По охотно записывал стихи собственного сочинения в альбомы местных девушек, но ни одна из них не смогла покорить его сердце. К несчастью, очередное платоническое увлечение юного поэта оказалось очень странным и разбило его сердце.
Среди друзей По того времени можно обнаружить Роберта Стэнарда, мальчика младше его на пять лет. Будучи как-то в гостях у Роберта, Эдгар близко познакомился с матерью приятеля - Джейн Крейг Стэнард. Молодая женщина произвела на юношу почти магическое впечатление - он откровенно влюбился, хотя сама Джейн Крейг испытывала к нему в лучшем случае только материнские чувства.
Странное увлечение молодого поэта не продлилось долго - у Джейн Стэнард вскоре стали проявляться первые признаки безумия, и в апреле 1824 года она скончалась в состоянии полного помрачения рассудка. Эдгар По долго и тяжело переживал эту потерю и часто посещал могилу миссис Стэнард на местном кладбище Шоко-хилл.
А тем временем судьба семейства Алланов неожиданно и резко переменилась - скончался Уильям Гэльт, богатый дядюшка Джона Аллана, оставив почти все свои деньги долготерпеливому племяннику. Неожиданно для себя скромный бизнесмен получил около 700 тысяч долларов - огромную по тем временам сумму. А Эдгар Аллан По превратился в приемного сына и, возможно, наследника почти миллионера, одного из богатейших людей Вирджинии.
Джон Аллан быстро приобрел за почти пятнадцать тысяч долларов двухэтажный особняк, располагавшийся в юго-восточной части Ричмонда, на вершине холма, откуда открывался вид на долину реки Джеймс. Комната Эдгара По находилась на втором этаже, в конце коридора. На этом же этаже были обустроены комнаты его приемных родителей и Энн Валентайн. А на крытой галерее, шедшей вокруг дома и где иногда Алланы устраивали приемы, был установлен настоящий телескоп, в который автор будущих фантастических рассказов любил ночами рассматривать Луну.
Эдгар По закончил школу в марте 1825 года, и перед ним встала проблема выбора дальнейшего пути. Понятно было, что скуповатый и практичный отчим не собирался рассматривать даже мысль о том, чтобы его приемный сын повел жизнь свободного поэта. Джон Аллан (да что греха таить - и большинство американцев того времени) сочинение стихов воспринимал в лучшем случае как хобби или бесплодное времяпровождение. В худшем случае - как признак душевного заболевания.
К тому же скуповатый и властный шотландец стал всё чаще конфликтовать с повзрослевшим пасынком, у которого постепенно сформировался взрывной и непокорный характер. Нередко ситуацию надвигавшегося откровенного скандала смягчала лишь примиряющая позиция Фрэнсис Аллан, которая во время споров могла урезонить и супруга, и приемного сына.
Однако в жизни "доброго ангела" молодого поэта тоже не всё было благополучно - примерно с июня 1824 года Фрэнсис Киллинг Аллан стала мучиться от какого-то не очень понятного заболевания. (Во всяком случае, его никогда так и не сумели точно диагностировать.) Она постепенно угасала, с тревогой наблюдая, как отношения между ее мужем и ее "дорогим Эдгаром" становятся всё хуже и хуже.
Впрочем, на какое-то время мужчины семьи Алланов сумели достичь компромисса во взглядах на будущее: приемный отец предложил Эдгару По начать обучение в Вирджинском университете, находившемся в Шарлотсвилле. По здравом размышлении молодой поэт согласился. Вырваться из-под тиранической опеки отчима, зажить свободной студенческой жизнью - что, казалось бы, могло быть лучше?
Было лишь одно препятствие, и, как это нередко бывало в жизни По, - сердечного свойства.
Еще в 1826 году он познакомился с красавицей и почти ровесницей Сарой Эльмирой Ройстер, жившей почти по соседству. Герви Аллен, один из лучших биографов Эдгара По, так описал ее: "Природа наделила ее изящной стройной фигуркой, большими черными глазами, красивым ртом и длинными темно-каштановыми волосами. Все вместе взятое произвело на По неотразимое впечатление".
Молодые люди полюбили друг друга и даже принялись строить планы на будущий брак, несмотря на крайнее неудовольствие отца девушки. (Он, видимо, как и Джон Аллан, считал По слишком ветреным и ненадежным, инфантильным и витающим в облаках, а потому не подходящим его дочери).
