– В общем, виной всему удивительное стечение обстоятельств, впору подумать, будто здесь сама судьба подыграла, – сказал Даг и добавил: – нас познакомил Мохнач.
– Мохнач?
– Да. Помнишь, однажды он пропал, а потом какая-то девочка привела его в полицейский участок?
– Помню. Так это была Тетти?
Даг кивнул. Но познакомились они гораздо позже, и узнал он от нее об этом опять-таки гораздо позже.
– Погоди! – Нора вспомнила еще кое-что. – В тот раз, когда Мохнач пропадал несколько дней, его тоже кто-то привел, позвонил вечером у черного хода, а когда я открыла, на площадке, кроме Мохнача, никого не было. Только на лестнице слышались торопливые шаги. Я позвала, и снизу откликнулся девичий голос. Я попросила подождать, хотела сказать спасибо, но девочка что-то крикнула в ответ и убежала. Я ее так и не увидела.
– Это опять была Тетти, – улыбнулся Даг. – Как раз на следующий день мы и познакомились.
– Да ты что! Не может быть!
– Почему? По-твоему, я вру, да? Нет, но вдруг он просто перепутал?
– Ты еще раньше начал вести себя странновато. Все время где-то пропадал. Даже ужинать не приходил по нескольку дней кряду. И никому не говорил, где тебя искать.
– Должно быть, на балет ходил? – Даг выглядел как живой знак вопроса. – Это-то вы знали! Я ведь не обязан отчитываться в каждом своем шаге, верно? Всем осточертеет, по большому-то счету.
– Конечно, но и ты нас должен понять. Обычно ты так не делаешь. Мы не знали, что и думать. Вдобавок примерно в то же время до нас дошли слухи, что ты завел подружку!
– Да, тогда не удивительно, что вы беспокоились, – согласился Даг.
Так или иначе, все началось на другой день после возвращения Мохнача из той продолжительной отлучки.
Дело было вечером. Даг с Андерсом вдвоем сидели дома. Расположились в библиотеке, листали книжки. Мохнач лежал на кухне.
А потом пес вдруг явился в библиотеку. С очень решительным видом подошел к Дагу, раз-другой ткнул его лапой и по-особенному тявкнул. Дескать, вставай-ка, пошли гулять!
Они с Андерсом посмеялись над ним, но Мохнач прижал уши и злобно заворчал, недвусмысленно показывая, что на сей раз намерен добиться своего.
Речь явно шла не о банальном обходе фонарных столбов, а о чем-то посерьезнее.
Дага обуяло любопытство, и он повел Мохнача на улицу.
Едва они вышли за дверь, как Мохнач решительно натянул поводок, и Даг не стал его удерживать, прекрасно понимая, куда тот рвется.
– Я тоже знаю! – перебила Нора. – В усадьбу "Беата", к белому дому среди елок и сосен, да?
– Конечно. Слушай дальше! Он рвался не только туда. Хотя и там околачивался довольно долго, все кругом обнюхивал, скулил и вел себя весьма загадочно.
Нора с жаром кивнула.
– Я тебе потом расскажу. Помнишь, у Мохнача ошейник с биркой "Геро"? Он имеет прямое отношение к тому дому, представляешь? Я тебе такое расскажу – закачаешься! Но сперва давай ты!
Да, что-то связывает Мохнача с тамошними хвойными зарослями, это и Дагу понятно, ведь, попав туда, пес становился сам не свой – нервничал, даже пугался, но уходить не желал.
В тот раз, правда, пожелал. Устремился дальше. Хотя Даг предпочел бы повернуть обратно. Воздух был насыщен промозглой сыростью, черное, тяжелое небо нависало над верхушками деревьев. Но Мохнач упорно рвался вперед, и Даг подчинился.
– Ты помнишь, если идти по дороге, то немного погодя она выводит к озеру. Там на берегу уйма каких-то сараев и сараюшек, а еще большой красный барак. Возле дороги целый частокол из разноцветных почтовых ящиков. И масса великов. Ну, помнишь это место?
– Само собой. Мне всегда было любопытно, сколько же народу живет в этом старом бараке.
За сараями тянется вдоль берега большой тенистый парк. Толстые старые деревья, высокая густая трава.
