- Ничего, - ответила Амальфея Никитишна и отодвинулась.
Графу Раулю подали табурет, он сел и поднял ноги, вытянул их вперёд - обувайте меня. Оруженосцы, тащившие кольчужные чулки со штанами, стали с двух сторон, кряхтя натянули чулки, обули графа и крест-накрест обвили ему икры кожаными ремнями, чтобы чулки своей тяжестью не свалились бы, с ног бы не спадали.
- Уфф! - сказали они и, поддерживая графа под мышки, помогли ему подняться с табурета.
- Уфф! - сказал граф Рауль и встал на ноги.
Амальфея Никитишна снова шепнула княжне:
- Эти кольчуги на наших русских богатырей кованы. А у него ножки тонки - подогнутся.
- Ничего не тонки! - сердито ответила Анна Ярославна. - А очень даже красивые.
Тут подали графу длинную, ниже колен, кольчужную рубаху. Надели на него рубаху, он покачнулся, но устоял.
Третий оруженосец принёс кованый, похожий на воронку, шлем с кольчужной сеткой, скрывавшей лицо, - такой шлем надеть, как бы все кости не размозжил: уж так тяжёл. Однако же, чтобы не больно давил, прикрыли графу макушку войлочной шапочкой, а уж шлем на неё нахлобучили.
Стоит граф Рауль, руки раздвинул, пальцы растопырил. Натянули ему на руки кольчужные перчатки. В одну руку вложили меч, на другую повесили щит. Треугольный щит закрыл графа от плеча до плеча. Стоит граф Рауль, будто железная башня, с ног до головы неуязвимый, готовый к поединку.
Но Пертинаксу никак не могли подобрать кольчугу по росту, и оруженосцы воскликнули:
- Оружейники не куют броню для детей!
- И не надо! - сказал Пертинакс. - Так мне будет легче. Моя правота - моя защита.
И вот граф Рауль медленно сдвинулся с места, ступая тяжело, будто целиком выкованный из железа истукан, и каждый его шаг грозным грохотом отдавался на каменных плитах, так что казалось, пол не выдержит и прогнётся ГО тяжкой поступью. Он всё приближался и приближался к Пертинаксу, размахивая мечом и описывая им в воздухе сверкающие, свистящие круги.
Но меч Пертинакса был ему так тяжёл, что не только не мог он им взмахнуть, но принуждён был держать его обеими руками и ещё придерживать конец рукоятки под мышкой, так что остриё меча торчало, будто копьё или рог единорога.
Тяжесть меча влекла его вперёд, и, чтобы не упасть, он побежал и бежал всё быстрей и быстрей и вдруг, налетев с разбегу, ткнулся мечом прямо в грудь графа. Oт неожиданного толчка тот покачнулся, не удержался и упал на спину. А так как кольчуга была ужасно тяжёлая, он не мог подняться и только задирал вверх то одну, то другую ногу и опять с грохотом ронял её на пол.
- Ах! - закричали все дамы и от неожиданности чуть не попадали со своих табуретов.
- Ах! - воскликнула Анна Ярославна и так быстро вскочила, что запуталась в своём шлейфе.
- Ага! - сказала Амальфея Никитишна и распутала её.
Тут судья поднялся и заявил:
- Поединок доказал, где правда и где ложь. Анике из Киева не виновна!
Все захлопали в ладоши, и Анна Ярославна со своими дамами сбежала вниз с галереи, кинулась на шею Аниске и закричала:
- Ах, я так рада, так рада, что тебя не казнят. Теперь ты останешься со мной, и когда я буду выходить замуж за короля, я выдам тебя за Пертинакса, То-то будет весело!
- Благодарю вас за милость, принцесса, - сказала Аниска и отодвинулась. - Только я отказываюсь от этой чести.
- Ты что, дуешься на меня? - с удивлением спросила Анна Ярославна.
- Ничего я не дуюсь. А только ты обещала навеки меня не забывать, а полгода не прошло, и ты от меня отказалась. Если бы не храбрый Пертинакс, меня бы уже везли в мусорной тележке, а парижане кидались бы каменьями и грязью. Нет уж, я вернусь в Киев к моему отцу и семи братикам.
- Ах, пожалуйста, очень мне нужна твоя дружба! - сказала Анна Ярославна. - У меня и без тебя друзей хватит. Можешь хоть сейчас уходить, я тебя не держу, нищая оборвашка! Посмотрю я, как ты одна доберёшься до Киева!
- И вовсе не одна, - вдруг заговорила Амальфея Никитишна. - Мне тоже здесь совсем не нравится. Ишь какие здесь все расфуфыренные графини и свои немытые носы передо мной задирают. А я тебя с пелёнок баюкала и нянчила, ночей недосыпала и к такому неуважению непривычная. Уж больно ты старыми друзьями кидаешься, так скоро и меня улицу выкинешь. А я этого дожидаться не намерен!
- Амальфея Никитишна! - воскликнула Анна Ярославна. - Да за что ты на меня взъелась? Я же тебя люблю.
- Не велика цена твоей любви, больно ненадёжна, - сказала Амальфея Никитишна. - Так что прикажи, моя ясынька, пусть мне дадут носилки и тёплые покрывала, чтобы мы не замёрзли дорогой, и слуг, чтобы заботились о ни защищали, и лошадей, чтобы довезти до места. А если ты не сделаешь, я всё равно уеду в Киев и там пожалуюсь твоему батюшке великому князю Ярославу Владимировичу, какая ты заноза выросла. И не сомневайся - у князя большая власть и длинная рука, - он тебя и здесь достанет.
- Нечего грозиться! - сказала Анна Ярославна. - Бери, что тебе нужно, и убирайся. Я вас всех терпеть не могу!
И с громким плачем она выбежала из залы, и все наперегонки за ней. Амальфея Никитишна пошла распорядиться, чтобы всё приготовили к отъезду. И в пустой зале остались только Аниска и Пертинакс.
- Прощай, Анике, - сказал Пертинакс. - Прощай и будь счастлива. Уж больше нам не свидеться.
- Уж нам не свидеться, - сказала Аниска. - Прощай, Петруша, будь счастлив!
Под окном заржали кони, и Амальфея Никитишна позвала:
- Где ты, Аниска, иди скорей. Уж всё готово, и я сижу в носилках. Поехали?
Поехали, поехали! Городами большими и малыми, проторёнными дорогами и дремучими лесами, всё дальше и дальше, туда, где в Киеве над Днепром ждут не дождутся Аниску отец и семеро братиков - Ивашка, Евлашка, Ерошка, Епишка, Алёшка и Гришка и младшенький Пантелеймонушка.