Практически же ничьего согласия на осуществление плана, так тщательно разработанного господином Арикпо, и не требовалось, поскольку здесь не требовалось и сотрудничества биафрцев. На деле же ни один пакет сухого молока так никогда и не был привезен в Авгу для использования на территории неоккупированной Биафры, или положен на дороге, чтобы "его забрали бунтовщики". Насколько можно понять, никто никогда и не собирался этого делать.
С точки зрения Биафры, это больше не было просто технической проблемой. Внутри страны существовал крайний антагонизм (не со стороны полковника Оджукву, а со стороны простых людей) к самой идее взять какую бы то ни было еду, предоставленную нигерийской армией. Многие говорили, что предпочли бы обходиться вообще без еды, чем брать ее как милостыню, протянутую их мучителями. А затем возник вопрос о яде. Недавно таинственным образом умерло несколько человек, которые купили продовольствие, доставленное честными контрабандистами из-за Нигера, со Среднего Запада. Анализ образцов этой пищи, сделанный в лаборатории госпиталя в Ихиале, выявил наличие белого мышьяка и других ядовитых веществ.
За границей это сообщение высмеяли, однако независимые иностранцы в самой Биафре, в частности журналист Энтони Хейден-Гест, провели свое расследование и пришли к мнению, что это вовсе не пропаганда. В физическом отношении причиненный вред был невелик, но с точки зрения психологической - огромен. Для многих людей еда из Нигерии означала отравленную еду, и не все эти люди были биафрцами. Ирландский священник сказал: "Я не могу дать маленькому ребенку чашку молока, которое, как я знаю, пришло из Нигерии. Как бы ни был минимален шанс на то, что он отравится, шанс этот все-равно слишком велик".
Самым главным был вопрос военный. Командиры докладывали полковнику Оджукву о том, что наблюдалось крупное накапливание нигерийского военного снаряжения, поступавшего из Энугу в Авгу, и что для них ослабить линию обороны, чтобы пропустить через нее гуманитарную помощь, означало бы попросту открыть беспрепятственный проход в центр Биафры. Могут ли они быть уверены, что нигерийская армия не воспользуется этим, чтобы прорваться и пустить в эту брешь броневики, солдат и винтовки? Из всего предыдущего опыта явствовало, что нет.
На пресс-конференции в Абе 17 июля полковник Оджукву ясно обозначил свою позицию. Он хотел установления воздушного моста в наиболее сжатые сроки, поскольку это был самый быстрый способ сделать дело. Он предложил либо нейтральный путь вверх по Нигеру, либо демилитаризованный сухопутный коридор из Порт-Харкорта до линии фронта, для подвоза основной части грузов. Он не мог согласиться ни на то, чтобы поставки продовольствия шли через руки нигерийцев, без наблюдения и сопровождения нейтрального иностранного персонала, ни на коридор, который будет под контролем только нигерийцев. Ночью, по приглашению Комитета по Нигерии Организации Африканского Единства, Оджукву вылетел в Ниамей, столицу республики Нигер. И здесь он снова во всех деталях разработал все возможные варианты выбора при условии, что заинтересованные стороны действительно хотят решить проблему, а не поиграть в политику.
В Британии план Энугу-Авгу всеми силами поддержало правительство. Альтернативные предложения были поспешно отброшены прочь. Правительство, все сильнее ощущавшее недовольство общественности, предложило 250 тысяч фунтов Нигерии как помощь в разрешении этой проблемы. Несмотря на то, что все варианты выбора и их техническая экспертиза были либо известны, либо доступны для изучения, правительство решило направить лорда Ханта в поездку по Нигерии и Биафре, чтобы решить, как лучше распределить британские пожертвования.
Полковник Оджукву ответил на это, что его народ не желает принимать помощь или деньги от правительства господина Вильсона, учитывая то, что предложенная сумма составляет менее 1 % от продажи того оружия, которое в первую очередь явилось причиной всех несчастий, и что до тех пор, пока поставки оружия продолжаются, биафрцы считают, что у благотворительного молока, полученного от британского правительства, отвратительный вкус.
В то же самое время Оджукву ясно дал понять, что помощь народа Британии будет принята с искренней признательностью. А поскольку миссия лорда Ханта была связана с тонкостями распределения именно правительственного дара, то в его приезде в Биафру не было смысла.
Некоторые наблюдатели в Биафре полагали, что это решение было слишком поспешным, поскольку лорд Хант и его спутники, посети они Биафру, могли бы увидеть возможность осуществления воздушного моста в Аннабел. Но полковник Оджукву знал, что население Биафры было в основном против визита Ханта. Он чуть было не изменил свое решение, но предвзятое заявление господина Томсона о том, что мировое общественное мнение горько осудит Оджукву, если он не согласится на установление коридора в Авге, сделало для полковника возможным один единственный путь: твердо придерживаться первоначального решения.
