Лизе Гальцевой четырнадцать, и она только переехала в провинциальный городок из Москвы. Местному парню Холину – пятнадцать, и они похожи с Лизой, как "Принц и Нищий". Афганской надписи, выгравированной на найденном ими ноже, – тридцать.
Разгадывая эту надпись, Лиза успевает переодеться в мальчика, влюбиться в лучшего друга Холина, спасти хозяина ножа от призраков прошлого... И разобраться в себе, научиться говорить другу правду и не оставаться равнодушной к чужой беде.
Содержание:
Валентина Ососкова - Семнадцать мгновений летнего дня 1
Пролог 1
Глава 1. Зеркальные близнецы 1
Глава 2. Востоковедение 3
Глава 3. "Эх, лирика, школьные годы!" 5
Глава 4. Ваш выход, товарищ Штирлиц 6
Глава 5. Брат Лев 7
Глава 6. Быт и поиски подмосковного города 9
Глава 7. Разгадка близится 11
Глава 8. Кто такие шурави 12
Глава 9. А и Б сидели на трубе 13
Глава 10. Заглянуть внутрь 15
Глава 11. Призраки, слёзы, путешествие в ночь 17
Глава 12. Добрый лес, беспокойный день… 19
Глава 13. Пионеры 21
Эпилог 22
Благодарности 22
Валентина Ососкова
Семнадцать мгновений летнего дня
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…
Владимир Высоцкий
Одно лицо, одна одежда, голос –
И двое! Как в волшебных зеркалах!
Шекспир, "Двенадцатая ночь"
Пролог
Хотя мой рассказ пойдёт не совсем обо мне, я не могу начать его иначе, кроме как с самого что ни на есть чистосердечного признания в любви.
Я люблю этот город – с его порога. Глухие заводские заборы за пышными кустами. Звёздное небо. Запах пельменей и звуки "Авторадио" из ближайшего распахнутого окна. Люблю больше Москвы – хотя и в столице есть свои прелести, но зато здесь тихо, зелено и при этом вовсе не так уж и скучно, как может показаться на первый взгляд.
В вечер моего прибытия на автобусной остановке, гордо именуемом автовокзалом, было не людно – последним рейсом возвращались человек десять из Москвы после рабочего дня да парочка сонных студентов, вырвавшихся с сессии, а кому их встречать хлебом-солью? Спрыгнув на асфальт, я поправил на плече ремень спортивной сумки, огляделся и, присев на край бетонной клумбы, расшнуровался; разувшись же, я с удовольствием пошевелил пальцами ног, связал кеды шнурками и повесил их себе на шею, чтобы не занимать руки.
В любимый город стоит входить, чувствуя босыми ногами тёплую шероховатость нагретого за день асфальта и ловя щекой летний ночной ветерок. А напороться пяткой на осколок – не велика беда.
– Эгей, Холин! Добро пожаловать обратно! – меня догнали и с размаху хлопнули по плечу. – Недолго же ты выдержал в вашей Московии.
– Привет, Сань, – я обернулся и крепко прихватил ладонь друга. – Не виноват я, сам знаешь.
– Гляжу, "московские периоды" всё короче? – ухмыльнулся Саня, и в свете уличного фонаря я невольно отметил, что один из верхних резцов у него ещё сильнее сколот, чем я помнил, волосы опять укоротились до "полубокса", а чёлка – ещё отросла, натуральный чуб.
– В этот раз документы из московской школы уже забрал, – невесело усмехнулся я, хлопая по спортивной сумке, куда влезали все мои вещи в любой поездке, мол, все документы тут, с собой. – Как буду здесь готовиться к поступлению два класса – не представляю…
– А вот я отлично представляю: твоя бабуля на тебя насядет – и ты всю свою литературу наизусть вызубришь! За два года-то!
– Разве только… – с деланной неохотой признал я правоту друга. – Слушай, а ты какими путями здесь, Шумахер?
