Имя писателя Василия Алексеевича Попова широко известно на Кубани, как автора тридцати изданных книг. Самые известные из них "Замок железного рыцаря", "Республика пяти звезд", "Зрелость", "Ты за все в ответе", "Кубанские сказы" написаны живо, впечатляюще, их сюжеты захватывают читателя с первых страниц.
Содержание:
Василий Попов - ПОВЕСТИ ОБ ОТВАЖНЫХ 1
ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО - (Замок железного рыцаря) 1
ЗЕЛЕНЫЙ КОСМОНАВТ 27
СОДЕРЖАНИЕ 34
Примечания 34
Василий Попов
ПОВЕСТИ ОБ ОТВАЖНЫХ
Иллюстрации Н. Скаловой
ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО
(Замок железного рыцаря)
Дорога шла по берегу моря, там, где кончались застывшие волны песчаных дюн и начинались поля. Ярко светило апрельское солнце. Но вокруг не ощущалось весеннего покоя и цветения. На обочинах дороги громоздились уже тронутые рыжей ржавчиной разбитые танки и самоходные орудия с черными фашистскими крестами, полуобгоревшие, опрокинувшиеся грузовики. Чуть подальше виднелись развалины небольшого поместья-фольварка - дом с развороченной снарядом черепичной крышей, остатки сгоревших хозяйственных построек, старые сосны с обломанными, пожелтевшими вершинами. Даже в море из серо-свинцовой глади воды торчали мачты и трубы потопленного суденышка.
Юркий "виллис" быстро мчался по дороге. Впереди, рядом с солдатом-шофером, сидел уже немолодой подполковник с обветренным лицом и усталыми глазами. А на заднем сиденье машины, между запасными канистрами с горючим, удобно расположились огромный рыжеусый старшина и парнишка лет двенадцати, одетый в отлично подогнанную солдатскую форму. И у старшины, и у парнишки на груди висели автоматы.
Старшина хмуро смотрел на пустующие поля. Зато парнишка явно наслаждался быстрой ездой, ясным солнечным днем, жадно рассматривал разбитые танки и самоходки, ерзал на сиденье, то и дело поправляя пилотку. Серые глаза его поблескивали мальчишеским задором.
- Товарищ подполковник! - не выдержал молчания парнишка. - Посмотрите! Вот дали наши фашистам, так дали! Ведь ни одного нашего танка, ни одного нашего орудия - одни фашисты битые вокруг…
- Да, Коля, - ответил подполковник и вздохнул. - Сейчас здесь действительно только фашистские танки и самоходки. Наши уже увезли в ремонтные мастерские. Но бой был жестокий…
Лицо парнишки стало серьезным.
- А я думал, здесь только фашистские…
- Такого на войне не бывает, мий хлопчик, - с украинским акцентом заговорил старшина. - Такая уж это злая штука - война…
На несколько минут в машине наступило молчание. Потом парнишка снова нетерпеливо заерзал, несмело посмотрел на подполковника и сказал:
- Товарищ подполковник… Юрий Юрьевич… Можно еще спросить?
- Спрашивай, Коля, спрашивай, дружок! - ласково ответил подполковник.
- Вот интересно, почему эта земля называется Померанией? Заикин, военфельдшер из госпиталя, говорил - здесь померанцы, дикие апельсины растут. А сколько мы едем - только сосны, ели и никаких померанцев…
- Болтун этот Заикин! - пробасил старшина. - Апельсины растут! Здесь и яблони низенькие да чахлые. А он - апельсины!
- Да, Коля-Николай, - подтвердил Юрий Юрьевич. - Подшутил над тобой военфельдшер или сам не знает, а выдумывает. Земля эта зовется Померанией - по имени славянского племени поморян, которое ее раньше населяло…
- А куда же потом, девались поморяне?
- Они истреблены немцами, пруссами. Здешние земли были захвачены Тевтонским рыцарским орденом. Эти рыцари-тевтоны были настоящими изуверами, закованными в железные латы. Кто пытался сопротивляться - того убивали, кто покорялся - порабощали.
- Ну, точь-в-точь, як фашист! - вмешался в разговор старшина. - Одна звериная повадка.
"Виллис" догнал и стал обгонять большую колонну крытых грузовиков. Из-под приподнятых брезентовых крыш выглядывали раненые солдаты.
- Госпиталь! Наш госпиталь! - закричал Коля. - И Наташка, наверное, здесь!
- Здесь, здесь дивчина! Никуда не денется теперь твоя подружка. - Старшина ласково похлопал Колю по плечу.
"Виллис" обогнал грузовики и несколько санитарных машин. Во главе колонны госпиталя шла приземистая, черная легковая машина.
