(май-декабрь 1982 года)
Появление в кабинете председателя КГБ на семимесячный срок Федорчука было весьма неожиданным. Он отнюдь не являлся кандидатурой Андропова. Скорее наоборот, назначили его на эту должность не с подачи Юрия Владимировича, а по настоянию Г.К.Цинева, одного из первых заместителей председателя КГБ. Вконец одряхлевший Брежнев не смог даже произнести имени Федорчука при объявлении о назначении нового председателя. Ему была уготована миссия неуклонно проводить линию Брежнева по подсказкам Цинева, и не более того.
Виталий Васильевич, несомненно, человек честный, строгий и законопослушный, был движим самыми лучшими намерениями, но его представления о работе органов государственной безопасности сложились в далекие предвоенные годы, главным образом, по линии военной контрразведки. До назначения на пост председателя КГБ Федорчук в течение 12 лет возглавлял КГБ Украины и все свои силы и знания обращал на борьбу с проявлениями украинского национализма. Разведки он вообще не знал и относился к ней довольно сдержанно, полагая, что главным в работе КГБ являются внутренние проблемы.
Насколько он был далек от внешней политики и разведки, свидетельствуют следующие эпизоды.
Вызвав меня "на ковер" для разбора случая с предательством одного сотрудника разведки, Федорчук в итоге обсуждения сделал совершенно ошеломляющий вывод: разведчику вовсе не обязательно знать иностранные языки, а на встречи с агентурой он может ходить с переводчиком.
- Так-то будет надежнее, - поделился своим опытом мой начальник, - вдвоем они не убегут, так как будут контролировать друг друга. Работали же мы раньше с переводчиками, и все было хорошо. Я сам, когда служил в Австрии, приглашал к себе агентов из числа австрийцев, и беседы проводил через переводчиков (?!)…
Другой эпизод также связан с этим случаем. Когда оперативный работник исчез и по всем признакам было ясно, что имеет место предательство, Центр и резидентура сосредоточили свои усилия на локализации неминуемого ущерба и выяснения всех обстоятельств, связанных с изменой.
Среди массы сообщений по этому поводу была и расшифрованная телеграмма одного из маленьких восточных государств. В ней высказывалось предположение, что советский перебежчик никуда из страны не выехал, а укрылся на одной из вилл, принадлежащих иностранному посольству.
Я доложил председателю, что данная информация не соответствует действительности, так как первое, что всегда делает предатель, это обеспечивает себе немедленный выезд из страны пребывания за океан, а не начинает бессмысленную игру в кошки-мышки.
- Как вы не понимаете, - возмутился Федорчук, - это же документ, расшифрованная телеграмма иностранного посольства, это же неоспоримый факт. Надо найти эту виллу и задержать предателя!
- Любой документ, - отвечал я, - может содержать непроверенные сведения и даже дезинформацию, и данная телеграмма как раз и является этому подтверждением. Кроме того, посольство, которое направило в свой МИД эту телеграмму, не может располагать какой-либо точной информацией на этот счет!
- Как вы не понимаете, - продолжал негодовать Федорчук, - это же подлинный документ, а я привык верить документам!
Эта слепая вера в бумагу, бумажный фетишизм, желание все для перестраховки зафиксировать и запротоколировать навредили нам всем, лишали нас свободы и инициативы в переговорах.
От подобных оценок и высказываний нового председателя мы впадали в уныние и думали, что все это, конечно, долго продолжаться не может.
Так оно и случилось. Сразу после избрания Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС он переместил Федорчука на пост министра внутренних дел СССР, а на его место назначил Чебрикова.
Виктор Михайлович Чебриков
(декабрь 1982 г. - октябрь 1988 г.)
В КГБ Чебриков пришел вслед за Андроповым вместе с группой партийных, военных и научных работников и начал свою службу с должности начальника Управления кадров. Затем, в течение долгих лет, уже в качестве заместителя председателя, Чебриков вел в основном две линии - оперативную технику и борьбу с диссидентством. В первом направлении он преуспел. Благодаря его усилиям в КГБ был создан мощный оперативно-технический комплекс со своей производственной базой, а второе направление его деятельности привело скорее к обратному результату, так как и сам Горбачев, и его главные архитекторы перестройки оказались в прежнем понимании Чебрикова самыми настоящими диссидентами.
