Отношения Сергея Есенина с женщинами были далеко не однозначными. Он всегда был окружен женским вниманием, но у него была одна главная любовь, владевшая его сердцем с детства и до последнего трагического дня - любовь к поэзии. Эта всепоглощающая страсть, неразрывно связанная с жаждой славы, управляла всеми его поступками.
Содержание:
Глава I - ЛЮБОВНЫЕ ЗАБАВЫ ЮНЫХ ЛЕТ 1
Глава II - АННА ИЗРЯДНОВА - ИДЕАЛЬНАЯ ГРАЖДАНСКАЯ ЖЕНА 4
Глава III - В ПЕТРОГРАД - ЗА ПРИЗНАНИЕМ И СЛАВОЙ 5
Глава IV - РОМАНТИЧЕСКАЯ НОЧЬ С КОНСТАНТИНОВСКОЙ ПОМЕЩИЦЕЙ 7
Глава V - ЗИНАИДА РАЙХ - ЖЕНА ЛЮБИМАЯ И НЕНАВИСТНАЯ 8
Глава VI - ГОДЫ РАСЦВЕТА И ВСТРЕЧ С НОВЫМИ ЖЕНЩИНАМИ. 15
Глава VII - "БУЙСТВО ГЛАЗ И ПОЛОВОДЬЕ ЧУВСТВ" 19
Глава VIII - "Я ЕДУ ЗАВОЕВЫВАТЬ ЕВРОПУ" 24
Глава IX - "МОЕ ВАТЕРЛОО" 30
Глава X - ПРЕДДВЕРИЕ РАЗРЫВА 34
Глава XI - ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА 38
Глава XII - "ИМЯ ТВОЕ ЗВЕНИТ, СЛОВНО АВГУСТОВСКАЯ ПРОХЛАДА" 44
Глава XIII - КАВКАЗСКАЯ ИНТЕРМЕДИЯ 46
Глава XIV - ГАЛЯ БЕНИСЛАВСКАЯ 48
Глава XV - НАДЕЖДА ВОЛЬПИН 51
Глава XVI - СОФЬЯ АНДРЕЕВНА ТОЛСТАЯ - ЛИТЕРАТУРНО-ДИНАСТИЧЕСКИЙ БРАК 53
Эпилог - СМЕРТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ 58
Notes 58
Борис Грибанов
Женщины, которые любили Есенина
Глава I
ЛЮБОВНЫЕ ЗАБАВЫ ЮНЫХ ЛЕТ
В былые времена в народе ходила байка о том, что Господь, сотворив земную твердь, полетел над нею и, как и положено труженику, пахарю-сеятелю, разбросал щедрой рукой из лукошка куда дремучие леса, куда реки и моря, куда высокие горы, а куда и жаркие пустыни. А когда он пролетал над Рязанщиной, лукошко прорвалось, и в прореху просыпалось все самое лучшее - густые мещерские леса, полноводная Ока, пшеничные поля, яблоневые сады. Так и благословил Бог - то ли по собственной воле, то ли по воле случая - сердце России.
Потом, в самом конце девятнадцатого столетия, судьба еще раз поднесла этим краям, да и всей России тоже, подарок, дороже которого нет и быть не может, - она подарила Поэта. Он прожил на нашей многогрешной земле недолго - всего тридцать лет, но жизнь его была искрометной. Подобно падучей звезде, он прочертил небосвод русской поэзии, оставив за собой яркий, немеркнущий след. И множество разбитых женских сердец.
3 октября (21 сентября по старому стилю) 1895 года, когда в селе Константинове Рязанской губернии в семье Есениных родился мальчик, получивший при крещении имя Сергей, никто не подозревал, что он-то и есть подарок судьбы, который станет со временем гордостью всего края. Он рос обычным деревенским мальчишкой со своими мальчишечьими заботами, радостями и горестями. Впрочем, давайте остановимся и посмотрим, насколько обычными они были. Детство, окружение, прошлое семьи слишком многое определяют в становлении личности и восприятии мира, чтобы можно было ими пренебречь. Не зря Гете говорил, что, для того чтобы понять поэта, надо побывать на его родине.