- Трофейная. "Опель-адмирал", - оживился шофер "виллиса". - Машина что надо!
- Да и человек в ней что надо! - отозвался подполковник. - Военврач Надежда Михайловна - и врач и человек отличнейший. И смелости ей не занимать. Ну-ка, посигналь!
Подполковник протянул руку и сам нажал на кнопку сигнала. Из черной машины выглянули русоволосая, румяная, еще молодая женщина и кудрявая, смуглая девчушка с темными большими глазами.
- Здравствуйте, Надежда Михайловна! - крикнул подполковник и замахал рукой. - Уделите минутку своему бывшему пациенту.
Строгие, плотно сжатые губы женщины тронула приветливая улыбка.
- С удовольствием, - ответила она.
"Опель" свернул на обочину и остановился.
Подполковник подхватил лежавшую рядом увесистую полевую сумку, выпрыгнул из "виллиса" и подошел к черной машине.
- Здравия желаю, Надежда Михайловна! - Он козырнул и прищелкнул каблуками. - Очень рад вас видеть.
- И я тоже, - женщина вышла из машины и, протянула руку. - Как ваша нога? Не беспокоит?
- Отлично, Надежда Михайловна! Вы - волшебница от медицины. Я думал, что все, оттяпают эскулапы мне ногу. Если бы не вы, худо бы мне пришлось.
- Ой, какого вы плохого мнения о медиках, Юрий Юрьевич! - рассмеялась женщина.
Подполковник покопался в полевой сумке и достал небольшой, сверток.
- Прошу принять, Надежда Михайловна!
- Что это?
- Небольшой подарок вам. Удалось перехватить в штабном военторге флакончик "Красной Москвы". А я знаю, что вы любите эти духи.
- Спасибо, Юрий Юрьевич. Не могу отказаться. Эти духи действительно мои любимые, - просто призналась женщина.
Подполковник снова пошарил в сумке и оглянулся по сторонам.
- Эй, Николай! - крикнул он парнишке, по-прежнему сидящему в "виллисе". - Что ж ты, знакомых не узнаешь? Иди сюда!
Коля насупился, но послушно вылез из машины и, придерживая автомат, подошел к подполковнику и военврачу.
- Здравствуйте, Надежда Михайловна! - баском проговорил он. И вдруг совсем по-детски ткнулся головой в плечо женщины.
Военврач обняла Колю и притянула к себе.
- Я по тебе соскучилась, Николаша! А Наташка то и дело о тебе спрашивает… - Женщина обернулась к машине. - Наташа! Где ты там прячешься? Иди сюда!
Черноволосая кудрявая девочка в военной форме, та самая, которая недавно выглядывала из машины, подошла, опустив голову и явно смущаясь.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! - чуть слышно прошептала она.
- Ой, как официально, - рассмеялся подполковник и разлохматил волосы девочки. - Вот, держи!
Он подал ей плитку шоколада в яркой обертке и обернулся к Коле:
- Ну, поговори со своей подружкой!
Ребята несмело подошли друг к другу и разом покосились на взрослых. Но видя, что на них никто не обращает внимания, взялись за руки и отошли в сторону.
- А вы знаете, Надежда Михайловна, - весело заговорил подполковник, - мы теперь близкими соседями будем.
- Как это?
- А так! Мне по рации лейтенант Серков доложил, что госпиталь и наш разведотдел в одном здании размещают. В каком-то старом замке. Не возражаете?
- Наоборот, я очень рада. На чужой, вражеской земле приятно иметь рядом своих… Далеко еще до Эйзенбурга?
- Да нет, теперь уже недалеко.
Подполковник указал рукой в сторону, где у самого горизонта в серебристую даль моря врезался скалистый мыс.
- Если верить карте, то за этим мысом - Эйзенбург… Ну что ж, поехали?
- Подождите! - попросила Надежда Михайловна. - Пусть ребята немного поговорят. Ведь они недели три не виделись…
- Да, нелегкая судьба у этих ребятишек… - вздохнул подполковник. - Одно хорошо: все беды для них уже в прошлом.
2
Это случилось в феврале. В самое ненастье, когда фронтовые дороги казались непроходимыми из-за гнилых балтийских туманов, войска маршала Рокоссовского перешли в наступление, прорвали позиции гитлеровцев и стремительно двинулись на север, в глубь Померании.
Разведчики гвардейского стрелкового полка под командой лейтенанта Серкова в густом тумане набрели на покинутый людьми хутор - фольварк. Слегка поскрипывала широко раскрытая дверь просторного пустого коровника. Уже затекли водой колеи от автомобильных колес.
Старшина Ничипуренко осторожно подошел к аккуратному кирпичному дому. Окна его были прикрыты плотными портьерами. Но старшине показалось, что из глубины дома доносится жалобный плач. Ничипуренко остановился и прислушался.
В это время из-за угла дома выбежал взволнованный сержант Кавторадзе.
- Старшина! Петр Захарович! - горячо зашептал Кавторадзе. - Понимаешь, генацвале, в доме дети плачут… Там фортка открыта, все слышно, понимаешь!
Маленький, гибкий сержант рядом с огромным, широкоплечим старшиной выглядел мальчишкой.
- Ребятишек там мучают фрицы, понимаешь?! - Сержант ринулся к дверям.
Но сильная рука Ничипуренко удержала его.
- Отставить! - пробасил старшина. - Тут спешить нельзя… Вспомни Абаева!
Утром этого дня погиб от мины их друг разведчик Абаев. На улице маленького опустевшего селения разведчики увидели совсем крошечного жеребенка, которого какой-то фашистский изверг повесил на распорке телеграфного столба, повесил так, что жеребенок еле-еле касался земли копытцами тонких задних ног. Животное еще дышало. Абаев бросился к жеребенку, приподнял его с земли, чтобы освободить от петли. И тут огнем всплеснулся взрыв мины. Не стало ни человека, ни жеребенка…
Ничипуренко осторожно подошел к дверям. На них красовалась аккуратная эмалированная табличка с черными готическими буквами.
- Фридрих фон Шванке, штурмбанфюрер, - прочитал Кавторадзе.
Дверь была приоткрыта. Сквозь щель ясно послышался слабый дрожащий детский голосок:
- Ой, мамочка!
- Слышишь?! Наша дытына! - сказал старшина. - Однако действовать нужно осторожно, слишком паршивая птица жила в этом гнезде…
- Правильно, Петр Захарович, - поддержал старшину лейтенант Серков. - Если господин гауптман оставляет приоткрытой дверь - значит, надо искать другой вход…
Старшина медленно, с задумчивым видом прошелся вдоль стены дома. И вдруг ловким, быстрым движением прыгнул на выступ цоколя, левой рукой ухватился за кирпичный карнизик над окном и прикладом автомата стукнул по раме. Брызнули разбитые стекла и обломки переплета. А старшина уже протиснул свое могучее тело в оконный проем и исчез внутри дома.
- Ай да слоник! - Кавторадзе восторженно прищелкнул языком и попросил разведчиков: - А ну, подсадите, ребята! Ведь и слоны иногда нуждаются в человеческой помощи!
- Вот гады! - загрохотал из дома могучий бас старшины. - Совсем ребятишек замордовала эта чертова шванка…
Старшина рванул портьеру, закрывавшую второе окно, и оказался в просторной, высокой комнате. Большую кафельную печь украшали аляповатые узоры из ярких фаянсовых роз. Стены были увешаны репродукциями картин и литографированными изречениями на немецком языке. Посреди комнаты на ковре стоял круглый стол, покрытый белой скатертью. Стол, как видно, сервировали к завтраку - на большом блюде розовела тонко нарезанная ветчина, в хлебнице лежал белый хлеб, стояли кофейник, чашки, сахарница, молочник.
А в углу, возле печки, были привязаны к массивным креслам двое ребят, мальчик и девочка. Оба были иссиня-бледными и казались мертвыми: Но когда разведчик шагнул к ним, мальчик раскрыл глаза, с трудом поднял русоволосую голову и прошептал:
- Дядя! Товарищ! Не подходите к нам… Мы с Наташкой заминированы…
- От змеюка фашистская! - Ничипуренко сжал тяжелые кулаки.
Мимо него проскользнул сержант Кавторадзе. Он осторожно подошел к креслу девочки, нагнулся, нащупал тонкую проволочку, сплетенную с веревкой, которая связывала девочку, проследил ее путь до печки. И через мгновение выпрямился и улыбнулся.
- Дядя! Вторая мина в кресле… Подо мною! - опять прошептал мальчик.
- Понял, кацо!
Тонкие, ловкие пальцы ощупали кресло. Сержант на мгновение сдвинул густые брови, потом сказал:
- Ну, старшина, развязывай ребят! А я еще в других комнатах посмотрю…
В полутемной передней ему пришлось повозиться. Там, возле приоткрытой наружной двери, громоздилось целое сооружение из разнообразных мин. Но опытный минер Кавторадзе быстро разобрался в системе минирования и обезвредил мины.
- Входите, товарищи! - пригласил он, открывая двери.
Старшина Ничипуренко к этому времени уже разрезал финкой веревки, связывающие ребят. Но обессиленные, страшно худые дети свалились в кресла.
- Что это с ними, товарищ лейтенант? - обеспокоенно спросил Ничипуренко.
Мальчик открыл глаза и чуть слышно прошептал:
- Пить!
Кто-то из разведчиков бросился к столу и плеснул из молочника в чашку. Но лейтенант остановил его:
- Постой!
Он взял молоко, понюхал и вышвырнул чашку в окно.
- У кого есть вода? - спросил он. - Дайте воды, нашего хлеба… Откройте банку консервов из НЗ… Молоко, а возможно, и все остальное - отравлено…
Кавторадзе осторожно собрал все, что было на столе, и вместе со скатертью вынес во двор.
А на оголенном столе из черного дуба уже громоздились нехитрые, но сытные солдатские яства - хлеб, консервы "Свиная тушенка", сахар, несколько фляг с водой. Старшина вытащил из своего вещмешка увесистый кусок розоватого сала, а Кавторадзе - золотистых чучхел - недавний материнский подарок из домашней посылки.
Со всех сторон к ребятишкам тянулись руки с едой.
- Сиваков! - крикнул лейтенант. - Быстро к воротам! Глядеть в оба! Не забывай, что нам неизвестно, где фашисты…
Кавторадзе раздобыл где-то в доме теплое пальто на меху и охотничью куртку. В них укутали ребятишек.
Вскоре дети пришли в себя. Девочка, которую звали Наташей, рассказала, как они оказались на фольварке.
Ее вместе с другими ребятами из украинского села фашисты увезли в Германию. В каком-то городе, в грязном бараке она встретилась с Колей, парнишкой из-под Брянска.
Как-то утром несколько сотен голодных, запуганных ребятишек выстроили в несколько шеренг на площади городка. Вскоре появилась группа немцев, которые шли вдоль рядов и отбирали маленьких рабов на свои фермы и в кустарные мастерские.
Колю и Наташу увез к себе штурмбанфюрер Шванке. Он заставил их смотреть за свиньями. Ели ребята то же пойло из брюквы, картошки и травы, которым кормили свиней. Спали они в углу свинарника. За малейшую провинность Шванке безжалостно бил их хлыстом.
И кто его знает, дожили ли бы ребятишки до освобождения, если бы в доме Шванке не было старухи Амалии - толстой, добродушной кухарки. Она подкармливала ребятишек, а когда хозяева уезжали в город, купала их в хозяйской ванной.
- Два дня назад, когда заухала артиллерия, хозяин запер нас в полутемном подвале, - продолжал рассказ Наташи Коля. - Двое суток нас не кормили и не давали пить. А сегодня утром Шванке открыл подвал, и мы увидели, что на хуторе никого нет: ни свиней, ни фрау Тильды Шванке, ни доброй Амалии. Были только сам Шванке и его шофер Густав. Они выволокли нас во двор и бросили в сугроб. Шванке достал из кобуры пистолет. Мы были как мертвые, сил у нас совсем не было. Мы лежали и слизывали с земли снег - очень хотелось пить. Потом видим, что шофер Густав стал что-то шептать Шванке. Тот кивнул головой и спрятал пистолет… Они притащили нас в эту комнату, привязали к креслам и подложили мины. И ушли из дома через кухню - там есть выход в дровяной сарай…
- Эх, попался бы мне этот самый Шванке, - проговорил Ничипуренко.
- Ну, пора двигать! - сказал лейтенант Серков. - Идем обратно. Ребят будем нести поочередно…
Но нести спасенных ребятишек не пришлось. Стоявший на посту разведчик Сиваков привел перепуганного старика-немца, который ехал мимо хутора в город на телеге. На эту телегу и погрузили укутанных и накормленных ребятишек.
В городке их сдали в госпиталь, под команду военврача Надежды Михайловны. Уже через несколько дней ребята в госпитале стали общими любимцами. Коля по просьбе раненых писал письма их родным или читал вслух рассказы Бориса Лавренева, растрепанный томик которого путешествовал вместе с госпиталем.
Наташа быстро научилась делать перевязки и под аккомпанемент гитары, на которой играла медсестра Катя, пела "Темную ночь" и "Землянку". "Наш соловушка", - нежно называли ее бойцы.
Медсестры и санитары сшили ребятам военное обмундирование и сапожки.
Старшина Ничипуренко, частенько навещавший в госпитале своего раненого командира подполковника Смирнова, не раз видел его играющим в шахматы или беседующим с маленьким солдатиком. И он ничуть не удивился, когда подполковник привез парнишку с собой и зачислил на все виды довольствия как воспитанника разведподразделения…
И раненым в госпитале, и суровым лихим разведчикам казалось, что вместе с ребятами в их жизнь перенесся кусочек мирного, домашнего счастья.