- Да ничего, - сказал Сережа. - По-моему, даже хорошо. Для первого раза, по-моему, даже здорово.
- Только не зазнавайтесь.
Митя улыбался смущенно и устало. Рубашка на спине у него взмокла.
- Отдохните, - сказал Олег.
В этот момент хлопнула дверь. Появились Воронины и Андрюшка Гарц. Через минуту за ними с хохотом ворвалась лихая компания четвероклассников Данилки Вострецова. Все как один в летней парадной форме: в рубашках салатного цвета, в белых ремнях на синих шортиках, с блестящими аксельбантами барабанщиков на плечах. Рубашки им сшила Данилкина мама, аксельбанты сплел из капронового шнура Олег.
"Барабанная команда" шумно дышала и поправляла ремни.
- Ишь какие красивые, - сказал Олег. - Закаляетесь, да? И чего это вы при полном параде?
- В школе на сборе были, - объяснил Данилка. - Нас попросили на линейке барабанить. Сегодня сбор про День танкистов. Говорят, у нас форма, как у юнармейцев.
- А сюда чего прискакали? - хитро спросил Олег. - Просто так или по делу?
Данилка украдкой показал кулак своей команде, и пятеро барабанщиков мигом выстроились у стены. Данилка, насадив на золотые вихры берет, вытянулся перед Олегом.
- Товарищ командир "Эспады"! Звено "Юные барабанщики" прибыло для дополнительной тренировки!
Это у него всегда ловко получалось.
Но Олег сказал:
- Шиш вам, а не тренировка. Кто вчера два клинка угробил?
- Мы не нарочно… - жалобным хором сказали барабанщики и дружно вздохнули. А Данилка молчал и вопросительно махал пшеничными ресницами.
- Чего это они без очереди! - возмутился Андрюшка Гарц. - Мы первые пришли.
- А мы младше, - донеслось от барабанщиков.
- Вот и уважайте старших, - отбрил Андрюшка.
- Нечего спорить. Первый бой у меня с Каховским, - решительно сказал Олег. - Он сегодня заработал. Переодевайся, Сергей.
Сережа обрадованно бросился в раздевалку. Данилкина компания в знак протеста удалилась в кают-компанию. Сначала там было тихо, но когда Сережа вернулся в зал, в кают-компании стонал диван и раздавались победные крики.
Олег бросился туда и принес под мышкой главного нарушителя - Данилку. Данилка отбивался и дрыгал ногами. Олег посадил его на шкаф, где хранились маски и нагрудники.
- Сиди и не трепыхайся. А то в шкаф засуну.
- Справились с маленьким, да? - укоризненно произнес Данилка. Подумал и начал потихоньку барабанить каблуками по стенке шкафа.
- Данила! - грозно сказал Олег.
Барабанщики по одному просочились в спортзал.
Митя слегка ошарашенно смотрел на эту суету.
Сережа взял маску и вышел на дорожку. Против Олега.
Они обменялись салютами.
Олег был широкоплечий, среднего роста, но когда он стоял перед противником с поднятой для салюта рапирой, то казался очень высоким, тонким, гибким. И крупное лицо его с большим носом и острыми скулами делалось красивым и строгим. Это был боец, мушкетер…
- Готовы? К бою! - скомандовал Валерик Воронин. - Начали!
Олег был почти неуязвим. Лишь изредка ребятам удавалось зацепить его клинком. И тогда "автор" укола весь день ходил именинником.
Сереже повезло. Начиная осторожную разведку, он вспомнил слова Олега: "Фантазируйте. На одних классических приемах далеко не уедете. Бой - это творчество". "Ладно, пофантазируем", - сказал себе Сережа. Он сделал вид, будто вдет в атаку снизу, но хочет закрутить перевод в верхний сектор. Однако делать перевод не стал, а упал на левую руку и направил клинок в нижний край Олегова нагрудника.
