Чтобы отомстить ей за недавнее "фу", я решил быть галантным до конца и пригласил ее обедать в ресторан.
Но за обедом, в беседах и шутках, на которые мы оба не скупились, она, ей-богу, начинала мне нравиться по-настоящему. Я заметил, что и с ее стороны не было больше ни "фу", ни презрительных гримас.
Всякие хорошие дела начинаются в дождь, а когда мы вышли из ресторана, он уже шел.
Комната, которую я снял, была неподалеку. Я сказал:
- Может быть, мое предложение покажется вам нелепым, но давайте зайдем ко мне и переждем непогоду. А потом я помогу вам найти комнату.
Искать комнату Леночке Ленской не понадобилось - она вошла в мою и больше из нее не вышла. Она стала моей женой… Она была послушная жена и не уходила от меня сорок девять лет. Не знаю, что бы я делал без нее".
Он посвятил Елене Осиповне десятки стихотворений. Вот фрагменты лишь одного из них:
Взнуздала ты меня, коня, -
Я конь был норовистый.
Верхом вскочила на меня -
И бег мой стал неистов……Освободи ж слегка узду -
Я не споткнусь о камни.
Благословляю я судьбу,
Пославшую тебя мне.
А вот стихотворение, написанное в годовщину свадьбы в 1957 году:
Сегодня женский день.
Всё вовремя к обеду.
Но для меня он день иной,
И в этот день
Ты празднуешь победу -
Свою победу надо мной.Вот сорок три прошло!
Как в сладостном плену.
Свободы вовсе не желаю
И день пленения
Благословляю,
Как хлебороб благословляет целину!Да, я тебе признаюсь, не тая,
И мысли у меня такие:
Что лучше быть в плену таком, как я,
Чем на такой свободе, как другие.
И снова - в прошлое…
Когда Утёсов и Ленская оказались в Александровске, других гастролеров в городе не было и они решили выступать вместе. Выступления пользовались успехом, слава о молодых артистах пошла по всему югу России. Однажды на их концерте оказался (или специально приехал) антрепренер из Феодосии. После очередного концерта он пригласил Утёсова и Ленскую на переговоры и предложил им уехать в Крым, в театр - навсегда. В то время Феодосия по праву считалась одним из самых интеллигентных городов на всем юге России, и молодые супруги это знали. К тому же антрепренер обещал им устроить быт и предоставить жилье с видом на море. Похоже, он сдержал свое слово. В марте 1995 года, когда я был в Одессе на столетнем юбилее Утёсова, Олег Лундстрем рассказал мне: "Как хочется, чтобы кто-то серьезно занялся историей песни! Уверен, что песню "Сердце" Утёсов если не сочинил сам, то подсказал ее слова автору. Мы часто встречались с Леонидом Осиповичем, но было немного воспоминаний, к которым он обращался по несколько раз. Среди них - медовые дни своей жизни с Еленой Осиповной. Он не раз повторял: "В Феодосии я был так счастлив, как никогда до этого. Гуляя в обнимку с Еленой Осиповной по дивным улочкам Феодосии, я твердил про себя: "Боже, как хорошо на свете жить!" (если помните, эти слова стали рефреном песни "Сердце".)". Думается мне, жена для актера - такой же, а может быть, больший дар, чем дарованные небесами таланты. Это я говорю, вспоминая Елену Осиповну. Без нее, уверен, как поется в песне: "Утёсов бы Утёсовым не стал"".
Недолго длилось счастье молодоженов в тихой солнечной Феодосии. В августе 1914 года до города дошло известие о том, что Германия объявила войну России. Было страшно, хотя жители провинциального крымского городка тешили себя мыслью, что до них эта война не дойдет. Но в том же месяце антрепренера театра, человека незаурядных организаторских способностей, прямо с репетиции забрали на фронт (он был офицером запаса). С его уходом едва ли не на второй день театр прекратил свое существование. Леонид Осипович незамедлительно отвез жену в Никополь, сам же уехал домой, в Одессу. Он даже не предполагал, что война так быстро скажется на жизни его родного города. Нет, ни боев, ни громыхания пушек не было, но черноморская торговля прекратилась, ни порт, ни заводы не работали. Скучающие от безделья коммерсанты, биржевые маклеры и даже бандиты с Молдаванки заполнили театры, которых, казалось, стало еще больше, чем до войны.