Туда-то Мохнач и рвался.
Когда они добрались до этого места, уже почти стемнело. Но Мохнач свернул с дороги и, весело тявкая, потащил Дага в темный парк. Темень была такая, что собственной руки не разглядишь. В бараке светилось несколько окошек, но до парка их свет не достигал.
Внезапно совсем близко послышался девичий голос: "Геро? Ты опять здесь?"
Мохнач завилял хвостом, а из темноты им навстречу вынырнула черная собака, точь-в-точь такая же, овчарка. Мохнач натянул поводок, пытаясь вырваться, но Даг сумел его удержать. Знал ведь, что если Мохнач удерет, домой его нынче нипочем не залучить.
Чужая собака побежала прочь, а Мохнач, понятно, припустил следом. Дагу пришлось здорово поднапрячься.
И тут из темноты появилась девочка. В руках она держала поводок и пыталась поймать свою собаку, которую звали Фрида. Но Мохнач кинулся к ней и не давал ей этого сделать.
"Геро, ну что же ты!" – воскликнула девочка.
"Его зовут Мохнач", – сказал Даг.
"Правда? А на ошейнике написано Геро".
Об этом Даг запамятовал. Девочка рассказала, что Мохнач уже несколько раз здесь бывал. Вечерами она обычно гуляла с Фридой, с собакой своей, в парке, и с некоторых пор к ним начал прибегать Мохнач. Собаки не иначе как влюбились друг в друга. И Фрида тоже вела себя очень странно. Тетти описала ее замашки – точь-в-точь как у Мохнача. Оба ни с того ни с сего начинали упорно рваться на улицу, пихали хозяев лапами и тявкали, будто доказывали что-то. Причем Фрида всегда точно знала, когда ждать Мохнача. Каким-то образом они наладили между собой связь. И попросту назначали свидания. Наперекор людям. Ловкачи.
В первый раз Мохнач появился здесь без ошейника, поэтому Тетти и отвела его в полицейский участок. А в другой раз он несколько дней болтался в парке возле барака, прежде чем они его поймали. Вот тогда-то Тетти решила, что лучше отвести его прямо домой, и открыла ей Нора. Но Тетти, понятно, оробела и показаться не рискнула.
– Она так и сказала? – спросила Нора. – Что оробела?
Нет, это выяснилось постепенно, когда они познакомились поближе. Забавно, что в тот первый вечер Даг впотьмах даже не узнал ее. Был так занят непослушными собаками, что вообще не думал о том, с кем разговаривает. Только радовался подмоге.
Лишь много позже до него дошло, что это была она. Ведь он долго ее не видел. Из "Темпо" она давно уволилась.
Тетти болела. И сейчас сидела без работы. Посещала в Стокгольме курсы живописи и чуть не каждый день моталась на поезде туда и обратно. Потому он и встречал ее сегодня на вокзале. Думал, она пойдет домой пешком и тогда он ее проводит. Но она поехала на автобусе.
– Значит, ты приехала тем же поездом? – Он посмотрел на Нору.
Она кивнула. Да, тем же, но Тетти не видела. И понятия не имела, что Даг встречал именно ее.
– Я-то думала, ты встречаешь меня. И когда поняла, что это не так, ужасно расстроилась.
Конечно, на ее месте Даг бы тоже расстроился. Знай он, что Нора вернулась этим поездом, он бы и ее встретил, непременно.
– Не много ли обещаешь, а? – Она засмеялась. – Как по-твоему, что бы сказала Тетти?
Даг не знал. Откровенно говоря, скорее всего, она бы сбежала, потому что очень робкая. Но он не уверен. Она редко поступала так, как он ожидал.
Нора сменила тему. Почему-то ей не хотелось узнавать о Тетти слишком уж много. Лучше составить себе собственное мнение.
– Она живет в том красном бараке? – спросила Нора.
Да. Там много народу живет. Самого разного, женатого и неженатого, с детьми и без, в том числе уйма иммигрантов. У них общая кухня, и они всем делятся друг с другом. Живут вроде как весело, но наверняка бедно. Правда, держатся заодно и помогают один другому.