– Батю встречаю на колёсах, – друг кивнул в сторону своей белой нивы, у которой стоял её формальный хозяин, Санин отец. Ну да, я мог бы догадаться, вместе же с ним ехали от МКАДа. – Подкинуть тебя?
Немного подумав, я отклонил гостеприимное предложение. Неспешная прогулка до дома занимала минут тридцать – как говорится, то, что доктор прописал для соскучившегося по городу "блудного сына". Саня распрощался, ещё раз сверкнул щербатой улыбкой, и вскоре его нива с диким рёвом умчалась прочь. А я остался у автобусной остановки, нелепо улыбаясь вслед.
Может, подумалось тогда мне, и пусть родители дальше строят личную жизнь – то ли каждый свою, то ли в который раз одну общую. А я… своим домом я считаю просторную "двушку" на первом этаже, с выходящими в тихий зелёный двор окнами. Там, во дворе, вечно полощется на ветру бельё, скрипят единственные ржавые качели, а в квартире пахнет то пирогами бабули, то наваристым супом деда, и повсюду разбросаны тетрадки и листочки со школьными сочинениями…
Это был мой дом, место, где я жил – по-настоящему жил, а не существовал – гораздо дольше, больше и… чаще, чем в Москве, с самого своего, пожалуй, рождения.
Я люблю этот город.
За спиной басовито гавкнула собака, потом, с трудноуловимыми трусливыми нотками, зарычала, кто-то на кого-то "наезжал", жалобно и нецензурно через слово, а я усмехнулся и зашагал быстрее. Даже такие разборки не могут испортить мне радостного "возвращенческого" настроения.
Там, позади, что-то с дребезжащим стуком упало на асфальт, со звуком холостого выстрела хлопнуло окно, но я не придал этому значение. Наверное, зря, но откуда мне было знать?
Отойдя уже метров на сто от того места, я остановился, хлопнув себя по лбу. Дурак-дурень ты, Михаил Холин. Являться домой без гостинцев – совсем негоже, надо же было головой хоть чуть-чуть подумать… Делать тут было нечего, пришлось мне возвращаться к автобусной остановке, неподалёку от которой призывно светился витриной круглосуточный магазин, один из немногих на районе. Разумеется, торт там ночью не раздобыть, но и дураку понятно, что к чаю лучше банка моих любимых консервированных персиков, чем вовсе ничего.
Торопясь, я впотьмах налетел ногой на что-то, глухо звякнувшее, откатываясь прочь, и зашипел сквозь зубы, так как поцарапал большой палец. Но разыскивать таинственную железяку я не стал, легкомысленно выбрасывая до поры до времени этот досадный эпизод из головы.
И вновь – зря.
Но всё было впереди.
Глава 1. Зеркальные близнецы
Та история, о которой я хотел бы рассказать, началась на следующий день после моего приезда, в булочной. Самой обычной, притулившейся на углу безымянного переулка и Советской улицы булочной, где хлеб первые десять минут пахнет так притягательно, что невозможно дойти до дома, не отгрызя горбушку.
Лизу я там заметил с порога и сразу понял – Москва. И дело было не в одежде, скорее уж в том, как Лиза смотрела по сторонам, как нервно сжимала кошелёк, как обращалась к продавщице, неловко отвлекая ту от ежедневных кроссвордов. Другой ритм, другие манеры, другие отношения – одним словом, столица.
Моей особой гордостью всегда было то, что городу я – свой. Не приезжий, а вовсе наоборот, загостившийся где-то и наконец вернувшийся "блудный сын".
В этот момент Лиза обернулась, почувствовав взгляд. Она смотрелась моей ровесницей или чуть младше, короткая косичка, едва достающая кисточкой до середины лопаток – того цвета, который бабушка зовёт "рыжий в золото", моего цвета! – дополнялась внимательными серыми глазами, прямым строгим носом и настороженной, чуть мальчуковой улыбкой. Пожалуй, только жители крупных городов могут так улыбаться – обозначая вежливо-напряжённую улыбку лишь самым краешком губ.