До прихода в КГБ Чебриков находился на партийной работе в Днепропетровске, естественно, знал ближайших соратников Брежнева, и именно по этому признаку некоторые пишущие люди отнесли его к "брежневской днепропетровской мафии". Однако по своим политическим взглядам и образу жизни Чебриков был скорее ближе не к своим землякам, а к Юрию Владимировичу Андропову, который всецело полагался на него в своей деятельности. Чебрикову претили дворцовые интриги, атмосфера угодничества и клановая солидарность воцарившихся в Кремле днепропетровцев.
О близости Чебрикова к Андропову красноречиво свидетельствует сам факт немедленного назначения его председателем КГБ после избрания Юрия Владимировича Генеральным секретарем ЦК КПСС. Так что в выдвижении Чебрикова на пост руководителя органов государственной безопасности ничего неожиданного для сотрудников КГБ не было. Связка Андропов-Чебриков была надежной, понятной и предсказуемой, однако приход к власти Горбачева и начавшиеся импровизации эпохи перестройки постепенно дезориентировали привычную работу КГБ и в первую очередь его председателя. В создавшихся условиях Чебриков потерял уверенность и из всегда спокойного и доброжелательного человека временами превращался во вспыльчивого и раздражительного.
Понятно, что в таких условиях Чебриков не мог предметно заниматься делами разведки и даже был не в состоянии переварить ее информационные потоки. Поздно уже было ему и осваивать премудрости и тонкости международной обстановки.
Горбачев считал Чебрикова консерватором и решил заменить его на третьем году перестройки более динамичным, работоспособным и к тому же разбирающимся в вопросах внешней политики Крючковым, которого, как я думаю, с самой лучшей стороны рекомендовал ему в свое время Андропов.
Владимир Александрович Крючков
(октябрь 1988 г. - август 1991 г.)
Трехлетнее пребывание Крючкова на посту председателя КГБ пришлось на период ускоренного распада нашего государства. Бездарного Горбачева начинали покидать главные архитекторы перестройки, просто архитекторы и даже прорабы. На глазах исчезало наше главное достояние - стабильность жизни и вера в завтрашний день.
Крючков почувствовал зыбкость своего существования и очень быстро прошел дистанцию от привычки, упоминая имя Горбачева, неизменно присовокуплять к нему почтительное "и лично Михаил Сергеевич", к участию в организации ГКЧП. Тревожные сигналы КГБ о положении в стране, естественно, доводились до сведения Горбачева, однако никакого отклика на них не следовало, и постепенно руководство КГБ вынуждено было отказаться от сколько-нибудь активной реакции на происходящие события. Многочасовые заседания в Комитете заканчивались никому не нужными рекомендациями: направить запрос в республику, собрать дополнительные сведения, составить справку для доклада председателю, направить информацию в политбюро. Служба действовала вхолостую, а речи на коллегиях КГБ становились все длиннее и длиннее и вызывали лишь раздражение у присутствующих.
То, что происходило в эти дни в Комитете, других государственных учреждениях, в Кремле, ближайшем окружении Горбачева, уже многократно описано в мемуарах высоких в прошлом должностных лиц. В большинстве этих мемуаров содержатся два главных вывода: первый - в развале государства автор совершенно не виноват, а виноваты другие, которые были наверху и где-то рядом. И второй - история обязательно поставит на свои места и вынесет свой суровый приговор виновникам развала страны и оправдательные приговоры авторам мемуаров. Хочу взять на себя смелость и заявить: история не будет выносить свои приговоры, история устала заниматься этой бесплодной работой, она не хочет больше слушать лжи, оправданий, обвинений, неопровержимых документов, она хочет отдохнуть до той поры, когда люди немного поумнеют и научатся прилично себя вести…
В условиях тотальной деградации нашей партийно-государственной системы Крючкову уже было некогда заниматься практическими делами разведки. Впрочем, в этом и не было большой необходимости: наши дела он хорошо знал и вполне достаточно было от него получать краткие указания и рекомендации.
Финал пребывания Крючкова на посту председателя КГБ общеизвестен: 19 августа 1991 года он объявил руководящему составу КГБ о том, что власть в стране берет ГКЧП, и предложил всем участникам этого совещания активно заняться проблемами уборки урожая, создать для этого специальные сельскохозяйственные бригады из чекистов (?!).
Далее Форос и арест… А затем и приход на Лубянку легковесного, как Хлестаков, и безумного, как Герострат, Бакатина (теперь его еще называют и "терминатором КГБ").
Вадим Викторович Бакатин
(август 1991 г. - декабрь 1991 г.)
