Выйдя на улицу, он, к нашему ужасу, направился к мусорному бачку, стоявшему у стены на противоположной стороне двора. Однако в этот момент откуда-то появился чумазый человек с повозкой, запряженной лошадью, и убрал бачок - видимо, то была его собственность.
Старик оглянулся вокруг в поисках места, куда бы нас выбросить. Похоже, он был готов бросить нас прямо на землю, но, видимо, решил, что это придаст двору неопрятный вид.
Напряжение становилось невыносимым. Теперь старик направился к воротам, и у меня вновь упало сердце, поскольку я понял, что он выбросит нас в дорожную канаву. Но в этот день удача была на нашей стороне. На дороге возник огромный детина в синей форме с серебряными пуговицами, и по тому, как он отчитывал старика и размахивал короткой толстой палкой, мне стало ясно, что в городе запрещено выбрасывать рыбу на улицу.
И наконец, к нашему невыразимому восторгу, старик направился к заливу. Он шел так медленно, все время озираясь на человека в форме, что я был готов укусить его за палец. Мы с Клиппой были уже на последнем издыхании.
Наконец старик добрел до берега и, кинув на нас последний взгляд, выбросил в воду. Вы даже представить себе не можете, какой восторг испытали мы в ту минуту, когда соленая морская влага сомкнулась над нашими головами. Мы ожили в мгновенье ока. Старик был так поражен, что свалился вслед за нами в воду. Но его тут же вытащил матрос, и последнее, что мы видели, было, как человек в синей форме вел старика, крепко держа за воротник и вновь сердито отчитывая. Видимо, мертвую рыбу запрещалось выбрасывать и в залив.
А что же мы? Разве было нам дело до его забот и неприятностей? МЫ БЫЛИ СВОБОДНЫ! Со скоростью молнии, бешеными зигзагами, ликуя и крича от радости, мы спешили домой в открытое море!
Вот и вся моя история. А сейчас, выполняя свое обещание, я постараюсь ответить на ваши вопросы, но при условии, что после этого вы отпустите меня на свободу.
Доктор: Есть в море более глубокие районы, чем впадина Неро, что у острова Гуама?
Фиджит: Разумеется, есть. Гораздо более глубокая впадина находится у устья Амазонки. Но она невелика и ее трудно обнаружить. Мы называем ее Глубокая Дыра. А еще одно более глубокое место расположено в водах Антарктики.
Доктор: Говорите ли вы на языках моллюсков?
Фиджит: Ни слова. Мы, рыбы, не имеем с ними дела, мы считаем их низшим классом.
Доктор: Но когда вы оказываетесь рядом с ними, можете ли вы разобрать, что за звуки они произносят?
Фиджит: Только если это очень крупные особи. У моллюсков такие тонкие голоса, что их просто невозможно расслышать, только они сами слышат друг друга. У крупных видов дело обстоит по-другому. Они издают грустные трубные звуки, будто Кто-то камнем ударяет по трубе, но не такие громкие, разумеется.
Доктор: Я хотел бы добраться до морского дна, чтобы изучить подводный мир. Но мы, наземные животные, как вам, без сомнения, известно, не можем дышать под водой. Нет ли у вас каких-нибудь идей, как мне выйти из положения?
Фиджит: Мне кажется, вам лучше всего посоветоваться с гигантской морской улиткой.
Доктор: А кто это - гигантская морская улитка?
Фиджит: Это представительница семейства береговых улиток литори, но размером с огромный дом. Голос у нее довольно громкий, но его редко можно услышать. Раковина улитки - из прозрачного жемчуга, очень толстого и прочного. Когда она вылезает из своего убежища и носит ее на спине, внутри вполне может уместиться повозка с парой лошадей. Во время путешествий она возит там провизию.
Доктор: Кажется, это тот, кто нам нужен. Она могла бы пустить меня и моего помощника внутрь своей раковины, и мы бы сумели исследовать морские глубины, будучи в полной безопасности. Вы не могли бы меня с нею познакомить?