Конечно, этот трюк был сплошным пижонством. Но сейчас он удался: рапира упруго выгнулась - укол!
- Ловко, - сказал Олег. - Хотя, конечно, не ново. Эта штука описана еще Проспером Мериме в новелле "Дон Жуан".
- Я не читал, - сказал Сережа.
- Весьма возможно… Продолжим?
Но тут раздался грохот. Это упал со шкафа Данилка. Олег охнул, подскочил, начал ощупывать пострадавшего. Впрочем, Данилка не был пострадавшим, потому что приземлился удачно.
Олег сел на скамейку и взялся за левый бок.
- Если я когда-нибудь получу инфаркт, - печально сказал он, - то исключительно из-за этих юных головорезов. Будьте свидетелями.
Потирая синяк на лбу (налетел на дерево), появился Андрюшка Ткачук. Сообщил, что в "Космосе" новый фильм "Робинзон Крузо" и "мультики". Удлиненная программа.
- Мамка спрашивает: надо билеты оставлять? Только они дорогие, по сорок копеек.
Андрюшкина мать работала в кино кассиром.
Олег обвел взглядом всю компанию.
- У кого деньги есть?
Подняли руки пять человек. Сережа поднял. И Митя - у него был полтинник. Остальные жалобно сопели.
- Ладно, Андрей, - сказал Олег. - Мчись к маме, путь оставит… раз, два, три… десять… четырнадцать билетов. Пропадай моя зарплата.
Домой Сережа пришел вечером. В прихожей его встретила Маринка. Она прыгала и ликовала:
- Динь-динь! А у нас телефон!
- Правда? Тетя Галя, правда, поставили?
- Наконец-то, - со вздохом сказала тетя Галя.
- Почему "наконец-то"? Люди иногда больше года ждут.
- Это я про тебя: наконец-то явился, - объяснила тетя Галя. - Люди-то обедают, когда полагается, а ты целый день скачешь голодный.
- Мы в кино пирожки покупали.
Подошел Нок, встал на задние лапы, а передние взгромоздил Сереже на плечи. Укоризненно посмотрел ему в лицо.
- Соскучился, крокодил? - сказал Сережа. - Цу-ну, только не лизаться.
Он освободился от собачьих объятий, потрепал Нока по ушам и подошел к телефону.
Плоский светло-серый аппарат был похож на модель гоночной автомашины. Если только трубку убрать.
Сережа поднес трубку к уху. В наушнике гудел настойчивый сигнал.
Маринка прыгала рядом. Она весело сообщила:
- А нам уже звонили.
- Кто?
- Паша звонил.
- А чего он звонил?
Тетя Галя сказала из кухни опять со вздохом:
- О чем он может звонить? Снова у Владимира Сергеевича задержится до ночи.
- Они же отчет об экспедиции готовят, - заступился Сережа.
- Вот именно. Не могут ни днем, ни ночью позабыть про свой отчет.
Сережа осторожно положил трубку и пошел к себе в комнату. Нок, стуча когтями, двинулся следом.
За окнами синели сумерки. Недостроенный замок таинственно белел в полутьме, словно декорация приключенческой пьесы, когда спектакль уже кончился.
Сережа погладил Нока и сел на кровать. Окончен хороший день, в котором были товарищи, удачный бой с Олегом, кинокартина с шипучими синими волнами, парусами и джунглями. Звон рапир и смех Данилки Вострецова. Горячие пирожки в буфете (три на двоих), и пока нерешительная, но добрая улыбка новичка Мити Кольцова… И теперь, в одиночестве, Сереже стало грустно.
"Может, позвонить кому-нибудь? - подумал он. - А кому?" И вспомнил: у Генки Кузнечика есть телефон. Только номер какой? Но тут же он вспомнил и номер. Еще давно, весной, Генка объяснял ребятам: "Вот запомните. Тридцать два, ноль два, сорок четыре. Очень просто. Как дважды два - четыре. Только впереди троечка". Про что был разговор, и при чем там Генкин телефон, Сережа забыл, а номер запомнился.
