* * *
Вновь вернемся к тем дням, когда Ледя Вайсбейн был в Тульчине. Не попрощавшись с непрошеной свахой, Ледя быстрым шагом пошел в дом Кольбы. Мама Ани, узнав о его согласии, не знала, что и делать от нахлынувшего счастья. Ледя же сказал, что ему нужно поехать в Одессу получить одобрение родителей и заодно привезти свой гардероб. Конечно же будущая теща слово "гардероб" услышала впервые, но предложение зятя восприняла одобрительно. Помявшись, Ледя сообщил ей, что у него нет средств на дорогу - все его деньги увез Бороданов.
- А сколько вам нужно на дорогу?
- Один рубль семьдесят копеек (ровно столько стоил самый дешевый билет до Одессы в вагоне четвертого класса).
Через несколько дней Ледю собрали в дорогу. Будущая теща нажарила ему пять больших котлет ("Чтоб вы, не дай бог, не проголодались в дороге") и купила бутылку сельтерской (газированной) воды. Старик Кольба, хромая, пошел к местному извозчику Сендеру и уговорил его отвести Ледю на вокзал, на станцию Журавлевка, что рядом с Тульчином. Он сказал вознице:
- Сегодня вы поможете мне, а когда наступит день свадьбы вашего сына, я с моим сыном буду играть на ней бесплатно. Вы знаете, кого вы везете? Этот красавец - жених моей Анечки. - Он говорил тихо, почти шепотом, хотя весь Тульчин уже об этом знал. Ледя попрощался с родителями, расцеловал Аню. На ее счастливых глазах блестели слезы.
- Садись, жених! - громко, почти в приказной форме, произнес Сендер. Его гнедая лошадка побежала быстрым шагом. Оглянувшись, Ледя едва разглядел за облаком пыли все семейство Кольба. Аня махала рукой. Он конечно же догадывался, что вся история с женитьбой осталась за этим облаком пыли. Но судьба порой преподносит сюрпризы без сценариев. И Утёсов пишет в мемуарах: "Прошло много лет. Приехав как-то в Киев, я зашел с приятелем в кафешантан на Крещатике. Час был поздний, посетителей было мало, поэтому я сразу обратил внимание на красивую женщину, у которой из-под шляпы с широкими полями живописно выбивались пряди каштановых волос.
Обратил на нее внимание и мой приятель.
- Удивительно, - сказал он, - весь вечер просидеть одной. Не пригласить ли ее к нашему столу?
Я тут же встал, подошел к незнакомке и сказал:
- Простите за смелость, но мы будем рады, если вы составите нам компанию.
Незнакомка взглянула на меня и серьезно, медленно, словно обдумывая каждое слово, ответила:
- Я могу принять ваше предложение, но при условии: стоимость моего ужина не должна превышать одного рубля семидесяти копеек.
- Почему? Почему рубль семьдесят, а не три сорок?
- Каприз…
Она села за наш стол и, выбирая в меню что-нибудь именно на рубль семьдесят, как-то странно и многозначительно посмотрела на меня. Я почему-то смутился. И недовольно произнес:
- Ну к чему такая мелочность!
- Это не мелочность. Эта сумма для меня многое значит… - И она снова пристально посмотрела на меня. - Вы бывали когда-нибудь в Тульчине?
- Бывал…
- Вы Ледя?
- Да.
Она расхохоталась:
- Так вы - мой жених. Я - Аня Кольба…
На следующий день я узнал, что моя "невеста" стала исполнительницей цыганских романсов и выступает в этом кафешантане".
Не только Тульчин, но и цирк Бороданова навсегда остались в прошлом. Ледя снова в отцовском доме. На семейных советах велись бесконечные дискуссии о будущем отрока. Отец твердил, что пора выбиваться в люди, еще раз напомнив, что быть комедиантом - не удел еврейских мальчиков. Надо заниматься серьезным делом. Он настоял, чтобы Ледя поехал в Херсон - город, где родился и вырос Иосиф Калманович: "Там мой брат Фима держит лавочку, ему нужен помощник, а тебе нужно дело". Леде не хотелось ехать в Херсон - как мы помним, он почему-то насмешливо относился к этому городу. Но выбора не было - на сей раз ослушаться отца он не решился. Через несколько дней после возвращения из Тульчина Ледя уже был в Херсоне. Его карьера продавца в лавочке скобяных товаров дяди Ефима продолжалась недолго - он выдержал всего шесть дней и на первом же пароходе сбежал в родную Одессу. Из порта он далеко не сразу вернулся в отчий дом; какое-то время жил у друзей, ходил на лов с рыбаками.