Фиджит: Увы, нет. Я бы с радостью вам помог, но обыкновенной рыбе практически никогда не удается увидеть улитку. Она живет на дне Глубокой Дыры и редко показывается. А рыбы боятся заплывать туда, там очень мутная вода.
Доктор: О боже, какое разочарование! А много таких улиток водится в море?
Фиджит: Осталась всего одна. Это последний представитель гигантских моллюсков. Они происходят из тех далеких времен, когда киты еще были наземными животными. Говорят, ей больше семидесяти тысяч лет.
Доктор: Господи всемилостивый, какие чудесные вещи вы мне поведали! Мне просто необходимо с ней увидеться.
Фиджит: Вы хотите задать мне еще какие-нибудь вопросы? А то вода в вашем аквариуме становится теплой, и нечем дышать. Я бы хотел вернуться в море.
Доктор: Последний вопрос, пожалуйста. Когда Христофор Колумб в 1492 году пересекал Атлантический океан, он выбросил за борт два экземпляра своих дневников, законопаченных в бочки. Одну из них так и не нашли. Должно быть, она утонула. Мне бы хотелось найти эту копию для своей библиотеки. Не знаете ли вы, где она может быть?
Фиджит: Знаю. Это тоже на дне Глубокой Дыры. Течения отнесли бочку к северу, и ее затянуло в Глубокую Дыру. Будь это в любой другой части океана, я бы с радостью достал вам дневник, но только не из Глубокой Дыры.
Доктор: Ну что ж, вот и все, пожалуй. Страшно не хочется отпускать вас в море, потому что, как только вы уплывете, у меня возникнет множество новых вопросов. Но надо держать слово. Не хотите ли чего-нибудь перед отплытием? Может быть, желаете подкрепиться?
Фиджит: Нет, спасибо, мне нужно спешить. Все, что мне действительно нужно, так это свежая морская вода.
Доктор: Бесконечно признателен вам за все, что вы мне рассказали. Вы проявили столько терпения и очень мне помогли.
Фиджит: Не стоит благодарности. Я был рад помочь великому Джону Дулитлу. Вы, наверное, знаете, что пользуетесь большой известностью среди высших классов рыб. Прощайте, и удачи вам и вашему кораблю, пусть исполнятся все ваши планы.
Доктор поднес аквариум к люку, открыл его и выплеснул содержимое в воду.
- Прощайте, - пробормотал он вслед легкому всплеску воды.
Я уронил на стол карандаш и откинулся на стуле. Мои пальцы так напряглись, пока я писал, что мне казалось, они вряд ли когда-нибудь распрямятся. Но я-то по крайней мере спал ночью. Доктор же был таким усталым, что еле донес аквариум до стола и прямо-таки упал на стул, глаза его тут же сами закрылись, и он заснул.
Тут в дверь сердито поскреблась Полинезия. Я встал и впустил ее.
- Хорошенькое дельце! - расшумелась она. - Что это за корабль такой! Этот темнокожий завалился спать прямо у штурвала, Доктор вовсю храпит здесь, а ты что-то калякаешь в тетрадке! Вы что думаете, корабль сам доплывет до Бразилии? Нас несет по морю, словно пустую бутылку, и мы уже на неделю отстаем от расписания. Что с вами всеми случилось?
Она так волновалась, что ее голос срывался на визг. Но Доктора этим было не разбудить. Я убрал тетрадь и поднялся на палубу, чтобы встать к штурвалу.
ПОГОДА ПОРТИТСЯ
Вернув "Кроншнеп" на заданный курс, я обнаружил странную вещь: попутный ветер сильно ослаб. Поначалу мы не особенно беспокоились, надеясь, что он снова наполнит наши паруса, однако прошел день, два, неделя, десять дней, а ветер не усиливался. "Кроншнеп" тащился с черепашьей скоростью.
Я заметил, что Доктор обеспокоен. Он все время доставал свой секстант (инструмент, определяющий географическое положение корабля) и делал какие-то расчеты, сверяясь с картой и измеряя по ней расстояния. И по сто раз в день вглядывался в морскую даль при помощи подзорной трубы.