Впрочем, Тетти плохо вписывалась в тамошнюю компанию. Она ничего не говорила, не жаловалась, но Даг понял, что дело обстоит именно так. Ей нужен свой уголок, место, где можно побыть одной, а в бараке такая роскошь невозможна! У Дага сложилось впечатление, что в некотором смысле ей там даже нравилось, но держалась она немножко особняком и ее не считали вполне своей.
– Когда познакомишься с нею, поймешь, что я имею в виду, – сказал он.
– Ты говорил с нею обо мне?
– Ясное дело, говорил! И часто. А что?
– Ничего. Просто интересно…
– Если тебе интересно, что она говорит, то, в общем, немного. Она не из болтушек. Зато много размышляет. А еще рисует и пишет красками. Такое у нее увлечение. У нее всегда при себе альбом. Кстати, она и дом в хвойных зарослях написала. Видела бы ты! Фантастика! Ей удалось в точности передать настроение. Все эти ели, сосны, пихты, кипарисы, лестница, усыпанная хвоей, – точь-в-точь такие, какими мы с тобой увидели их в тот первый раз. Она и себя в картину поместила: спиной к зрителю идет по дорожке к дому.
У Норы учащенно забилось сердце, она с изумлением посмотрела на Дага.
– Волосы у нее заплетены в одну косу, а в руке желтый зонтик?
– Нет, на картине осень, и зонтик у нее обычный, от дождя. Кажется, синий или фиолетовый. Но волосы действительно заплетены в одну косу. Тетти часто так причесывается. А ты откуда знаешь? Ты же не видела картину?
Даг с удивлением смотрел на Нору, а она – на него, тоже с удивлением. Нет, Теттиной картины она не видела. Зато видела кое-что другое.
– Причем не менее фантастическое. Я много чего видела, можешь мне поверить.
Даг оживленно взмахнул рукой и уселся поудобнее.
– Теперь твой черед рассказывать! В последнее время явно произошло множество событий, о которых я знать не знаю.
Да, что верно, то верно. Нора обхватила голову руками, хорошенько встряхнула и засмеялась.
– Я тоже не знаю, с чего начать. Даг с улыбкой наклонился к ней.
– Может, я начну за тебя?
– Давай. Думаешь, получится?
Улыбаясь она смотрела на него, в ожидании. Он непринужденно откинулся на спинку стула и устремил взгляд в потолок.
– Может, начнем с Геро? Тут у меня масса вопросов. Например, такой. Сперва Мохнач наотрез отказывался заходить в эту часть квартиры. Стоило ему приблизиться к круглой комнате, как он принимался скулить, в глазах читался испуг. Помнишь? Нора молча кивнула, пусть продолжает.
– Но едва на него надели ошейник Геро, все изменилось, он стал сюда заходить. Хотя по-прежнему скулит и побаивается. С тех же самых пор у него возникла и загадочная тяга к белому дому, причем там он ведет себя примерно как здесь, скулит, нервничает, а вместе с тем будто приворожен. А уж когда встретил Фриду, у него появилась еще одна причина сбегать туда. Но началось все с дома. А не с Фриды.
Даг замолчал, о чем-то размышляя. Нора ничего не говорила: пусть продолжает, а она послушает. Он взглянул на нее.
– Как я понимаю, тут должна быть какая-то связь. В смысле – между нашей квартирой и тем домом. Точнее, этой частью квартиры, тремя комнатами. Когда-то здесь жила собака по кличке Геро – судя по ошейнику. Вдобавок собаки, как известно, способны видеть и чувствовать скрытое от нас. У них сохранилось шестое чувство, и, вероятно, они не так, как мы, скованы пространством и временем.
Даг опять замолчал, задумчиво глядя на Нору.
– Если ты не против, предлагаю начать с Геро. Что ты о нем знаешь?
– Довольно много. – Нора вздохнула поглубже и начала рассказывать обо всем, что узнала от Хульды. Пришло время раскрыть карты. Препятствий больше нет, она чувствовала. Идя навстречу пожеланию Дага, начала она с Геро и балетного танцовщика, а потом перешла к Сесилии, Агнес и Хедвиг. Сообщила и о собственных наблюдениях и переживаниях.
