на огородике немало тружусь, и картошку окучиваю, и все такое, все время стараюсь бабушке помогать.
- Но одет ты, надо сказать, неплохо, - заметила старушка.
Лешка кивнул.
- Бабушка старается. Вот денег и не хватает. Хотя, если честно, все это в "Сэконд Хенде" куплено. У нас в Подольске очень дешевый "Сэконд Хэнд", можно приодеться так, чтобы не было стыдно поехать по Москве погулять… Да я думаю, не станет моя бабушка продавать ни одну из своих икон, все-таки очень они ей дороги. Но, на всякий случай, неплохо бы цены знать, чтобы не обдурили нас.
- Да какие там цены… - вздохнула старушка. - Я, вот, за полторы тысячи икону хочу продать, не знаю, получится или нет, - называя цену, она опять чуть повысила голос.
- Так полторы тысячи… - я изобразил глубокое удивление. - Это ж всего-то пятьдесят долларов! Такая икона должна по меньшей мере несколько сотен долларов стоить!
- Да кто ее купит-то за несколько сотен, - опять вздохнула старушка. - Я уж и с полутора тысяч скину, если человек будет хороший, да дорого ему покажется… А что за иконы-то у твоей бабушки? - поинтересовалась она. - Аль не знаешь толком, не приглядывался?
- Да нет, почему, приглядывался, - ответил Алешка. - Одна, вот, на вашу похожа, тоже Николай Угодник. Только лицо у него… Ну, такое… Ну, более суровое, что ли… И красный цвет, где он есть, поярче, хоть, вроде, бабушка говорит, что очень старая икона… - детали рождались у него сами собой. - И этот Христос благословляет двумя пальцами, а не тремя. Бабушка говорит, что эта икона очень старая, что она еще от прадеда досталась, который был старообрядцем, и навеки запретил всем потомкам отдавать ее иконописцу, чтобы тот руку Христа переписал и сделал благословение тремя пальцами, как по-новому в церкви положено. И что таких икон, неповрежденными и непереправленными сохранилось раз-два и обчелся, и поэтому ее можно очень дорого продать. Но тут я не знаю, права моя бабушка или нет.
Взгляд у старушки вдруг стал на удивление живым.
- Кто знает, может, и права, - сказала она. - Ты вот что, милый, черкни на всякий случай телефончик мой для твоей бабушки. Я-то уже вторую свою икону продаю, да и приятельницам моим продавать доводилось, ради куска хлеба, так я приблизительно знаю, как в Москве такие дела делаются, подсоблю уж, чтобы ее не надули и заплатили как надо, а то в таких делах только держись, обдерут как липку! Как бабушку-то звать?
- Пелагея Степановна, - глазом не моргнув, ответил Лешка.
- А меня, значится, Анна Ивановна. Так ты телефончик-то записывай, и я, значит, буду в виду иметь, что если позвонит Пелагея Степановна из Подольска, то это - твоя бабушка, и помочь ей надо.
- Записываю, - Лешка вытащил ручку и билет на пригородную электричку. Это был вчерашний билет до Москвы от станции, возле которой находится наша школа. Алешка намеренно вытащил билет, а не какой-нибудь другой кусок бумаги: билет был косвенным доказательством, что он действительно живет в Подольске и приехал поглазеть на Москву. И старушка, зыркнувшая на билет, окончательно убедилась в правдивости Лешкиных рассказов.
Она продиктовала свой телефон, который начинался на "175". Судя по номеру жила эта Анна Ивановна довольно далеко от центра, и, выходит, специально приезжала в центр, туда, где туристов побольше, чтобы продавать свои подделки.
- Я обязательно передам, - сказал Алешка. - А мы… Мы не будем вам больше мешать. Всего вам доброго.
- Всего доброго, ребятки, - откликнулась старушка.
И мы пошли дальше, и, дойдя до угла здания, где старушка уже не могла нас видеть, помахали Жорику и Илюхе на другой стороне: мол, у нас все в порядке, есть успехи.
- Что теперь будем делать? - спросил я.