Кузнечик, наверно, удивится звонку. Они с Сережей не дружили и даже приятелями не были. Правда, на той неделе Генка услыхал, что Сереже нужен пенопласт, и на другой день притащил коробку. Ну и что? Кузнечик любому человеку готов помочь, даже незнакомому.
А Сереже Генка нравился. Всегда. Но ведь не подойдешь к человеку и не скажешь: "Ты мне нравишься. Давай сделаемся друзьями". Сережа по крайней мере так не мог. И он лишь думал, давно, с третьего класса, что хорошо бы как-нибудь подружиться с Генкой Медведевым, которого тогда еще не звали Кузнечиком.
Прозвище "Кузнечик" появилось в прошлом году.
В самом конце августа, перед началом учебного года, в школах шли собрания. Было еще жаркое лето. Строгая деловитость учебной жизни не успела лечь на школу. Школа гудела, как большой рояль. Никто не пришел в форме, коридоры и классы расцвели от пестрых платьев, ярких рубашек и разноцветных испанок. Всем было весело, и даже строгая завуч Елизавета Максимовна рассмеялась, когда увидела, что Генка Медведев тащит по коридору большущую, с себя ростом гитару.
Он принес ее в класс.
Ребята перед этим хвастались загаром, но теперь стало ясно, что чемпион по загару - Генка. Он все лето прожил в Севастополе и сделался коричневым, как его блестящая гитара.
- Подумаешь. Медведь и должен быть коричневым, - завистливо сказала длинная Люська Колосницына, именуемая обычно Люстрой.
Люстру не поддержали. Уж на кого-кого, а на медведя Генка никак не был похож.
Его затормошили, закидали вопросами:
- Генка, а зачем гитара?
- Ты играть научился, да? Ай да Геночка!
- Ой, да он врет, братцы! Я целый год учился, и то…
- Потому что у тебя таланта, как у курицы… Гена, сыграй!
- Ген, ты правда умеешь? Ну, давай…
Генка кивнул. Уселся на парте, сложив по-турецки ноги, словно покрытые коричневым лаком. Немножко смущенно посмотрел на ребят. У него были продолговатые большие глаза, почему-то похожие на глаза громадного насекомого. И лихо торчал над лбом выгоревший хохол.
Генка постучал пальцами по гулкой гитаре:
Тра-та-та, та-та-та, тра-та…
Забренчал на струнах и запел:
Там, где у цветов головки
Лепестками ветру машут,
Маленький кузнечик Вовка
Жил да был среди ромашек…
Играл он, конечно, не очень. Просто подыгрывал песне. Но песенка была интересная, целая сказка. Никому не знакомая. И пел он здорово. Негромко, но чисто и весело.
Не был Вовка музыкантом,
Хоть трещал, не умолкая.
Вовка был работник-плотник -
Строил дачи и сараи.
Он пилой работал ловко,
Молотком стучал о доски:
Строил он мосты и лодки,
И газетные киоски…
Дальше рассказывалось, как в руки Вовке попалась золотистая лучинка, и кузнечик выстругал из нее шпагу "просто так на всякий случай". И однажды:
Приземлился на поляне
Злой разбойник и обжора,
Очень страшный и нахальный
Воробей по кличке Жора.
Всякие жучки и божьи коровки прыснули в стороны. А кузнечик остался. Неудобно прятаться, если у тебя шпага. Бессовестный великан Жора хотел тут же проглотить Вовку, но шпага воткнулась ему в язык. И Жора улетел, подвывая не по-воробьиному. А песенка кончилась такими словами:
Чтоб врагам хвалиться было нечем,
Не беги назад от них ни шага.
Даже если ты кузнечик,
У тебя должна быть шпага.
