Когда стало ясно, что офицеры-северяне намерены отделиться, как будто холодным ветром повеяло во многих кругах, и не в последнюю очередь в Британском Верховном Комиссариате. С Востока полковник Оджукву узрел огненные письмена на стене и, связавшись по телефону, настойчиво потребовал у бригадного генерала Огудипе (Йоруба), старшего по званию офицера в армии и законного преемника генерала Иронси, взять власть и объявить себя Верховным Главнокомандующим. Оджукву пообещал в таком случае признать Огунди в этом качестве. Йоруба не слишком высоко оценивал свои шансы и после глупейшего трехминутного выступления по радио, в котором он просил всех сохранять спокойствие, сбежал сначала в Дагомею, а потом в Лондон, где через несколько месяцев согласился занять пост Верховного Комиссара Нигерии. Тем временем Верховный Комиссариат и все остальные предпринимали бешеные усилия, чтобы отговорить Север от отделения. Однако, в своих требованиях офицеры-северяне не были одиноки. "За самостоятельность и независимость" - лозунг на знаменах мятежа в мае прошлого года и июньского меморандума эмиров все еще оставался актуальным для большинства северян. Был только один способ удержать их в составе Нигерии: осуществить на деле старую альтернативу - "или мы всем управляем, или мы уходим". Впоследствии, из рассказов высокопоставленных чиновников, работавших тогда в Лагосе, стало известно, что Британский Верховный Комиссар сэр Френсис Камминг-Брюс утром 1 августа провел шестичасовую встречу один на один с Говоном. Затем Говон переговорил со своими друзьями-северянами. К полудню полковник Оджукве позвонил Говону из Энугу, чтобы узнать, что тот намеревается делать. Ему ответили, что все остаются в Лагосе и принимают на себя управление страной. Когда Оджукву начал протестовать, Говон ответил: "Этого хотят мои ребята, и они это получат". Вот так они и остались. Первое радиообращение Говона к нации, уже заготовленное и записанное на пленку, было в спешке и не слишком умело отредактировано. Вот что он сказал:
"Теперь я приступаю к наиболее трудной, но и наиболее важной части моего заявления. Я делаю это, полностью осознавая, как разочарованы и огорчены будут все те, кто по-настоящему любит Нигерию и предан единству Нигерии - как в стране, так и за ее пределами - в особенности наши братья по Содружеству. В результате недавних событий и того, что им предшествовало, и было так на них похоже, я пришел к убеждению, что мы не можем продолжать таким образом, потому что основа доверия, а также уверенности в унитарной форме управления не смогла пройти испытание временем. Я уже высказывался по данному вопросу. Достаточно здесь сказать, что после рассмотрения всех соображений - политических, экономических, да и социальных тоже - становится ясно, что основы для единства у нас нет, или же она так сильно поколеблена, да не один, а много раз, и поэтому я считаю, что необходимо пересмотреть вопрос о нашем национальном положении и посмотреть, сумеем ли мы удержать страну от сползания к полному распаду".
У предпоследней фразы нет конца. После слов "так сильно поколеблена, да не один а несколько раз" ожидаешь продолжения, слова "что" и дальнейшего рассказа о последствиях этого "поколеблена". Кроме того, совсем уж глупо предполагать, что разглагольствования о необходимости остановить сползание страны к распаду могут разочаровать и разбить сердца всем тем, кто истинно любит Нигерию. Дело же, оказывается, в том, что до редактуры в речи должно было быть объявлено об отделении Севера.
Если бы это было сделано, то безо всякого сомнения Запад, Средний Запад и Восток вскоре достигли бы приемлемого модус вивенди, а затем Север и Юг могли бы войти в Конфедерацию автономных государств, или, по крайней мере, в некую Организацию совместного управления, которая. могла бы гарантировать все былые экономические выгоды для всех заинтересованных сторон, не затрагивая при этом пороховой бочки расовой несовместимости Севера и Юга.
К этому времени Говон сам себя назначил Верховным Главнокомандующим вооруженными силами и главой Национального Военного правительства Нигерии. На Востоке полковник Оджукву, не колеблясь ни минуты, отказался признать права Говона на эти титулы. Чтобы понять, почему сегодня существует Биафра, очень важно осознать, что после 1 августа 1966 года в Нигерии не было одного законного правительства и одного режима мятежников. Было два правительства, которые фактически раздельно управляли разными частями страны.
Как это стало ясно к 1 августа, июльский переворот в корне отличается от январского еще в одном отношении. В первом случае мятежники не добились власти и кончили в тюрьме. Во втором случае они взяли под контроль Федеральное правительство и две области. Третья область признала новый режим позже. Четвертая область не сделала этого никогда, да и по закону была не обязана этого делать.
