Сталин не присутствовал на ее похоронах. Если вспомнить, чем он занимался в 1937 году, становится неудивительным то, что он не смог или не захотел в последний раз отдать дань уважения своей матери. Он распорядился прислать на ее похороны венок, на котором на русском и грузинском языках было написано: "Дорогой и любимой матери от сына Иосифа Джугашвили (от Сталина)". Он даже не отправил на похороны своих детей – как будто устроенные им репрессии полностью уничтожили в нем чувство сыновнего долга. По его распоряжению в прессе не упоминалось о похоронах его матери, и он отказывался принимать соболезнования, от кого бы они ни исходили. В Грузии же, наоборот, написали в прессе о смерти матери Сталина, и траур был общенациональным. Несмотря на то что она была глубоко верующим человеком, ее предали земле в соответствии с советскими порядками – под звуки "Интернационала". В 1908 году, когда умерла первая жена Сталина, он заказал церковную службу, а вот в 1937 году поступить точно так же по отношению к своей усопшей матери он уже не мог. Вместе с Кеке Сталин похоронил и бо́льшую часть того, что у него еще оставалось от обычной человеческой жизни.
Глава VII. Главнокомандующий
Репрессировав значительную часть своих близких родственников, Сталин, поскольку его личная жизнь постепенно сводилась в результате этих репрессий на нет, был вынужден вести довольно безрадостное существование. Кроме того, его безграничной власти вскоре предстояло пройти испытания войной.
В 1938 году он снова переехал внутри Кремля – переселился в красивое здание XVIII века. Его квартира там занимала целый этаж и состояла из гостиной, зала для приемов, столовой, спален, библиотеки и рабочего кабинета. Над его квартирой находились кабинеты, принадлежавшие Центральному Комитету партии. Поэтому ему, чтобы попасть с работы домой, нужно было всего лишь спуститься на один этаж. После ужина, который длился до полуночи, он уезжал на свою Ближнюю дачу. На следующий день – к двум или трем часам – он возвращался в Кремль, в свой кабинет. Он жил в таком режиме до начала войны, ужиная отдельно от своих детей.
Сталин все больше и больше углублялся в свою работу, ставшую его страстью. Он работал очень напряженно, не учитывая своего возраста и многочисленных болезней, ежедневно причинявших ему физическую боль. Несмотря на окружавшую его роскошную обстановку, он продолжал вести очень скромный образ жизни. Он еще со времен Гражданской войны ходил каждую зиму в одном и том же пальто на меху – можно сказать, ходил в нем всю жизнь. В любой сезон года он одевался только в один костюм, причем поношенный. Шинель и маршальская форма – вот, пожалуй, и весь его гардероб маршала. Когда он умер, его, по словам Молотова, "и хоронить-то не в чем было. Рукава обтрепанные у мундира подшили, почистили…".
Сталин постоянно курил и не давал себе отдыха. Даже в отпуске он продолжал работать, никогда не отдыхая по-настоящему. Он умудрялся успевать все, несмотря на огромный объем задач, которые перед собой ставил. Сталин работал до поздней ночи – иногда до рассвета – и, обладая прекрасной способностью концентрироваться, всегда очень подробно прорабатывал все те документы, которыми занимался.
Если он все-таки решал отдохнуть, то либо смотрел какой-нибудь фильм у себя, в Кремле, после полуночи, либо отправлялся на спектакль в обычный или оперный театр. Он ездил смотреть спектакли один или со Светланой и входил в зарезервированную для него ложу только после того, как в зале гас свет. В ложе он садился в самом дальнем углу. После окончания спектакля – особенно если это была премьера – он шел поговорить с актерами. Он также часто слушал музыку, однако сам не умел играть ни на одном музыкальном инструменте. Особенно любил русские и грузинские народные песни – о чем свидетельствует имевшаяся у него большая коллекция грампластинок. Как и в дни своей молодости, он очень много читал.
Библиотека Сталина дает исследователю большие возможности в плане изучения этого человека, его психологии и сфер его интересов. Эта библиотека достойна отдельного исследования в будущем.
Начиная с 1920 года Сталин стал мало-помалу собирать личную библиотеку в своей квартире в Кремле. Она состояла в значительной степени из книг, изданных еще до Октябрьской революции, – произведений Маркса, Энгельса, Плеханова, Лафарга, Розы Люксембург, Ленина, французских утопистов и великих русских писателей (в частности, Толстого, Чехова и Горького). С течением времени он постепенно пополнял библиотеку произведениями советской литературы – вплоть до самых скромных писателей. У него имелись также книги по экономике, технологии, точным наукам. Кроме того, в его библиотеке были сборники документов, относящихся к партии, Коминтерну, государственным организациям. Сталин делал в книгах пометки от руки. Эти пометки, сделанные на полях почти каждой страницы, сами по себе являются ценным источником информации, позволяющим понять, как мыслил Сталин.
