Несколько секунд мальчик продолжал неподвижно лежать. Ему казалось, что руки и ноги его стали такими тяжелыми, словно были сделаны из глины. Потом их начало покалывать… Клеон с трудом приподнялся и, сидя на свернутом канате, смотрел, как освобождают от пут лапы Льва.
- А ремень с морды собаки сними сам, - обратился к нему Церулей. - Если будешь мне предан, я сделаю твою жизнь счастливой, - продолжал он, в то время как Клеон коснулся рукой ноздрей Льва. - Но если ты или твоя собака замыслите против меня что-нибудь злое… - пират сделал свирепую гримасу, - лучше бы вам тогда и на свет не родиться! - Довольный произведенным впечатлением, он захохотал.
Мальчик со страхом глядел на него: уж не умеет ли он читать чужие мысли?.. Пожалуй, до поры до времени лучше подчиниться. Раз их со Львом не собираются везти на Делос или в какое-нибудь другое место, где продают людей, он готов остаться на пиратском корабле. И, может быть, если он будет хорошо служить, пираты помогут ему отомстить Дракилу.
"Если бы Лев загрыз Дракила, все равно я ушел бы в горы к беглым рабам, - думал Клеон, распуская ремни на морде собаки. - Тогда бы все равно мне домой не вернуться".
Освобожденный Лев лизнул руку мальчика и зарычал, готовясь начать битву с обступившими их врагами.
- Спокойно! - Клеон опустил руку на голову собаки.
Лев пошевелил хвостом, но продолжал глухо рычать: не так-то легко успокоиться, когда слышишь запах обидчиков, с которыми только что дрался.
- Тихо! - прикрикнул на него Клеон и подвел собаку к Церулею: - Поздоровайся, это друг!
Лев понял, что хозяин им недоволен. Всем видом своим как бы говоря: "Раз мне приказывают быть вежливым, пожалуйста", он вытянул в знак приветствия лапу перед Церулеем.
Пират хлопнул себя по бедрам:
- Понимает! Он понимает человеческую речь! Клянусь палицей Геракла, убью каждого, кто вздумает этого пса ударить! А ты, мальчик, сделай так, чтобы он меня полюбил, и вот увидишь, как я тебя вознагражу.
- А ты нас не обижай, - сказал Клеон, - тогда Лев тебя полюбит.
Между тем Лев обнюхивал команду миопароны. Дойдя до Гликона, он оскалил клыки и зарычал. Гликон побледнел, но стоял не двигаясь. Церулей насмешливо наблюдал за ним.
- Если я прикажу мальчику натравить на тебя собаку, Гликон… - начал он.
- То я прикончу ее, Церулей, - договорил Гликон, показывая кривой нож, неизвестно откуда появившийся в его руке.
- Я пошутил, а ты уж подумал, что пришла твоя смерть? - ухмыльнулся Церулей, довольный, что напугал своего помощника.
- Я тоже пошутил, - отозвался Гликон, не спуская глаз с собаки, которая все еще продолжала его обнюхивать.
Матросы, бывшие с Гликоном на берегу, внезапно вспомнили, что у них есть дела, и с озабоченным видом разошлись.
- Ну, позови своего пса, мальчик! Храбрость Гликона достаточно испытана… Пойдем, старик, сыграем в кости. Эй, Филипп!.. Пришли нам вина и фиников с этим мальчиком!
На зов появился толстый пират с отвислым животом и бородавкой на носу. Кожа его так лоснилась жиром, словно его, наткнув на вертел, только что поворачивали над огнем. Левой рукой он прижимал к себе мех с вином, в правой нес корзиночку с финиками. Ставя ее перед Церулеем, он укоризненно покачал головой:
- Где это видано, чтобы мальчишек и собак посылали в кладовую?.. Этак и без провизии недолго остаться. - Порывшись в финиках, он извлек из-под них две чашки и, развязав мех, налил пиратам вина.
- Убирайся! - махнул рукой Церулей. - Прислуживать нам будет мальчишка.