Вот почему этот переворот провалился. Его целью было отомстить (это было выполнено), а затем отделиться (а этого сделано не было). Решив взамен того пойти на полный захват власти, руководители переворота оказались перед необходимостью получить хотя бы молчаливое согласие двух областей, не затронутых переворотом. Когда такого согласия от самой большой области получено не было, Нигерия на самом деле раскололась на две части.
Но Британское Министерство по делам Содружества получило то, чего добивалось, и последовало признание. В октябре, призвав северян прекратить убийства живущих рядом с ними выходцев с Востока, Говон уже мог привести в качестве довода то, что "все вы знаете, что с конца июля Господь Всемогущий возложил ответственность за эту огромную страну Нигерию на плечи еще одного северянина…"
Вопрос о легитимности.
Одним из основных обвинений, которое предъявляют Биафре, является обвинение в незаконном характере ее правительства, тогда как правительство полковника Говона якобы остается единственным законным правительством страны. Но есть эксперты-юристы, и не все они родом из Биафры, которые утверждают, что по закону право на существование имеют оба правительства. Режим нынешнего Нигерийского военного правительства базируется на эффективном контроле над столицей и тремя бывшими областями, причем его управление распространяется более чем на 70 % населения. Дипломатический мир буквально одержим идеей столиц, так что контроль над главным городом страны очень важен. Если бы Лагос находился в Восточной Области, а Говон захватил все три окраинные области, тогда как полковник Оджукву контролировал бы только одну Восточную Область и столицу, тогда, возможно, дипломатический перевес был бы на другой стороне. Утверждения полковника Оджукву, что мятежным, а следовательно, незаконным, является скорее не его правительство, а правительство генерала Говона, основано на том, что после июля 1966 года в Восточной Области управление все время осуществлялось на законной основе. Ранее генерал Иронси был назначен на пост Верховного Главнокомандующего и главы Высшего Военного Совета почти всем составом тогдашнего кабинета министров. Если бы этот кабинет собрался на заседание после смерти премьера Балевы (тогда думали, что его только похитили) под председательством министра-Ибо, то впоследствии можно было бы утверждать, что подобное назначение было заранее организовано. Но председателем был альхаджи Дирчарима (Хауса), старший по должности министр от партии Северный Народный Конгресс (СНК).
Кроме того, генерал Иронси не оказывал ненужного давления на политиков. Как потом оказалось, он, не теряя чувства реальности, заявил им, что не может гарантировать лояльности армии по отношению к закону, если армия не примет на себя руководство. В обстановке, когда Нзеогву продвигался к Югу, а многие гарнизоны были охвачены беспорядками, это не было преувеличением. Следовательно, назначение генерала Иронси можно рассматривать, как вполне соответствующее закону. А ведь именно он назначил полковника Оджукву управлять Восточной Областью, и это также было законным назначением.
Для полковника Оджукву единственным человеком, который имел право стать преемником генерала Иронси, был следующий по званию старший офицер - бригадный генерал Огундипе. Если бы он не был назначен, то на пленарном заседании Высший Военный Совет должен был назвать преемника. Этого не произошло. Полковник Говон либо сам себя назначил на этот пост, либо был назначен мятежниками в первые три дня после 29 июля. Среди этих мятежников был только один член Совета - полковник Хассан Усман Кацина, губернатор Северной области. Даже последнее заседание Совета, на котором было утверждено назначение Говона, не было пленарным, поскольку проводилось в таких условиях, что для полковника Оджукву присутствовать на нем, а потом живым вернуться домой, было бы совершенно невозможно.
Только в Восточной Области события июля 1966 года не прервали законную преемственность управления. Порядок назначений не был нарушен. Для биафрцев их разрыв с Нигерией в мае 1967 года, с учетом отношения к их области и ее населению вообще, был вполне легитимным и соответствующим международному праву, и у этой точки зрения есть свои сторонники во всем мире.
Два полковника
Абсолютно разными были эти два человека, в руках которых теперь находилась реальная власть в двух непримиренных частях Нигерии. Тридцатидвухлетний подполковник Якубу Говон был сыном методистского проповедника, принадлежавшего к одному из самых немногочисленных племен Севера - Шо-Шо и воспитанником миссионеров-евангелистов. Родился он неподалеку от города Бауши. В ранней юности Говон сначала посещал школу при миссии, а потом продолжил образование в средней школе. В 19 лет он поступил в армию. Там ему повезло, и вскоре он был отправлен на учебу - сначала в Итон Холл, а затем и в Сандхорст. Он вернулся в Нигерию, где продолжилась его карьера пехотного офицера. Потом он еще несколько раз ездил на учебу в Англию, в частности в Хайз и в Уорминстер. Вернувшись в страну, он стал первым нигерийцем, начальником строевого отдела, а затем, так же как и генерал Иронси, служил в Нигерийском контингенте сил ООН в Конго. Когда произошел январский переворот, Говон снова был на курсах в Англии, на этот раз в Объединенном Штабном Училище.
