На снимке тем не менее никто не выглядел обиженным. Напротив, приветливо улыбались муниципальные чиновники и другие члены клуба - промышленники, известные в прошлом футболисты, строители, депутаты Мосгордумы, журналисты, люди искусства, водители… В центре кадра, естественно, разместился мэр, он же старший тренер, капитан и судья. Рядом с ним, по левую руку, "нарисовался" бизнесмен Александр Чудаков. Это, между прочим, еще надо исхитриться - сфотографироваться рядом с Лужковым, желающих "примкнуть" всегда хватает. Чудаков сумел, и его лицо отразило крайнюю степень удовольствия.
Это был его последний снимок. Через месяц он умер. Точнее сказать, погиб - сильнейший инсульт в пятьдесят один год.
За два дня до гибели Чудаков футболил вовсю, изводил партнеров, не дающих пас. Наконец, добил отскочивший от вратаря мяч и завопил: "Ну, вот и вся игра!".
Будто сам себе напророчил…
Почти весь клуб пришел проститься с Александром Борисовичем, с Сашей. И возле гроба, глядя на троих сыновей Чудакова, на вдову, на заходящуюся в плаче мать, каждый, быть может, думал, что, случись такое с ним, приятно было бы воспарившей душе видеть стоящую вокруг твоего отбегавшего тела футбольную команду. Не группу товарищей, но товарищей по команде.
Двумя годами раньше, летом 98-го, в клубе тоже был траур. Прямо во время игры от сердечного приступа умер сорокапятилетний Руфат Садыхов. На поминках рядом с Лужковым сидел за столом и крестился, глядя на портрет Руфата, Павел Павлович Бородин. Кто тогда мог знать, что через год эти два человека разорвут отношения и даже станут прямыми противниками на выборах мэра Москвы.
Но эта тема достойна отдельной главы.
КРЕМЛЕВСКИЙ БОМБАРДИР
Глава о том, что не стоит прощать тех, кто обвинил тебя в бесчестности
Вообще фигура Бородина стоит на особом счету в истории футбольного клуба правительства Москвы. Он был одним из самых ярких персонажей.
Здесь он, для начала, вообще научился играть в футбол. И вскоре осознал себя мощным центральным форвардом. Бомбардиром. Огромный, ушедший далеко за центнер, Пал Палыч всегда был нацелен на гол. Каждой клеткой, каждой частицей тела и каждым фибром души он жаждал забить. Иногда получалось неплохо. Но чаще ему из почтения к должности управделами президента забивать помогали. В команде синих играли известные в прошлом футболисты, которые, без труда обведя несколько красных, выкатывали Бородину мяч чуть ли ни на линию ворот. Если же он мазал, просто заколачивали "шар" рикошетом о корпус Палыча, как бильярдист вгоняет в лузу "свояка". И над полем проносился зычный победный рык автора гола.
Забивающий в каждой игре - разными из перечисленных способов - мячей по пять, а если партнерам что-то нужно было от Палыча, то и больше, Бородин завел обычай каждый сотый гол праздновать всей командой во вполне достойных заведениях. Принимая поздравления, непременно произносил тост за Ельцина (поскольку без него "ничего бы не было"), за Лужкова (поскольку, не исключаю, в ту пору мэра действительно уважал и верил в их долгий и прочный союз), за настоящую мужскую дружбу и за футбол, который ее скрепляет. И напоследок всякий раз добавлял, что гуляем за счет его друзей-бизнесменов ("Сами посудите, откуда у госчиновника деньги на оплату банкетов?").
И в эти минуты трудно было поверить, что радушный и обаятельный в застолье Бородин на футбольной поляне превращался в непереносимого грубияна. Что во всю свою здоровенную глотку материл правых и виноватых. Под огонь попадали защитники красных, осмелившиеся отобрать мяч у бомбардира, или же партнеры, давшие Палычу не такой пас. Это вообще могли быть игроки на другой половине и даже люди, стоящие за пределами поля. Личные особенности оскорбляемых (возраст, должность, трудовые заслуги, ученые степени, государственные награды, количество детей и внуков и прочие подробности) в расчет не брались. Любого человека в любой момент игры могло настичь "дружеское" напутствие.