Фидипп, ворча, удалился. А Клеон и Лев по приказанию рыжего пирата уселись у его ног.
Церулей и Гликон расположились на носу корабля, под навесом. Сидя друг против друга на ковре и прислонясь спинами к каменным якорям, они потягивали вино и поочередно выбрасывали кости из резного золотого стаканчика, каждый раз сильно его встряхивая, чтобы кости перемешались. Отсюда была видна почти вся палуба, вплоть до большого паруса, и Клеон с интересом следил, как ловко бегали матросы между наваленными повсюду канатами, запасными парусами и лестницами, ничего не задевая и не спотыкаясь даже о багры, лежавшие вдоль бортов. Вздувшийся большой парус стоял почти поперек палубы, закрывая от Клеона корму и кормчего.
Дул ровный береговой ветер.
Но едва корабль, миновав Мессану и Пилорский мыс, вышел в Тирренское море, вихрь, примчавшийся от берегов Африки, рванул парус. Судно легло на бок. Грести стало невозможно. Пираты суетились на палубе. Для защиты от волн на бортах подняли полосы непромокаемой ткани. Гликон бросился на помощь кормчему. Широко расставив ноги и наклонив голову, словно бык, приготовившийся к битве, Церулей отдавал приказания. Желая использовать силу ветра, он не спустил мачту, как обычно делали во время боя или бури. Он только распорядился закрутить нижнее полотнище паруса на рею, чтобы корабль не так сильно кренило.
День потемнел. Море позеленело. Миопарона легла на бок. Лев рычал на волны и беспомощно скользил по накренившейся палубе вслед за канатами, лестницами и крючьями, перекатывавшимися от одного борта к другому.
Глава 4. Буря
Клеон схватил одной рукой Льва за ошейник, а другой уцепился за столбик, поддерживавший какой-то навес. Но в следующую минуту миопарона встала на дыбы, рука Клеона от толчка разжалась, мальчик и собака покатились под ноги Гликону.
- Убирайтесь под палубу, если не умеете держаться на ногах! - заорал Гликон, отшвыривая Клеона.
Лев метнулся к обидчику, и… зубы его щелкнули в воздухе: миопарона ткнулась носом в волны, и, вместо того чтобы вцепиться в ногу Гликона, изумленный пес отлетел в сторону.
На этот раз Клеону и Льву удалось задержаться возле мачты. Решив, что центр судна - самое безопасное место, Клеон сдернул с себя пояс и, пропустив один конец его под ошейник Льва, другой закрепил на мачте узлом, которому научили его рыбаки: в случае опасности узел этот можно было развязать одним рывком. От нового толчка Клеон чуть не упал и, обхватив мачту обеими руками, прижался к ней. На палубе все металось, звенело, стучало… Над их головами вздувался парус. Когда ветер на мгновение утихал, было слышно, как он хлопает. И Лев, думая, что парус им угрожает, лаял на него.
Со всех сторон вздымались мутно-зеленые горы воды. С неба свисали черно-синие тучи. Казалось, что волны и тучи вот-вот сольются и раздавят корабль…
Но легкая миопарона задирала нос и, скрипя и охая, лезла на водяную гору. Достигнув вершины, она подбрасывала зад, как норовистая лошадь, и стремительно летела вниз. Канат, который удерживал лодку, лопнул, и она затонула.
Скрипели снасти. Выл ветер. Грохотало море. За воем и громом не слышно было приказаний Церулея, и матросы больше по догадке то натягивали, то отпускали канаты паруса.
Клеон чувствовал зависть к этим людям. Пусть рвущиеся из рук снасти обдирают в кровь их ладони - они не замечают боли, не чувствуют страха, они думают только о спасении судна. А Клеону так страшно стоять, ничего не делая! Впервые в жизни он понял, как тяжело в минуты общей опасности оставаться праздным.