- Доктор, - обратился я к нему, когда он бормотал себе под нос что-то о туманном виде небосвода, - разве так уж страшно, если мы немного задержимся в пути? У нас достаточно еды на борту, и малиновая райская птичка наверняка догадается, что нас задержали непредвиденные обстоятельства.
- Да, может быть и так, - задумчиво ответил Доктор. - Но мне не хотелось бы заставлять ее ждать. В это время года она обычно отправляется в Перуанские горы для поправки здоровья. Да и обещанная хорошая погода может кончиться со дня на день. Если бы мы шли с хорошей скоростью, я был бы спокоен, но мы плетемся еле-еле. А вот и ветер подул, не очень сильный, правда, но, возможно, он усилится.
Легкий северо-восточный бриз овладел снастями нашего корабля, и мы радостно заулыбались, с надеждой глядя на кренящуюся мачту "Кроншнепа".
- Нам осталось пройти до берегов Бразилии каких-нибудь сто пятьдесят миль, - сказал Доктор, - если ровный сильный ветер будет дуть целый день, то скоро мы увидим землю.
Однако внезапно ветер изменился, нас разворачивало то к востоку, то к северу. Ветер налетал сильными порывами, словно никак не мог решить, в какую же сторону ему дуть. Я не отходил от штурвала, стараясь удержать "Кроншнеп" на правильном курсе.
Полинезия, сидевшая на верху мачты и наблюдавшая за проходящими кораблями, возвестила:
- Будет шторм! Порывистый ветер - плохая примета. Смотрите, там на востоке черная полоса на горизонте. Будь я проклята, если это не шторм! Уж если задуют здесь ветры, то держись, паруса сорвут и превратят в клочья, что твою бумагу. Возьмите штурвал, Доктор: если действительно будет шторм, здесь нужна твердая рука. Я разбужу Бампо и Чи-Чи. Ох, и не нравится мне все это. Лучше бы нам заранее спустить паруса, пока ветер не разыгрался.
И действительно, небо стремительно принимало угрожающий вид. Черная полоска на востоке все сгущалась и увеличивалась, неминуемо приближаясь к нам. По всему морю шел низкий рокочущий гул. А вода, еще за несколько часов до того голубая и приветливая, превратилась в страшную серую пучину. По стремительно темнеющему небу неслись стаи облаков, словно взлохмаченные ведьмы, убегающие от бури.
Должен признаться, я был напуган. Ведь до этого мне приходилось иметь дело лишь с миролюбиво настроенным морем: порой тихим и даже ленивым, порой хохочущим, беззаботным и отчаянным, а порой задумчивым и поэтичным, когда лунный свет серебрил морскую гладь, а огромные снежные облака плыли подобно сказочным замкам в ночном небе. И поэтому до сей поры я и представить себе не мог, что такое разбушевавшееся море.
Когда шторм наконец разразился, нас сразу же сильно накренило, словно какой-то невидимый великан дал бедняге "Кроншнепу" пощечину. После этого события стали разворачиваться столь стремительно, а ветер дул так немилосердно, что мы едва могли переводить дыхание. Огромные волны накрывали корабль, гул и рокот заглушали все другие звуки, и, по правде сказать, я так и не понял, как же все-таки произошло наше кораблекрушение.
Я помню, что мы пытались снять и сложить на палубе паруса, но сильный порыв ветра выхватил Их у нас из рук и вышвырнул за борт, словно воздушные шарики, а с ними едва не выпала за борт Чи-Чи. И еще я смутно помню, что Полинезия кричала откуда-то сверху, что нужно задраить люки. Несмотря на то, что паруса были спущены, мы с дикой скоростью мчались в южном направлении. Время от времени откуда-то из-под днища корабля возникали огромные страшные серо-черные волны, подобные ночным чудищам. Они обрушивались на нас с такой силой, что бедный "Кроншнеп" приостанавливался и уходил под воду, напоминая задыхающуюся тонущую свинку.