Однажды, причалив к берегу где-то в районе Ланжерона, он обратил внимание на высокого молодого человека весьма странной внешности. "На абсолютно неподвижном, как маска, лице шевелились одни лишь губы". Этот человек привлек его, и Ледя чем-то понравился незнакомцу. Они разговорились, и вскоре их беседа напоминала разговор старых приятелей. Оказывается, новый знакомый Леди мечтал, как и он сам, стать артистом. Он представился: "Мой артистический псевдоним - Скавронский". Уже позже Ледя узнал, что настоящая его фамилия Вронский. Но актеров с такой фамилией в Одессе уже было несколько, а один из них, Василий Вронский, создал целый театр, от спектакля которого "Поташ и перламутр" Одесса сходила с ума. Почему-то в эту труппу понадобился актер высокого роста, и счастье улыбнулось Скавронскому - бывшему Вронскому. При первой же встрече он сказал Леде Вайсбейну:
- Ты, безусловно, артист, но как с твоей фамилией играть в русском театре?
Недолго думая, Ледя решил придумать псевдоним. Он исходил из пейзажа, который был вокруг: холмы и скалы, напоминающие горы. Однако он уже встречал немало фамилий типа Горина, Горского и даже Скалова. "Что же есть на земле еще выдающееся? - мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. - Боже мой, - подумал я, - утесы, есть же еще утесы! - Я стал вертеть это слово так и этак. Утесин? - Не годится - в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное… - Утёсов? - мелькнуло у меня в голове… Да, да! Утёсов! Именно Утёсов!" Вот когда вспоминаются слова из знаменитой песни: "Утёсов бы Утёсовым не стал без Молдаванки и без Ланжерона!" И снова вернемся к воспоминаниям Леонида Осиповича: "Наверное, Колумб, увидя после трех месяцев плавания очертания земля, то есть открыв Америку, не испытывал подобной радости. И сегодня я вижу, что не сделал ошибку - ей-богу, моя фамилия мне нравится. И знаете, не только мне".
Действительно, эта звучная, запоминающаяся фамилия, кроме восторга, в дальнейшем доставила ее обладателю немало хлопот и даже неприятностей. Кто только не менял свою фамилию на "Утёсов"! Цели при этом были самые разные, даже уголовные. В сентябре 1936 года в "Правде" была опубликована заметка "Авантюрист". В ней рассказывалось, что в конце августа того же года некий гражданин Николаев (дан даже адрес) познакомился на улице с человеком, назвавшим себя Леонидом Утёсовым. Можно ли было отказаться от продолжения такого знакомства? Николаев пригласил "Утёсова" домой. За кружкой чая (наверное, не только чая) хозяин дома уснул, а гость преспокойно скрылся, прихватив с собой немало хозяйских вещей. К счастью, вскоре Николаев случайно встретился с "Утёсовым" и на сей раз доставил его не домой, а в отделение милиции.
* * *
После таких "нелирических" отступлений вернемся снова к юным годам Утёсова. Встретившись со Скавронским на Ланжероне, Ледя Вайсбейн получил от него заманчивое предложение заработать аж 2 рубля. "Кто же от этого откажется!" - подумал он.
- А что нужно сделать?
Скавронский предложил сыграть с ним миниатюру "Разбитое зеркало". "Вот-те раз! - восклицает Утёсов в мемуарах. - Эту миниатюру я знал - ее часто исполняли. Незамысловатая, но удивительно смешная вещица. Она живет до сих пор и в цирке и на эстраде: денщик офицера, разбив зеркало и боясь наказания, вставал в раму и точно имитировал все движения и гримасы своего господина. Может быть, смешнее всего было то, что одинаковые движения и гримасы делали совершенно разные, непохожие друг на друга люди. Сценка эта требовала тщательной тренировки. Но моя самоуверенность в то время была настолько велика, что я тут же согласился. Мне тогда казалось, что я все умею. Это сейчас я понимаю, как многому надо учиться и в восемьдесят. А тогда…
Но как это ни странно, я быстро освоил номер и с обезьяньей ловкостью воспроизводил все, что делал Скавронский…
Мое первое официальное, так сказать, выступление состоялось в театре на Большом Фонтане - дачном месте под Одессой. Представьте себе, что я совершенно не волновался. Когда-то одна старая актриса, Наталия Павловна Тенишева - я служил с ней в мой первый сезон в Кременчуге, - сказала мне:
- Ах, милый мальчик, на сцене только первые тридцать лет трудно, а потом вам будет легко.
Как она была неправа! Годы шли - и становилось все трудней. Если какой-нибудь актер похвалится, что он привык и теперь уже не волнуется, скажите ему: если не волнуется, значит, ничего и не творит. Творчество - акт беспокойный".
Звезда Кременчуга
После успешного дебюта в "Разбитом зеркале" новые предложения долго не появлялись. Исправно приходила лишь корреспонденция от Анны Кольба. На каждом конверте кроме адресата значилось:
Лети, мое письмо,
К Ледичке в окно,
А если неприятно,
Прошу прислать обратно.
Но однажды, придя домой, Утёсов застал письмо без привычного четверостишья на конверте. К тому же принес его рассыльный в куртке с золотыми галунами. Волнение и гордость охватили Ледю. Дрожащими руками он вскрыл конверт - в нем оказалась небольшая записка: "Приходите сегодня в час дня в гостиницу "Континенталь", ком. № 17". Подпись: "Скавронский".
"Какое счастье, - подумал Утёсов, - что я оказался дома! Может быть, опять какое-то выступление. Но ведь недавно я виделся со Скавронским, почему он не сказал мне этого на Ланжероне?" До часа дня оставалось сорок минут, и добраться до гостиницы, находившейся на улице Садовой, 19, рядом с аптекой Гаевского, было нелегко даже бегом. Но не только в этом вопрос - в чем явиться в такое солидное учреждение, где останавливаются уважаемые и знатные персоны? Порывшись в платяном шкафу, Ледя надел черную сатиновую косоворотку, усеянную белыми пуговичками, и добавил к ней пиджак и брюки старшего брата. Шляпа-канотье была собственная. Посмотрев на себя в зеркало, подумал: "Кажется, подойдет!"
Ровно в час дня, буквально взлетев по мраморным лестницам на четвертый этаж, Ледя был уже в семнадцатом номере гостиницы "Континенталь". В центре комнаты, в кресле, восседал необыкновенно толстый человек ("такой толстый, что живот его лежал на столе") - явно хозяин положения. Вокруг него - нарядно одетые мужчины и женщины. Невозможно было не обратить внимание на их кольца, браслеты, серьги. Скавронский представил его тучному господину - оказалось, что это антрепренер Шпиглер из Кременчуга. Он приехал в Одессу в поисках актеров на предстоящий сезон. Задав пришедшему несколько вопросов, ответить на которые Ледя явно был не готов, антрепренер спросил Скавронского: "Кого вы мне привели?"
- У него замечательный, неповторимый голос! К тому же он - талантливый актер.
- Мы можем его взять в оперетту?
- Безусловно! - уверенно произнес Скавронский.
- Ваши условия? - спросил антрепренер.
От неожиданности и волнения Ледя не мог произнести ни слова.
- Почему вы молчите, молодой человек? Мне кажется, что вы не только петь - и говорить не можете.
Но тут актриса, сидевшая рядом с антрепренером, сказала:
- Он милый мальчик, созданный для оперетт. Дайте ему семьдесят.
Но Шпиглер сказал, что таких денег он платить не может, для начала хватит шестидесяти пяти. Позже Утёсов напишет: "Вне себя от радости, я делал что-то несусветное - совал деньги в карман незнакомых брюк и, конечно, никак не мог в него попасть, жал руки Шпиглеру, моей покровительнице Анне Андреевне Аренде, Скавронскому и наконец солидно пошел к выходу".
Уже на улице его догнал Скавронский и сказал: "Знаете, куда вам сейчас надо идти? На ближайшую толкучку. Почему? Вам необходим фрак".
- Зачем? - спросил Утёсов. - Я могу петь и без фрака.
- В оперетте большинство действующих лиц - лакеи. Думаю, даже уверен, вам предстоит их играть.
И Ледя с высоко поднятой головой - даже канотье теперь выглядело по-особому - быстрым шагом пошел вверх по Тираспольской в сторону Старопортофранковской. Там на площади была толкучка, которую в Одессе называли "толчок" - там можно было, как говорили, купить все, вплоть до самолета. Множество ларьков, приткнувшись друг к другу, образовывали целые торговые улицы, десятки вывесок оповещали о назначении каждого из них, но это не значит, что в ларьке с мороженым нельзя было приобрести гвозди или, скажем, пластинки для патефона. Фрак Ледя нашел в киоске с вывеской "Шляпная". На замечание продавца: "У вас же есть шляпка, что вы ищете у меня?" - Ледя ответил:
- Мне нужен фрак.
- Полсекундочки, и у вас будет лучший фрак из Парижа.
- А примерить я его сумею?
- Я вижу, вы одессит, зачем же вам нужны лишние волнения? Главное, чтобы вам подошел товар.
Очень скоро юркий владелец шляпной принес на каждой руке по фраку, и один из них подошел, как будто был сшит для Леди. С этим фраком он и поехал в Кременчуг.
Случилось так, что город этот, ничем особо не примечательный, оказался весьма важным в судьбе Утёсова. Много десятилетий Кременчуг был уездным городом Полтавской губернии, в 1921 году стал центром собственной Кременчугской губернии, а потом вошел в Полтавскую область. И все же провинциальный этот город всегда имел свое лицо - театральное. Уже в XIX веке на центральной улице стоял театр, разумеется, не имевший своей труппы, но принимавший на своей сцене весьма талантливых актеров из разных городов России. Говорят, здесь гастролировал даже сам классик украинского театра Панас Карпович Саксаганский. Вот каким запомнился этот город Утёсову: "Я начинаю свой театральный путь в Кременчуге. Главная улица рождается на базаре или вливается в базар, как угодно. На ней - солидные городские учреждения: почтовая контора, отделение банка, нотариус и парикмахерская. Вывеска сообщает, что вас побреет и пострижет "Станислав из Варшавы".
На главной улице здание драматического театра. Есть еще и городская аудитория, где играют любители. Это их афишу видел я в день приезда: "Будет поставлена пьеса "Отелло" Вильяма Шекспира, любимца кременчугской публики". Что ж, каким бы ни был Кременчуг тех лет, - для меня он навсегда особый город; здесь произошло мое посвящение в артисты, здесь начал я узнавать профессиональные актерские "тайны"".
Разумеется, наибольшей популярностью у кременчугских обывателей пользовались миниатюры - им хотелось за два вечерних часа в театре посмотреть и оперетту, и водевиль, и эстрадные номера. Больше всего зрители хотели на сцене увидеть то, с чем они не встречались в окружающей жизни, причем увидеть в форме развлекательной, комедийной. Итак, именно в Кременчуге Утёсов стал актером театра миниатюр. Едва ли не с первого дня его привлекла возможность сыграть множество ролей за один вечер. Первым спектаклем, который готовились поставить гастролеры из Одессы, была одноактная оперетта "Игрушечка". В ней Утёсову предложили сыграть роль графа. "И зачем Скавронский заставил меня купить фрак? - подумал Утёсов. - Пока лакеями и не пахнет". Действительно, сыграть лакея Утёсову было бы куда проще - он видел их немало. А вот как сыграть графа? "Настоящих графов я никогда не видел, играть вообще не умею, да и опыта - никакого. Пожалуй, как только выйду на сцену - сразу же и догадаются, что я самозванец. От этих мыслей меня начало лихорадить". Но недолго длился этот творческий озноб - антрепренер вскоре после прочтения пьесы предложил новичку спеть любые куплеты, "какие придут на ум". Надо ли говорить, что в этом Утёсов уже тогда был истинным профессионалом. Он пел обо всем: об одесских проходимцах и о плохих дорогах, о женах и тещах. Но пел так вдохновенно, что антрепренер сказал: "Внесем изменения в сценарий - куплеты, которые мы услышали, должны быть в центре нашего дивертисмента".