Более шестисот солдат и офицеров 17-го Сибирского полка изъявили свою готовность продолжать службу в Красной Армии. В полном составе записались в ряды РККА боевики Троицкой железнодорожной и Кустанайской дружин Красной гвардии. Не припоздали и фронтовики-крестьяне села Николаевки, которых пешим порядком привел в Троицк солдат большевик П. Т. Титов.
- А ты горевал, Маркович, - уже по-свойски обратился Блюхер к Якову Суворову. - Вот тебе и новое войско!
- Это не все, товарищ Блюхер, - сказал Карпухин. - Вот еще список. В нем - мадьяры и австрийцы, бывшие военнопленные. Они в полку уже с января. Как быть с ними?
Да, ситуация необычная. В Троицке во время войны был лагерь военнопленных австро-германской армии. Когда из города изгнали дутовцев, в штаб 17-го Сибирского полка пришли представители революционно настроенных солдат - Андрош Сакач и братья Франц и Маувет Мауеры. От имени большой группы военнопленных они обратились с просьбой зачислить их в Красную гвардию, чтобы с оружием в руках защищать завоевания пролетариата, власть Советов.
Командир полка растерялся: можно ли доверить бывшим врагам России оружие? Обратился в Челябинск. Ревком сразу не ответил. Но через несколько дней все сомнения отпали. Я. М. Суворов получил указание:
"Принять в полк пополнение из числа пленных мадьяр и австрийцев добровольцами на условиях солдат".
273 бывших пленных дали клятву, что они обязуются беспрекословно выполнять все распоряжения, исходящие от Советской власти, и вести себя с полным сознанием революционного долга перед теми высокими задачами, которые возложены на вооруженных рабочих и крестьян новой России.
В дни и недели, когда главной вооруженной силой в Троицке и его уезде оставался 17-й Сибирский полк, красные мадьяры и австрийцы показали себя настоящими пролетариями-интернационалистами.
- Считаю бойцов товарища Сакача преданной и ударной силой в борьбе с контрреволюцией, - заявил Суворов.
- А коли так, - резюмировал Блюхер, - сохраняем за группой Сакача права особого, но уже красноармейского интернационального батальона. На том и точку ставим. Принимайте, Яков Маркович, командование вторым на Урале регулярным полком Красной Армии.
- А первые кто? - торопливо спросил Суворов.
- Екатеринбуржцы.
- Припоздали, выходит. Жаль. Тогда уж пусть наш полк будет по-прежнему 17-м стрелковым.
- Согласен, - отозвался Блюхер и с улыбкой добавил. - Но уже не Сибирским, а Уральским. В честь места нового рождения полка. О том и войдем в ходатайство перед Высшей военной инспекцией. Возражений, надеюсь, не будет?
Партийные и советские работники Троицка неоднократно предпринимали попытки наладить агитационную работу среди обманутой казацкой бедноты. Но почти все походы большевиков в казачьи станицы оканчивались трагически. Жестокие расправы станичников породили чуть ли не у всех мысль о том, что с казаками можно разговаривать лишь на языке оружия.
- Иначе и нельзя, - нервно подчеркнул Аппельбаум.
- Можно, товарищи, - твердо произнес Блюхер. - Наша задача не состоит в том, чтобы пройти военным маршем по станицам. Мы должны раскрывать глаза казацкой бедноте, должны сделать ее нашей активной сторонницей. Без участия в борьбе самих казаков с дутовщиной покончить невозможно.
Блюхер доказывал, что расслоение в среде казачества становится все более глубоким, что в очищенных от дутовцев селениях надо помогать станичной бедноте организовать свои Советы.
В Троицке была большевистски настроенная группа казаков-фронтовиков. Тон в ней задавали Александр Карташев и Николай Томин. Василий Константинович, квартировавший в доме братьев Семена и Петра Крохмалевых, пригласил их к себе.
- Хорошие вести получены из Верхнеуральска, - сразу же подзадорил их Блюхер. - Члены Совета сообщают, что сыновья станичного атамана Николай и Иван Каширины взялись формировать красные казачьи отряды. Они ведь офицеры оба, но с Дутовым не пошли. Теперь, как видите, они красные командиры. Совет заверяет в честности их намерений.
