Глава 3
Он сделал обманное движение и неторопливо, с расстановкой, ударил Тима под дых. Тим молча дернулся, челюсть его сразу отвисла, плечи свернулись вперед. Боль - дикая. Изнутри что-то напирало, выталкивая наружу глазные яблоки и внутренности… Парень, не отпуская руку, с улыбкой смотрел на Тима.
- Так это ж Чак Норрис, пацаны, - сказал он громко. - Во как держит удар… Я прям ничего поделать не могу.
И он еще раз ткнул кулаком в то же место. Желудок, который уже потихоньку становился на место, вдруг снова испуганно прыгнул вверх. Перед глазами Тима пробежала какая-то куцая тень.
Но он молчал.
Кто-то обошел Тима сзади. Он даже не мог заставить себя обернуться, хотя знал, что ничего хорошего такие маневры не сулят. Рыжий приподнял голову, взглянул куда-то за спину Тима. Ясно, сейчас толкнет. А сзади какой-нибудь шестерка стоит на карачках и довольно скалится.
Тим сделал все, что мог, - он отступил назад и наугад лягнул ногой. Пятка уткнулась во что-то мягкое. Послышался сдавленный крик. Ага, попал… Потом Тим пригнулся (боль взорвалась внутри, словно тротиловая шашка), и как раз вовремя: над его головой просвистел кулак рыжеволосого. Фф-ых!.. Тим, не разгибаясь, отступил в сторону и увидел парня, который стоял на корточках позади него. Это был полный мальчишка, стриженный под полубокс. На его светлой в полоску рубашке виднелся широкий грязный след его, Тима, ноги.
Последнее, что успел Тим, - это вернуть рыжеволосому его оплеуху. Когда тот подался вперед, вслед за своим кулаком, Тим спокойно влепил ему в левое ухо. Нет, рыжий не упал, как это обычно показывают в боевиках, однако голова его заметно откинулась назад. И то хлеб.
- Коз-з-зел-л вонючий… - прошипел кто-то.
Тим решил, что больше ему здесь делать нечего. Он откинул руку назад, расчищая себе дорогу, - та наткнулась на пустоту. Тим развернулся и побежал. Но пробежка была недолгой. Сзади ему врезали по щиколотке - ноги заплелись одна за другую, словно двое пьянчужек, и Тим загремел на траву. Кто-то с разбегу уселся на него верхом и вцепился в руки, которыми он закрывал лицо.
- Убери руки!.. Убери, урод!..
Тим попытался перевернуться на живот - не дали. Тот, кто сидел на нем, имел, наверное, килограмм шестьдесят весу. Сверху, сбоку посыпались удары. Били грамотно, подлецы. Когда терпеть стало совсем невыносимо, Тим выгнулся дугой и сбросил-таки с себя тяжелую ношу. На какой-то миг он увидел над собой полное раскрасневшееся лицо того самого парня в полосатой рубашке. Парень перелетел бы через Тима, если бы Тим не вцепился зубами ему в нос.
- МА-МА-МА-МА-МА-МА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! - заорал толстый.
Тим согнул большой палец и ткнул косточкой ему в бок. Толстый подавился собственным криком. В его глазах светилось бешенство и глупое безграничное удивление.
- Теперь отвали, - процедил Тим и оттолкнул толстого от себя.
Он рывком вскочил на ноги, вполне готовый к тому, что сию же секунду снова окажется на траве. Его обступили человек пять: класс седьмой-восьмой. Может, и девятый.
Рожи грубые, хмурые, недоделанные какие-то. Бандитские рожи, одним словом. Все острижены под Витька из "Дюны". Рыжий стоял в метре от Тима. Он продолжал улыбаться и сучить ногами. "Сейчас пяткой врежет", - подумал Тим.
- Пачка! - неожиданно выкрикнул рыжий.
Откуда-то снизу донеслось глухое ворчание.
- Чего?
Это был толстый. Он медленно поднимался с колен, сверля Тима злыми поросячьими глазками.
- Этот хмырь тебя обидел? - спросил у него рыжий.
Пачка молча оскалился.
- Я его тебе дарю. Можешь закопать на месте.
И рыжий отступил в сторону. "Поединок чести, - усмехнулся про себя Тим. - Знаем мы эти игры…"
Он быстро оглянулся, еще надеясь убежать, но наткнулся на ухмылки стоявших сзади парней. Пачка, не отрывая взгляда от Тима, провел рукавом под носом, оставив на рубашке красную полосу. Потом громко фыркнул и сплюнул, стараясь попасть на Тимины кроссовки. Тим отступил.
- Я ему глаза на задницу натяну, - пообещал Пачка и шагнул вперед. - Я ему ноги повырываю. Я ему…
Тим прикинул, что у него пять шансов из пятидесяти. Пачка раза в полтора тяжелее его. И этим все сказано. Один хороший удар - и Тим будет размазан по траве, словно масло по хлебу.
- … я ему голову отверну…
Значит, что?.. Значит, Тим сам должен начать отстрел диких бешеных поросят. Сам. И чем быстрее, тем лучше.