Никто не заметил, что в класс вошла Татьяна Михайловна.
- Ай да молодец, Медведев! - сказала она. - Ты, Гена, за лето просто артистом стал.
Генка засмущался и вскочил прямо на парте.
- Да нет… Это не я, это брат сочинил в Севастополе для ребят. Мы там с ними ялик ремонтировали.
- Ну, ладно. Пора нам о делах поговорить, - сказала Татьяна Михайловна. - А потом расскажешь про Севастополь и про ялик. Садись-ка на место, кузнечик.
И тут все заметили, что Генка и правда похож на кузнечика: в зеленой, как трава, рубашке, а руки и ноги у него - будто сломанные пополам лучинки; и гитара его тоже похожа на туловище насекомого с одиноко торчащей лапой.
- Точно! И правда кузнечик, - развеселились ребята.
- Ой, батюшки! Я, кажется, тебе прозвище придумала? - с шутливым испугом воскликнула Татьяна Михайловна. - Гена, я не хотела.
- Да ничего, - покладисто сказал Генка. - Это лучше, чем Медведь. А то Люстра меня медведем обозвала..
- Отныне считать Медведя Кузнечиком, - заявил Павлик Великанов, очень авторитетный в классе человек.
Так и повелось…
Сережа набрал номер. Он боялся, что трубку возьмут Генкины родители, будут спрашивать, кто и зачем. Но ответил сам Генка.
Сережа сказал:
- Здравствуй. Не узнал?
Кузнечик помолчал. Потом ответил:
- Узнал… Это ты, Сережа?
Он сказал не "Каховский" и даже не "Серега", а "Сережа", и это прозвучало как-то неожиданно, по-дружески. И Сережа обрадовался. Он сам не ждал, что так сильно обрадуется. Но тут же встревожился: в классе было шесть Сергеев.
- Это я. Каховский, - объяснил он.
- Ну да. Я понял, - все так же негромко сказал Кузнечик, - Хорошо, что позвонил.
- Почему хорошо?
- Ну, так просто, - откликнулся Генка теперь оживленнее, - Понимаешь, я сижу один, скучно. И вдруг ты…
- А я тоже так просто. Нам только что телефон поставили, и я вспомнил твой номер. Ты что делаешь?
- Я же говорю: скучаю. Гитару мучаю.
- Ты уже, наверно, здорово научился играть, да?
- Ну, что ты. Я понемножку.
- Слушай, сыграй что-нибудь, - попросил Сережа. Его словно толкнуло. И он загадал: "Если Кузнечик согласится, все будет хорошо". А что "хорошо", и сам не понимал.
Генка согласился сразу.
- Ладно… Я и сам хотел. Ты только трубку не клади, я гитару возьму… Ну вот, все.
И Сережа очень ясно представил, как Кузнечик такой же, как тогда в классе, сидит с гитарой на столе у телефона, прижимает щекой к плечу трубку.
- Ты. слушаешь? - спросил Генка.
- Конечно!
- Понимаешь, эта песня… Ее брат придумал, когда в институте учился. Они пьесу ставили про наших летчиков, которые за Испанскую республику воевали. Вот про этих летчиков песня…
Сережа услышал негромкие удары по струнам и затем, гораздо громче струн, очень чистый Генкин голос.
Кузнечик пел отрывисто и печально:
Не трогай,
не трогай,
не трогай
Товарища моего.
Ему предстоит дорога
В высокий край огневой,
Туда,
где южные звезды
У снежных вершин горят,
Где ветер в орлиные гнезда
Уносит все песни подряд.
Там в бухте развернут парус,
И парусник ждет гонца.
Покоя там не осталось,
Там нет тревогам конца.
Там путь по горам нелегок,
Там враг к прицелам приник,
Молчанье его пулеметов
Бьет в уши,
как детский крик…
Теперь Сереже не казалось, что Кузнечик сидит на столе у телефона. Он закрыл глаза и ясно увидел костер на поляне, и Костю у костра, и ребят с оранжевыми от огня лицами, и Генку рядом с Костей. Будто они пели вместе.
… Не надо,
не надо,
не надо,
Не надо его будить.
Ему ни к чему теперь память
Мелких забот и обид.
Пускай перед дальней дорогой
Он дома поспит,
\ как все,
Пока самолет не вздрогнул
На стартовой полосе…
Песня затихла. Было слышно, как Генка прижал струны ладонью. Он помолчал и сказал:
- Вот все… Ты слышишь?
- Да, - сказал Сережа. - Это такая песня… Про нее лучше ничего не говорить. Просто слушать и все.
- Брат ее, оказывается, давно написал… А мне спел только сегодня. Это он когда про Чили услышал.
Не трогай,
не трогай,
не трогай
Товарища моего.
Ему предстоит дорога
В высокий край огневой…
- Про что?
- Про Чили. Ты что, радио не слушал?
- Нет, - смутился Сережа. - Я тут сегодня закрутился с делами…
- Там фашистский переворот! - с неожиданной злостью сказал Генка. - Генералы толстопузые мятеж устроили… Зря он этим гадам доверял.
- Кто?
- Президент Альенде. Они убили его. Обстреливали президентский дворец из танков.
- А я ничего не слышал, - тихо сказал Сережа.
- Брат в июле был в Чили со студенческой делегацией. У него там друзья остались. Он и мне привез адрес одного парнишки, помог письмо написать по-испански. Я все ответа ждал. Теперь уж, наверно, не будет ответа…
Что мог сказать Сережа? Он знал про Чили не так уж много. Знал, что там столица Сантьяго. Что там правительство, которое стоит за рабочих. И что президент Сальвадор Альенде распорядился, чтобы всем-всем детям в этой большой стране каждый день обязательно давали бесплатное молоко: и в городах и в глухих горных деревушках… Видно, не всем нравится, когда у каждого из ребят, даже у самого бедняка, каждый день есть глоток молока.
- … В общем, все как тогда в Испании, - опять услышал Сережа Генкин голос. - Ты читал книжку "Испанский дневник"?
- Не читал, - признался Сережа.
- А у нас есть… Ты бы пришел ко мне, а? Мог бы взять ее. Если, конечно, хочешь. Ну, не обязательно за книжкой, а так… Ты ведь никогда у меня не был.
- Конечно, я приду, - обрадованно сказал Сережа. - А ты? Ты тоже приходи. Ты ведь тоже у меня не был.
- Ладно! Я знаю, где ты живешь.
- Нет, у нас теперь новая квартира.
- Я знаю, - повторил Кузнечик.
- Откуда?
- Очень просто. Узнал, когда коробку тебе раздобыл. Хотел тебе домой ее принести. Пришел, а у вас никого нет.
- Специально приходил?
- Ну да. С коробкой…
- А где ты ее раздобыл? Я думал, она твоя была.
- У соседа выпросил.
- Нарочно для меня? - все еще не решаясь поверить, спросил Сережа.
- Ага… Послушай, а зачем тебе пенопласт? Не секрет?
- Не секрет, конечно. Я завтра тебе расскажу. Хорошо?
- Хорошо. Тогда до завтра?
- До завтра… Гена… А можно еще раз ту песню?
- Ладно.
… Но если в чужом конверте
Придет к вам черная весть,
Не верьте,
не верьте,
не верьте,
Что это и вправду есть.
Убитым быть -
это слишком.
Мой друг умереть не мог.
Вот так…
И пускай братишка
Ему напишет письмо…
Этой песней Генки Кузнечика хорошо было бы кончить рассказ о длинном Сережином дне.
Но не все кончается, как хотелось бы.
Тетя Галя заглянула в Сережину комнату и сказала:
- Тут один жилец приходил, на тебя жаловался. Что такое ты утром натворил?