Я прошёл мимо девочки, звонко ссыпал горсть мелочи в тарелку у кассы и педантично уточнил у продавщицы:
– Хлеб-то свежий?
Вопрос был ритуальным, почти шпионская кодовая фраза, как в фильме про Штирлица. Продавщица подняла на меня голову и улыбнулась, узнавая.
– Утром завезли, – столь же ритуально отозвалась она. – Вернулся, значит? Что там тебе… Батон и половинку бородинского, как дед берёт?
– В точку, – подтвердил я сразу всё, краем глаза следя за девочкой. Та пересчитывала сдачу, одновременно с этим пытаясь не выронить из рук кругляш "столичного", батон и три плюшки в пакете. Потом она шмыгнула носом, оглушительно чихнула, и из её рук просыпались сначала плюшки, потом кошелёк, а потом и батон коварно выскользнула из-под локтя.
Я отточенным движением закинул свой хлеб в капюшон жилетки и, наклонившись, помог девочке подобрать её покупки, не имея и в мыслях ничего романтичного, так, голое радушие "хозяина", какое испытывает любой "патриотичный" житель по отношению к приезжим.
– Спасибо, – наградила девочка меня всё той же своей московской улыбкой. Голос у оказался хриплым, простуженным.
– П-жалста, – весело ухмыльнулся я по-местному, от уха до уха. – Ты бы пакет попросила, выронишь ещё.
– Спасибо, – повторила она, на сей раз строгим тоном, который, вероятно, должен был отпугнуть меня от его обладательницы; однако, подумав, она и впрямь обратилась с просьбой к продавщице.
Тут-то я и мог бы уйти со спокойной душой, и нескоро, наверное, вновь услышал бы о Лизе, но меня остановило неясное ощущение, что что-то тут не так. Словно смутное чувство узнавания – самого себя, как это бывает при взгляде на свою старую фотографию.
Или пыльное, вытащенное из чулана зеркало.
В детстве я часто любил замереть, вглядываясь в своё отражение, и попытаться разыскать тонкую грань, отделяющую тебя от зазеркалья, а мой близнец столь же пытливо в то время выглядывал оттуда.
… Придержав девочке дверь, я сдался себе и полюбопытствовал, как зовут и давно ли из Москвы. "Лиза", – представилась она, подстрекаемая любопытством, откуда я узнал про переезд. Я с глубокомысленным видом изрёк: "Интуиция", – и беседа завязалась.
На улице стоял обычный июньский день – крикливо-кипящий жизнью вдалеке, чирикающий на все птичьи голоса над головой, только-только начинающий пахнуть свежей клубникой. Улица Советская спускалась где-то впереди к реке, и оттуда налетал прохладный ветер, полный запаха мокрого песка и, немного, бензина – от лодок и стоящих на берегу "дачных" машин.
Мы с Лизой болтали, словно были старыми приятелями или даже родственниками – этакими троюродными братом и сестрой, полдетства копающимися в одной песочнице.
Остановившись у парикмахерской, Лиза поправила на голове ободок, придерживающий отрастающую чёлку, и вдруг сказала:
– Слушай, а ты похож на меня.
Я внимательно вгляделся в наши отражения в витрине и подмигнул Лизиному:
– Не-а. Сначала косичку отрежь, а потом уже говори.
Но стоит сказать, что я при этом немного покривил душой, ведь пару лет назад я сам носил хвостик и прекрасно видел теперь, что Лиза права. Похож… Да это не то слово! Не будь я так твёрдо убеждён, что у родителей никаких родственников нет, мысль о всяких дядях-тётях неминуемо забралась бы в мою голову. Или хотя бы об "ошибках молодости".
Вы когда-нибудь представляли самого себя "противоположного пола"? Себя, мальчика – девочкой с косичкой, придерживающим чёлку ободком, в белой футболке с котятами из "Котов-Аристократов"?.. Девочкам, кстати, в этом деле проще, штаны надел и вперёд, но, наверное, и они могут представить что-то такое "противоположное". И понять, что за странное чувство я испытывал, разглядывая наши отражения.