Итак, в течение двух недель лорд Хант ездил по фронтам на нигерийской стороне, но не имел возможности выслушать доводы иные, чем в поддержку коридора в Авге; решение, которое собиралось поддерживать и британское правительство, о чем было заявлено в отсутствие лорда. После чего полезность его докладов представляется весьма сомнительной. В последующие недели и месяцы стало как-то маловероятно, что продовольствие на 250 тысяч фунтов может хоть когда-нибудь быть доставлено голодающим за нигерийские позиции, не говоря уж, чтоб "через" них.
Кое-кто в Британии все-таки понял тревоги биафрцев. 22 июля в Парламенте, в Палате Общин, протестуя против продолжающейся продажи оружия, господин Хью Фрезер сказал: "Во имя человечности, будет безумием поставлять орудия войны, которые превратят коридоры милосердия в дороги резни".
Чтобы успешнее отстаивать идею коридора Авгу, нужно было покончить с вопросом о воздушном мосте, в частности очернить возможность использования аэропорта Аннабел, который к этому времени уже называли его настоящим именем - Ули. Что и было должным образом проделано. Джордж Томсон отозвался об Ули, как о "покрытой травой ухабистой полосе". Кроме господина Киркли, буквально в миле от Уайтхолла было очень много журналистов, которые могли бы засвидетельствовать, что Ули это вовсе не "покрытая травой ухабистая полоса", и может принимать тяжелые самолеты. Их опыт не потребовался, и когда в Министерство по делам Содружества были направлены точные технические характеристики аэропорта в Ули, от них поспешно и ловко отмахнулись.
Взлетно-посадочная полоса Ули в длину имеет 1828,8 метров, что вдвое длиннее полосы в Энугу и составляет почти половину полосы Порт-Харкорта. Она имеет 22,86 метров в ширину, чуть меньше, чем хотелось бы летчику, но достаточно для большинства типов шасси. Допустимая нагрузка на полосу равняется 75 тоннам. Этот аэродром был построен тем же самым биафрцем, который до Независимости был ведущим инженером проекта сооружения взлетно-посадочных полос международных аэропортов Лагоса и Кано.
Тем не менее, кампания, проводимая британским правительством, подействовала, и миллионы обманутых британцев полагали, что полковник Оджукву при любых условиях отказался от сухопутного коридора, а следовательно он ответствен за все те смерти, которые еще будут в Биафре.
На самом же деле, Оджукву никогда, ни в прямой, ни в косвенной форме, не получал от нигерийцев никаких формальных предложений об установлении коридора Авгу. После пресс-конференции господина Арикпо, окончательно сбившей всех с толку, все дело было предано забвению. На встрече с нигерийцами в Ниамее биафрцы снова вспомнили об этом коридоре, но когда были выслушаны доводы сторон в пользу различных альтернативных вариантов, нигерийцы поняли, что даже если принимать в расчет только саму по себе осуществимость того или иного проекта, то предложения биафрцев и здесь были гораздо лучше. Тогда они полностью пошли на попятный и заявили биафрцам, что решили уморить их голодом. Все это более подробно описано в последней главе.
Однако, возвратившийся из Ниамея в Лагос глава нигерийской делегации на переговорах, господин Элисон Айида дал интервью газете "Обсервер", которая 28 июля 1968 года опубликовала следующее: "По заявлению господина Айида биафрцы были готовы согласиться на наземный коридор, даже не получив согласия на их собственную просьбу о дневном воздушном коридоре в Биафру: при условии, что охраняться этот коридор будет международными полицейскими силами".
После того как представитель Нигерии в Ниамее так ясно, раз и навсегда, высказал намерение своего правительства, любая реальная надежда на достижение соглашения о том, чтобы на самолетах, грузовиках или кораблях перевезти в Биафру продовольствие, была окончательно похоронена. Трудно понять почему вообще в таком случае была такая суета вокруг переговоров о сухопутном коридоре. Единственным способом доставки продовольствия оставались ночные полеты, а это, во всяком случае с технической точки зрения, прорывало блокаду. Поняли это только Церкви, и безо всякой рекламы или шумихи спокойно перевозили на самолетах столько продовольствия, сколько могли. К этому времени каждая из церковных организаций купила свои собственные самолеты, но Уортон все еще держал их под своим контролем, поэтому церкви хотели начать действовать самостоятельно.