Чтобы побороть страх, надо было что-то делать, и Клеон обратился с мольбой к богам:
"Боги бессмертные! Простите меня за то, что я упрекал вас в жадности. Мало ли что сболтнет язык… Неужели из-за моих глупых слов погибнет столько людей?.. И Лев?! Разве его преданность не заслуживает награды?.. О Посейдон, владыка морей, выведи нас из пучины! За это я принесу тебе в жертву свою первую бороду. Пусть поразит меня Зевс Громовержец, если я тебя обману!"
Некоторое время корабль продолжал идти на северо-запад. Улучив минуту, когда ветер несколько стих, кормчий взмахом руки указал на восток, и Церулей выкрикнул какое-то приказание. Матросы начали поспешно отпускать якорные канаты. Кормчий и Гликон налегли на кормила. Жилы на их лбах вздулись. Одно кормило с треском сломалось. Паруса бешено захлопали. Лев захлебнулся лаем. Судно со стоном повалилось на бок. Сейчас оно перевернется!.. Клеон схватил конец пояса, чтобы освободить Льва, если придется броситься в воду. Но миопарона уже успела повернуться и медленно выпрямлялась. Ветер насел на корму. Парус выпятился вперед…
Миопарона полетела к италийским берегам.
Клеон слышал много рассказов о кораблекрушениях в Тирренском море. Он вырос на побережье, среди рыбаков, и понимал, что в эту бурю их спасал только узкий корпус миопароны, нырявшей в волнах словно дельфин. Но все же невозможно было следить без страха за тем, как стремительно приближается берег. А когда Клеон заметил, что кормчий и Церулей ведут корабль прямо на скалы, он сжался от ужаса и зажмурился. Неужели они надеются, что высокая волна поднимет судно и посадит его в какую-нибудь расселину?.. А вдруг его всем корпусом швырнет о камни?!
Волна подняла миопарону и понесла вперед. Навстречу ей набежала другая волна, уже разбившаяся о скалы. Они столкнулись. Судно подпрыгнуло и затрещало. Клеона обдало пеной. Пена клокотала вокруг, словно море под миопароной кипело.
Над головой мальчика метались клочья паруса. Лопнул один из канатов, удерживавших мачту, и, словно змея, извивался в воздухе. Матросы бросились травить шкоты. Клеон дернул закрепленный на мачте конец пояса и отскочил в сторону, увлекая за собой Льва. Тяжелая рея с остатками паруса рухнула на палубу, чуть не задев их.
Клеон связал поясом себя и Льва, но броситься в бурное море не решался, все еще надеясь на спасение.
Закрыв глаза, он громко выкрикнул свой обет Посейдону, на случай, если бог моря не расслышал его в первый раз.
Глава 5. Спасены!
Новая волна, набежав с моря, подхватила миопарону и бросила ее вперед. Кормчий с помощью Гликона перевел кормило. Судно слегка повернулось и, скользнув между скалами, очутилось в маленькой природной бухточке.
- Бросай якоря! Живо! - заорал Церулей.
Его голос еще не смолк, а матросы уже столкнули за борт два очень тяжелых якоря. В ту же минуту в каморках под палубой другие матросы стали быстро вертеть два ворота, разматывая якорные канаты. Миопарона взвилась, как конь, схваченный на всем скаку за узду. Корму занесло вбок. Якорные канаты напружились, но удержали корабль в нескольких десятках локтей от острых прибрежных камней.
Вода вокруг тяжело колыхалась, но волн не было. Буря осталась по ту сторону скал, окружающих бухточку.
Матросы, весело перекликаясь, убирали паруса.
"Спасены!" - понял Клеон. Опустившись на мокрую палубу, он обнял Льва и прошептал ему на ухо:
- Посейдон услышал наши молитвы.
Лев лизнул щеку мальчика.
- Ну-ка, пропусти! Расселся на дороге! - раздался над ним сердитый окрик Гликона.
Клеон быстро вскочил.
Церулей и Гликон осматривали судно.
- Большой парус погиб, кормило сломано, - подсчитывал Церулей, - крючья, канаты, лестницы смыты волнами…
- И лодка потеряна, - напомнил Гликон.