- Каширины наши. Это точно, по фронту их знаю, - подтвердил Томин. И сразу же загорелся. - А у нас не отряд, а полк красноказачий будет!
- И назовем его - имени Степана Разина, - не утерпел Карташев.
- Имя дать недолго. А полк? И полной сотни пока не набрали, - проговорил Блюхер.
- Будет и полк! - рубанул Томин. - Прочешем станицу, другую, всыпем тому, кто под Дутова дудку плясал. Враз очухаются казачки.
- Сила, она и солому ломит, - согласился бы вроде Блюхер. - А как насчет агитации, Николай Дмитриевич? Вы же председателем дивизионного солдатского комитета были.
- Был, - кивнул Томин. - За это богатеи-станичники и из казаков грозились изгнать.
- Грозились, Дмитрич, да не вышло, - успокоил разгорячившегося товарища Карташев. - Заступников у тебя куда больше оказалось.
- Это хорошо, - улыбнулся Блюхер, - но еще лучше будет, если заступники станут и нашей опорой. Бери-ка карандаш, Николай Дмитриевич, и пиши им, что на сердце лежит.
Писал листовку Томин, но слова ее в строгие фразы складывали сообща, все трое:
"Пойми же, наконец, казачья беднота, кто ваши враги и кто ваши братья. Идите к нам с открытой душой, и вы всегда найдете поддержку у такой же бедноты, как и вы… Кто толкнул вас, товарищи казаки, на братоубийственную войну? Кто заставил терять ваших отцов, братьев и сыновей?.. Это Дутов, это сбежавшее к нему офицерство. Это предатели революции, это все враги трудовой бедноты…"
Наутро листовка была размножена в городской типографии. Разнесли их по окрестным станицам "неприметные" люди. Среди них была и сестра братьев Крохмалевых - Надежда.
В те же дни состоялся съезд казаков-фронтовиков Челябинского уезда. Его делегаты в первых пунктах своей резолюции заявили:
"1. Признавая, что единственным выходом из тяжелого положения, в котором очутилась наша революция, является единая организация всех трудящихся вокруг Советов, мы, казаки-фронтовики, еще раз подтверждаем наше непоколебимое решение стоять на платформе Советской власти.
2. Учитывая, что под натиском международной буржуазии революционные завоевания могут быть подвергнуты опасности, мы, казаки-фронтовики, как защитники революции, стоя на страже ее, постановили сформировать добровольческие отряды, которые будут в корне пресекать все контрреволюционные выступления, от кого бы они ни исходили, и беспощадно карать всех врагов трудящегося народа".
Агитационные воззвания сыграли свою роль.
Пришли добрые вести из Верхнеуральска, из Тугайкульского и Звериноголовского поселков: казаки на общих сходах утвердили свои Советы и приняли решения об организации боевых отрядов для борьбы с Дутовым.
- Берет наша, - порадовался Блюхер. - Теперь и бои-походы можно начинать. Союзники будут у нас повсюду.
Василий Константинович организовал под своим руководством штаб войск, действующих против Дутова. В него, кроме троицких товарищей, вошли руководители Екатеринбургского и Пермского отрядов, находившихся в городе. Была установлена надежная связь с красными казаками Н. Д. Каширина, уфимским отрядом М. С. Кадомцева и отрядом богоявленских рабочих М. В. Калмыкова. Общая численность красных сил достигла около четырех тысяч человек.
Завершив организационно-подготовительную работу, штаб войск принял план боевых действий по уничтожению банд Дутова на территории уезда. Троичане обеспечивали охват врага с севера и востока. С запада и юго-запада должны были наносить удары отряды уфимских и богоявленских рабочих, а также красные казаки Верхнеуральска.
Первыми крупного успеха достигли боевики Михаила Калмыкова. О Калмыкове Блюхер был наслышан немало. Знал, что он из семьи потомственных стеклодувов. С тремя Георгиями вернулся с войны. Обосновался на мирную жизнь в поселке Богоявленского завода. В июле семнадцатого стал большевиком и получил от партии задание сформировать рабочую дружину, во главе которой и сражался теперь против дутовцев.