Трудность заключалась в том, что сам Уортон не принимал и мысли о том, что потеряет монополию на полеты в Биафру. Церкви не могли нанять собственных пилотов и технический персонал, чтобы начать самостоятельные полеты еще и потому, что только пилоты Уортона знали жизненно важные опознавательные посадочные сигналы, которыми дружественные самолеты обозначали себя контрольной башне Ули. Даже биафрцы не решались бросить вызов Уортону, нарушив его монополию, потому что от него зависела прежде всего доставка оружия. Но в конце концов они решились передать сигнальные коды Красному Кресту и Церквям. Это было не так просто. Один из пилотов Уортона просто-напросто не пустил в самолет биафрского эмиссара, летевшего в Сан-Томе, потому что этот пилот (вполне обоснованно) заподозрил, что у того были в кармане коды. Наконец при помощи одного из членов делегации, летевшей из Биафры через Габон в Аддис-Абебу на мирную конференцию, коды были тайком переправлены, и в эфиопской столице переданы представителю Красного Креста, который потом передал их Церкви.
Имело ли это нарушение его монополии какую-то связь с позднейшими махинациями Уортона, когда в Биафру не были доставлены боеприпасы, так необходимые ей в конце августа, когда уже началось нигерийское "решительное наступление", на этот вопрос может ответить только сам Уортон.
15 июля нигерийцы вели огонь из зениток, поставленных на специальные суда в бухтах на юге Биафры, и пилоты Уортона решили, что здесь становится слишком жарко. Они отбыли, и в течение 10 дней в Ули не прилетал ни один самолет. Полеты снова возобновились только 25 июля, после неких заверений, подкрепленных твердой валютой.
31 июля Красный Крест, наконец, начал собственные полеты из Фернандо-По, бывшего тогда испанской колонией и расположенного гораздо ближе к Биафре, чем Сан-Томе: его отделяло от побережья всего 40 миль, по сравнению со 180 милями до португальского острова. Но Фернандо-По должен был 12 октября получить независимость, и настроения будущего африканского правительства были неизвестны. В конечном итоге, на выборах победила не та партия, что ожидалось, и впоследствии она оказалась не склонна к сотрудничеству; положение дел, в котором был здорово повинен нигерийский консул на острове, оказывавший постоянное давление на правительство.
Международный Красный Крест подвергался сильной критике как обеих сторон в конфликте, так и журналистов Они обвиняли его в том, что было мало сделано, что больше денег было потрачено на административные заигрывания, чем на дело; в том, что он слишком старался не наступить на политические мозоли, а не доставлять гуманитарную помощь.
Но и положение Красного Креста было не из легких. В соответствии с Уставом они должны были соблюдать строжайший нейтралитет. И этот нейтралитет нужно было не только и не столько соблюдать, как все должны были видеть, что он соблюдается. Конечно, работники Красного Креста могли бы быть более активными и делать меньше ошибок, работая по обе стороны фронта. Но операция подобного масштаба и объема была предпринята впервые. К Международному Красному Кресту были прикомандированы команды из разных стран, в то время как другие команды из тех же самых стран работали под флагом своего собственного Красного Креста. Таким образом, в Биафре было две французские команды - одна при МКК, а другая - посланная французским Красным Крестом. Усилия были зачастую разрозненны и несогласованны. Для того, чтобы навести некоторый порядок в делах, МКК обратился с просьбой к Августу Линдту, послу Швейцарии в Москве и бывшему старшему чиновнику ООН по вопросам беженцев и голода, приехать и возглавить всю работу.
В ответ на обычные обвинения в адрес МКК в том, что они недостаточно энергично устраняют препятствия, один усталый его представитель в Биафре сказал: "Послушай, здесь, в Биафре мы получаем все необходимое нам содействие. Но на другой стороне они вполне ясно дали нам понять, что мы им не нужны Им не нравится то, что мы делаем, т. е. спасаем людей, которых многие из них в душе хотели бы видеть мертвыми, и им не нравится наше присутствие, потому что оно мешает им делать некоторые вещи, которые, как мы думаем, они хотели бы сделать с гражданским населением. Если мы будем с ними слишком спорить, то они просто могут приказать нам убираться. Отлично в таком случае мы в течение целого дня будем на первых полосах газет. Но как быть с миллионом человек за нигерийской линией фронта, жизнь которых поддерживает наше продовольствие? Что будет с ними?"