Узнав о появлении Утёсова в Одессе, его нарасхват приглашали играть в разные заведения. Вот как рассказывает об этом сам Леонид Осипович: "Я устроился даже в два театра миниатюр. Кончив пьесу в одном театре, я на извозчике ехал в другой, потом возвращался обратно в первый, играл там второй сеанс и снова мчался во второй, потом опять в первый - одним словом, Фигаро здесь, Фигаро там. Но за всю эту суету семейный теперь уже Фигаро получал два рубля в вечер. Извозчик, перевозивший меня из театра в театр, зарабатывал больше.
Наконец я смог выписать Леночку к себе. Все было бы хорошо, но была одна сложность: мы не были повенчаны. Загсов тогда еще не было, а венчать меня отказывались, потому что я не был приписан ни к какому призывному участку. Естественно, что перемену в моей судьбе я скрыл и о нашей "преступной", не оформленной законом жизни ни мои родители, ни ее сестры не знали. Конечно, можно было бы скрывать это и дальше - кому какое дело! Но приближалась катастрофа - должна была родиться Эдит Утёсова. Вы понимаете, что было бы, если бы она родилась внебрачным ребенком?! Ужас!!!
Мне удалось уговорить городского раввина повенчать нас. Ах! Какая это была свадьба!
Начну с того, что у меня было всего пять рублей. Я взял свою незаконную жену под руку, и мы всем семейством - как вы понимаете, нас было уже почти трое - отправились в синагогу. Я был счастлив, но предвидел во время венчания различные затруднения.
Во-первых, требовалось золотое кольцо. Хорошо еще, что по еврейским обычаям нужно только одно. Кольцо у меня было. Медное. Позолоченное. Но нужны еще десять свидетелей. А где их взять? Никто из родственников и знакомых ничего не должен был знать. Меня выручил синагогальный служка. В последний момент он выскочил на улицу, где обычно кучками стояли биндюжники - это была их синагога, - крикнул:
- Евреи, нужен миньян (обрядовое число свидетелей на свадьбе. - М. Г.)! По двадцать копеек на брата.
Они вошли в синагогу, огромные, бородатые, широкоплечие гиганты. Они были серьезны и величественны. От них пахло дегтем и водкой.
Раввин был импозантен не меньше любого биндюжника - с длинной седой бородой, в бобровой шапке и шубе с бобровым воротником (была зима, но синагогу по случаю войны не топили).
А невеста была маленькая, да и жених небольшой - мы стояли в их окружении, как Мальчик-с-пальчик и Дюймовочка. Над нашими головами развернули шатер, и раввин глубоким, торжественным басом спросил:
- Где кольцо?
Я подал ему мое поверхностно золотое кольцо, он подозрительно взглянул на него:
- Золотое?
- Конечно! - нагловато ответил я.
- А где же проба?
- Оно заказное, - соврал я, не моргнув глазом.
Он иронически улыбнулся, сделал вид, что поверил. И приступил к обряду надевания кольца на палец невесты, произнося при этом ритуальные древнееврейские слова, которые я, как попугай, повторял за ним, ни одного не понимая.
Я надевал кольцо на палец Леночки, раввин пожелал нам счастливой жизни.
Я отдал служке два рубля, и он роздал по двадцать копеек биндюжникам. Рубль, он сказал, надо дать раввину на извозчика. Рубль я дал ему самому за блестящую организацию моей свадьбы. И у меня осталось капиталу на ближайшую семейную жизнь ровно один рубль.