Совершив многоверстный переход, богоявленцы вступили в станицу Магнитную. Дутовцев в ней не было, но и Совета своего станичники еще не имели. Калмыков созвал общий сход.
- Что Дутову не служите - хорошо, но почему Совета чураетесь? - начал речь с прямого вопроса. - Иль не слышали, что и троицкие и верхнеуральские казаки выступили на защиту своих Советов, создают красноказачьи отряды. А вы разве иной, не трудовой народ? И с кем вам, как не с нами, с рабочими, идти? А если так, выбирайте, станичники, Совет и правьте жизнью сами, не слушая богатеев, не прислуживая им.
Сход принял предложение командира красного рабочего отряда. При выборах в Совет вошли главным образом солдаты-фронтовики. Они-то и разузнали, что утром седьмого апреля дутовцы готовятся совершить на Магнитную налет восемью конными сотнями со стороны станиц Наваринской и Блохинской.
Бойцы Калмыкова принялись баррикадировать входы в станицу. Несли все, что попадало под руку и могло задержать продвижение конницы - сеялки, плуги, бороны, косилки. Опорным пунктом был избран дом Починского, где квартировал штаб. Один пулеметный расчет командир оставил при себе. Стрелкам велел рассредоточиться и встречать атакующих огнем. Второй расчет пулеметчиков направил на колокольню, наказав держать под обстрелом прицерковную площадь и прилегающие к ней улицы.
Едва рассвело, с шумом, криками дутовцы вступили на лед Урала и приблизились к станице. Сквозь заграждения кони не прошли. Покрутившись под огнем, белоказаки отскочили в заречную рощу. Во второй раз они двинулись на приступ в пешем порядке.
- Всем отходить к штабу! - приказал Калмыков.
Бойцы начали стягиваться к обширной усадьбе Починского и заняли круговую оборону.
- Стрелять только наверняка, - распорядился командир. - Вплотную приблизятся - ударим в штыки.
Вдруг "максим" на колокольне замолк и сверху донесся восторженный возглас.
- Наши! Наши едут! Ура-а!
Отрезвели дутовцы. Бросились к покинутым коням.
Саней, действительно, подкатило немало, да прибыли на них не каширинцы, которых ждали с часу на час, а крестьяне - ехали на мельницу с мешками зерна.
- Спасибо, мужики, что с самой нужной стороны и в самый ответственный момент подкатили, - поблагодарил Калмыков и тут же громобойно скомандовал боевикам: - Скидай, братва, мешки. И на подводы все. Айда, в погоню!
Начальник Уфимского губернского штаба боевых организаций народного вооружения Эразм Кадомцев так охарактеризовал эти события:
"…Последние бои были для нас удачны… Главный удар нами был нанесен в семичасовом бою под Верхнеуральском, а окончательно надломлены дутовцы в момент их отступления неожиданным нападением богоявленцев из-под Магнитной".
Успешно развивались боевые действия и на других направлениях. Привлекая на свою сторону беднейшее крестьянство и трудовых казаков, красные отряды очищали от мятежников станицу за станицей. 17 апреля Дутов был выбит из Краснинской, являвшейся его штабным центром, а два дня спустя, бросив войско, атаман с отрядом личной охраны кинулся в сторону Орска.
22 апреля Дутов остановился в поселке Бриен, чтобы переночевать и сменить коней. Екатеринбургские дружинники узнали об этом раньше других. Были они от Бриена всего в тридцати верстах. Не передохнув, продолжили марш и ночью. На рассвете атаковали белоказаков и разбили их. Но Дутов с горсткой телохранителей сумел-таки уйти и на этот раз, бежал в бескрайние степи Тургая.
Блюхер квартировал тогда в станице Парижской. Оттуда и давал распоряжения отрядам, рассыпавшимся по двум огромным уездам. Последним дозвонился до него из Полтавской Калмыков и что есть силы прокричал в трубку:
- Продуктов нет. Фуража тоже. Распутица. И самим обезножить можно. Как дальше действовать?
В ответ донеслось:
- Тише, оглушите. Центр считает задачи компании выполненными. Преследование прекращайте. Отрядам приказано возвращаться по местам. Следуйте и вы на свой завод.
- Понял, товарищ Блюхер! - звонко отчеканил Калмыков.
5
Трудовой Урал встречал первый советский Май.
Ликовал Челябинск. Реяли алые стяги над красноказачьим Верхнеуральском. На улицы вышла вся рабочая Уфа. Гремели марши в поселке Богоявленского завода.
Шумно было и на Главном проспекте Екатеринбурга. Грянули оркестры. Парадное шествие открыли роты 1-го Уральского полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Эта часть была гордостью Екатеринбургского партийного комитета и городского Совета рабочих и солдатских депутатов. Они крепили ее, заботились, чтобы первенец новой Рабоче-Крестьянской Красной Армии служил образцом для всех формирующихся красноармейских полков Урала.
За уральским полком маршировали боевики. Весеннее южное солнце и степные ветры продубили, покрыли их лица ранним загаром. То в одной, то в другой шеренге мелькали белые повязки на головах раненых, не пожелавших покинуть в такой день строй товарищей.
Блюхер слышал праздничный гул улиц. Еще 28 апреля он был вызван из Троицка в Екатеринбург для доклада Уралобкому об итогах боевых операций, предпринятых против дутовцев. Мечтал Василий Константинович прошагать майским утром вместе с боевыми товарищами по Главному проспекту родного их города. И сейчас его тянуло туда, на солнце, на большой рабочий праздник. Но… не шагнешь, не сдвинешься даже с места - надо лежать. Таков приказ врачей. Еще в дороге открылись недолеченные раны, и прямо с поезда угодил в госпиталь.
До конца дней не забудется, видать, тот бой под Тернополем. Всю спину осколками покорежило. Восемь тяжелых ран получил, а сколько легких было - со счета сбился. Больше года тогда отлежал. И теперь доктора скорой выписки не обещали.
После праздника заглянул в госпиталь окружной военный комиссар Филипп Исаевич Голощекин.
- Как жив-здоров, Василий Константинович?
- Спасибо. Отоспался вволю за весь бессонный апрель. И болячки вроде поутихли. С докладом хоть сейчас готов прийти, да он вот, - кивнул на старого доктора, - на аркане держит.
- Не надейтесь, - остановил Голощекин, - и я подниматься не разрешу. Денька два-три дела потерпеть могут.
- А дольше нет?
- Поживем - увидим, - уклончиво ответил Голощекин.
Блюхер понял, недоговаривает чего-то комиссар. И едва лишь на ноги встал, распрощался с госпитальным начальством.
- За поправку благодарен. Удерживать не старайтесь. Долечусь уж сам.
В тот же день он был на приеме у Голощекина. В подробности минувших боев вдаваться особо не пришлось. Обстановка на юге Урала опять обострилась. Новым центром белоказачьей смуты стала станица Нижнеозерская. При первой же вылазке из нее дутовцы захватили станцию Ново-Сергиевскую, а затем окружили Оренбург.
- Надо выручать товарищей, - сказал Филипп Исаевич. - Знаю, что не здоровы, но…
- С кем ехать? - только и спросил Блюхер.
- Мы выделяем 1-й Уральский полк в составе полных трех батальонов - кавалерийский эскадрон. В Челябинске пополнитесь красногвардейским шахтерским отрядом. Командование им советую поручить Соломону Елькину, он вашим политическим помощником будет. Там же возьмете артиллеристов гарнизона.
12 мая 1-й Уральский полк и Екатеринбургский эскадрон погрузились в эшелоны. Блюхер выехал в Челябинск на день раньше - надо было успеть передать дела преемникам на председательских постах в ревкоме и Совете, а также привести в полную боевую готовность красногвардейцев-шахтеров и батарейцев, сформированных И. А. Матюшкиным из железнодорожников Челябинского узла.
…Прямой дороги на Оренбург через Троицк - Орск тогда еще не было. Курс взяли на запад. Долгих остановок в пути не делали, но в Златоусте пришлось задержаться часа на полтора. На перроне посланцев Уралобкома встречали председатель укома партии В. Д. Ковшов и члены уездного Совнаркома во главе с председателем П. Р. Бояршиновым. Был среди них и Михаил Голубых. Его еще в марте направил сюда Блюхер. Златоустовские руководители сообщили, что в распоряжение уфимской дружины М. В. Калмыкова они выделяют 250 боевиков.
В Самару уральцы не заезжали. От станции Кинель свернули на юг. "Зеленой улицы" не стало. То и дело натыкались на следы дутовских диверсий.
- Проехать к Оренбургу будет трудно. Но мы должны быть в нем, и как можно скорее, - заявил Блюхер на совещании командиров. - Вспомним троицкий опыт. Прорываться будем, как и тогда, не покидая эшелонов.
Зная, что большинство в отряде составляет необстрелянная рабочая молодежь, командующий распорядился провести во всех ротах летучие митинги с выступлениями на них бывалых солдат.
…Поутру эшелоны остановились на разъезде за Бузулуком перед испорченным участком пути. Бойцы выскочили из вагонов, взялись за ломы, кувалды, кирки. И вдруг застрочил пулемет, поднялась винтовочная пальба. Все попадали. Заслышав перестрелку, Блюхер кинулся к бойцам. Но кто-то другой спокойным, уверенным голосом уже подал нужную команду:
- Поднима-айсь! За мной, в атаку! Вперед!
На укрывшихся в кустах казаков бежал, паля на ходу из нагана, командир батальона 1-го Уральского полка.
- Молодец, Павлищев! - крикнул радостно Блюхер.
С тех пор подобные стычки вошли в систему, ввязываться в них приходилось чуть ли не через каждый десяток верст. Так вырабатывалась новая тактика - тактика эшелонной войны.
После короткого, но жестокого боя уральцы заняли станцию Ново-Сергиевская. Затем дружными атаками из эшелонов выбили белоказаков с разъездов близ станиц Татищенской и Донской и уже на одиннадцатый день своего похода соединились на станции Сырт с красногвардейцами осажденного Оренбургского гарнизона.
То было 23 мая 1918 года. А четырьмя днями раньше из Стерлитамака выступил. Сводный уфимский отряд, возглавляемый М. В. Калмыковым. Его боевики прибыли в Оренбург, когда кольцо белоказачьеи блокады было уже разорвано. На северо-восточной окраине отряд остановили часовые сторожевой заставы. Старший ее, осведомленный о подходе Калмыкова, без проволочек дал разрешение на вступление в город.
- Как Блюхера отыскать? - спросил Калмыков.
- На станции. Его эшелоны там, каждый покажет.
Михаил Васильевич, оставив боевиков на привокзальной площади, направился в поиски. Только вышел на перрон, из-за спины кто-то произнес:
- Постой, товарищ. Давай знакомиться.
Калмыков обернулся. К нему подходил крепко сбитый военный в выцветшем добела обмундировании. Остановившись, снял фуражку, обтер платком чисто выбритую голову, прищурился от яркого солнца.
- Ну и жарища! В мае никогда не видал такой, - и в упор спросил. - Калмыков? Не ошибся?
- Угадали, - пробасил Михаил Васильевич. - А вы кто?
- Да тот, кого ты едва не оглушил из Полтавской своим громобоем.
- Василий Константинович?
- Я.
- Ну! Считал, куда старше должны быть.
- А сам-то с какого? - полюбопытствовал, улыбаясь, Блюхер.
- С восемьдесят восьмого.
- Старик. Мне до тебя еще два года тянуться. Ну, а мандат не покажешь?
- Вот, пожалуйста.
Блюхер бегло взглянул на протянутый документ и не сдержал улыбки:
- Значит, командующий! А теперь мой прочти.
Калмыков глянул на плотный листок с машинописным текстом, скрепленным подписями и печатью:
"Предъявитель сего Василий Блюхер уральским областным военным комиссариатом назначен Главнокомандующим всеми отрядами, оперирующими под Оренбургом…"