Но вот одно достаточно разумное критическое замечание, которое можно высказать. МКК в Женеве понадобилось катастрофически много времени, чтобы проснуться и начать действовать. Хотя с самых первых дней господин Ягги постоянно информировал их о том, что ситуация не терпит промедлений, и хотя суммы, поступавшие из различных источников в течение всего июля, составляли примерно миллион долларов, первый самолет, полностью принадлежавший Красному Кресту, вылетел в Ули только в последний день месяца. Даже в августе, уже осуществляя свои собственные воздушные перевозки, Красный Крест переправил только 219 тонн продовольствия, тогда как Церкви, имея гораздо меньше денег и все еще завися от Уортона в транспортировке грузов, переправили более тысячи тонн. Но так как необходимый по общему мнению тоннаж в 300 тонн за ночь означал, что это общее количество должно доставляться раз в 4 дня, то мрачные предсказания Киркли начали сбываться.
Целью этой главы не является яркое описание картин людских страданий; это скорее хроника событий, чья цель объяснить озадаченному читателю, что же произошло на самом деле. Кроме того, эти картины люди уже видели - в газетах, по телевидению - а еще читали крайне эмоциональные описания очевидцев-журналистов и писателей. Достаточно будет краткого резюме.
К июлю было создано 650 лагерей беженцев, в которых собралось примерно 70 тысяч изможденных людских обломков, безнадежно ждущих еды. За пределами лагерей оставалось еще примерно 4,5–5 миллионов перемещенных лиц, самовольно расселившихся в буше. По мере того как цены на имевшееся продовольствие росли, начали страдать от голода не только беженцы, но и местные жители неоккупированных районов.
Приводились до крайности противоречивые цифры уровня смертности. Автор попытался хоть как-то согласовать оценки, полученные из наиболее осведомленных источников в Красном Кресте, Всемирном Совете Церквей и "Каритас Интернейшнл", а также от монахинь и священников, которые выполняли огромную работу на местах по раздаче продовольствия в деревнях и буше.
В июле и августе политики позировали, а дипломаты хитрили и изворачивались. Сухопутный коридор, даже если бы он и был организован в этот период, скорее всего не мог бы быть использован по назначению. Поступали пожертвования от британских и европейских частных лиц, многие правительства, в частности скандинавские, частным образом давали понять, что не останутся равнодушны к просьбам Красного Креста о предоставлении во временное пользование грузового самолета с экипажем, если такая просьба поступит.
Женевский Красный Крест предпочел начать переговоры с частной фирмой, пилоты которой заявили, что полетят в Биафру только в том случае, если Нигерия гарантирует им безопасность полета, и запросить у Лагоса такую гарантию. Как обычно, они получили отказ.
Как и предсказывалось, уровень смертности постоянно повышался. От первоначальной цифры примерно в 400 человек в день, в самый свой пик он достиг, по оценкам четырех главных иностранных организаций по оказанию гуманитарной помощи, уровня в 10 тысяч человек в день. В июле и августе подвоз продовольствия был крайне невелик. Тогда как некоторые люди умирали в лагерях и эти смерти можно было зафиксировать, гораздо большее число смертельных случаев приходилось на деревни, куда вовсе не поступала никакая гуманитарная помощь. И как это часто случается, самая душераздирающая задача и самая грязная работа пришлись на долю католиков.
В человеческом языке нет слов, чтобы выразить или описать героизм священников Ордена Святого Духа или монахинь Ордена Святых Четок, приехавших из Ирландии. Когда приходится видеть перед собой двадцать истощенных детей в поздней стадии квашиокоры, которых принесли к тебе, а ты знаешь, что еды у тебя хватит только на то, чтобы дать шанс на выживание только десяти, тогда как для остальных нет никакой надежды, и видеть это изо дня в день, подвергаться бомбежкам и обстрелам, быть усталым, грязным, голодным и продолжать работать - все это требует такой отваги, какой нет у многих людей, чья грудь увешана боевыми наградами.
К концу 1968 года по примерной оценке количество умерших на территории Биафры равнялось 3/4 миллиона, а по самым сдержанным оценкам - 1/2 миллиона. Красный Крест, чьи коллеги работали по ту сторону фронта, докладывал примерно о 1/2 миллиона умерших в районах, оккупированных нигерийскими войсками.
Надо сказать, что большое количество продовольствия, закупленного на деньги, собранные в Британии, Западной Европе и Америке, которое не поступило непосредственно в Биафру, до голодающих не дошло вообще. В то время как такие репортеры как Стенфорд и Мойес Томас из "Мировых Новостей" в июне и июле в своих репортажах рисовали картины человеческой деградации, которым они были свидетелями в Икот Эпене, городе Ибибио, о котором в Лагосе вполне справедливо утверждали, что он уже в течение 12 недель находится в их руках; другие журналисты с чувством крайней неловкости сообщали из Лагоса о том, что ящики с продовольствием, купленным на пожертвования, гниют в доках. Работники Красного Креста в Лагосе жаловались на то, что им намеренно чинят препятствия на всех уровнях.