Становление Есенина происходило в сложную эпоху, сложными, многоплановыми и далеко не однозначными были и его отношения с женщинами. Есенин самоутверждался всю жизнь - и в поэзии, и в любви. Но любое самоутверждение начинается с вопроса: "Кто я?"
В автобиографиях и 1922 и 1923 года Есенин подчеркивает, что он сын крестьянина. Не следует думать, что это дань тому времени, когда в любой анкете одним из главных пунктов было "социальное происхождение" и когда все преимущества оказывались на стороне тех, кто вышел из низов. Есенин не метил в чиновники, не собирался делать карьеру, он был Поэтом. Да к тому же и автобиографии эти были писаны не для отдела кадров. И все-таки он настойчиво и постоянно напоминает всем, где его корни.
Он действительно был сыном крестьянина, но только в том смысле, что его предки принадлежали к крестьянскому сословию. Формально и его дед по отцу Никита Осипович Есенин, и его дед по матери Федор Андреевич Титов числились крестьянами, но землю не пахали. Однако, и голью перекатной их назвать было нельзя.
Никита Осипович Есенин был мужиком основательным, крепко стоял на ногах, не пил, знал грамоту, держал в селе бакалейную лавочку. В Константинове его уважали, в течение ряда лет сход выбирал его старостой. Умер он сравнительно рано - сорока двух лет - и оставил свою жену Аграфену Панкратьевну с четырьмя малолетними детьми - двумя сыновьями и двумя дочерьми. Худо ли, бедно ли, но свое семейство Аграфена Панкратьевна поддерживала, брала в свою избу на постой захожих людей, богомазов, расписывавших местную церковь, монахов, бродивших по деревням и "менявших" иконы - в те времена икона с божественными ликами товаром не считалась, продать-купить ее было нельзя, можно было только "выменять". "Меняли" иконы, конечно, на деньги, но словесно святость блюлась.
Места были благодатными, поля тянулись за край земли, казалось, не обойти, не измерить их, не счесть всех богатств, которые с них можно собрать. Но и народу в тех местах было немало. Да еще с одной стороны Константинова протекала полноводная Ока, а с другой стороны вся землица принадлежала богатейшему в округе помещику Кулакову, так что прокормиться было не так просто. Сестра поэта Александра Есенина писала: "Густо заселен наш край. В редкой деревне насчитывается менее сотни дворов, а в больших селах, как Федякино, наше Константиново или Кузьминское, их по шестьсот-семьсот. В каждом таком селе живет около двух тысяч человек. И режутся эти поля на узкие полоски, как в бедной многочисленной семье режут праздничный пирог".
Местные мужики от нужды уходили на заработки кто в Москву, а кто и в сам Петербург. Константиновские чаще шли по торговой части, чуть ли не с детских лет служили "мальчиками" при пекарнях, торговых рядах, трактирах.
Сын Аграфены Кондратьевны Александр, которому было суждено стать отцом поэта, отправился в Петербург, где пошел в услужение к мяснику. Когда ему исполнилось восемнадцать лет и он в очередной раз приехал в родные края, он посватался к местной красавице Татьяне Федоровне Титовой. Ей тогда едва минуло шестнадцать, но на нее заглядывались чуть ли не все окрестные парни.
Сыграли свадьбу, но вскорости он уехал, на этот раз в Москву, оставив молодую жену в доме свекрови. По словам Александры Есениной, свекровь с невесткой не ладили, даже больше - невзлюбили друг дружку. Пошли ссоры. Властная бабушка поэта все делала, как считала нужным, в доме не переводились постояльцы, иногда их бывало помногу, и весь этот табор надо было накормить и обстирать, воды наносить, избу прибрать. Почти вся работа легла на плечи Татьяны Федоровны, но никакой награды за свои труды, если не считать ворчливые попреки и косые взгляды, она от свекрови не видела. Ушедший на "отхожий промысел" муж высылал свое жалованье в деревню, но не ей, а Аграфене Кондратьевне.