Отъезд По на учебу в университет влюбленные восприняли как досадную паузу в отношениях, которые ни в коем случае не должны были прерваться. Эдгар и Эльмира договорились постоянно переписываться и встречаться, как только возникнет такая возможность. Перед отъездом влюбленный поэт послал возлюбленной в подарок перламутровую шкатулку с ее инициалами. Они даже и не подозревали, что в отношении их будущего у господ Джеймса Ройстера и Джона Аллана существуют совершенно иные планы…
13 февраля 1826 года Эдгар По, в сопровождении приемной матери, покинул Ричмонд, чтобы начать совсем новую главу своей жизни.
Глава 2
БЕСШАБАШНЫЙ СТУДЕНТ И УСЕРДНЫЙ СОЛДАТ
Вирджинский университет в Шарлотсвилле, куда решил поступить Эдгар По, был воплощенной мечтой третьего президента США Томаса Джефферсона. Он утверждал, что университет одновременно должен быть не только научным и образовательным центром, но и примером студенческого самоуправления. Увы, с последним дела с ходу не заладились. Вместо учебы студенты скандалили и бойкотировали преподавателей, а то и периодически дрались на дуэлях. В итоге очень быстро самоуправление пришлось отменить, университет подчинили профессорскому совету, но привычка к вольной жизни у вирджинского студенчества сохранилась.
Вот в эту буйную атмосферу университетской жизни и окунулся молодой поэт, записавшийся на курс, где изучали латынь, греческий, французский и итальянский языки.
Однако главная проблема новой жизни для Эдгара По заключалась в том, что Джон Аллан явно собирался держать его в черном теле. Прижимистый шотландец, даже став одним из богатейших людей Вирджинии, считал, что для пасынка будет полезным вести такую же жизнь, какую вел его отчим, - во всем себя ограничивать, строго подчиняться старшим и давать отчет за любой потраченный цент. Артистичный и взбалмошный Эдгар пытался следовать этим предписаниям, но получалось это у него плохо. К тому же постоянно возникали непредвиденные расходы - вроде необходимости нанять слугу, чтобы он следил за вещами, стирал их и убирал в комнате. (Так, между прочим, поступали все студенты университета.) Аллан же воспринимал подобные поступки как откровенную блажь и не желал давать на них деньги.
В глазах соучеников По начинал выглядеть откровенным нищим, вынужденным экономить на всем. Это уязвляло гордость молодого поэта и заставляло искать какие-то иные пути для поправки своего финансового положения. Последней каплей стала ситуация, в которой Эдгар попросил приемного отца оплатить счет за годичное обучение и выслать еще денег на проживание. Аллан счет скрупулезно оплатил и добавил ровно один доллар на расходы пасынку. По пришел в ярость и решил поправить свои дела, выиграв деньги в карты.
Увы, это лечение оказалось существенно хуже болезни. Мало того, что проигрывал Эдгар куда чаще, чем выигрывал, у него еще и проснулась настоящая страсть к игре, что и неудивительно, учитывая наследственную склонность к безумию и безрассудству. И, впадая в азарт, молодой поэт "словно погружался в глубины своего природного, не знавшего границ, безрассудства". Карточные долги По росли день ото дня, и он принялся расплачиваться за них оригинальным образом, о котором Герви Аллен написал так: "Долги его росли особенно быстро из-за расходов на одежду. Сами по себе эти траты не могли составить слишком большой суммы - даже самый отъявленный молодой щеголь не смог бы накупить за год столько одежды, чтобы навлечь на себя обвинения в расточительстве со стороны такого обеспеченного человека, как Джон Аллан, который и сам привык жить на широкую ногу. Беда в том, что По, по всей видимости, платил одеждой и заказами на платье свои карточные долги, а их у него становилось тем больше, чем сильнее захватывала его страсть к игре. Поговаривали, что ему не хватило целых семнадцати пальто, сшитых из лучшего сукна, чтобы расплатиться за одну несчастливую ночь, проведенную за ломберным столиком".
Дальше - хуже: один из приятелей поэта утверждал, что "страсть По к крепким напиткам была такой же неумеренной и обращавшей на себя внимание, как страсть к картам". Именно в университете природная склонность Эдгара По к алкоголизму проявилась во всем своем пугающем масштабе. Его соученики вспоминали о том, что он мог напиться буквально с одного стакана. В таком состоянии будущий писатель становился почти невменяемым, плохо себя контролировал и мог уйти в запой на несколько дней.