Лиза рассеянно дёрнула себя за конец косички, опять чихнула и вдруг решительно выдохнула:
– А спорим – и отрежу?
Я усомнился, что она осмелится. Лиза настаивала, задиристо хмуря брови, прям как это делал я. В ответ я только хмыкнул. Лиза вспыхнула и своим смешным простуженным голосом заявила, что сделает это вот прямо сейчас. Всему миру назло.
– На что спорим? – скептично вздохнул я, всё ещё не до конца ей веря.
– На… – Лиза задумалась и довольно заключила: – На желание!
Выбора она мне не оставила. Мы ударили по рукам, и Лиза, вручив мне пакет с хлебом, высморкалась и решительно шагнула в парикмахерскую.
"Как постричь? Да вот чтобы в точности как у него, видите!.. Да, под мальчишку. Совсем под ма-а-апчхи-мальчишку!" – донеслось вскоре до меня.
Ждать мне пришлось недолго – я только успел пролистать с телефона ленту московских друзей в ЖЖ, оставить короткое "Скучаю" под записью моей на тот момент девушки и оглядеться по сторонам. После чего меня робко подёргали за рукав, и я обернулся.
– О.
Немного подумав, я ещё похлопал глазами и глубокомысленно повторил:
– О-о…
– И как? – Лиза развернула меня лицом к витрине, и я почувствовал, что медленно схожу с ума. Из витринного зазеркалья на меня смотрел я сам, только вот в двух экземплярах. Второй экземпляр казался чуть помладше, у́же в плечах и самую капельку ниже, ну и фигура у него была немного… девичья.
А так – вылитый я.
"Младший" шмыгнул носом, подмигнул мне нахально и спросил:
– Ну что?
– Проспорил, – смирился я, поворачиваясь к Лизе и внимательно рассматривая своё второе отражение "вживую". С новой причёской и впрямь было непросто на первый взгляд узнать в ней девочку, а ведь подумаешь, какой мелочью казалась косичка. Подумав, я уточнил: – А папа-мама тебя не убьют? За мальчуковость?
Такие проблемы взаимоотношений дочерей с родителями мне были неплохо известны по московским друзьям-подругам, но Лиза усмехнулась и аккуратно зачесала вихры ободком, сразу приобретая положенный девчачий вид:
– А что такого? Я давно грозилась!
– Могёшь, – оценил я, и мы, крайне довольные друг другом, звонко хлопнули ладонями, "давая пять", и пошли дальше по улице. Наша мифическая родственная связь сократилась примерно до "кузенов", солнце заливало улицу, и было нам обоим хорошо и просто вот так идти по городу. Лиза рассказывала о своей жизни, о "побеге из мегаполиса" начитавшихся умных книжек родителей, оставшихся в Москве друзьях, о том, как простыла при переезде – продуло из приоткрытого окна в машине. А ещё о надежде, что рано или поздно мама одумается и отговорит папу оседать здесь на ближайшие пару лет… Между делом выяснилось, что Лиза учится на класс младше меня, перешла в девятый, но реальная разница в возрасте была ровно полгода. Я родился в феврале, она – в августе, вплоть до того же числа и времени суток.
Ноги нас занесли к переулку, сворачивающему к Вокзальной площади, как гордо именовался заасфальтированный пятачок у одноэтажного здания вокзала, к которому прибывали ходящая раз в три часа электричка с одной стороны здания, а с другой – междугородние и местные автобусы. Пройдя шагов двадцать, я почувствовал, как заныл заклеенный пластырем с утра большой палец на ноге, и принялся оглядываться по сторонам.
– Что ищешь? – поинтересовалась Лиза.
– Ногу вчера где-то здесь порезал о железяку. Хочу понять, откуда она тут взялась…
Остановившись примерно в том месте, где я вчера задел ногой таинственный предмет, – напротив третьего от края дома окна – мы с Лизой начали внимательно обшаривать обочину и ближайшие кусты, сами ещё не зная в тот момент, что же найдём и как это скажется на всём нашем беспечном летнем отдыхе.