Но если уж что не заладится, то не заладится во всем. Дед Федор Андреевич Титов повздорил с дедом Есениным еще в то время, когда Татьяна Федоровна "невестилась". "Эта ссора, - вспоминала Александра, - тяжело отразилась на всей дальнейшей жизни матери, а особенно на детстве Сергея… Дедушка поздно хватился улаживать жизнь матери и после неудачных попыток тоже стал чуждаться ее. Через несколько лет мать наша, имея на руках трехлетнего Сергея, ушла от Есениных. Дедушка взял Сергея к себе, но мать послал в город добывать хлеб себе и своему сыну… Мать пять лет не жила с нашим отцом, и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки Натальи Евтеевны. Сергей, не видя матери и отца, привык считать себя сиротою, а подчас ему было обидней и больней, чем настоящему сироте".
Дед Федор Иванович Титов был фигурой колоритной. Екатерина Есенина вспоминала его как человека, который "был умен в беседе, весел в пире и сердит во гневе". Он умел нравиться людям, ко всем находил подход. Горе он не мыкал, не бедствовал, у него было четыре баржи, которые он гонял в Петербург и в которых души не чаял - да и немудрено, так как прибыток от них был немалый. Вот свидетельство Екатерины Есениной: "Дом его стал полной чашей. В доме были работник и работница, хлеба своего хватало до нови. Лошади и сбруя были лучшими в селе". Когда Федор Андреевич глубокой осенью возвращался из торговых походов в Константиново, он по заведенному у себя обычаю устраивал пир на весь мир, на улицу перед домом выкатывали бочки с брагой и вином и угощали от души всех желающих. Увы, впоследствии Федор Андреевич разорился: две его баржи сгорели, а остальные две во время половодья сорвало с причала, течение унесло их и разбило.
В доме деда Титова Сергей прожил пять лет. Не приходится сомневаться в том, что эти годы наложили отпечаток на характер мальчика. В беседе с профессором Розановым, высоко ценившим стихи Есенина, поэт сказал: "Оглядываясь на весь пройденный путь, я все-таки должен сказать, что никто не имел для меня такого значения, как мой дед. Ему я больше всего обязан. Это был удивительный человек. Яркая личность, широкая натура, "умственный мужик". Дед имел прекрасную память и знал наизусть великое множество народных песен, но главным образом духовных стихов".
Если с дедом Титовым все ясно, то с матерью Есенина дело обстоит далеко не так. Примечательны слова Есенина в письме к Марии Бальзамовой, посланном из Москвы в конце 1912 года: "Мать нравственно умерла для меня уже давно". Их нельзя списать на обычный в семнадцать лет максимализм - письма к Марии дышат чистотой и откровенностью. Видимо, надо было достаточно настрадаться, чтобы высказаться так резко и импульсивно.
Николай Сардановский, хорошо знавший Есенина в тот ранний период, писал в своих воспоминаниях: "Сергей не выказывал никакой любви к своей семье и постоянно спорил с отцом и матерью… У нас, людей посторонних, создалось впечатление, что Есенин враждебно относился к своей семье".
С другой стороны, уже будучи взрослым человеком, Есенин не раз и в беседах с друзьями, и в письмах с любовью говорил о матери. Надо думать, что по прошествии лет он все-таки сумел понять и простить мать. Но простить за что?
О том, что в жизни Татьяны Федоровны присутствовала некая тайна, можно судить только по косвенным намекам и глухим разговорам.