Впрочем, нет, не любого. Никогда, даже при самом разгромном счете, Пал Палыч слова не молвил Лужкову. Очень мягко мог попенять вице-мэру и, пожалуй, еще руководителю службы безопасности мэра. Чуть пожестче, но в общем-то в границах приличия, - заместителям премьера правительства Москвы. А вот дальше - действительно без разбора.
И не то чтоб не посылали ему ласковых ответов (народец в клубе все же собрался бывалый), но делали это как-то вяло - вроде бы и огрызнулся, и в то же время большого босса не обидел. Да и можно ли, в самом деле, переорать Ниагарский водопад? После матча, бывало, игроки сами себя утешали: ну, несдержан Палыч на язык, но можно же понять - работа ответственная, нервная, вот он и снимает напряжение.
Непонятно было только, почему Ю. М., который все это видел и слышал, не тормознул управляющего делами. А ведь одной фразы: "Паша, ребята на тебя обижаются" было бы довольно. Но нет. Быть может, Лужков из деликатности не хотел напоминать Бородину, "кто в доме хозяин". И это понятно: нельзя было не оценить, что даже тогда, когда отношения мэра и президента пошли наперекосяк, Пал Палыч продолжал ходить в клуб. Хотя в Кремле ему давали понять, что такое поведение вызывает подозрение. А возможно, Ю. М. не одергивал Бородина, поскольку считал, что взрослые мужчины должны уметь за себя постоять. Сам же с любопытством наблюдал, кто как реагирует на бородинский базар, и делал свои кадровые выводы.
И Палыч, отменив цензуру на нецензурщину и предоставив себе полную свободу матерного слова, своими пассажами поднимал градус обычных тренировочных игр до состояния по меньшей мере финала Кубка европейских чемпионов. После его ухода на поле стало так тихо, что можно было даже услышать трель судейского свистка…
А ушел Бородин неожиданно. Пропал, когда началось лето 99-го и играть на свежей травке стало особенно приятно. Сначала никто ничего не подозревал - день нет Палыча, другой нет, не заболел ли часом? Потом узнали: нет, здоров, исправно играет в своем футбольном клубе "Ильинка" (его Бородин создал из бывших футболистов, которые в разных любительских турнирах проходили как сотрудники УД президента; название заимствовано у улицы, где находится главный офис управделами). Что такое, что произошло?
Еще до того, как узнали ответ, было замечено, что два-три члена клуба исчезли вместе с Бородиным. А несколько человек стали приходить ко второму тайму, притом в весьма измотанном виде. Вскоре выяснилось, что сначала они посещают стадион "Локомотив", где на час раньше начинает играть "Ильинка", а уже потом на всех парах мчатся из Черкизова в Лужники. Стараются сохранить отношения и с Лужковым, и с Бородиным. В общем-то, никто в команде их не осуждал, просто каждый делал свой выбор. Но атмосфера в клубе потяжелела.
"Совместители", чувствуя неловкость, весело рассказывали, что атакующее мастерство Бородина продолжает расти и мячей он в Ильинке забивает штук по двадцать за игру. Пять игр - сто голов. Ривалдо с Шевченко отдыхают. Вот только друзьям-предпринимателям приходится все чаще тратиться на банкеты.
Но при этом говорили, что Палыч невероятно переживает и даже расценивает свой уход из клуба как личную драму. Вскоре дошла цитата: "Этого я Лужкову никогда не прощу". Чего, однако, этого? Неужели той самой статьи?
Дело в том, что незадолго до ухода Бородина из клуба в газете "Версия" появилась публикация о зарубежных счетах управляющего делами. Газета эта входит в холдинг "Совершенно секретно", главой которого был в то время Артем Боровик. Артем, к слову, периодически наведывался в клуб, играл в защите красных и никаких эксцессов с Бородиным не имел. То, что Боровик близок мэру, что их связывают чуть ли не дружеские, несмотря на разницу в возрасте, отношения, все знали. И куда как просто было усмотреть в факте появления статьи "руку Лужкова". Слишком просто. До неправдоподобия. В клубе тогда подумали и рассудили: Боровик делает газету, ему нужны "бомбы", такая работа. При чем тут Лужков?
Палыч решил, что "при чем".
У них, Лужкова и Бородина, больше не было личных встреч. Управделами не захотел выяснять отношения с мэром, мэр, в свою очередь, не посчитал нужным искать повод для объяснений.