- Наблюдать за ней надо! - сказал Алешка. - Ты видел - старушка не так проста! Как она запала на ценнейшие иконы, которые можно по дешевке приобрести! Она понимает, что бабулька из Подмосковья будет счастлива и по сто долларов за икону получить! И то, что Христос, поднимающий два перста, что Николай Угодник, у которого красная краска почти не поблекла и не потемнела - это почти наверняка семнадцатый век, а то и шестнадцатый, в крайнем случае - начало восемнадцатого, но и это тоже неплохо, на несколько тысяч долларов тянет, - это старушка, я думаю, тоже поняла. Я специально ввернул такие приметы, значение которых понятно только специалистам, только людям, очень хорошо разбирающимся в древнерусской живописи…
- Откуда ты только их знаешь, все эти приметы? - удивился я.
- Так мы ж их проходили на курсе древнерусского искусства, - в свою очередь удивился Алешка. - И когда нас на экскурсию в Третьяковку вывозили, нам тоже кое-что об этом рассказывали. Просто у тебя, видно, это выветрилось из головы, а у меня - нет.
Я вздохнул, не без зависти.
- Такое впечатление, что у тебя ничего из головы не выветривается. И зачем тебе это? Ясно ведь, что ты, со своими способностями, попадешь, скорей всего, в какой-нибудь аналитический отдел, будешь сидеть за компьютером, и такие знания в искусстве будут тебе, в общем, не нужны.
- Но ведь сейчас пригодились! - возразил Алешка. - И, я думаю, пригодятся еще не раз.
Я мог только согласиться. Сам-то я на уроках по истории искусства все больше скучал. Нет, записывал я все как надо, и урок мог ответить, но все эти апсиды, ангельские чины и шатровые стили так слипались в моей голове, что я, ответив, старался поскорее о них забыть. Помню только веселье, которое нас охватывало, когда заходил разговор о "ширинках". "Ширинками" в древнерусской архитектуре назывались, как выяснилось, эти пояски, отделяющие один ярус церкви от другого, и когда преподаватель говорил: "Как вы видите, в ширинках этой церкви появляется особый, новый узор", - мы, естественно, начинали тихо гоготать. Только эти проклятые ширинки в памяти и зацепились. А вот то, что рассказал Виталий Яковлевич, отложилось очень четко. Но ведь он почти не говорил об особенностях икон разных школ, и про разную живописную технику упоминал лишь постольку, поскольку это помогло в свое время раскрыть очередное преступление, связанное с произведениями искусства.
- В общем, - подытожил я, - занятная получается картина. Старушка - божий одуванчик, торгующая грубыми подделками, отлично разбирается в древнерусской живописи и готова хапнуть ценные иконы, стоимость которых она сразу просекла - как просекла и то, что получить их можно будет почти задаром. Надо понимать, у нее и большие деньги есть, и солидная клиентура, способная покупать такие иконы за настоящую цену… А это уже совсем другая история получается, так?
- Так, - согласился Алешка. - Поэтому… Смотри, если мы встанем вон у того киоска, то старушке будем совсем не видны, зато она будет видна как на ладони. И… Ага, к ней подходит покупатель!
Встав за стеной киоска, мы смотрели, как к старушке подошел молодой человек, как заговорил с ней, как отошел…
- В цене не сошлись или он ей, понимаешь, не понравился, - прокомментировал Алешка.
- Я другого не понимаю, - сказал я. - Ведь здесь, в центре Москвы, к ней запросто может подойти какой-нибудь человек, смыслящий в иконах, - реставратор, искусствовед или просто любитель старины. Неужели она нисколечко не боится, что поднимется шум, что она тут подделками торгует?
- Я думаю, у нее наготове отговорка, о которой говорил Виталий Яковлевич, - сказал Алешка. - "Ох, надо же, значит, эти молодые люди, что реставраторами назывались, икону мне подменили, а я, старая, и не заметила!.." Или что-то в этом роде… Но, вообще, то, что она не боится нарваться на знающего человека, о чем-то говорит. Стоит над этим поразмыслить. Ага, к ней еще кто-то подходит!..