Некто Атюнин в 1926 году - через год после того, как Есенин ушел из жизни, - приехал в село Константиново и, что называется "по горячим следам", начал опрашивать земляков поэта, собирая все, что они могли о нем вспомнить. Вот что он вынес из своих изысканий: "В течение четырех лет Сергей жил в мире и покое, баловень и любимчик семьи, когда неожиданно счастливый семейный дом рухнул. Его мать родила сына (который вскоре умер) - его отец не признал этого сына за своего и расстался с Татьяной, а точнее бросил ее и Сергея на произвол судьбы, перестав высылать деньги из Москвы".
Двоюродный брат Сергея Н. Титов утверждал, что вскоре (даже подозрительно скоро) после своего замужества Татьяна Федоровна тайно родила дочь, которую тихо куда-то отослали, чтобы не дать повода для пересудов. По словам того же Н. Титова, Сергей не был первенцем и появился на свет уже после рождения той дочери, о судьбе которой доподлинно ничего не известно. По всей видимости, не все ладно было между родителями, и Татьяна Федоровна ушла из дома Есениных неспроста, да и в родном доме ее встретили без радости, иначе трудно было бы объяснить, почему ее отец взял Сергея себе, а дочь отправил с глаз долой, в город. Позже Татьяна даже просила мужа о разводе, но тот отказал.
Картина складывается хотя и не полная, но все же в целом ясная: в детстве Сергей Есенин почти не знал материнской ласки, что и заставляло его подсознательно искать не просто близости с женщинами, не только удовлетворять свои желания. В не меньшей, а может быть, и в большей степени он ждал от женщин проявления чувств, чем-то похожих на материнские. Разве не этим объясняется тот известный факт, что все женщины, которыми он увлекался или которых действительно любил, были старше его, если не считать последний год жизни?
Возможно, кому-то это утверждение покажется спорным, однако из дальнейшего нашего повествования многое станет более чем очевидным.
Уже в детские годы в характере Сергея Есенина проявилась черта, которую нельзя было не заметить ни тогда, ни позже. Он желал главенствовать, быть во всем первым. В этом своем желании он не видел ничего дурного и не скрывал его, он даже неоднократно писал о нем. Вернемся к автобиографии 1922 года: "Из мальчишек со мной никто не мог тягаться… Я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах". Конечно, кому не хочется прихвастнуть своей удалью? Но вот свидетельство соученика Есенина по сельской школе Клавдия Воронцова, которому незачем приукрашивать образ знаменитого земляка: "Среди учеников он всегда отличался способностями и был в числе первых… Он верховодил среди ребятишек и в неучебное время. Без него ни одна драка не обойдется, хотя и ему попадало, но и от него вдвое".
Атюнин, о чьих изысканиях мы уже сказали, писал: "Во всех проказах учеников Сергей был заводилой и вожаком, его приятели, посмеиваясь, называли его воеводой. Несмотря на то, что Сергей рос слабым, тщедушным, никто не решался обидеть его, он немедленно ввязывался в яростный кулачный бой".
Потом, уже в зрелые годы, он напишет:
Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь разбитый рот:
"Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму заживет".
Из его же автобиографии: "Сверстники мои были ребята озорные. С ними я лазил по чужим огородам. Убегал дня на 2–3 в луга и питался вместе с пастухами рыбой, которую мы ловили в маленьких озерах, сначала замутив воду руками, или выводками утят. После, когда я возвращался, мне частенько влетало".
И еще одно признание: "Рос озорным и непослушным. Был драчуном. Дед иногда сам заставлял драться, чтобы крепче был".
Рядом были "наставники и пример для подражания" - он рос вместе с тремя дядьями, которые были постарше его и отличались буйным характером. Их шалости носили зачастую далеко не невинный характер. Когда Сергею было всего года три с половиной, дядья смеха ради посадили его на лошадь без седла и хлестнули ее, чтобы скакала порезвей. Потом Есенин с гордостью вспоминал, что очумел от страха и в отчаянии вцепился ручонками в гриву, но все-таки сумел удержаться и не свалился наземь.