Когда она заговорила о видении цветущего сада и описала Сесилию, которая спиной к калитке шла в сторону дома, с желтым зонтиком в руке, Даг вдруг побледнел. Рывком встал и прошелся по комнате.
– Что с тобой, Даг? Что случилось?
Он остановился, посмотрел ей прямо в глаза и медленно, подчеркивая каждое слово, произнес:
– "Глаз видит всё, но только не себя".
– Шопенгауэр! – рассмеялась Нора. – Он-то здесь при чем?
Но она тотчас посерьезнела, потому что Даг смотрел на нее все тем же странно вопросительным взглядом и продолжал:
– Теперь я начинаю видеть кое-что, чего раньше не замечал, поскольку сам себе мешал.
– И что же, Даг? Что ты видишь? Но он только головой покачал.
– Нет, это ты сама должна выяснить, и ты на верном пути.
Она хотела спросить еще, но на лице у Дага появилось отсутствующее выражение, и он поспешно вышел из комнаты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Что Даг имел в виду? Что же такое он видел, но не хотел сообщить Норе? Она-де на верном пути и вот-вот выяснит все сама. Так говорит Даг.
Ей-то отнюдь не казалось, что она вот-вот что-то выяснит. Он оставил ее в полном замешательстве. Она ничего не понимала.
Но не жалела, что сообщила ему о том, как развивались события. Наоборот, ее не оставляло ощущение, что сказано было не все, однако же Даг не хотел продолжать разговор. При встречах они подтрунивали друг над другом, развлекались как могли. Весело и открыто. Но стоило ему заподозрить, что она собирается о чем-то спросить, как он тотчас со смехом исчезал. Не желал говорить ни о Тетти, ни об иных серьезных вещах. Как только она упоминала что-нибудь такое, Даг спешил отшутиться. Не очень-то на него похоже, но, видимо, тут есть свои причины, так что надо смириться.
Хотя порой Нора досадовала на него.
– Вот увидишь, все образуется, – легкомысленно говорил он в ответ на ее удивленные взгляды.
Нет. Неправда. Само собой ничего не решается.
Что же ей делать? Есть ли какой-нибудь способ…
Она вправду испытывала беспокойство, места себе не находила. Шли дни – и никаких событий. Все вдруг словно замерло в неподвижности.
Однажды вечером позвонила бабушка, сказала, что им надо поскорее повидаться, "покрепче обнять друг дружку и забыть все глупые, злые слова". Она тогда, мол, очень рассердилась. И если вела себя глупо, то Нора должна ее простить. Видно, она стареет и порой действует невпопад.
Бабушка долго шумно веселилась по телефону. Но щекотливых тем старательно избегала. Как и сама Нора. Хотя бы это она усвоила: бабушку с места не сдвинешь, нечего и пытаться. Нужно принимать ее такой, как есть. Некоторые вещи для нее святы, и она будет защищать их любой ценой. Например, образ ее матери, Агнес. Тронешь разукрашенную икону – пеняй на себя. Нора об этом и не помышляла. Шумно веселилась по телефону вместе с бабушкой, и та наверняка повесила трубку в прекрасном настроении. На следующий день почта доставила маленький подарок. "Пустячок – побрякушка, как говорят, модная сейчас у подростков", – написала бабушка в письмеце.
Нора сразу же сочинила благодарственный ответ. Снова тишь да гладь кругом – на радость бабушке.
Но больше ничего не происходило.
Временами она брала на руки Сесилию, но после той истории с коробкой лоскутков, когда Нора нашла письмо, личико куклы словно замкнулось, стало неподвижным. Это беспокоило Нору. Письмо она прочла с куклиного согласия, во всяком случае, так ей казалось. Почему же Сесилия замкнулась в себе? И в размышлениях она больше Норе не помогала, чем сильно ее огорчала. Причиняла боль – вот так же бывает, когда живой человек неожиданно отворачивается от тебя, без всяких объяснений.
Сейчас Нора жила как бы в пустоте.
И шаги больше не приходили, не останавливались у нее на пороге. И будильник на подоконнике давненько не тикал. Иногда она брала его в руки, встряхивала, хотя прекрасно знала, что это бесполезно.
Да, теперь она чуть ли не тосковала о своих призраках. Глупо, конечно.