Что мне можно сказать еще о Бакатине? Вроде уже все было сказано. О том, что он разогнал КГБ, писали многие, и я в том числе…
Писали и о том, как он выдал суперсекретные данные о системе подслушивания, установленной в новом здании посольства США. Хотелось бы дожить до суда над Бакатиным за это преступление, тем более что в стране, как нас уверяют, наводится конституционный порядок.
С Геростратом Бакатина тоже уже сравнивали. С тем самым, что сжег храм Артемиды в Эфесе, чтобы получить бессмертную известность.
С Хлестаковым, правда, еще не сравнивали. А сравнить стоит, ибо между двумя персонажами существует поразительное сходство.
Но начнем по порядку…
К моменту прихода Бакатина в КГБ не было ни сталинистов, ни брежневцев, ни гэкачепистов, ни ортодоксальных марксистов, ни православных демократов. Это был коллектив государственников, который в силу специфики своей работы понимал лучше других, что государство, создававшееся на костях трудящихся, прошедшее через страшные войны, голодовки и концлагеря, державшееся на сильной центральной власти, нельзя в одночасье сделать демократическим, процветающим и свободным.
Но в Комитете была сосредоточена информация о коррупции в верхних эшелонах власти, о связях отдельных ее представителей с иностранными разведками, о деятельности спецслужб различных стран на нашей территории и о многом другом, и поэтому ведомство госбезопасности надлежало уничтожить.
Что касается передачи американцам документов о системе подслушивания, то все попытки изобразить Бакатина этаким борцом с "аморальными" методами ведения работы вроде подслушивания иностранных посольств не выдерживают никакой критики. Все спецслужбы мира занимаются подслушиванием, и вопрос о том, хорошо это или плохо, давно уже не стоит. Даже члены НАТО подслушивают друг друга. Среди многочисленных свидетельств, подтверждающих данный факт, представляет большой интерес, в частности, книга бывшего заместителя начальника английской контрразведки МИ-5 по вопросам использования оперативной техники Питера Райта "Охотники за шпионами". И США, и Англия, и Франция, и Германия при каждом удобном случае внедряют в представительства своих партнеров аппаратуру прослушивания.
А наше, сравнительно новое посольство в Вашингтоне было все, буквально вплоть до ванных комнат и туалетов, напичкано аппаратурой подслушивания. Извлеченную технику, спрятанную за мраморной облицовкой, кстати, в свое время советская сторона показала представителям общественности и журналистам США.
Так что в деле Бакатина все предельно ясно: воспользовавшись безвластием и смутным временем, он совершил предательство.
Первое появление Бакатина перед руководящим составом КГБ в августе 1991 года запомнилось в деталях. Для этой встречи он надел на себя маску философствующего интеллектуала. Томная поза, выразительные жесты рук и слова… слова… слова…
"В моем воспаленном мозгу перемешались все мысли… Я силюсь привести их в порядок…" Или еще:
"У меня есть один недостаток - я излишне многословен и я, очевидно, буду вас перебивать…"
Другие начальники тоже имеют привычку перебивать подчиненных, когда им что-нибудь непонятно или когда они хотят что-то сказать по существу вопроса. Этот же просто говорил, не переставая, по поводу и без повода, и сам процесс говорения его возбуждал и вдохновлял. Слушать других ему было абсолютно не интересно.
Однажды Бакатин побывал и в Ясенево, навестил разведку. Заскочил туда, можно сказать, без предупреждения и сразу направился в дежурно-справочную службу секретариата, где, не переводя дыхания, стал выражать свое возмущение и негодование ее деятельностью!
- Что вы тут все делаете? Почему не читаете телеграмм? Почему их не корректируете? Ваша информация скучна, она мне ничего не дает, в ней все, как в газетах!
Поскольку начальник разведки задерживался где-то в городе, принимать Бакатина вначале пришлось мне. Едва сдерживая гнев, я пытался объяснить ему ситуацию:
- У нас в информационном управлении есть своя дежурная служба. Там дежурят информационные работники, они всю ночь читают телеграммы, правят их и готовят к рассылке по установленным адресам, а эта служба имеет совершенно другие функции: она обеспечивает порядок на наших объектах, их физическую и противопожарную защиту, отвечает на телефоны, вызывает нужных людей на работу и так далее.
- Неправильно все это! - перебил меня глава госбезопасности. - Они должны заниматься совершенно другими делами! Я не понимаю, зачем они вообще здесь сидят!