Взяв теперь уже мою законную жену под руку, я вывел ее из синагоги и пригрозил:
- Теперь ты от меня никогда не сможешь уйти - у тебя нет своего паспорта. Ты будешь прописана в моем".
Семейные будни и праздники
Медовый месяц в Одессе оказался не таким счастливым, как в Феодосии. Хотя увеселительные заведения работали исправно, тревога и беспокойство витали над городом. Как вспоминал позже Леонид Осипович, даже синее одесское небо стало каким-то другим. И это объяснимо - ежедневно горожанам прибывали похоронки. Не менее страшным явлением были раненые, которым не хватало мест в госпиталях, и они буквально валялись на центральных улицах города, выпрашивая милостыню. Взамен убитых и искалеченных молох войны требовал новых жертв. Освобождению от армии подлежало все меньшее количество людей. Утёсову, правда, "белый билет" не грозил - он был полон сил и атлетически сложен. И вот однажды в Треугольный переулок, где по-прежнему жила семья Вайсбейнов, пришла повестка. Утёсова призывали в армию. О том, чтобы уклониться от службы, в доме даже не думали. "Не возвращаются только с того света, - говорил Иосиф Калманович. - Хорошо, что ты нам привел Леночку. До Одессы война не дойдет, а ты скоро вернешься - я верю в это".
Впрочем, Утёсову повезло - служить ему довелось в тыловой части, расположившейся в деревне неподалеку от Одессы. В душе он понадеялся, что хоть иногда сможет приезжать домой. Армия стала малоприятной, но поучительной страницей в жизни Утёсова, который писал в воспоминаниях: "Читатель, если тебе не довелось служить в то время, ты не знаешь, что такое старая царская армия. Что такое унизительное положение солдата, пренебрежительное отношение офицера и затаенная взаимная вражда. Ты не знаешь и самого страшного для солдата - фельдфебеля…" Фельдфебель Утёсову достался беспощадный. Это был простой неграмотный солдат, оставшийся на сверхсрочную службу. Свою службу он нес с чрезмерным рвением и измывался над солдатами крайне изощренно. Утёсова он назначил проводить занятия с новобранцами, которые не только не слушались неопытного "командира", но и путали правую сторону с левой. Не все даже понимали русскую речь. Утёсову никак не удавалось обучить их выполнению простейших команд. Урок ему преподал тот же фельдфебель Назаренко. Однажды, подойдя к правофланговому, он взял его за правое ухо и выкручивал его до тех пор, пока не выступила кровь. После этого он подвел краткий итог: "О цэ правэ вухо. Направо - сюды вертайся". После его команды: "Напра-аво!" - отделение повернулось и зашагало в нужном направлении. "Бачишь, артыст? От тоби уся наука".
Фельдфебель так был увлечен службой, что большую часть жизни находился при солдатах. Была у него жена - необыкновенной красоты хохлушка. "Высока, фигурна. Прямой пробор разделяет черные волосы. Они зачесаны на уши и стянуты в крепкий узел на затылке. Глаза карие, а белки отливают синевой. Чудной формы нос и рот с жемчужными зубами. Писаная красавица, честное слово". Однажды около казармы Утёсов заметил ее и не смог удержаться от соблазна познакомиться. Поравнявшись с красавицей Оксаной, он вытянулся и, щелкнув каблуками, гаркнул: "Здравия желаю, госпожа подпрапорщица!" Женщина смутилась и протянула руку. Не растерявшись, Утёсов взял ее руку и нежно поцеловал. Оксана покраснела и, вырвав руку, быстро убежала. Надо ли говорить, что об этом донесли Назаренко? Вскоре, увидев Утёсова, фельдфебель сказал: "Шо вы тут делаете? У вас же у городе жинка. Мабуть, скучае". Утёсов ответил, что ехать к жене на один день - "гусей дразнить". Проявив неожиданную доброту, Назаренко предложил дать ему увольнительную на целую неделю. Вскоре Утёсов догадался, что пропуском для него является Оксана. Позже он вспоминал: "Я торжествовал победу, а Оксане, наверное, влетало. Я был молод и этого не понимал. Сегодня я бы этого не сделал. Ах, бедная Оксана! Ей так хотелось, чтобы ей целовали ручку! А от Назаренко разве этого дождешься! Только и слышишь:
- И чего тебе издеся надо? А ну, марш отседова!