Оставалось уже очень мало людей, которых он мог бы пригласить к себе, чтобы вместе отпраздновать свой день рождения, отметить какой-нибудь общегосударственный праздник или встретить Новый год: его ближайшее окружение теперь состояло только из членов Политбюро и народных комиссаров. Старики Аллилуевы виделись с ним все реже и реже, хотя Ольга Аллилуева, расставшись со своим мужем еще несколько лет назад, все еще жила в Кремле в маленькой квартирке, среди памятных для нее детских игрушек и старых фотографий. Она продолжала общаться со Сталиным так же, как и раньше – по-простецки и без стеснения, – будучи, пожалуй, единственным человеком, который мог говорить Сталину все, что думает, и абсолютно ничем при этом не рисковать.
Сергей Аллилуев иногда захаживал к Сталину домой и ждал там часами, когда Сталин придет ужинать. За столом он садился, как и раньше, рядом со Сталиным, но ничего ему больше не говорил. Он жил, словно бессловесная тень, – немой свидетель того, как его родственники были уничтожены в ходе массовых репрессий. Он никогда не пытался никого спасти при помощи своих близких отношений со Сталиным – даже Реденса, арест и расстрел которого сломали жизнь его дочери. Он лишь один раз попытался заступиться за одного своего родственника, да и то предпочел обратиться не к Сталину, а к Берии. Этим родственником был его племянник Иван Павлович Аллилуев (он имел псевдоним "Алтайский"). Его арестовали в 1938 году и приговорили к пяти годам ссылки, однако в 1940 году – благодаря вмешательству Сергея Аллилуева – освободили.
С течением времени Сергей стал все реже и реже приходить в гости к своему зятю – раз или два в году. Если вокруг Иосифа было много людей, он уходил, шепнув ему: "Ну, я пойду к себе. Зайду в другой раз".
Сталин, не отличавшийся ни чувствительностью, ни состраданием, не испытывал, по всей видимости, никаких угрызений совести и неловкости по отношению к своим тестю и теще и собственным детям, которых крайне удивило исчезновение многих их родственников. "Куда все девались? Почему обезлюдел наш дом? – спрашивала себя Светлана в 1938–1939 годах. – Я только все больше и больше ощущала пустоту вокруг, безлюдие, и ничего мне не оставалось, кроме школы и моей доброй няни…"
В этот же период были заменены многие люди из числа прислуги (старая повариха, горничная, экономка и т. д.), причем как в Кремле, так и на обеих главных дачах – Ближней даче и даче в Зубалово. Новая прислуга, которая становилась все более многочисленной, подбиралась сотрудниками НКВД. При этом "новобранцы" автоматически сами становились сотрудниками НКВД. Руководство НКВД решило заменить и няню Светланы. Слезы дочери заставили Сталина вмешаться, и няня осталась в штате прислуги до самой своей смерти в 1956 году.
Начиная с 1937 года у детей Сталина имелись собственные телохранители. Дети ходили в "образцовые школы", предназначенные для отпрысков руководителей партии и страны, а затем Василий уехал продолжать свою учебу в Крым. Если учеба Светланы не доставляла Сталину ни малейших проблем, то с Василием, наоборот, таких проблем было хоть отбавляй. "Василий – избалованный юноша средних способностей, дикаренок (тип скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей", нередко нахал…" – написал Сталин В. В. Мартышину, учителю своего сына, 8 июня 1938 года. Будучи человеком суровым, Сталин не проявлял никакой снисходительности к своим отпрыскам. Он написал дальше: "Его избаловали всякие "кумы" и "кумушки", то и дело подчеркивающие, что он "сын Сталина". Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. […] К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот". Можно представить себе, какое замешательство охватило учителя, когда он в 1938 году получил такое письмо от Сталина, который, кстати, не стеснялся выгонять с работы тех учителей, которые, как ему казалось, вели себя по отношению к его сыну уж слишком снисходительно. Чувствуя едва ли не благоговение, Мартышин написал Сталину: "Ваш ответ – выражение непосредственности и простоты, свойственной гению, – оставил неизгладимое впечатление".
Вася сильно отставал в учебе: не делал домашних заданий, поздно вставал утром и проводил бо́льшую часть своего времени на конноспортивном манеже. Он любил лошадей и хотел стать кавалеристом. Поскольку Вася был физически очень развитым, он в конце концов решил стать военным летчиком. Он был взбалмошным, капризным, вспыльчивым человеком. Родительская забота о нем – а скорее, явная нехватка такой заботы – сказалась на нем больше, чем на других детях Сталина. Вася искренне любил своего отца и страдал от его недоверия к себе и суровости суждений относительно его, Васи. Он был неуравновешенным ребенком. Впрочем, ему было от чего потерять душевное равновесие: сначала его брат пытался покончить с собой, затем его мать наложила на себя руки, затем исчезли многие его близкие родственники… Вася проводил очень много времени в компании с охранниками и прислугой. В компании с отцом – очень мало. Уже в очень раннем возрасте Вася начал пить.
Во время каникул он приезжал из Крыма в Москву, к отцу. Он часто ходил, как тогда было модно, на каток, и встретил там девушку, которая впоследствии станет его женой, – Галину Бурдонскую, студентку Московского полиграфического института. Он произвел на эту девушку впечатление тем, что пролетел на небольшом самолете прямо над станцией метро "Кировская". Они поженились в 1940 году и поехали вместе в Липецк, где Василий в это время служил в военной авиации.