- … я его землю есть заставлю…
Он одолел расстояние до Пачки в один прыжок. И - прыгнул снова. Когда красные, трясущиеся от злости щеки Пачки оказались чуть ниже уровня Тиминой груди, он выбросил вперед правую ногу. БА-АХ… С глухим стуком нога врезалась в грудную клетку.
- … я ему-у… ы… ы… ы…
Пачка осекся на полуслове и неожиданно отлетел назад шага на три. И когда он бухнулся на землю, словно мешок с цементом, Тиму стало по-настоящему страшно.
Он увидел лица остальных ребят. Те равнодушно смотрели на поверженного Пачку и с каким-то нехорошим предвкушением - на Тима. Улыбался только рыжий - хотя лучше бы он не улыбался вовсе.
- Ну что? - хриплым голосом спросил Тим. - Кто записывался следующим?
Рыжий перешагнул через Пачку.
- Чак Норрис, - ухмыльнулся он. Короткий замах, выпад; у самого лица - кулак с побелевшими костяшками пальцев. Тим увернулся. Потом - резкий неожиданный толчок в грудь. Сзади обнаружилась пустота, абсолютная, словно в вакуумной камере, - она втягивала в себя, она перевернула Тима через голову, отчего у него перед глазами остались мелькать зеленые полосы.
Громкое ржание. Тим лежал на траве, раскинув в стороны руки. Рядом что-то шевелилось. Значит, его все-таки бортанули через шестерку. Невысокий парень с треугольным лицом поднялся с колен и потрепал Тима по щеке.
А потом ударил ногой под дых.
* * *
- … Еще раз намылишься в эту сторону, сопляк, белые тапки сразу заказывай. Понял?
Тим последний раз взглянул на рыжего - чтобы запомнить. И, повернувшись, пошел к Кольцевой. Сзади слышалось веселое похихикивание.
Дома Тим с остервенением стянул с себя джинсы и швырнул их в бак. Потом подошел к зеркалу и посмотрел на себя. На правой скуле - темное пятнышко, под носом - чешуйки засохшей крови. Могло быть и хуже. Серегино лицо в сравнении с этим - настоящая батальная картина рядом с белым листом бумаги. Или даже морская картина. Или даже натюрморт. Потому что за последние две недели Серегино лицо стало синим. Как баклажан.
Глава 4
Газопровод - это глухая зачуханная улочка на южной окраине Москвы. С высоты птичьего полета она и в самом деле напоминает изогнутое под тупым углом колено трубы. Возможно, что настоящее название улицы звучит несколько иначе - "Газопроводная", а на табличке обшарпанного автобуса, который курсирует по Варшавскому шоссе, просто не хватило места для последних трех букв - кто знает… Никто из местных мальчишек этим особо не интересовался. Газопровод - так Газопровод. Рабочая слободка. Спальный район. Край, открытый всем ветрам. Несмотря на относительную близость к экватору, здесь гораздо холоднее, чем в Медведково или на Красной Пресне - опять-таки из-за проклятущего ветра.
Жители Газопровода обладают несколькими чертами, разительно отличающими их от остальных москвичей. Например, водители автобусов, утюжащих Варшавское шоссе, Россошанскую и другие улицы, прилегающие к Газопроводу, принципиально не объявляют остановок - даже в разгар зимы, когда стекла в салоне покрываются толстой ледяной коркой. Поэтому местные жители научились ориентироваться в пространстве без помощи зрения, слуха, обоняния, осязания и даже вкуса.
ОНИ НИКОГДА НЕ ПРОПУСКАЮТ СВОЮ ОСТАНОВКУ.
Возможно, газопроводские аборигены ориентируются при помощи почек. Или рудиментарного отростка на кончике позвоночника. Или среднего уха. Никто этого никогда не узнает - если, конечно, ученые не заинтересуются необычным феноменом.
Во всем остальном это был обычный глухой район и обычная глухая улица, где повседневной формой одежды были китайские и тайваньские брюки-слаксы, самым популярным блюдом - яичница с жареной картошкой, самым популярным сериалом - "Петербургские тайны", самыми горячо любимыми народными героями - Маша Распутина, Мишка Япончик и генерал Лебедь.
Здесь жили и воспитывались два старых (а может, уже бывших) друга - Сергей Светлов и Тимофей Медведев. Конечно, кроме них тут жили и воспитывались еще много других мальчишек: Витька Снегирев, например, а еще Дима Смольский, Дима Комлев по прозвищу Шарло; обитали на Газопроводе и девчонки - Алла Рассолько и Наташа Решетникова, ну, и много других, конечно. Кто их считал? Да и речь, честно говоря, пойдет здесь вовсе не о девчонках.
Тимошина и Сережина мамы познакомились давным-давно, еще в Медведково, когда снимали там квартиры в одном дворе и время от времени выходили прогуляться с колясками, в которых лежали, укутанные в пеленки, два будущих бывших друга - Тим и Серега. Тимошина мама была высокая, под метр семьдесят пять, у нее были длинные волосы и большие невыспавшиеся серо-зеленые глаза; мама Сереги Светлова была маленькая и полная, а под подушкой в коляске у нее всегда лежала начатая плитка шоколада и журнал "Работница".