Ах, Оксана, Оксана!"
Знакомство с Оксаной обеспечивало увольнительные на весьма короткий срок, а Утёсову хотелось большего. Однажды он тайком пробрался в комнату командира части, подпоручика Пушнаренко, и стащил бланк увольнительной. Приложив бланк к оконному стеклу, он перевел на него с какого-то приказа подпись подпоручика, выписав себе десятидневный отпуск (по тринадцатое число текущего месяца).
Оказавшись в Одессе, он так увлекся свободой и семьей - уже подрастала маленькая Дита, - что не заметил, как быстро наступило роковое "тринадцатое". Но в военное время молодым людям без формы было рискованно ходить по городу, и все произошло, как и должно было случиться. Однажды Утёсова остановил патруль и, изучив его увольнительную, пришел к выводу: "Очевидная подделка". "Преступника" повели в комендатуру под конвоем двух пожилых ополченцев с Молдаванки. Из комендатуры солдата, разумеется, отправили в часть к тому же Пушнаренко. К счастью, подпоручик оказался любителем театра и освободил Утёсова от неизбежного и весьма сурового наказания.
И вновь потянулись солдатские будни с их неизбежными проблемами. "Сам я, конечно, питался в полку, - вспоминает Леонид Осипович, - а Леночка с Дитой, естественно, дома, на 32 копейки. Регулярно приносить им солдатский борщ и кашу при системе увольнительных записок было затруднительно. Их осунувшиеся лица терзали мне сердце…"
Он любил жену искренне и по-настоящему. Часто влюбляясь, порой теряя голову, Леонид Осипович так же мгновенно приходил в себя. После очередной любви он снова влюблялся в Елену Осиповну, а от ушедшего романа порой не оставалось даже воспоминаний. О любви же Елены Осиповны к Утёсову, о ее безмерной преданности ему слагались и легенды, и анекдоты. Вот история, рассказанная Леонидом Бабушкиным: "В одной из песен, которую написали Исаак Дунаевский и Лебедев-Кумач, а исполнял Леонид Утёсов, были такие слова:
Любовь нечаянно нагрянет,
Когда ее совсем не ждешь.
Любовь нагрянула, как гром среди зимы, в холодной и голодной Москве. В женщине были необычны и внешность, и образование. Она окончила Высшие Бестужевские курсы по историко-филологическому отделению, кроме того, драматические курсы Петербургского театрального училища по классу пения. Была обладательницей сильного низкого тембра голоса и блестящих сценических данных. Кроме перечисленных достоинств - красива и прекрасно сложена. В совершенстве владела искусством цыганского пения и мастерством драматической актрисы.
Эти данные побудили артистку выйти за рамки императорского Александрийского театра. Она решила, что помимо оперы может одновременно посвятить себя водевилю и оперетте. Имя Елизаветы Ивановны Тиме появилось в заглавных ролях оперетт "Сильва" и "Прекрасная Елена". Роль Бони исполнял Леонид Утёсов. За всю свою жизнь артист играл эту роль не менее семисот раз. Но именно она помогла сделать Бони более искренним, лиричным и тонким. Эта пара играла и в "Прекрасной Елене". Она - Елена, он - Менелай…"
Здесь прервем повествование Леонида Бабушкина, ибо едва ли его рассказ достоверен. Во всяком случае, женщиной, о которой он пишет, никак не могла быть Тиме. Елизавета Ивановна прожила почти всю жизнь в Петербурге-Ленинграде, а не в Москве. С Утёсовым у нее действительно был роман, но это случилось уже после его переезда в город на Неве. А сейчас снова обратимся к рассказу Бабушкина. Он важен не для восстановления биографии Утёсова, а, скорее, для характеристики Елены Осиповны:
"Сутки делились на несколько периодов. Днем - репетиции, вечером - спектакль, ночь - в неотапливаемой комнате. Утром - долгая, почти рыночная торговля, кто должен встать первым, чтобы согреть чайник. Это игра-торговля у обоих партнеров вызывала некоторое раздражение. Она считала, что он, как джентльмен, должен встать первым. Он, в свою очередь, считал, что первой должна вставать хозяйка.