Да и по внешности он резко отличался от своих коллег-офицеров из-за Нигера: маленького роста, подвижный, внешне привлекательный, всегда одет с иголочки, с ослепительной мальчишеской улыбкой. Хотя, возможно, оба лидера ничем так не отличались друг от друга, как характером. Те, кто хорошо знали Говона, и служили с ним, описывали его как мягкого, кроткого человека, который и мухи не обидит - лично. Но они также говорили о нем, как о человеке весьма тщеславном, у которого за внешним обаянием, заставившим столь многих иностранцев полюбить его с тех пор как он пришел к власти, скрывалось много тщеславия и злобности. Что касается политики, то биафрцы, придерживающиеся умеренных взглядов, больше всего упрекают Говона в том, что он всегда колеблется в тех случаях, когда надо принять твердое решение, легко попадает под влияние личностей более сильных, пугается, когда с ним обращаются грубо и задиристо, и конечно же никак не может сравниться с армейскими офицерами, возглавлявшими июльский переворот, или же с хитрыми чиновниками, увидевшими в его режиме возможность пробраться к власти над страной.
Для биафрцев Говон никогда не был настоящим правителем Нигерии, а только лишь приемлемым на международной арене подставным лицом, льстивым с приезжими журналистами и корреспондентами, очаровательным с дипломатами, привлекательным на телеэкране.
Слабость характера Говона стала заметна почти сразу же после его прихода к власти. Первое, что он сделал, это отдал приказ о прекращении убийств служивших в Нигерийской армии офицеров и солдат с Востока. Тем не менее, как мы уже говорили, убийства эти продолжались, не встречая особых препятствий, почти до конца августа. Да и два года спустя контроля над армией у него было не больше. Время от времени Говон клялся журналистам и дипломатам, что отдал приказ своим ВВС прекратить бомбардировку гражданских объектов в Биафре, но стрельба ракетами, бомбежки и обстрелы рынков, церквей и госпиталей беспрерывно продолжались.
Подполковник Чуквуэмека Одумегву Оджукву - личность совершенно иная. Он родился 35 лет назад в Зунгеру, маленьком городе в Северной Области, куда ненадолго приехал его отец. Отец этот, сэр Льюис Одумегву Оджукву, скончавшийся в сентябре 1966 года в рыцарском звании и с несколькими миллионами фунтов в банке, в самом начале жизненного пути был мелким предпринимателем из Нневи в Восточной Области. Он основал общенациональную транспортно-дорожную компанию, затем предусмотрительно продал ее за большие деньги, незадолго до получения железными дорогами самостоятельности и вложил средства в недвижимость и крупные финансовые операции. Все, к чему прикасался сэр Льюис, превращалось в золото. Он вложил деньги в землю под застройку в Лагосе тогда, когда цены были еще невысоки, а ко времени его кончины участки заболоченной земли на Виктория-Айленд в Лагосе шли буквально нарасхват по баснословной цене, т. к. Виктория-Айленд был намечен под постройку нового фешенебельного дипломатического жилого пригорода быстро растущей столицы.
История жизни его второго, но самого любимого сына едва ли похожа на сказку о Золушке. Семейное пристанище, где играл юный Эмека Оджукву перед тем как отправился учиться, было роскошным особняком. Как у большинства богатых бизнесменов, у сэра Льюиса был открытый дом, и его особняк служил местом встреч богатой элиты процветающей колонии.
В 1940 году молодой Оджукву поступил в школу католической миссии, но вскоре перешел в Королевский Колледж, небольшое частное среднее учебное заведение, созданное по модели британских "паблик скулз". Проучился он там до 13 лет, и тогда отец послал его в Эпсем Колледж, среди зеленых холмов Суррея. Позднее он вспоминал, что первым его впечатлением от Британии было ощущение полной затерянности "среди моря белых лиц". Изоляция, в которой оказался маленький африканский мальчик в совершенно чуждом окружении, сильно повлияла на последующее формирование его характера. Загнанный внутрь самого себя, он выработал собственную философию опоры на собственные силы, твердой внутренней достаточности, при которой не нужна поддержка извне, поддержка других людей. Несмотря на частые стычки с признанными авторитетами в лице воспитателей, он учился достаточно успешно, хорошо играл в регби и установил рекорд в метании диска среди юниоров, который держится до сих пор.