При этом в периоды душевного спокойствия Эдгар По был способен много работать и успешно учиться. Ему "удивительно легко давались латынь и французский, на которых он бегло говорил и читал, хотя нельзя сказать, чтобы его знание этих языков отличалось большой глубиной. К греческому он был равнодушен. Нередко он являлся на занятия, не подготовив ни строчки из заданного для чтения отрывка. Однако ум его был столь остр, а память столь превосходна, что ему хватало и нескольких минут, чтобы приготовить лучший в классе ответ. Для этого ему нужно было лишь "подчитать" урок прямо перед лекциями. Эта изумительная способность позволяла ему всегда быть в числе лучших студентов и вызывала восхищение, а еще чаще - зависть товарищей".
В университете Эдгар По не только продолжил писать стихи, но и перешел к сочинению прозаических текстов. Один из его сокурсников, Томас Гуд Такер, вспоминал: "Однажды По прочел друзьям какой-то очень длинный рассказ, и те, желая над ним подшутить, стали обсуждать достоинства произведения в весьма ироническом духе, заметив, между прочим, что имя героя - Гаффи - встречается в тексте слишком часто. Гордость его не могла снести столь откровенной насмешки, и в приступе гнева он, прежде чем ему успели помешать, швырнул рукопись в пылающий камин; так был утрачен рассказ незаурядных достоинств и, в отличие от других его сочинений, очень забавный и напрочь лишенный обычного сумрачного колорита и печальных рассуждений, сливающихся в сплошной непроницаемый мрак". После этого за По на какое-то время закрепилось ироническое прозвище Гаффи, и остывший от приступа ярости поэт на него даже не обижался.
Комната Э.-Л. По в Вирджинском университете
У Эдгара По в это время также открылся и талант художника-графика. Его хороший приятель Джордж Майлз вспоминал, что "По любил читать из разных поэтов, а также, и свои собственные сочинения, приводившие его друзей в восторг и весьма их развлекавшие; внезапно в нем случалась какая-то перемена - и вот в руке его уже кусочек угля, которым он прямо на наших глазах с необыкновенным искусством рисует на стенах своей комнаты странные и фантастические, а порою и страшные фигуры, поражая нас игрой своего многоликого гения и заставляя задаваться вопросом, кем же он станет в будущей своей жизни - поэтом или художником?". И, если не считать периодических чрезмерных выпивок и постоянного безденежья (двух проблем, которые преследовали поэта до самой смерти), в университете он проявил себя хорошим товарищем и не самым плохим студентом. Многие из рассказов о его хулиганских выходках, склоках и даже драках являются откровенными выдумками. Например, по поводу одной из потасовок, якобы затеянных По, уже упомянутый Джордж Майлз вспоминал, что это было "чистое мальчишество" и не более чем "шутливым поединком", не имевшим никаких последствий для дружеских взаимоотношений двух соучеников.
Но Джону Аллану было мало просто хорошей учебы пасынка. Он желал видеть в пасынке четкого исполнителя его воли, по сути - послушную копию. А из Эдгара По ничего подобного не могло получиться по определению.
К тому же отношения отчима и пасынка резко обострила одна неприятная история. Все первые месяцы обучения в университете Эдгар продолжал писать и отсылать в Ричмонд пламенные, полные искренних чувств послания к своей возлюбленной Эльмире Ройстер. И поражался, что не получает ни слова в ответ. Его разлюбили? Его любовь заболела? Или даже умерла? Одного он не мог предположить - это истины.
Оказывается, отец Эльмиры Ройстер, сговорившись с Джоном Алланом, сумел организовать перехват писем Эдгара. Видимо, отчим поэта объяснил мистеру Ройстеру, что не позволит приемному сыну жениться, пока тот не встанет на ноги и не начнет самостоятельно зарабатывать. Осознав это, Джеймс Ройстер твердо решил отказать Эдгару По и выдать дочь за более подходящего жениха. В результате 6 декабря 1828 года Сара Эльмира Ройстер стала "миссис Александр Шелтон".