И когда я ползком пробирался к штурвалу, цепляясь руками и ногами за поручни, прилипнув к ним, словно пиявка, чтобы меня не смыло за борт, одна из этих ужасных волн подхватила меня и протащила по палубе. Со всей силой я ударился головой о дверь и потерял сознание.
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Когда я пришел в себя, в голове у меня был туман. Море успокоилось, небо очистилось. Я было подумал, что задремал на солнышке на палубе "Кроншнепа". И боясь, что проспал свою вахту у штурвала, хотел вскочить на ноги. Но тут же выяснилось, что это невозможно. Я был привязан к чему-то за локти. Попытавшись повернуться, я обнаружил, что это обломок мачты. И тут я понял, что нахожусь не на корабле, а лишь на том, что от него осталось. Меня охватил ужас. Сколько я ни напрягал глаза, кругом, куда ни кинь взгляд, была вода - ни полоски суши, ни корабля вдали. Я был совершенно один в океане.
Наконец мало-помалу моя разбитая голова начала вспоминать, что произошло: как разыгрался шторм, как смыло паруса за борт, и как потом огромная волна ударила меня со всей силой о дверь. Но что стало с Доктором и всеми остальными? И что это за день - завтра или, послезавтра? И почему я сижу на обломках корабля?
С трудом протиснув руку в карман, я вытащил оттуда перочинный ножик и разрезал веревки. Это напоминало мне историю, однажды рассказанную Джоном Дулитлом про капитана, привязавшего своего сына к мачте, чтобы того не смыло в воду. Видимо, Доктор поступил так же со мной.
Но где же он сам?
И ту т мне в голову пришла страшная мысль, что Доктор и все наши друзья утонули. Ведь никаких других обломков корабля поблизости не было. Я поднялся на ноги и осмотрелся. Ничего вокруг, только небо и вода!
В этот момент я заметил маленькое темное пятнышко вдалеке над волнами. Это оказался буревестник. Я пытался заговорить с ним, когда он подлетел поближе, но, к сожалению, я еще не так хорошо знал язык морских птиц, чтобы привлечь к себе его внимание и тем более объяснить, чего хочу.
Он дважды спланировал надо мною, даже не взмахнув крылом. И я поймал себя на том, что, невзирая на охватившее меня отчаяние, мне страшно интересно, где же эта птица провела вчерашнюю ночь и как она смогла пережить бурю. Ведь с этим буревестником, фактически крошечным комочком перьев, куда меньшим и более слабым, чем я, разбушевавшееся море могло расправиться безо всякого труда.
Но в ответ на мой невысказанный вопрос птица лишь лениво покачивала крылом. Вот уж кого можно было назвать бывалым моряком. Ведь море было ее пристанищем и в ясный солнечный день, и в бурю.
Покружив надо мною, как я предположил, в поисках пищи, буревестник улетел в том же направлении, откуда и появился. Больше я его не видел.
Я почувствовал, что голоден и что мне хочется пить. В голову лезли всякие грустные мысли, какие обычно появляются, когда человек находится в одиночестве и не имеет возможности позавтракать. Что станет со мной, если Доктор и все утонули? Я умру от голода и жажды. Тут солнце зашло за облако, и мне стало холодно. Сколько же миль отделяет меня от суши? А что, если разразится новая буря и смоет меня с этих несчастных обломков?
Мне становилось все тоскливее и тоскливее, и вдруг я вспомнил слова Полинезии: "С Доктором ты в безопасности, - говорила она, - он всегда добирается до места. Помни это".
Мне наверняка не было бы так страшно, если бы Доктор был рядом. Но от безысходного одиночества невыносимо хотелось плакать. Но ведь и буревестник был один. Что же, я маленький ребенок, что ли, - уговаривал я самого себя, - чтобы рыдать из-за какого-то там одиночества. В данный момент, по крайней мере я в полной безопасности. Джон Дулитл наверняка бы не испугался, окажись он в моем положении. Наоборот, он только радовался, когда совершал открытия, находил какого-нибудь нового жука или еще что-нибудь в этом роде. И если Полинезия говорила правду, то Доктор никак не мог утонуть, и все в конце концов образуется.
Я выпрямил спину, застегнулся на все пуговицы и начал расхаживать взад-вперед по своему плотику, чтобы согреться. Буду как Джон Дулитл и не стану плакать, но и радоваться тоже пока рановато.
Сколько времени я так ходил, не знаю. Видимо, довольно долго, поскольку больше мне нечего было делать. Наконец я устал и прилег отдохнуть. Несмотря на все мои горести, я заснул.
Когда я открыл глаза, в безоблачном небе сияли звезды. Море все еще было спокойно, и мой плотик бодро покачивался на волнах. Но все мое мужество оставило меня, когда, глядя в звездную ночную даль, я ощутил дикий приступ голода и жажды.
- Ты не спишь? - услышал я вдруг серебряный голосок у своего локтя.
Я подскочил, словно кто-то ткнул меня булавкой. На самом краешке плота, поблескивая своим восхитительным золотым хвостом, сидела Миранда, малиновая райская птичка!
Никогда в жизни я никому не был так рад. Я чуть не свалился в воду, бросившись обнимать ее.
- Мне не хотелось будить тебя, - проговорила она, - ты ведь устал после всего, что с тобой приключилось. Не сжимай меня так сильно, мальчик, я же не чучело утки!
- Миранда, милая Миранда, - ликовал я, - как же я рад тебя видеть! Но скажи мне, где Доктор? Жив ли он?
- Конечно, жив, я уверена, что он будет жить вечно. Он в сорока милях к западу отсюда.
- А что он там делает?
- Сидит на второй половине "Кроншнепа" и бреется, или по крайней мере брился, когда я улетала оттуда.
- Боже, хвала небесам, он жив! - кричал я. - А Бампо, а наши звери? Они в порядке?
- Да, они все с ним. Во время шторма ваш корабль разнесло на две части. Доктор привязал тебя к мачте, когда обнаружил, что ты без сознания. И та часть, на которой находился ты, оторвалась и уплыла. Что это была за буря! Надо было родиться чайкой или альбатросом, чтобы перенести такую непогоду. Я уже три недели ждала Доктора, все высматривала корабль с вершины скалы, но прошлой ночью мне пришлось укрыться в пещере, чтобы ветром не вырвало перья из хвоста. Как только я обнаружила Доктора, он тут же велел мне отыскать тебя.
- А как же мне добраться до Доктора, Миранда? У меня ведь нет весел.
- Добраться до Доктора? Да ты уже двигаешься в его сторону, посмотри внимательно.
Я обернулся. Луна как раз вставала из-за моря. И я отчетливо видел, что мой плот движется, но так плавно, что я этого практически не чувствовал.
- А кто же двигает плот? - поинтересовался я.
- Дельфины, - ответила Миранда.
Я подошел к краю плота и, наклонившись над водой, смог различить огромные темные фигуры дельфинов. Их гладкая кожа блестела в лунном свете, а своими носами они осторожно толкали плот.
- Это старые приятели Джона Дулитла, - сказала Миранда, - они для Доктора готовы на все. Мы скоро прибудем на место. Видишь, там невдалеке что-то темное, нет, нет, смотри правее - видишь, темная фигура на фоне неба, а вот нас заметила Чи-Чи, она машет рукой, неужели ты не видишь?
Я ничего не мог разглядеть, потому что мои глаза не были такими зоркими, как у Миранды.
Но тут я услышал, как откуда-то издалека доносится пение Бампо - он орал комические африканские куплеты во всю мощь своей глотки. И мало-помалу, напряженно вглядываясь в этом направлении, я наконец сумел различить обломки нашего бедного "Кроншнепа", держащиеся на плаву.
Мне навстречу раздалось громогласное "ура!". Я тоже кричал в ответ, и так мы перекрикивались в ночном морском просторе, пока обе половины нашего доблестного корабля не соединились наконец в единое целое.