На сей раз к старушке подошел явный иностранец. Он заговорил с ней, потом взял икону и стал вертеть ее в руках, осматривая.
- Очень может быть, что этот купит! - в возбуждении, я понизил голос до шепота, словно боялся спугнуть иностранца, хотя он был от нас довольно далеко, и, конечно, ни он, ни старушка не могли нас слышать, за уличным шумом и таком на расстоянии.
И точно - обменявшись со старушкой еще несколькими фразами, иностранец вынул бумажник. Собрался уже достать деньги, но, убрав бумажник, опять заговорил со старушкой. Однако, было понятно, что иностранца, что называется, зацепило, и что в конце концов он купит икону.
- Теперь Жорик с Илюхой должны вступить в дело! - прошептал Алешка.
Мы только собирались помахать друзьям, как увидели, что те бегут к переходу: поняв, что сделка состоится, они торопились не упустить покупателя.
- Скорее всего, следить за ним - дело дохлое, ничего интересного не нароешь, - сказал я. - Хотя… Да, мне сейчас мысль пришла в голову!
- Какая? - спросил Алешка.
- Он убежден, что икону купил подлинную. Значит, он либо собирается везти ее контрабандой, либо будет получать разрешение на вывоз, так?
- Или - третий вариант, - сказал Алешка. - Он не будет получать разрешения на вывоз просто потому, что посчитает: икона, доставшаяся ему задешево, не является особой ценностью, и на таможне ее пропустят без всяких разрешений. То есть, ему и в голову может не прийти, что он везет контрабанду.
- Тоже может быть, - согласился я. - Но мне, все-таки, кажется, что он попробует получить разрешение, чтобы у него не вышло никаких неприятностей. Вспомни, Виталий Яковлевич говорил, что при крупных интуристовских отелях всегда имелась такая услуга: помощь в правильном оформлении на вывоз купленных здесь произведений искусства. Так неужели в этой службе его не просветят, что он купил подделку?
- А если и просветят, то поезд, как говорится, ушел, - хмыкнул Лешка. - Где он будет эту бабулю искать?
- А если не просветят, а просто выпишут разрешение, то… - начал я.
Но Лешка меня перебил:
- Потом доскажешь! Смотри, иностранец платит - и уходит, забрав икону! И старушка собирается уходить!
Глава четвертая
Первые подозреваемые
Иностранец пошел дальше, к "Националю", а старушка, получше спрятав деньги и оглянувшись, направилась в противоположную сторону, вверх по Тверской. Мы отбежали к Центральному Телеграфу и спрятались за его застекленными входными дверями. Оттуда нам было видно, как старушка протопала мимо и перешла Газетный переулок. Выскользнув из-за дверей, мы припустили за ней.
Старушка оказалась на удивление живой и проворной. Свернув с Тверской в один из безлюдных переулков, она так прибавила ходу - откуда только прыть бралась!
Нам пришлось быть постоянно начеку, потому что раза два или три старушка оглядывалась. Мы, правда, успевали спрятаться.
- Во чешет, бабушка! - сказал я.
Лешка кивнул.
- Как будто ей скипидаром пятки намазали.
Мы двигались вслед за ней в путанице старых московских переулков и, в конце концов, выскочили на бульвар. Там старушка зашла в старый московский двор с аркой и решетчатыми воротами. Видно и здесь, как во многих московских дворах чужие автомобили не очень жаловали, а у автомобилистов, живущих в этом дворе, либо свой ключ от ворот имелся, либо их охранник пропускал.
Подбежав к воротам, мы увидели, что старушка вошла в левый угловой подъезд.
- Странно, - заметил я, - она дала нам телефон дальнего района Москвы, а сама живет в центре…
- С чего ты взял, что она здесь живет? - возразил Лешка. - Может, здесь живут люди, которым она должна отдавать часть выручки за икону. Надо сказать, место для таких людей вполне подходящее, довольно престижное.
- Зайдем в подъезд? - предложил я. - Выясним, кто там живет, и вообще…
- Пожалуй, не стоит, - ответил Алешка. - Еще нарвемся на нее. Может, лучше охранника расспросить?