А тем временем Эдгар По стал все больше и больше залезать в долги, при этом не прекращая играть и надеясь чудесным выигрышем поправить свое финансовое положение. Наконец слухи об этом дошли до его отчима. Аллан пришел в ярость и в декабре 1826 года отправился в Шарлотсвилль. Реальное положение дел оказалось хуже, чем прижимистый шотландец мог когда-нибудь представить, - долги его приемного сына достигли астрономической суммы в две тысячи пятьсот долларов. (Чтобы понять ее значение, достаточно вспомнить, что раб-ребенок на Юге в то время стоил пятьдесят долларов, а здоровая и красивая женщина-рабыня - пятьсот.)
Разъяренный Джон Аллан согласился оплатить только часть долгов (за проживание, учебу и т. п.). Возмещать карточные долги он отказался наотрез. Выдавать деньги на продолжение учебы пасынка в университете Аллан также не стал. А кредиторы уже просто наседали на Эдгара По. В итоге по местному законодательству (одному из самых жестких в США) ему могло угрожать заключение в долговую тюрьму на неопределенный срок. Молодой поэт был вынужден просто бежать из Шарлотсвилля.
Один из его университетских друзей, Уильям Уэртенбейкер, вспоминал мелодраматическую сцену, произошедшую перед самым отъездом Эдгара По. Вот как ее описал Герви
Аллен: "Войдя к себе, По, не проронив ни слова, принялся крушить мебель. Обломки вместе с разными бумагами и накопившимся мусором он стал жечь в камине, одновременно с мрачным видом рассказывая Уэртенбейкеру о своих неприятностях и смутных тревогах, найдя в нем сочувственного слушателя. Уильям Уэртенбейкер ушел домой около полуночи, оставив По засыпать в комнате, освещенной неверными отблесками гаснущего огня, где догорали последние щепы от стола, на котором были написаны "Тамерлан и другие стихотворения"; вскоре в очаге остался лишь пепел, пепел несбывшихся надежд". Судя по всему, разъяренный По опять-таки находился в состоянии подпития.
При этом бежать Эдгар мог только в Ричмонд, несмотря на то что там его ждал разъяренный отчим. Видимо, поэт надеялся на заступничество приемной матери и тети Нэнси. И надежды, судя по всему, оказались небеспочвенны, да и сам Джон Аллан несколько отошел от приступа ярости. Для приемного отца вообще была характерна отходчивость в отношениях с пасынком, позволявшая им поддерживать отношения до тех пор, пока они не испортились окончательно.
В Ричмонде Эдгара По ждал очередной удар судьбы - он узнал о грядущем замужестве Эльмиры Ройстер. И, возможно, о той неблаговидной роли, которую сыграл его отчим в крахе надежд молодых влюбленных. Попытка объясниться с Алланом вызвала лишь новую ссору, которую усугубило открытое заявление Эдгара По - он будет учиться в университете для того, чтобы стать писателем. Аллан, для которого слова "поэт" и "бездельник" были явно синонимами, запретил пасынку даже думать о продолжении учебы.
Взбешенный По 19 марта 1827 года покинул родной дом и, после краткого пребывания в местной гостинице "Корт Хаус таверн", отправился в Бостон - искать удачи на ниве вольного литературного труда.
Однако жесткая и прагматичная "малая родина" на ультракапиталистическом северо-востоке США оказалась негостеприимным пристанищем для молодого поэта. Тем более что большую часть средств, взятых с собой, Эдгар По собирался направить на реализацию издательского проекта. На собственные деньги и деньги своего знакомца Кельвина Томаса, владельца типографии, он опубликовал сборник стихов, названный им "Тамерлан и другие стихотворения". В подборку, вышедшую тиражом всего пятьдесят экземпляров, помимо поэмы "Тамерлан", вошли многие стихи, созданные Эдгаром Алланом По за четыре года. В предисловии к ним автор написал: "Большая часть стихов, составляющих эту скромную книжку, написана в 1821–1822 годах, когда автору не было еще четырнадцати лет. Для публикации они, разумеется, не предназначались; причины, в силу которых вещи эти все же увидели свет, касаются лишь того, кем они написаны. О коротких стихотворениях нет нужды говорить много - они, быть может, обнаруживают чрезмерный эгоизм автора, который, однако, был в пору их написания еще слишком юн, чтобы черпать знание жизни из иного, чем собственная душа, источника…"