Еще совсем недавно ему казалось, что этот бурный "роман века" никогда не кончится. С безоглядностью молодости бросился в поток страсти, забыв о жене и дочке. Многовековая мудрость гласит, есть два тирана - время и случай. Время и споры создали трещину в добрых отношениях. А случай? Как много в жизни зависит от случая. Случай не заставил себя долго ждать.
В один прекрасный день, вернувшись на новое местожительство, расположенное недалеко от трех вокзалов, он увидел во дворе, возле входной двери в квартиру, целый воз аккуратно сложенных, распиленных и наколотых дров. В дужке амбарного замка, которым обычно запирали квартиру, белела сложенная бумажка. Текст был весьма лаконичен: "Не экономьте. Топите. Не простудите Ледю". Записка была подписана инициалами Е. О. Но, если бы даже не было подписи, он бы моментально узнал почерк и эту вечную заботу о его здоровье и голосе.
Спазмы сжали горло. Сразу вспомнилось, что его жена отказалась от профессии актрисы, чтобы стать настоящей женой, сосредоточившей все свое внимание на муже, доме, семье. Она никогда не стала бы спорить, кто должен вскипятить чайник. Она бы просто вскипятила, заварила, налила в чашку и подала бы чай. Недолго думая, Леонид Осипович собрал свой скарб в небольшой чемоданчик и вернулся к семье".
Очень похожую по содержанию, но более правдоподобную новеллу рассказывает сам Утёсов по воспоминаниям Глеба Скороходова: "Если бы вы знали, как Елена Осиповна мудро поступила, когда узнала о моей измене! Нэп, двадцать первый год, на редкость морозная зима. Я работал в Театре оперетты, играл Бони в "Сильве", царя Менелая в "Прекрасной Елене" и безумно увлекся нашей примадонной. Увлекся настолько, что несколько ночей не приходил домой, чего раньше со мной не случалось. И вдруг ранним утром раздается стук в дверь домика, где я ночевал, - это там возле Тверской, за нынешним театром Ермоловой. Открываю дверь - на пороге возница, за ним - подвода, полная дров. И возница говорит:
- Елена Осиповна просила передать эти дрова вам. Она очень беспокоится, что здесь в квартире холод и вы ненароком заболеете.
- И вы знаете, - закончил Утёсов, - в тот же вечер я уже был дома".
Я неслучайно воспроизвел две эти новеллы, дабы продемонстрировать, как живут и развиваются легенды об Утёсове.
Но все эти истории едва ли хоть сколько-нибудь полно отражают полувековой роман под названием "Утёсов-Ленская". Он пережил все романы любвеобильного Леонида Осиповича, вечно окруженного поклонницами. Пережил даже появление в семье Антонины Ревельс, которая с середины 1960-х годов постоянно присутствовала в доме Утёсовых в роли домоправительницы, подруги, а фактически - "младшей жены". Сложность отношений двух женщин не мешала их взаимному уважению. По словам Антонины Сергеевны, "Елена Осиповна была женщиной мудрой, доброй и с твердым характером. Несмотря на свой очень небольшой рост, она умела не теряться. Красивая, с седой прядью в темных волосах, которая придавала ей какую-то царственность. Она вела дом, и на ее плечи ложилось много забот. Утёсов занимался почти исключительно творческими делами и в домашние не вмешивался".