В преддверии войны
В марте 1939 года состоялся XVIII съезд партии. У населения появилась надежда на ослабление социальной напряженности, на относительный покой – пусть даже и непродолжительный, – тем более что некоторые из осужденных были реабилитированы. По распоряжению Сталина многие военные, ставшие жертвами устроенных в 1937 году "чисток", вышли из тюрем или же вернулись из ссылки. Осознавая, что скоро неизбежно начнется война и что Красная Армия существенно ослаблена репрессиями, ударившими по ее высшему командному составу, Сталин попытался спасти то, что еще можно было спасти. Он освободил тех, кому удалось избежать высшей меры наказания и не заболеть в тюрьмах и лагерях серьезными болезнями. Так на свободе оказались, в частности, такие широко известные личности, как Рокоссовский, Мерецков, Горбатов, Туполев, Ландау и многие другие.
Данная нелепая ситуация, при которой люди, еще совсем недавно осужденные за тягчайшие преступления, вышли из тюрем и вернулись из лагерей и теперь считались невиновными лишь в силу решения правителя страны, вызванного требованиями текущего момента, отнюдь не смущала Сталина. У маршала Рокоссовского, после того как он одержал выдающиеся победы на фронтах Второй мировой войны, состоялся следующий разговор со Сталиным:
– Константин Констатинович, там били?
– Били, товарищ Сталин.
– Сколько у нас еще людей "чего изволите"…
– Боюсь, как бы со мной не повторился тридцать седьмой год, – признался Рокоссовский.
– Тридцать седьмого года больше не будет, – ответил Сталин.
В 1939 году Сталин уже точно знал, что война с Германией неизбежна. Начиная с 1935 года он искал союзников для совместной борьбы с Гитлером. Со временем ему пришлось признать очевидность того, что западные демократические государства не станут заключать с ним никаких антифашистских договоров: после Мюнхена надежда на союз с ними исчезла. Германская экспансия на восток не очень-то беспокоила правительства западноевропейских стран. Именно такая их позиция и привела к подписанию Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом ("пакта Молотова – Риббентропа") – единственного средства, при помощи которого СССР мог выиграть время. Цель этого договора для советского руководства заключалась в том, чтобы получить отсрочку перед началом решительной схватки. Данный договор, подготовленный в обстановке строжайшей секретности, был подписан 23 августа 1939 года Молотовым, в то время являвшимся народным комиссаром иностранных дел, и Риббентропом – министром иностранных дел Третьего рейха. Двадцать восьмого сентября к этому договору добавился Договор о дружбе и границе.
Кроме того, были подписаны секретные протоколы, о которых стало известно в 1946 году во время Нюрнбергского процесса, но которые так тщательно прятались советским руководством, что их оригиналы были обнаружены лишь после распада СССР в декабре 1991 года. Они были частью великих секретов Сталина, его постыдным наследием, которое – от Генерального секретаря к Генеральному секретарю – передавалось с приказом никогда его не обнародовать. Советский народ и даже бо́льшая часть его руководителей не знали о существовании этих протоколов. В них предусматривался раздел Польши между Германией и СССР, а также раздел части Европы на "сферы влияния". В "сферу влияния" СССР попадали восточные районы Польши, Литва, Латвия, Эстония, Бессарабия и Буковина.
Первого сентября 1939 года нацистская Германия атаковала Польшу. Началась Вторая мировая война. Советские войска, в свою очередь, перешли 17 сентября советско-польскую границу и продвинулись вглубь польской территории приблизительно до "линии Керзона" – русско-польской границы, установленной в 1918 году. Продвинувшись на 200–300 километров на запад, СССР вернул себе территории, утраченные им по Рижскому договору 1920 года и заселенные в основном белорусами и украинцами. Данная акция также отодвинула стратегическую линию, с которой вермахт мог начать наступление на жизненно важные центры Советского Союза.
Двадцать третьего декабря 1989 года Александр Яковлев, возглавлявший комиссию, которой поставили задачу выяснить, опираясь на архивные материалы, в чем заключалась логика данного пакта, пришел к выводу, что это было "необходимое зло".
И в самом деле, подписав пакт с Гитлером (этот пакт был шедевром так называемой "реалистической политики", но при этом еще и верхом цинизма), Сталин надеялся оттянуть на полтора – а то и два – года начало столкновения с Германией. В 1939 году СССР, несомненно, был подготовлен к войне намного хуже, чем в 1941. Сталину доложили, что Гитлер хочет обеспечить немцам "жизненное пространство" и поэтому планирует захватить Украину – первый рубеж в его продвижении на восток. Договор, подписанный 28 сентября 1939 года, отнимал у Гитлера возможность реализовать этот свой замысел. Кроме того, вышеупомянутый пакт помог Сталину избежать агрессии со стороны Японии. Японцам пришлось изменить свои планы и отложить на неопределенный срок нападение на Советский Союз. Германским военным командованием этот пакт был воспринят как предательство Гитлера по отношению к интересам Третьего рейха.