Человек из стали. Иосиф Джугашвили - Лаврентий Берия 30 стр.


Это неверно. Естественно, пока Берия работал в Тбилиси, он должен был заботиться о республике. После перевода в Москву, никто его не уполномочивал быть нашим шефом. Сталин не держал при себе покровителей той или иной республики. По этой причине Берия избегал касаться наших проблем.

Помню, решался вопрос строительства у нас метро. Берия являлся заместителем Председателя Совета Министров СССР (то есть заместителем Сталина. – В.Г.), курировал соответствующее ведомство, и я вначале обратился к нему. Помимо прочего, мотивировал нашу просьбу тем, что по Баку аналогичный вопрос уже был решён положительно.

Реакция Берия была негативной. Он заявил, что Баку более крупный город, чем Тбилиси. Там важный центр нефтедобычи. К тому же, военная разруха в стране ещё не преодолена, сейчас не до метрополитенов…

Я отступил тогда. Но через год, встретившись со Сталиным, когда тот отдыхал в Боржоми, снова поднял этот вопрос. И получил долгожданное добро.

Проявлялась ли жестокость Берия в каждодневных ситуациях, в частности – в его лексике?

По отношению ко мне строгости не проявлялось. Но, бывало, он уничтожал человека словесно, как будто с землёй его сравнивал. На бюро, в том числе, вызывали людей, чей арест был предрешён. Если на бюро кого-то поносили, то его участь была печальна. (Столько противоречий в 2–3 фразах. Ведь получается, если работаешь добросовестно, то никакой строгости к себе не испытываешь. И возникает вопрос: кого и за что ругали на бюро? Неужели исключительно хороших, ни в чём не виноватых? Не церемониться с подлежащим снятию с должности, аресту бюрократом, жуликом, вредителем – это жестокость или просто возмущение, несдержанность? Вот они, плоды многолетней демонизации Берия. – В.Г.)

Было ли в нём нечто садистское, циничное?

Было. Однажды я сидел с ним и его супругой в ложе оперного театра. Он всегда внимательно рассматривал публику. Слышу, он говорит: "Нинка, глянь на того человека, разве не похож на Чхеидзе? Мы его расстреляли, а он оперу слушает".

Речь шла о расстрелянном директоре Тбилисского ипподрома Чхеидзе. Шутку о нём Берия произнёс со смехом. Разве это не цинизм? (Суть не в смехе, как таковом, а в личности репрессированного. Циничной шутка могла бы считаться, если касалась невинно пострадавшего. О садизме же здесь вообще говорить не приходится. – В.Г.)

Что ты знал об эротических похождениях Берия?

Ходит много сплетен. Трудно сказать, что было правдой, а что вымыслом. Не стоит забывать, что Берия был карьеристом и по возможности всячески берёг свою репутацию. Его жена Нина говорила, что женщины, с которыми Берия встречался, были агентами, и что тайные контакты с ними являлись частью его службы.

Высказывал ли Берия критику в адрес политики и решений Сталина?

Нет. Один случай, правда, запомнился. США напали на Северную Корею. Сталин позвонил Мао Цзэдуну и попросил помочь корейцам посылкой добровольцев. Просьба была выполнена. Американцы, опасаясь столкновения с китайцами, приостановили наступление. Берия осмелился выразить своё недовольство, заявив: "Сталин никого не слушает. Позвонил Мао Цзэдуну и попросил направить войска для зашиты Кореи. Зачем нам портить отношения с американцами?"

Подобное, вслух выраженное недовольство, я услышал с его стороны только один раз.

Когда и почему ты в последний раз встречался с Берия, как прошла та встреча?

В последний раз это было после смерти Сталина. Я уже работал в Москве. Меня назначили инспектором ЦК КПСС, и Маленков сказал мне, что этот вопрос был согласован со Сталиным. Я был зол на Мгеладзе, который вёл кампанию по моей дискредитации. А с Берия в тот период мне довелось пообщаться всего несколько раз по телефону.

Это, пока Сталин был ещё жив?

Да. Ещё при живом Сталине мне несколько раз позвонил Берия. К себе не приглашал. Советовал не обращать внимания на ругань и клевету, инспирированную Акакием Мгеладзе.

Как думаешь, почему не приглашал тебя?

Причина ясна. Он боялся, что Сталин, узнав о нашей встрече, подумает о наших возможных совместных кознях, хотя никакой почвы и желания для этого не было.

Сталина похоронили 9 марта 1953 года. Как сейчас помню, я позвонил Берия 19 марта и спросил: можно ли сейчас придти? "Да, конечно, приходи", – услышал я. Войдя в его кабинет, я поздоровался. Он кивнул в ответ, но из-за стола, как бывало раньше, навстречу не вышел. Я начал без обиняков:

– Вы отлично знаете, как и почему всё произошло. Поэтому сейчас всех арестованных по "Мегрельскому делу" надо освободить. Ведь люди невиновны. Меня Политбюро освободило от занимаемой должности за то, что я никого не арестовал. Если эти люди невиновны, а в этом никто не сомневается, значит, невиновен и я.

– Верно, – согласился Берия. – Но всё было сделано по личному указанию Сталина. Если сейчас всех оправдать, то, что подумает народ?

– Надо указать в решении, что Сталина ввели в заблуждение министерство госбезопасности и местные партийные организации – и народ поймёт.

Он что-то пометил на настольном календаре после моих слов. Пообещал подумать об освобождении арестованных. Обо мне – ни слова. Тогда я сказал, что не требую восстановления в прежней должности, но какой-то реабилитации всё-таки заслуживаю.

Но Берия вдруг заговорил о том, что Сталина возвеличивали незаслуженно, как будто сам не занимался этим. Он зубоскалил о том, что не было у Сталина никаких талантов, что никакую войну он не выигрывал, мы выиграли войну…

Мы? Кого он подразумевал?

Себя. Он долго поносил Сталина. В тот день я многое услышал из того, что потом исходило от Хрущёва. Смотрел я на этого человека и поражался его двуличию. Разумеется, руганью в адрес Сталина он пытался обезопасить свои тылы или прозондировать почву для продвижения вверх. В тот момент я подумал, что на этом пути всё может обернуться против него. Но ничего не сказал.

А его гневная речь продолжалась около трёх часов. Я тогда впервые услышал выражение "культ личности Сталина". Думаю, его автором был Меркулов.

О моей реабилитации Берия так ничего и не сказал. Совершенно расстроенный, я вышел из здания. Было холодно, но я отпустил водителя и пешком отправился домой. (По поводу предположения К.Чарквиани о замысле Берия продвинуться наверх невольно встаёт вопрос: куда ещё выше было ему подниматься? Любое подобное предположение отдаёт абсурдом. Кресло Председателя Совета Министров занимал Г.М.Маленков – один из ближайших соратников Сталина, расценивавшийся многими как официальный преемник вождя ещё при жизни последнего. Берия был его первым замом, и нет никаких убедительных свидетельств, что собирался претендовать на пост главы правительства. Не говоря о том, что это было попросту невозможно, если не технически, то политически. Ведь свержение Маленкова было равнозначно попранию воли Сталина, чей авторитет оставался незыблемым и после смерти. На такое могли решиться только Хрущёв со своими подельниками. И то не сразу. Ну и наконец, трудно поверить, что можно было отделываться от Берия молчанием в течение трёх часов. – В.Г.)

Где находился кабинет Берия?

На Лубянке. Он сразу туда перешёл. (А куда же должен был перейти тот, на кого после смерти Сталина дополнительно взвалили обязанности министра внутренних дел? – В.Г.) Думал, Лубянка всегда будет ему защитой.

Домой я вернулся сильно замёрзшим. Тамару удивили мой вид, моё настроение. (Тамара Джаошвили – супруга К.Чарквиани. – В.Г.) Я обо всём подробно поделился с женой. Сказал, что попытки Берия взобраться выше, плохо закончатся.

Вот такой была моя последняя встреча с Берия.

Знаю, что Шария тебе что-то сообщил о той встрече.

Шария сказал мне, что связался с Берия и спросил, как быть с моим заявлением? Тот ответил: "Надо уничтожить". – "Что уничтожить – заявление?" – переспросил Шария. – "Его автора надо уничтожить", – уточнил Берия. (Учитывая многострадальную судьбу самого Шария, которую я вкратце описал в примечании, он и не такое мог поведать, когда вышел из тюрьмы. Вопрос о достоверности пересказов из вторых-третьих уст остаётся открытым. – В.Г.)

Прошло время. В ЦК КПСС подготовили новое Постановление по Грузии, но мне его не показывали.

Оно было секретным?

Все Постановления ЦК были секретными. (Далеко не все. – В.Г.) Но ведь я в то время являлся сотрудником аппарата и имел некоторые права… В конце концов, мне позволили ознакомиться с Постановлением. Мои слова о том, что Сталина ввели в заблуждение, были искажены. Обо мне и Мгеладзе было сказано, что вместо принятия мер по рассеиванию недоразумения и клеветы на мегрелов, мы способствовали этому. Отмечалось, что Мгеладзе лично принимал участие в репрессиях.

С Мгеладзе всё было понятно, но я-то при чём? Вот так несправедливо продолжали обходиться со мной. Представили человеком, который будто бы способствовал арестам невиновных.

Через пару дней меня пригласил Громов – был такой заведующий отделом в ЦК КПСС – и сказал: "Знаете, Вам нельзя работать в Москве. После всего, что произошло в Грузии, Вам работать в Москве, тем более в Центральном Комитете, нельзя".

Я возразил: "Всё, что случилось в Грузии, случилось помимо моей воли. Я не считаю себя виноватым и удивлён тем, что мне почему-то нельзя работать в Москве".

Громов улыбнулся и пояснил: "Что я могу поделать. Мне поручено руководством известить Вас об этом".

"Чёрт с вашим руководством!" – сказал я в сердцах.

А Громов продолжал: "Подумайте, куда Вам ехать. Мы тоже поищем для Вас работу".

Мне подыскали должность директора какого-то завода в Новосибирске. Я отказался. Подумал: зачем мне везти семью в холодные края, лучше уж в Среднюю Азию.

А Грузию не предлагали?

Нет, Грузию и Москву исключили изначально. Нашлась вакансия в Ташкенте – начальника строительного треста. Оформили документы, выписали командировочные и отправили на новое место.

Вспоминается один факт. По-моему, примечательный. Некий охранник Берия доверительно шепнул Стажадзе, которого близко знал, что патрон, по привычке разглядывая прохожих из окошка своего служебного автомобиля, вдруг увидел меня. И воскликнул: "Надо же, этот ещё ходит по Москве!"

Думаешь, он что-то замышлял против тебя?

Уверен. Но он не успел.

Перед отъездом я прошёл обследование в "Кремлёвке". Врачи обнаружили аритмию сердца, другие болезни и категорически воспротивились моему переезду. Да кто их слушал!

Прибыв в Ташкент, явился в ЦК Компартии Узбекистана. Приняли меня тепло. Большое внимание проявил Мельников – второй секретарь. Его, как и меня, в своё время тоже выпроводили из Москвы. Моё назначение утвердили. Прикрепили меня к столовой ЦК. В ту пору в стране всё ещё был дефицит продовольственных продуктов, хотя по ташкентскому базару этого нельзя было сказать.

Почему ты неожиданно вернулся в Москву?

Просматривая газеты, увидел снимок членов Политбюро, присутствовавших на опере Сергея Прокофьева. (Советский композитор, исполнитель и дирижёр. – В.Г.) На снимке были все, кроме Берия. Сразу подумал: для кого-то дело запахло керосином. Чужой беде нельзя радоваться, но этот человек причинил многим столько зла, что достоин был любой кары.

Полетел в Москву. Дома никому ничего не сказал и пошёл прогуляться. Придя, услышал от жены новость: звонил Стажадзе и сообщил, что повсюду снимают со стен портреты Берия.

В Москве я пробыл дней десять. Приехало много грузин. Встретились в центре, у гостиницы "Москва". Был Цховребашвили – хороший человек, радушно поздоровался со мной. Подошёл взъерошенный Бакрадзе, тоже протянул руку. (О Предсовмина Грузии В.М.Бакрадзе упоминалось в самом начале текста "Правда о Сталине глазами актёра". – В.Г.) Но выглядел испуганным. Оказывается, с ними летел Деканозов, которого арестовали прямо в аэропорту. Его встречала со всей семьёй Нора. (Жена В.Г.Деканозова. – В.Г.) Бедняга только и успел выкрикнуть: "Прощайте, прощайте!". Слова предназначались, вероятно, близким, пришедшим встречать его. Пожалуй, он понял – это конец.

Узнав об аресте Берия, ты, наверное, вздохнул свободно?

Почувствовал некое облегчение. Берия был опасным, бессовестным типом. Уничтожить человека для него ничего не стоило. Как-то раз послал он за рубеж одну балерину. Потом во второй раз послал. Вернувшейся балерине дал задание. После выполнения, дабы избежать огласки, арестовал и расстрелял её. Такую участь разделили многие. (Из вышеприведённого высказывания К.Чарквиани уяснить что-либо невозможно. Задание давалось для выполнения за рубежом или внутри страны? Была попытка огласки или Берия расстреливал всех, так сказать, превентивно? Почему задание было дано балерине только в третий раз? Или в третий раз это было уже не государственное, а некое личное задание злодея? Решительно непонятно, а по правде – полная абракадабра. Не исключено, однако, что из интервью выпал какой-то связующий кусок текста, либо оно вообще искажено. – В.Г.)

Говорил ли Сталин что-нибудь отрицательное о Берия?

Находясь в Цхалтубо, Сталин критически отозвался об одном здании. Я сказал, что оно было при Берия построено. Реплика Сталина была: "У Берия какой-то деревянный вкус". Когда Сталин рассуждал о международных делах, то подчёркивал, что ему, кроме Молотова, никто не помогает. Может быть, он при этом имел в виду Берия… (Слабовато для отрицательной критики, если это вообще можно принимать за критику. – В.Г.)

14

Сталин и Бальзака называл деревянным. Почему?

Бальзак ему не нравился, хотя с его творчеством он был хорошо знаком. Предпочитал тому, например, Мопассана.

Сталин по словам Робакидзе был человеком-машиной. Он что, действительно не обладал чувством юмора?

Это не так. Сталин ценил и понимал юмор. В зале во время его выступлений часто раздавался смех. Помню его высказывание о Гитлере: "Говорят, что Гитлер новый Наполеон. Но Гитлер так же похож на Наполеона, как котёнок на льва"… (Есть более сочные сатирические высказывания Сталина. Его иронией и шутками были пересыпаны даже отчётные доклады на съездах партии, а также выступления перед самой разной аудиторией и в разной обстановке. Сталинский юмор отражён, как в собрании сочинений вождя, так и в многочисленных воспоминаниях о нём. – В.Г.)

Назад Дальше