- Да, и лодка… Буря налетела так внезапно, что не успели ее втащить.
- Ну, не очень-то внезапно. Я ждал бури с самого утра, с той минуты, как увидел, что ты подстригаешь бороду.
Услышав слова Гликона, Клеон ахнул: вот, оказывается, кто виновен в том, что они чуть не погибли! Мальчик не раз слышал от рыбаков, что, находясь на корабле, нельзя, если море спокойно, стричь волосы или ногти: это жертва, к которой прибегают только в последней крайности, когда кораблю грозит гибель. Но, если боги заметят, что их напрасно потревожили, они сердятся и насылают бурю, чтобы уничтожить дерзкого и всех его спутников.
Церулей метнул на Гликона злобный взгляд.
- Чшшш! - прошептал он, поведя бровью на стоящих поблизости пиратов.
Гликон понимающе подмигнул и, как бы оправдывая Церулея, громко сказал:
- Впрочем, кто же теперь думает об этих баснях! Это только наши невежественные предки верили, будто можно вызвать бурю, если стричь в тихую погоду волосы…
Церулей свирепо скрипнул зубами. Гликон, чувствуя, что зашел слишком далеко, торопливо добавил:
- Глупый предрассудок!
Матросы прислушивались к их разговору, и Церулей громко, чтобы все слышали, объявил:
- За убытки, причиненные бурей, заплатит римлянин, отец нашей пленницы. Мы повысим цену выкупа, и все. Каждый получит вдвое больше, чем предполагал, а кормчий - вчетверо…
- Слава щедрому Церулею!.. Слава! - закричали пираты, и нимфа Эхо отозвалась на их крик в прибрежных скалах.
Гликон, кивая на берег, льстиво пробормотал:
- Твою щедрость, о Церулей, славословят даже бессмертные!
Рыжий предводитель пиратов насмешливо покосился на старика:
- Мне все идет на пользу, даже злые умыслы… Довольно орать! - оборвал он матросов. - Эй, Приск, спустись-ка вниз, посмотри, что там делается!
С помощью одного из пиратов Приск отодвинул задвижки и поднял крышку люка. Из черной глубины его послышались хриплые стоны. Там, внизу, вспомнил Клеон, заперты рабы-гребцы. Как, должно быть, швыряло этих людей в темноте, когда корабль прыгал и нырял среди волн!
Приск, став на колени, опустил голову в люк.
- Эй-эй!.. Как вы там - живы? - крикнул он и, повернувшись к Церулею, с гримасой сказал: - Настоящая клоака!
- Еще бы!.. В такую бурю просидеть взаперти целый день! - покачал головой матрос, помогавший Приску.
- Их, верно, трясло там, как игральные кости в коробке, - засмеялся Гликон.
- Тащите их скорее наверх да кормите! - приказал Церулей. - Надо восстановить их силы. Они понадобятся нам завтра при починке корабля. Сними с них цепи! - Он перебросил Приску ключ от цепей.
Приск принес откуда-то канат и, обвязав его вокруг мачты, опустил конец в люк. Церулей и Гликон направились к корме. Заметив Клеона, Церулей поманил его к себе:
- Поди к Фидиппу, я уже посылал тебя к нему сегодня. Принеси нам чего-нибудь поесть… Хоть оливок, что ли… Да пусть он пришлет того италийского вина, что мы сняли с купеческого корабля!
Клеон сделал несколько шагов и остановился, не зная, куда идти, и не смея напомнить Церулею, что утром он не успел дойти до каморки повара. К счастью, Фидипп сам появился на палубе, такой же лоснящийся жиром, как утром, и так же прижимая к себе одной рукой мех с вином, а в другой неся корзиночку, на этот раз наполненную оливками, крутыми яйцами, пшеничными лепешками и кусками окорока.
Сидя под изодранным бурей навесом, кормчий с аппетитом принялся уплетать маринованные оливки, запивая их альбанским вином. Опускаясь возле него на палубу, Церулей сказал:
- Привет и благодарность! Сегодня твое искусство и знание здешних берегов спасли нас. Теперь надо подумать о починке миопароны. - Он заглянул в корзиночку Фидиппа: - Что там у тебя?.. Несколько кусков ветчины? Да я один мог бы съесть целого кабана, клянусь Гераклом! Давай сюда все, что у тебя есть, и беги еще за припасами.
Все накинулись на еду. С набитыми ртами они обсуждали, как быстрее привести миопарону в порядок. На Клеона и Льва никто не обращал внимания и никто не поглядел в сторону полумертвых рабов, которых Приск и другие матросы втащили на палубу. У Клеона сводило челюсти от голода. Лев чинно сидел возле хозяина, и только длинная струя слюны, свисавшая из угла рта, выдавала его томление. "Если я буду молчать, - подумал Клеон, - мы со Львом умрем от голода, и этого даже никто не заметит".
- Я хочу есть, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Я хочу есть. И Лев тоже.
- Мальчик и собака голодны! - воскликнул Церулей. - Эй, Фидипп! Немедленно дать мяса и оливок мальчику и собаке. Да вина им обоим! Такой умный пес, наверное, лакает вино! - Довольный своей шуткой, Церулей захохотал.
Пираты, отдыхавшие на палубе, подхватили его смех. Развалясь на не обсохших еще досках, они ели и пили, радуясь отдыху. Фидипп обносил их вином, холодным вареным мясом и маринадом.
Церулей поднялся и с усмешкой оглядел палубу:
- Хо-хо!.. Можно подумать, что ужинаешь у какого-нибудь богача в Риме. Клянусь богами! Не хватает только флейтисток и венков. - Он широко обвел рукой вокруг: - Тут и пирующие и трупы гладиаторов…
Клеон, набивший рот мясом, поперхнулся от этой шутки. Церулей весело подмигнул ему:
- Говорят, аппетит римлян возрастает, если кровь брызжет на их кушанья.
- Ну, ну, это сказки, - сказал кормчий, ласково глядя на побледневшего мальчика. - Не слушай его. Никто в триклиниях не устраивает сражений. Это он просто так говорит… чтобы попугать тебя.
- А-а, - протянул Церулей, - в триклиниях не сражаются! Так если он плохо будет служить мне, я отдам его в школу гладиаторов. Тогда уж, хочешь не хочешь, а придется тебе сражаться и убивать на арене своих лучших друзей!.. Смотрите-ка, позеленел, словно незрелая оливка! - Церулей щелкнул Клеона по лбу и захохотал.
Его смеху вторил Гликон, пираты, лежавшие поблизости, и даже кормчий. Испуг пастушонка, вообразившего, что он может стать гладиатором, казался всём крайне забавным.
- Следуй за мной, как тень, и я, может быть, помилую тебя! - важно сказал Церулей.
Он направился к Приску и его помощникам, хлопотавшим возле обессиленных гребцов. Клеон и Лев, оставив еду, поплелись за ним.
Один из пиратов, приподняв голову невольника, раскрыл ему рот, и Приск, словно в подставленную чашу, влил в него немного вина. Гребец судорожно глотнул и через несколько секунд открыл мутные глаза.
- Это альбанское и мертвого оживит, - заметил Церулей, когда последний из гребцов зашевелился. - Теперь накормите их, и пусть уснут. Завтра чуть свет поднимите их!
- А с этими что делать? - Приск указал на двух невольников, лежавших в стороне. - Этот сидел последним в ряду и не успел поднять весло, когда началась буря. Ему раздавило грудь рукояткой. А другой, не знаю уж как, сломал руку.
- Зачем же на них тратили вино? - недовольно сказал Церулей. - Надо было сразу бросить их за борт. Какой нам прок в калеках? - Не глядя на раненых, он пошел дальше.
Деловитая жестокость Церулея потрясла Клеона. Не в силах двинуться с места, он растерянно смотрел вслед предводителю пиратов.