По зрелому размышлению возникло еще одно толкование разрыва. Когда Лужков с Ельциным разошлись окончательно, ревнивый президент мог лично объяснить своему управделами, чем для него кончатся товарищеские игры с вражеской командой. Тогда Бородину, кичившемуся в клубе своей независимостью, понадобился повод для публичного разрыва. Статья в "Версии" вполне годилась.
А вскоре он провозгласил, что вступает в борьбу за пост мэра Москвы.
Сам он это решил, побуждаемый желанием отомстить, или - что гораздо вероятнее - так решили кремлевские политтехнологи, в общем-то не важно. Начинал Палыч умеренно ("Я не критикую Лужкова, просто могу сделать лучше"), дальше пошли откровения типа: "Москва - невеста, я - жених, 19 декабря свадьба", "Грядет день бородинской славы" и прочие понты. Понемногу Бородин распалил себя до бомбардирской ярости, и тогда мэр услышал о себе примерно то же, что другие слышали от разъяренного управделами на футбольном поле.
Результаты выборов мэра известны. Поражения Палыч не простил никому. Ни "невесте" - Москве. Ни законному "мужу" - Лужкову. Ни членам футбольного клуба правительства Москвы, будь они трижды неладны!
Прошло около года после выборов мэра, когда один бывший одноклубник пригласил "товарищей по мячу" на свадьбу. В разгар веселой и остроумной тусовки в зал вошел Бородин с большим букетом, поздравил новобрачных и завел тост о любви. На глазах растроганного Палыча заблестели слезы. И, вглядевшись сквозь них в лица гостей, он посреди длинного комплимента невесте провозгласил: "Я вижу в этом зале лужковских жополизов!"
Потом был арест Бородина в аэропорту Нью-Йорка, тюрьма, этапирование в Швейцарию, наконец, освобождение под залог и возвращение в Москву. А вскоре последовал звонок Лужкову.
- Вероятно, Бородин хотел наладить отношения, - прокомментировал Ю. М. - Я, конечно, не могу вычеркнуть из памяти то время, когда они, эти отношения, действительно были очень хорошими. И ответил так: "Зла я на тебя не держу. Понимаю, что ты многое пережил, передумал. Я не в претензии, что ты два года назад выдвинул себя кандидатом в мэры, и даже не сильно обижаюсь на твои предвыборные тексты обо мне. Но я никогда не смогу простить то, что ты заподозрил меня в организации газетной кампании против тебя. По сути дела, обвинил меня в непорядочности. Этого делать ты не смел. А в остальном - если ты действительно незапятнан, желаю тебе выйти из этой истории с честью. Но прежние отношения между нами невозможны, и не я тому причиной".
НА ТО И НАЧАЛЬНИК, ЧТОБЫ НАЧИНАТЬ
Глава о том, как приятно пожить в городе, за который не стыдно
Над Лужниками зазвучало пахмутовско-добронравовское: "До свиданья, Москва, до свиданья, олимпийская сказка, прощай", но вверх, в небо, вместо огромного надувного медвежонка поплыли на стреле пожарного крана маркиз Самаранч и мэр Лужков. А внизу остались не смахивающие слезу зрители Олимпиады-80, а члены Международного олимпийского комитета, московского правительства, знаменитые спортсмены и другие VIP-персоны.
Июль 2001 года, 14-е число. Подходит к концу 112-я сессия МОК. Уже определена столица Олимпиады-2008 - Пекин, послезавтра станет известно имя нового президента. А пока возле Большой спортивной арены Лужников идет церемония открытия скульптурной композиции в память о летней Олимпиаде 1980-го. На четырехметровом в диаметре круге изображены и Мишка, и Москва, и профиль Самаранча. А сам президент МОК в компании с градоначальником Москвы витает в облаках над Воробьевыми горами.
О чем же думают эти два человека? Самаранч, вероятно, прощается с городом, где 21 год назад был избран президентом МОК и где теперь сам пожелал сложить свои полномочия. А Лужков? Возможно, вспоминает, как ровно три года назад стоял посреди Большой спортивной арены и вместе с тем же маркизом Хуаном Антонио открывал Всемирные детские и юношеские игры. Бил в лицо ярко-белый луч прожектора, орал переполненный стадион, и приходилось обращаться "к городу и миру" очень громко, почти кричать в мощный микрофон. Эти игры, поддержанные Международным олимпийским комитетом, удались на славу, и придумавший, пробивший и организовавший их Ю. М. был доволен и горд.