Он кончил Эпсом Колледж в 18 лет и перешел в Линкольн Колледж в Оксфорде. Именно здесь произошло его первое столкновение с отцом, из которого он вышел победителем. Сэр Льюис был отцом крайне викторианского типа: волевой глава семейства, который не терпит противодействия со стороны своих же отпрысков. Во втором сыне он узнавал многие собственные черты и, возможно, был в этом вполне прав. Сэр Льюис хотел, чтобы сын изучал право, но, закончив первый общеобязательный год обучения, Эмека Оджукву перешел в класс современной истории, которая интересовала его гораздо больше. Он все еще играл в регби и почти добился включения в университетскую команду и без особого напряжения сдал экзамены на степень бакалавра. Три года, проведенные в Оксфорде, были самыми счастливыми в его жизни. Ему исполнялся 21 год, он был силен, красив, богат и беззаботен.
Когда он вернулся в Нигерию, то в Лагосе его знали, как он вспоминает сегодня, "только из-за безупречного покроя моих английских костюмов". Затем последовала вторая стычка с отцом. Для Оджукву было самым естественным войти в любое из преуспевающих предприятий, принадлежащих отцу или его друзьям, где работа его была бы минимальной, а продвижение автоматическим. О его независимости многое говорит тот факт, что он искал такую работу, где мог бы что-то делать сам, без нависшего над ним слишком могущественного покровительства имени Оджукву. Он избрал государственную службу и попросил, чтобы его послали в Северную Область, надеясь таким образом избежать влияния своего имени и родственных связей.
Но присущий государственной службе регионализм этому помешал. Север был для северян, и молодой Оджукву был отправлен на Восток. Для Сэра Льюиса было ударом уже то, что сын поступил на государственную службу в низком чине, однако он примирился и с этим. А для Оджукву было ударом то, что он должен работать на Востоке. Он надеялся избежать влияния отцовского имени, влияния и престижа, а вместо этого повсюду на них натыкался. Сэр Льюис был "парнем из местных", выбившимся в люди, его имя обладало магической силой, и свежеиспеченный чиновник вскоре понял, что, как бы он ни работал, его годовые отчеты просто обречены быть блестящими. Ни один из вышестоящих начальников не осмелился бы отправить плохой рапорт о сыне сэра Льюиса. Этого-то молодой человек хотел меньше всего.
Пытаясь проявить себя, он с головой ушел в работу, как можно чаще выбираясь из города и помогая крестьянам строить дороги, каналы, рыть водосточные канавы. По иронии судьбы оказалось, что таким образом он прошел школу, оказавшуюся жизненно важной для его нынешнего положения, к опыту которой он постоянно обращается. За эти два года избалованный молодой человек из Лагоса сумел хорошо узнать свой народ - Ибо, обыкновенных людей, понять их проблемы, надежды и страхи. И самое главное заключается в том, что он терпим к их слабостям и всячески оправдывает их ошибки, что зачастую оказывается выше понимания других его коллег, также получивших образование на Западе.
Именно эта связь с народом, глубоко укоренившаяся обратная связь, которая сегодня является основой его лидерства среди народных масс Биафры, до сих пор ставит в тупик его зарубежных оппонентов, которые уже давно хотят, чтобы он стал жертвой очередного переворота. Люди знают, что Оджукву понимает их, и отвечают ему неизменной поддержкой.
Однако после двух лет работы среди Ибо и не Ибо Востока, он решил оставить государственную службу и поступить в армию. Причина этого решения довольно забавна для человека, которого некоторые обвиняют в том, что он "сломал Федерацию". Оджукву был таким убежденным федералистом, что узкие границы федерализма, смирительной рубашки государственной службы, действовали ему на нервы. В армии он увидел ту государственную структуру, в которой племя, раса, социальное происхождение не имели никакого значения. Это была та структура, в которой он мог бы наконец убежать от удушающего пристижа имени Оджукву и заработать продвижение по службе своими собственными заслугами.
Его сразу же отправили на подготовку к офицерскому чину в Итон Холл, Честер, откуда он был выпущен вторым лейтенантом. (Иногда ошибочно утверждают, что он окончил Хайз и Уорминстер). Оджукву вернулся домой и получил первое назначение в Пятый Батальон, расквартированный в Кано, Северная Нигерия. Через два года его произвели в капитаны и назначили в Штаб армии, расположенный в казармах Икеджи в Лагосе. Это было в 1960 году, в год независимости.