Однажды, когда она сидела за письменным столом, из круглой комнаты вроде донеслись шаги. У Норы не было полной уверенности, что шаги те самые, но сердце встрепенулось. Они все ближе. Потом она услышала легкое покашливание – на пороге, тихонько стуча по косяку, стоял Андерс. Дверь была открыта.
– Я тебя напугал?
– Да, я не знала, что ты дома.
Андерс улыбнулся. Что-то она больно пуглива стала в последнее время. Почему? Нора тоже улыбнулась и покачала головой. Но про себя подумала: если б Андерс знал, что она сидит тут и тоскует о призраках. Потому и вздрогнула, увидев, что это всего-навсего он. Будь это призрак, она бы и бровью не повела. Хорошо, что он ни о чем не подозревает.
– Ты не окажешь мне маленькую услугу? – по обыкновению деликатно спросил Андерс.
– Конечно. А в чем дело?
Андерс звонил районному врачу, и тот выписал ему лекарство от кашля, который вконец его замучил. Рецепт должен был прийти по почте еще вчера, но не пришел, хотя в регистратуре уверяли, что отослали его вовремя и уж сегодня-то Андерс наверняка его получит. К сожалению, Андерсу некогда дожидаться почтальона, он должен уйти, прямо сейчас. Может быть, Нора…
– Само собой, я могу подождать и просмотрю почту. До завтрака я свободна. А вдруг рецепт опять не придет?
Ну, тогда они не иначе как напутали. А лекарство Андерсу необходимо. В приемной у врача отвечают на звонки с часу до половины второго. Но у Андерса в это время урок, к телефону не отойдешь. А как у Норы?
– Я вполне могу позвонить. У меня в это время как раз "окно".
– Замечательно. Попроси их, пусть они сообщат рецепт прямо в аптеку, по телефону, тогда к вечеру я сам зайду за лекарством.
Нора обещала все сделать, и Андерс ушел.
Торопиться некуда, времени полно – уроков у Норы было совсем немного. Она даже подумывала прогулять школу и махнуть к Хульде, но теперь отбросила эту мысль. Осталась дома ждать почтальона. Он все не шел, а когда наконец появился, никакого рецепта среди почты, естественно, не обнаружилось.
Значит, придется звонить в приемную врача – только бы не забыть. До "окна" после завтрака у нее всего один урок. Шведский. Разбор стихотворения. Весь урок потратили, но никто с этим несчастным стихом так и не сладил.
Со стихами обстоит так же, как со всем прочим: в них необходимо вжиться, иначе отклика не будет. Но большинство в классе ни малейшего интереса к стиху не выказывало. На улице сияло солнце, шальные весенние мухи жужжали на окнах. Двое-трое задавак старательно напускали на себя глубокомысленный вид и сидели наморщив лоб, роняя время от времени что-нибудь неразборчивое. Нора слушала и посмеивалась про себя. Ничегошеньки не понимают, думала она, а ведь они сами, в своих бессмысленных трудах, куда поэтичнее стихотворения, из которого пытаются выжать поэзию.
Стихотворение и написано-то не сказать чтобы с душой, она чувствовала. Мысли с легкостью отвлекались от него.
А что, если наплевать на последний урок и все-таки съездить к Хульде? Вот было бы здорово. Погода отличная. Можно посидеть на воздухе. Хульда обрадуется…
Но сперва надо домой, позвонить насчет Андерсова рецепта. А после она как раз успеет на автобус. Он отходит в полвторого.
Едва урок закончился, Нора вскочила на велик и уже без пяти час была дома. Придется подождать минуту-другую. Главное – не упустить момент, ведь после будет все время занято. Ровно в час она набрала номер. Удача! Не занято. Ей сразу ответили:
– Приемная районного врача.
– Я насчет рецепта…
– Простите. Минуточку…
Трубку отложили, и регистраторша заговорила с кем-то из пациентов. А вот это уже неудачно. Времени у Норы в обрез. Ведь надо еще дойти до автобусной остановки. Но разговор явно затягивался.
Наконец в трубке опять послышался голос:
– Простите, вы по какому вопросу?
– Насчет рецепта, который должны были переслать по почте…