И вот буквально несколько минут назад Лужков заявил, что Москва выдвинет свою кандидатуру на проведение летних Олимпийских игр 2012 года. Собственно, это было понятно и раньше, все к тому шло. Но пока не была выбрана столица Игр - 2008, делать официальных заявлений не полагалось. И вот, наконец, можно. Как пели во времена московской Олимпиады, "старт дает Москва".
Старт дал Лужков.
…Со времени его последнего избрания мэром прошло полтора года. Многие за это время старались разглядеть, как отразились на нем декабрь 99-го и последующее избрание Путина президентом. Сперва ходили разговоры о том, что психологическая травма была слишком сильна и Ю. М. лишь волевым усилием показывает прежнюю деловитость и активность, на самом деле это не более чем инерционное движение и имитация интереса, подлинный же вкус к работе утрачен, и совсем не факт, что Лужков будет выдвигаться в мэры на третий срок, хотя ему это и позволяет закон.
Но чем дальше, тем тише и реже звучала эта тема. И тем яснее становилось, что ни жизнь Лужкова, ни он сам, по сути, не изменились.
Режим труда и отдыха остался прежним, Ю. М. окружен почти теми же людьми, что и раньше, он строит третье транспортное кольцо, реконструирует хрущевские пятиэтажки, приводит в порядок дворы и подъезды, следит за продовольственными запасами… Он снова спорит с федеральным правительством, периодически совершает турне за границу (чаще в ближнее зарубежье, чем в дальнее), по субботам объезжает город, дважды в неделю играет в футбол и дважды - в теннис, возится с пчелами, воспитывает дочерей. Он по-прежнему чурается роскоши, не курит, не употребляет алкоголя, и, похоже, воздержание приносит ему истинно эпикурейское удовольствие. Если вы, читатель, окажетесь в мэрии на каком-нибудь торжестве и гостей будут обносить шампанским, обратите внимание: в центре выстроенных на подносе фужеров стоит фужер с минералкой. Не вздумайте его цапнуть, это вода для Лужкова.
Да перестаньте вы обманываться, все же слышен предостерегающий голос. Кремль, даже и с новым хозяином, не простил Лужкова. Ковровой бомбардировки, скорее всего, больше не будет, да в ней и нужды нет, а вот власть, московскую власть, придется уступить. Уже и схема готова: посеять рознь между градоначальником и теперь уже, по новому порядку, не рекомендованными им, а избираемыми главами районных управ. Сформировать оппозиционную по отношению к исполнительным структурам московскую городскую думу. И с помощью новых законодателей и территориальных управляющих, нелояльных Лужкову и послушных другим, сдавить ему горло клещами. Одновременно отобрать у московского правительства как можно больше функций, передав их федеральным службам. А чтоб уж окончательно решить дело, столкнуть мэра с президентом - по прежнему образцу или как-то иначе.
Это все страшилки, возражают другие. Жизнь началась с белого листа, отношения Путина и Лужкова ничем не отягощены. И кто возьмется утверждать, что взаимное уважение, которое оба демонстрируют, не является подлинным?
…Вспомним еще раз любимую формулу Лужкова: сначала нужно выбрать цель, затем - траекторию движения к цели и, наконец, скорость движения по траектории. Ну а сам-то Ю. М., чего он хочет? Бог с ними, с траекторией и скоростью, - цель-то какова?
Вся деятельность московского мэра - подтверждение тому, как важно ему добиться результата. Так сказать, довести дело до разрезания ленточки. Однако Ю. М. любит не только финиши, но и старты; он - начальник в том еще смысле, что умеет начинать новое дело. Обратите внимание:!!!!!!!!!!!!!бульшая часть того, что сделал Лужков в столице, им же начато. И закончено им. Но теперь он запускает проекты, которые, весьма вероятно, предстоит завершать другим людям.
Строительство моста между Крымом и Кубанью. Невозможно представить, сколько трудностей - экономических и, несомненно, политических - встретит этот проект. И, соответственно, сколько лет уйдет на его осуществление.
ЭКСПО-2010 в Москве. Для получения права на проведение крупнейшей в мире выставки придется перекроить "свободную экономическую зону" ВВЦ, бывшей ВДНХ. Грандиозная и, безусловно, протяженная во времени градостроительная акция, сулящая столице прорыв в новое измерение.
Наконец, Олимпийские игры 2012 года в Москве. Чтобы получить право на их проведение, нужно убедить весь мир в лице Международного олимпийского комитета, что столица Российской Федерации - экологически безопасный, защищенный от криминала, социально развитый, во всех отношениях удобный, ухоженный и дружелюбный город. К тому же наполненный первокласными, образца 21-го века, а не 1980-го года, спортивными сооружениями. Как вам задачка?
Но позвольте, Лужкову-то это зачем? Для чего ему нужна та же Олимпиада аж 2012 года - чтобы любоваться на другого мэра Москвы, встречающего важных гостей со всего света? Зачем сеять то, что пожнут другие? Или постановка и решение стратегических задач - безразлично, города ли, страны, человечества - несовместимы с рассуждениями типа "при мне - после меня"?
"При мне", в смысле при Лужкове, москвичи, привыкшие к облику и образу "совковой" столицы - невыразительно-тягомотному, отшибающему вкус к жизни, вдруг осознали, что не только дети их и внуки, но и сами они еще успеют пожить в городе, за который не стыдно.
"После меня", то бишь после Лужкова, любому новому мэру будет трудно, он обречен на сравнение с предшественником, во всяком случае до той поры, пока подобно Ю. М. не почувствует себя "отцом всех москвичей".
Цель, траектория, скорость… Человек, взявший на веру эту формулу (а может, и придумавший ее), не способен жить без будущего. Кем видит себя Лужков пусть и в неблизкой, но все же в неизбежной перспективе? Президентом инвестиционной компании или финансово-промышленной группы? Основателем и главой "Фонда Лужкова"? Ясно одно: сегодня и завтра он видит себя тем, кем и является. Мэром. Только мэром. Но, даже строя планы, не может не понимать: есть судьба, и в конечном счете она властна над биографией.
Да, но управляя собой, ты управляешь своей судьбой, разве нет?
Как сказать. На что одному приходится тратить силы и терпение, волю и нервы, другому само идет в руки. Судьба.
Но мы же говорим о результате, а не о трудозатратах. Пусть кто-то быстр от природы, а кто-то - от тренинга, это их личное дело. Нам же важно, кто первым финиширует.
Жизнь - не размеченная беговая дорожка, а бесконечно тасуемая колода карт. Пути, как известно, неисповедимы. Знающий дело капитан приводит судно туда, куда предписано. Колумб отправляется в Индию и открывает Америку. Кто выиграл? А никто. И глупо завидовать Колумбу, невозможно прожить не тебе уготованную жизнь, нельзя войти в чужую судьбу.
Это все теории, а по жизни мы знаем: фортуна любит трудяг. Проверено. С одной стороны, тот же Лужков (хватит о Колумбах!) признает, что в его жизни было много, так сказать, судьбоносных случайностей: случайно позвали из Минхимпрома в исполком Моссовета, случайно "бросили" на Мосагропром, случайно оттуда не выгнали, случайно утвердили потом председателем исполкома Моссовета… А может, судьба? Она дала шанс и помогла войти в другую воду, а уж как не потонуть, каким стилем поплыть, где двигаться по течению, где - против, когда отдохнуть на спине, когда нырнуть поглубже, к какому грести берегу, а может, вообще не думать о берегах и стремиться в открытое море - это уж, извините, решал и делал сам человек. Владеющий собой.
Понятно, и на это есть что возразить, и вообще бесконечен спор о том, какое жизненное напутствие полезнее: "Сделай сам себя" или "Сиди и смотри на скользящую мимо воду". Было бы интересно спросить об этом Лужкова, но вовремя не догадался, не успел. Может, еще доведется. А пока приходится предполагать.
Вот я и думаю, что Юрий Михайлович верит и в предначертания судьбы, и в свои силы. Верит примерно поровну. Или даже в себя немного больше. Он, скорее всего, признает высший суд, но тем временем судит себя по своим правилам, не разрешая это делать другим.
Судейский свисток всегда при нем, и он сам решает, когда начать с центра, когда дать штрафной, а когда назначить добавочное время.