– Глянь! Что это? – удивлённо окликнула меня Лиза, и мы, столкнувшись головами, наклонились над весьма странной и неожиданной для придорожных кустов вещью.
Лизиной находкой оказался нож, крупный, даже на вид грозный, но неудобный – со слишком массивной рукоятью из зелёного рифлёного пластика. Потёртый, с выщербинкой у гарды и загадочным отверстием посередине рукояти с одной стороны.
– Ни-че-го себе-е… – протянула Лиза растерянно. – Что же это такое?
– Нож, – я поднял находку и повертел в руках. – М-м, острый! – и засунул палец в рот. Надо мной висел какой-то злой рок – вновь я порезал большой палец на правой, только на сей раз – руке.
– Ничего себе, – повторила Лиза, восторженно шмыгая носом. – Это же наверняка холодное оружие! Откуда он здесь?
Я вспомнил вчерашний вечер, глухое звяканье упавшего за моей спиной предмета и предположил:
– Обронили?
– Наверное… Интересно, чьё это? – Лиза забрала у меня нож и принялась вертеть в руках. – Ой, глянь, а в рукоятке дырка-то – вдоль!
Рукоять ножа и впрямь оказалась целиком полой. Я поковырялся там пальцем, посмотрел, но так ничего и не понял.
– Странно, как будто там устройство какое-то было… Надо будет в интернете глянуть.
Лиза быстро глянула на меня, и я еле сдержал улыбку: неужели она думала, что здесь живут дикари, которые даже не знают, что забитого вчера мамонта можно приготовить по рецепту, взятому из интернета? Окончательно поражая Лизино воображение, я аккуратно положил нож на дорогу и сфотографировал его на телефон.
– Гугл-картинки нам в помощь! По силуэту авось и узнает.
– Ловко, – оценила Лиза и, по всей видимости, перетекла мыслью от компьютера к дому: – Ой, мне же пора! Я возьму его с собой? – и, не дожидаясь моих возражений, добавил главный аргумент: – Ты ведь мне желание проспорил!
Скрепя сердце, я согласился. На самом деле, конечно, я сам хотел ещё поразглядывать нашу находку, но проспоренное желание обратно не повернёшь, делать нечего.
– Ты "ВКонтакте" есть? – развила Лиза бурную деятельность.
– Михаил Холин, – тут же отозвался я. – На фотографии я сам с бабушкиной сайгой. Ну, ружьё такое, знаешь?
– С ба-абушкиной?! – изумилась Лиза и хихикнула. Я тоже рассмеялся: бабуля у меня, несмотря на пироги и шитьё кукол, была совсем не классическая, а очень даже боевая. Кукол своих она, впрочем, тоже обряжала в костюмчики цвета хаки и лихие банданы. Иногда, раздухарившись, она ещё припахивала меня за изготовление куклам автоматов – из листа тонкой фанеры и спичек. Ученики в школе, где бабуля преподавала русский язык и литературу, её и её кукол обожали и побаивались.
А супы дома варил дед.
– В общем, найдёшь, не промахнёшься, – заключил я, возвращаясь из мыслей к делам насущным. – Добавляйся, пиши, посмотри, может, что ещё обнаружишь. А я пока по фотографии гляну.
– Давай! – Лиза улыбнулась, в который уже раз чихнула – дуплетом, два раза подряд – и отчаянно зашмыгала носом. – Слушай, а как отсюда на Советскую вернуться?
– Вон туда, а на перекрёстке направо, – я махнул рукой в сторону, откуда мы пришли. – А я переулками срежу, мне так удобней.
Не было никакой заминки из тех, что случаются при прощании малознакомых людей. Нет, мы с Лизой помахали друг другу и разбежались каждый в свою сторону с уверенностью, что ещё не раз друг друга увидим. Хотя бы до тех пор, пока не разберёмся с нашей находкой.
Впрочем, в этом мы были совершенно правы. Наша история только начиналась.