Дядья научили его плавать - самым варварским и самым действенным способом. Вывозили его в лодке на реку и бросали в воду. Побарахтавшись раз-другой и нахлебавшись воды, он быстро научился держаться на плаву. Их же "заслугой" было и то, что Есенин стал первым среди мальчишек в небезопасной забаве - в лазанье по деревьям. Он стал первым во всем, потому что им владело желание главенствовать.
И все же кое в чем Сережа Есенин отличался от своих сверстников-сорванцов. Впрочем, слово "отличался" не совсем точно отражает суть дела - он просто был иным, в нем пробуждался Поэт.
К стихам Есенина потянуло рано - лет с девяти.
Любой талант, в том числе и поэтический, от Бога. Однако он подобен зерну, брошенному в землю, он растет и питается теми силами, которые находит в ней. Такой почвой оказалась для Есенина песенная народная среда. "К стихам расположили песни, которые я слышал кругом себя, а отец даже слагал их", - писал Есенин. И еще: "Книга не была у нас совершенно исключительным и редким явлением, как во многих других избах. Насколько я себя помню, помню и толстые книги в кожаных переплетах. Но ни книжника, ни библиофила это из меня не сделало… Устное слово всегда играло в моей жизни гораздо большую роль… В детстве я рос, дыша атмосферой народной поэзии".
Приведем еще две цитаты из есенинских автобиографий. 1923 год: "Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад. Стихи начал писать, подражая частушкам". Еще через год Есенин подтверждает уже сказанное ранее, но более пространно: "Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о женихе, светлом госте из града неведомого… Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю… Влияние на мое творчество в самом начале имели деревенские частушки".
В стихотворении "Мой путь", относящемся к 1925 году, Есенин опять возвращается к истокам своего творчества:
Тогда впервые
С рифмой я схлестнулся.
От сонма чувств
Вскружилась голова.
И я сказал:
Коль этот зуд проснулся,
Всю душу выплещу в слова.
И далее следует очень важное признание - он мечтает о славе:
Тогда в мозгу,
Влеченьем к музе сжатом,
Текли мечтанья
В тайной тишине,
Что буду я
Известным и богатым
И будет памятник
Стоять в Рязани мне.
Жажда признания, жажда славы зародилась в нем очень рано. Кстати, забегая немного вперед, следует отметить, что все люди, пользующиеся популярностью, заслуженной или мнимой, выглядели в его глазах по-особому, он непременно хотел сблизиться с ними, встать с ними вровень, и это наложило заметный отпечаток на его романы с некоторыми женщинами, в том числе и с Зинаидой Райх, и с Айседорой Дункан. Однако о них попозже.
О том, насколько всепоглощающей стала с годами эта жажда, можно судить по небольшому, однако очень красноречивому эпизоду из "Романа без вранья" Анатолия Мариенгофа, друга и соратника Есенина по "Ордену имажинистов".
Они с Есениным шли по Кузнецкому мосту и увидели Шаляпина, который возвышался над толпой, как величественный монумент самому себе. Прохожие пялили на него глаза, тыкали в его сторону пальцами, норовили заглянуть под поля шляпы. Кругом слышался шепот: "Шаляпин!"
"Я почувствовал, - вспоминал Мариенгоф, - как задрожала рука Есенина. Расширились зрачки. На желтоватых, матовых его щеках от волнения выступил румянец. Он выдавил из себя задыхающимся (от ревности? от зависти? от восторга?) голосом:
- Вот это слава!
И тогда, на Кузнецком, я понял, что этой глупой, этой замечательной, этой страшной славе Есенин принесет в жертву свою жизнь".
Но все это было еще впереди. А сейчас следует вернуться во времена юности Есенина и взглянуть на него глазами его знакомых. Нельзя не подчеркнуть, что необыкновенная красота Сергея Есенина играла в его жизни и в его отношениях с женщинами первостепенную роль. Вот как описывал Есенина Николай Сардановский, товарищ Сергея по Константинову: