- Ага, - сказал он, - и ты узнал, что на свете существует Эски? Эски Кермен - это удивительное место. Как только выпадет свободный день, пойдём туда.
Нас догнал Рощин-второй. На плече он нёс палку. На ней висели резиновые сапоги. Синие капли, как слёзы, падали с них на песок.
- Я думаю, за неделю вы всё-таки кое-что успеете сделать, - сказал Марлен. - Не может быть, чтобы не успели. Говорят, вы выступали в цирке с морскими львами?
Рощин неопределённо кивнул.
Он раскланялся с нами и пошёл к себе в палатку.
- С морскими свинками, вот с кем, - сказал я. - И то не он сам, а его отец, Рощин-первый.
ЭТО ЕЩЁ ЧТО ТАКОЕ?
Из Севастополя приехал Немцев и привёз матрасы. Замечательные матрасы для подводного дома, из поролона, с приборчиками для поглощения влаги. На таких матрасах акванавты будут не отдыхать, а блаженствовать.
Так сказал Немцев.
Посмотреть, как их будут распаковывать, собрались все.
Каждый матрас был запечатан в пакет.
Три пёстрых пакета лежали у ног начальника экспедиции. Павлов достал перочинный нож и с хрустом вскрыл первый. Из пакета послышался писк.
Павлов вздрогнул.
- По-моему, там кто-то сидит, - сказал Марлен. Он с любопытством смотрел, как Павлов осторожно сдирает с матраса разноцветную бумагу.
Матрас развернулся, как удав, и лёг на песок.
Посреди матраса сидел и ошарашенно смотрел на нас котёнок.
- Это ещё что такое? - спросил Павлов.
- Может быть, его положили против мышей? В каждый матрас по коту.
Это сказал я.
Павлов удивлённо посмотрел на меня. Он вспорол оставшиеся два пакета, и гибкие блестящие матрасы выползли из них на свет.
Котов в них не было.
- Как же ты сюда попала, киса? - пробормотал Немцев и взял котёнка на руки.
- Случайно завернули, - сказал Павлов. - Улёгся, дурак, на матрас, и всё. Лёсик, поедешь в Севастополь - отвези.
- Кот пригодится, - неожиданно сказал Марлен. - Я включаю его в программу биологических исследований.
Павлов пожал плечами.
- Дело ваше.
Он нагнулся над матрасами и стал щупать их. Он искал приборчики для поглощения влаги.
Немцев сказал:
- Есть предложение - придумать котёнку имя. Что, если… Садко?
- Громко.
- Машка?
- Это же кот.
- Черномор, - сказал Джус.
- Мрачно.
- Мальчик.
- Ерундой занимаетесь, - сказал Павлов. Он наконец нащупал приборчики.
Немцев вздохнул:
- Ни одной свежей мысли. Приходится оставить "кис-кис".
ПОРТФЕЛЬ
Я уже давно заметил, что Джус повсюду таскает с собой портфель.
Как-то я не выдержал и спросил:
- Можно задать вам глупый вопрос? Почему вы всюду ходите с портфелем?
Он не обиделся:
- Да, понимаете, привык. Потом, все бумаги с собой. Как придёт что-нибудь в голову, сразу на карандаш. Я ведь конструктор, проектировал дом. А что? Очень смешно?
- Да нет.
Мы сидели у палатки. Над вершинами гор тянулись серые облачные нити.
- Ночью я видел вокруг луны светлое кольцо, - сказал Джус. - Погода испортится. Замечаете, уж не так печёт?
Он присел на корточки, раскрыл портфель и вытащил из него пачку бумаг.
- Вот наш следующий дом. Он, вероятно, больше не будет называться "Садко". Видите, совершенно другой: большой, похожий на тарелку. Его легко можно будет переводить с места на место. И глубину он сможет менять сам. Это черновые наброски.
Я взял в руки листки. На них были не успевшие ещё родиться чертежи. Они словно проклёвывались из листков. В каждом только угадывалось - будет то-то…
- Дом будет плавать, а палаточный городок? - спросил я.
- Будет подвижная береговая база. На автомашинах. Это идея Павлова.
Джус стал собирать листки.
Из-за скал показались серые ватные облачка. Они стремительно двигались.
Над вершиной хребта стало расти облако, похожее на наковальню. Оно клубилось, наливалось чернью и не предвещало ничего хорошего.
ЧТО ДЕЛАТЬ?
В бухте плясали острые волны. Они выскакивали то тут, то там. На вершине каждой вспыхивал белый хохол, и волна падала.
- Толчея! - сказал Марлен.
Мы стояли с ним на берегу и смотрели на бухту. Катера, буксиры, кран сгрудились посредине. В стороне виднелась из воды макушка "Садко".
Ветер дул порывами. Наши плащи трещали и развевались.
Раскачивалась сеть, за которой стояла клетка дельфина.
- Ну и погодка! - сказал Марлен. - А что, если узнать, на сколько дней обещают ветер?
Он сходил в первую палатку, вернулся и, улыбаясь, сказал:
- Двое суток, самое меньшее. Работ не будет. Тебе повезло: мы сейчас же идём на Эски Кермен. У меня есть одноместная палатка. Захвати еду!
ЛЕГКИЙ ПОДЪЁМ
Мы шли по дороге. Впереди Марлен, за ним я. Когда вышли из лагеря, Марлен сказал:
- Тут недалеко. Сначала долиной, а потом лёгкий подъём.
Мы шли долиной уже третий час. Покатые склоны, засаженные кукурузой. В ней домики. Пыльные собаки, привязанные у ворот. Они провожали нас добрыми взглядами.
- Что же такое Эски Кермен? - спросил я.
- Кермен - это крепость, а Эски - это Эски.
Больше Марлен ничего не сказал. Он тащил большой тюк с палаткой.
Дождь то моросил, то переставал.
Мало-помалу дома и кукуруза исчезли. Долина сузилась. По сторонам её поднялись белые, обточенные дождём и ветром скалы.
Марлен сошёл с дороги на тропу. Она повела нас вверх, взобралась по склону и начала виться едва приметной ниточкой около скал. Потом исчезла в расселине.
С меня градом катил пот.
- Может, посидим? - предложил я.
Марлен упрямо шагал вперёд. Огромный рюкзак подпрыгивал на его спине.
- Сейчас выйдем на плоскогорье. - Марлен остановился. Он стоял, широко расставив ноги, и отдувался. - Спустимся, и будет Эски. Мы сократили путь ровно в два раза. По дороге идти - день.
Холодный ветер подхватил нас и потащил с тропы. Сухие колючки с лёту ударяли в лицо. Редкие капли, кувыркаясь, летели у самой земли.
Сгибаясь в три погибели, мы шли вперёд. Тропинка, пробитая в жёсткой траве, вывела нас к обрыву. Внизу было дно ущелья, белая дорога, впереди - вытянутая в длину, вся в дырках причудливая скала, похожая на корабль.
ЭСКИ!
ГОРОД НА СКАЛАХ
Выпуклые лобастые камни Эски нависли над нами. Они были выдолблены изнутри и светились, пустые, как черепа.
Окна-глазницы смотрели вниз.
- Эти казематы защищали вход в город, - сказал Марлен. - Будь мы врагами, получили бы уже по сотне стрел.
Мы пошли по гладкой известковой плите. Деревянные колёса арб выбили в ней две колеи. Посредине, где ступали копыта лошадей, вилась щербатая тропка.
Дорога сделала крутой поворот, мы очутились в узком проходе между двух скал.
- Городские ворота. Справа - часовня, слева - комната стражи.
Я заглянул в помещения. Они тоже были высечены в скале. Хрупкие, тонкие стены местами были пробиты насквозь. Розовый свет наполнял их. Над полом курилась белая пыль.
Пройдя ворота, мы очутились на вершине горы. Она была плоской, поросла редкими деревьями и кустами кизила. Багряные ягоды светились в траве. Среди кустов зияли чёрные провалы подземных ходов.
Испуганные цикады, оборвав пение, замолкали при звуке наших шагов.
Нигде ни следа домов.
- Значит, жители обитали в пещерах? - спросил я.
Марлен покачал головой.
- Нет. Здесь было много домов, но шесть столетий назад татары во время нашествия сожгли их. Когда-то здесь был настоящий город.
На поляне, продуваемой ветром, у края обрыва, мы поставили палатку.
Внизу под нами белел валун с чёрным отверстием в боку. Тот самый, мимо которого промчал меня Лёсик.
Я показал на него Марлену.
- Это часовня, - сказал он. - Люди Эски так привыкли резать камни, что, когда им понадобилась часовня, они выдолбили её внутри упавшего с горы валуна. Между прочим, первыми русскими, которые увидели Эски, были солдаты Суворова. Они пришли сюда во время русско-турецкой войны.
Я принёс воды, разложил костёр и вскипятил чай.
Облака разошлись. Тусклое солнце двигалось к закату. Прозрачные тени ползли по скалам Эски.
Я лежал на куске брезента, закинув руки за голову, слушал звон цикад и думал о погибшем городе. Мне слышался топот коней и мерный скрип возков. Перекликались на каменных башнях часовые, и безмолвные женщины с кувшинами на головах, как тени, проходили мимо, звеня медными украшениями.
Ещё я представил себе колонну усталых солдат на отдыхе. Прижимая к груди ружья, солдаты удивлённо смотрели вверх. Причудливая плоская гора поднималась над биваком. Серые известковые скалы были усеяны бойницами, узкие ходы вели внутрь.
Скалы просвечивали насквозь.
"Пещерный город!" - сказал старый солдат…
- Ты здорово устал, - донёсся до меня голос Марлена. - Полежи, я пойду поснимаю.
Он взял фотоаппарат и ушёл, я закрыл глаза.
Когда Марлен разбудил меня, была уже ночь. Мы забрались в тесную, узкую палатку и легли бок о бок.
Звон цикад, от которого сотрясалась скала, было последнее, что я услышал в тот день.
КТО ВИНОВАТ?
Мы вернулись в Голубую бухту.
На берегу у дельфиньей загородки стояли водолазы и что-то горячо обсуждали.
Мы подошли к ним.
- Что случилось? - спросил Марлен.
- Как что? - возмутился Павлов. - Уж вам-то надобно знать. Вы отвечаете за биологию. Дельфин - по вашей части. Саша пропал - вот что!
- К-как?
Мы уставились на загородку. Вода в ней была совершенно спокойна. Мы смотрели минуты три. Чёрная спина ни разу не показалась.
"Как же он мог уйти?"
- Волны сдвинули с места сеть. Её надо было проверять каждый день.
Около воды стоял Рощин-второй. Он стоял вытаращив глаза и смотрел на море, словно ждал: вот-вот появится Саша.
- Дельфин - инвентарное имущество, переданное этому человеку, - холодно сказал Марлен. - Этот человек отвечает за пропажу и срыв опыта.
Рощин продолжал смотреть на море.
- Обидно, - сказал Павлов. - Но что сделаешь? Будем работать без дельфина. Ладно. Всё равно у вас ничего не получалось.
Рощин скорбно посмотрел на него:
- Почему? Он уже узнавал меня.
- А вы - его, - сказал Марлен. - Больше вы не нужны. Завтра можете уезжать.
Рощин чуть не заплакал. Он хотел возразить, но только издал горлом непонятный звук: кх-кх-хх…
МАРЛЕН НЕ ПРАВ: НЕЛЬЗЯ БЫТЬ ТАКИМ ЖЕСТОКИМ.
- Хватит о дельфине, - сказал Павлов. - Завтра приезжают корреспонденты, а через два дня начинаем погружение. Может быть, наш художник возьмёт на себя общение с прессой? Как-никак вы родственные души, служители искусств.
Он посмотрел на меня.
Я смутился и сказал:
- Я что… Я с удовольствием.
НЕ ТЕ КОРРЕСПОНДЕНТЫ!
Они приехали на следующий день.
Ждали не только из газет - из кинохроники тоже, но приехали одни газетчики. Двое мужчин и женщина.
Один мужчина был маленький и лысый. Он представлял молодёжную газету и всё время прятался в тень, закрывал голову от солнца. Второй был весёлый и толстый. Его прислала областная газета. Этот всё время бродил по лагерю и рассказывал смешные случаи, которые бывают с работниками печати.
Женщина носила огромную шляпу и чёрные очки. Она ходила следом за толстым мужчиной, ждала, что он расскажет, и говорила:
- А вы злой! - и легонько ударяла его по руке.
- Не те корреспонденты! - сказал Павлов. Он отвёл меня за палатку и стал чесать подбородок. Я уже заметил: он всегда чешет подбородок, когда чем-нибудь озадачен. - Нам бы кино. Как же так: ставим подводный дом, а кино нет? Надо найти оператора. Придётся самому ехать… Вы тут общайтесь с ними, общайтесь.
И он уехал.
ЧЕЛОВЕК И СЛОН
Я разговорился с корреспондентом. С тем, толстым, что рассказывал смешные случаи.
- Хотите, - сказал он, - расскажу, как я не написал свою лучшую статью?
- Давайте.
- Дело было в Ленинграде. Я тогда ещё учился на журналиста. Раз меня вызывают и говорят: "Вот первое задание. В университете есть студент, который написал очень ценную работу про слонов. Найдите его и напишите о нём статью". Иду, узнаю - есть такой. Получаю адрес, вечером являюсь. Он дома. Маленькая комнатка, в углу что-то прикрытое простынёй. Разговорились.
Действительно, студент написал работу: "Особенности скелета слона".
"Вот, - говорит, - в углу кости. Слон".
"Откуда вы его взяли?" - спрашиваю.
"Выкопал".
"Где?"
"Тут, в Ленинграде".
Я решил, что парень врёт или сумасшедший. Обиделся и ушёл. Так статьи и не написал. А потом узнал: чистая правда. Только послушайте, какая история.
До войны в Ленинграде был слон. Очень знаменитый слон, вернее, слониха - Бетти. А этот парень был юннатом и часто ходил в зоопарк. Можно сказать, они с Бетти были знакомы. Когда настала война, парня забрали на фронт. А Бетти убило шальной бомбой. Её тело разделили на части и закопали на территории зоопарка. Война кончилась, парень стал учиться. На старшем курсе он стал писать работу о слонах. А о судьбе Бетти он знал. Получил разрешение директора зоопарка, достал лопату и давай копать. Перекопал весь зоопарк. Два месяца искал. И что вы думаете? Собрал весь скелет. Описал его, получилась блестящая работа. Недавно встретил его фамилию в журнале - Вадим Евгеньевич Гарутт. Крупнейший специалист по слонам. Вот так. А я о нём не написал. Смешно?
Я покачал головой.
- Не очень. Даже наоборот - печальная история. Человек и слон… Как вам вообще пишется?
- Так себе. Плохо начинаю. Иной раз интереснейший факт, замечательные люди, а начну писать - скукота. Для меня самое трудное - начало придумать, зацепку. А для вас?
Я вздохнул:
- Конечно, зацепку. Поверить в свои силы ещё нужно. Обязательно…
РИСУНКИ
Я мало рисовал. Мне казалось: ну что рисовать?
Дельфин удрал. Осьминоги и трепанги в Чёрном море не водятся. Рыб в бухте?
Я взял альбом, сел под скалой и нарисовал по памяти всё, что случилось в эти дни.
Я нарисовал, как буксиры тащат огромный кран с наклонной стрелой. Как плавает посреди бухты на боку "Садко".
Нарисовал похожие на пчелиные соты известковые стены Эски Кермена, выдолбленные изнутри скалы, и чёрные входы в подземелья среди зелёных кустов кизила.
Ещё я нарисовал Рощина-второго. Он стоял на берегу моря и тоскливо всматривался из-под руки в даль. Он ждал, не вернётся ли дельфин.
ДАВНЕНЬКО Я НЕ РИСОВАЛ ЧЕЛОВЕКА!
Когда я кончил рисовать Рощина, около скалы появилась женщина-корреспондент. На руках у неё была кошка.
- Вот, нашла на берегу, - сказала она. - Это ваш кот? Лагерный? Чуть не утонул.
- Наш, - ответил я. - Только кошки не тонут, они боятся воды. Отнесите Немцову, это его кот.
И женщина ушла.
ВЕРНУЛСЯ ПАВЛОВ
Всё было готово к постановке дома. Не было только Павлова.
- Везёт! Везёт! - раздалось однажды около нашей палатки.
Мы с Марленом выскочили наружу. Мимо нас пробегали полуголые водолазы.
- Кто везёт? - спросил Марлен.
- Павлов! Оператора! Бежим!
Мы побежали.
По дороге спускался к бухте грузовой "газик". За ним тянулось жёлтое облако пыли. "Газик" доехал до палаток и остановился. Из кабины вылез Павлов.
- Пожалуйста. Прошу вас! - сказал он.
Показался человек. Он лез спиной вперёд и тащил за собой жёлтые кожаные сумки.
- Знакомьтесь, - сказал, обращаясь ко всем, Павлов, - кинооператор Центральной студии. Будет работать у нас.
Человек повернулся, и я ахнул. Тот самый киношник, который снимал Телеева с осьминогом! Мой Главный киношник.
Я толкнул Марлена в бок.
- Помнишь? - спросил я его шёпотом. - Шхуна. Взрыв мины. Рыбы под водой… Это ведь тот самый!
- Ага.
МАРЛЕНА НИЧЕМ НЕ УДИВИШЬ!
- Где мне располагаться? - спросил Главный киношник.
- В палатке, вместе с художником.
Павлов подтолкнул меня:
- Вот он.
- А мы знакомы, - сказал Главный киношник. - Я очень хорошо помню вас по Тихому океану. Вы ещё советовали мне изменить сценарий.
- Да, это я.
Я помог ему перенести сумки в палатку.
- И я вас тоже знаю, - сказал Главному киношнику Марлен. - Помните, вы снимали фильм - взрыв мины под водой? Тут, на Чёрном море.
- Я много что снимал, - устало сказал киношник, и я вдруг увидел, что он здорово постарел. - Может быть, и был взрыв мины.
- Вы всё ещё снимаете морских животных? И бываете часто за границей?
- Как вам сказать… В общем, нет. Бросили на "Фитиль". Знаете, такие сатирические фильмы. Бичую недостатки.
- А-а-а…
ВОТ ОН УЖЕ И НЕ ГЛАВНЫЙ!
Я решил называть его для себя теперь просто Киношником.
- А почему вы тогда здесь? Тут нет никаких недостатков.
- Попробую тряхнуть стариной: снять документальную ленту. У вас тут надолго затянется?
- Экспедиция рассчитана на месяц. Но дом поставят завтра-послезавтра.
Киношник сел на раскладушку и стал расшнуровывать ботинки. Ботинки у него были отличные - прессованная подошва с шипами и медные блямбы вместо пистонов.
И носки хорошие. И костюм.
ТОЛЬКО САМ ОН ПОПЛОШАЛ.
ДЕСЯТЬ МЕТРОВ И ВОЛЬЕР
Прежде чем погрузить дом, опустили вольер.
Это было громадное круглое сооружение вроде циркового шатра. Большой сетчатый цилиндр. Его поддерживали на воде пустые бочки. Бочки затопили, и вольер погрузился.
Можно было начинать постановку дома.
Мы собрались у лебёдки. Она стояла под навесом на берегу и была похожа на горбатого рыжего медведя. Наступил торжественный момент.
Павлов подумал и сказал:
- Пошёл!
Мне казалось, что он должен сказать по случаю первого погружения дома речь. Или разбить о лебёдку бутылку, как это делают при спуске корабля.
Но он просто сказал: "Пошёл!"
Завыли электромоторы, скрипнули шестерни. Лебёдка ожила. Скрипнул и двинулся с места канат.
Я стоял метрах в десяти от него и смотрел, как он натягивается, ползёт, исчезает внутри лебёдки. Она поглощала его. Большой барабан, вращаясь, наматывал канат виток за витком.
Дом посреди бухты подрагивал, оседал. Вода уже лизала площадку с поручнем.
"Садко" тонул.
Наконец исчезли выпуклая верхушка дома, площадка…
Когда "Садко" скрылся, на поверхность выскочило много пузырей. Вода закипела. Белое пенное пятно постояло несколько минут и растаяло.
Лебёдка застучала быстрее.