И далее в таком же духе.
Затем последовала встреча с руководящим составом разведки, во время которой Бакатин пришел к единственно верному решению: всех этих людей надо немедленно разогнать. И разогнал бы, если бы не подоспел Примаков…
Вообще, Бакатин любил представать в облике грозного и решительного реформатора, призванного навести, наконец, надлежащий порядок.
Вот отрывок из его интервью, данного в должности председателя КГБ: "Я жесткий человек. На самом деле… Я не обязательно должен спрашивать, кого и куда назначать… Я никогда не останавливался перед теми, кто устраивает демарши… Не можете - не работайте…" (Это о бывшем начальнике разведки Л.В.Шебаршине, который не захотел мириться с диктаторскими методами управления Бакатина и был уволен.)
Сравните с монологом Хлестакова: "О! Я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что, в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого…"
Правда, похоже? С той лишь разницей, что Иван Александрович разглагольствовал после неумеренного употребления мадеры, а Вадим Викторович - в трезвом виде.
Ну и, наконец, характеристика, данная Хлестакову самим Николаем Васильевичем Гоголем: "Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его обрывиста, и слова вылетают из уст совершенно неожиданно".
Воистину, нет повести печальнее на свете, чем повесть о бывших председателях Комитета государственной безопасности СССР! (К Ю.В.Андропову это, понятно, не относится.)
Благодатная Сирия
Сирию я открыл для себя поздно, хотя всегда интересовался этой страной, ее историей, всем, что там происходит, и, естественно, стремился туда попасть. Формально, правда, я работал одно время в Объединенной Арабской Республике, куда входили и Египет, и Сирия, и даже имел возможность общаться с сирийскими деятелями - членами правительства ОАР. Но это, конечно, не заменяло реального знакомства со страной. В конце концов судьба оказалась великодушной, и за последние два десятка лет я четырежды побывал в Сирии.
Конечно, Сирия - это не Египет, в котором прошла значительная часть моей жизни. Есть в Египте какая-то неизъяснимая притягательность. Западают в душу шум и гомон Каира; непонятно на чем основанный, но неистребимый оптимизм простого каирца - "человека с улицы", как там выражаются; прилегающая к египетской столице пустыня, которая так успокаивает и где так легко дышится; бесподобная дельта Нила - самый густонаселенный район на нашей планете.
Египет занимает, конечно, большое место в моем сердце. Здесь подрастал мой сын, здесь родились дочери. А Сирия уютнее, чище, спокойнее, зажиточнее. Это благодатный край. В книгах о Сирии часто пишут о том, что все когда-либо приходившие завоеватели никогда не желали добровольно покинуть страну. В Сирии произрастает, кажется, все: пшеница, ячмень, кукуруза, оливковые деревья, бобовые культуры, сахарная свекла, хлопок, а также великое разнообразие овощей и фруктов.
Пятилетний сын моего хорошего дамасского знакомого, находясь вместе с отцом в пути из Халеба в Латакию через плодородную и живописную равнину, недалеко от селения Джиср-аш-Шухур, вдруг замер в восхищении и воскликнул: "Папа, кто нарисовал эту картину?!"
Я рад, что мне удалось поездить по Сирии, познакомиться с ее главными городами, побывать на Евфратской плотине (тоже памятник советско-арабского сотрудничества) и в знаменитой Пальмире, которая поражает воображение и наводит на мысль, что цивилизация вечна и что прошлое ее так же трудно постигнуть, как и ее будущее.
Исторические и религиозные памятники Сирии разнообразны и удивительны. В городе Маалюля, в 50 километрах к северу от Дамаска, находится, например, первая в мире, по утверждению сирийцев, христианская церковь. В этой маленькой и уютной церкви, угощая нас сладким церковным вином собственного изготовления, священник рассказывал о заре христианства так, будто он сам жил в эту эпоху. Во времена, когда церковь строилась, люди в этих местах говорили на арамейском языке, на том самом, на котором проповедовал Иисус Христос. В Маалюле говорят на нем и до сих пор. Интересно и как-то спокойно было слушать рассказы священника, и хотелось ездить по дорогам Сирии, забыв на время, что твоя специальность разведчик, что тебе предстоят сложные переговоры, что в конце дороги тебя ожидают документы и телеграммы, которые обязательно надо прочитать и осмыслить, и что, завершив поездку, ты снова войдешь в режим, рассчитанный по минутам. Пусть же дольше тянутся сирийские дороги!