В то время было хорошо - по крайней мере так утверждали мамы, - не хватало только памперсов и собственных двухкомнатных квартир.
Потом их папы получили квартиры на Газопроводе, а потом появились памперсы (и еще много-много всяких полезных вещей), но мамы все равно были недовольны. Видно, потому, что мамы всегда бывают чем-то недовольны. А может, потому, что с тех самых пор деньги у них почему-то перестали водиться. Да и памперсы теперь были им как-то побоку, потому что будущие бывшие друзья Тим и Серега уже вышли из грудного возраста.
Серегины семейные дела вскоре как-то хронически не заладились. Его папа однажды улетел в командировку в Новороссийск и больше оттуда не вернулся. Сначала он присылал деньги и копченую треску, потом - только копченую треску, а потом и треска у него, видно, кончилась.
* * *
Когда они перешли в шестой класс, Серега сказал Тимофею, что им пора самим позаботиться о себе. Так прямо и сказал - скучным и деловым тоном, как взрослый. И они после уроков стали ездить на бензозаправку - недалеко от того места, где Варшавское шоссе пересекается с Кольцевой дорогой, образуя неправильный, словно пританцовывающий, крест.
Больше недели они просто стояли как дураки и смотрели, как моют машины другие мальчишки.
Стояли и смотрели.
Иногда им разрешали поднести воду.
Однажды Серега, решив сэкономить время, набрал ведро из-под старого проржавевшего крана, который торчал из земли рядом с эстакадой. Когда опытные мойщики-семиклассники взглянули на его воду, то, ни слова не говоря, тут же вылили ее Сереге на голову. А потом еще и в ухо дали. Оказывается, не любая вода подходит для мытья машин: если там окажется хотя бы десяток-другой песчинок, можно будет поцарапать корпус, и тогда мало того, что место потеряешь, - с хозяином автомобиля вовек не расплатишься.
Но со временем их приняли в "бригаду". Работали по двое, в порядке живой очереди. Вот приехал добитый "жигуль" - его драят Витька и Шарло, потому что первыми пришли сегодня на заправку. Потом прибыла "девятка" - к работе приступают Дима Смольский и Коля Барбус. Наконец тормозит какой-нибудь крученый "крайслер" или "альфа-ромео", и он достается Тиму и Сереге, потому что их очередь подошла. А то, что они сегодня позже остальных явились на работу, никого не должно волновать - очередь есть очередь.
Между собой ребята обычно никогда не дрались, ведь все были свои, газопроводские, да и стоят ли деньги того, чтобы из-за них драться? Даже сопливых второклашек, которым иногда приспичивало подработать на мороженое, - и тех не трогали.
Ну, а если кто-то из чужаков пытался наложить лапу на их общий бизнес, тогда к делу приступали ребята вроде Генки-Будильника и Семы Дворского из девятого класса. Они паслись недалеко от бензоколонки, присматривая, чтобы все было тип-топ, а мойщики платили им за это пятую часть своей дневной выручки. Дрались Генка и Сема - будь здоров. Говорили, что однажды они вдвоем завалили Валерку Лосика, а Валерка (об этом на Газопроводе все знают) "держит" улицу академика Янгеля. И как держит!.. Еще говорили, что у Генки под мышкой есть неприличная татуировка, что он потихоньку курит анашу и что в милиции на него и на Сему Дворского заведено по личному делу.
Как пес-охранник Генка был вполне даже ничего.
Но это - после уроков, во время работы. А встречаться с ним в школе было крайне нежелательно. Ему может не понравиться твоя прическа, или сумка, или даже аккуратно застегнутая верхняя пуговица на рубашке - и тогда он спокойно возьмет тебя за нос, большим и указательным пальцами, и будет больно сжимать, пока из носа не потечет теплая красная юшка. А потом вытрет руку о твой костюм и пойдет дальше. При всем этом Генка не произнесет ни слова. Он забудет о тебе прежде, чем отойдет хотя бы на шаг.
В общем, Генка - это болото. Мальчишки относились к нему примерно так же, как партизаны во время Великой Отечественной относились к родным болотам: воняет, но иногда защищает.
Заработок на бензоколонке был не ахти какой. В хорошие дни выходило долларов семь-восемь на нос. Из них половина уходила Генке и хозяину бензоколонки, еще доллар - в общий котел, на всякий непредвиденный случай. Оставалось совсем немного.
Сначала Тим и Серега раз в неделю объедались "Хершиз" и бананами.
Потом имели неосторожность купить по пачке "Лаки Страйк", отчего их целый день выворачивало наизнанку.
Потом покупали перочинные ножики, дешевые зажигалки, красочные журналы (Серега как-то пытался приобрести у лоточника на станции метро "Пражская" эротический "Кэтс", у него отобрали деньги и прогнали взашей).
Но в конце концов это надоело. Они решили: слишком грязная у них работа, чтобы тратить горбом добытые деньги на всякую ерунду. Серега начал копить на куртку и кроссовки; Тим - на компьютерную приставку.
Они здорово дружили. Крепко. Без дураков дружили, по-настоящему - сейчас так уже не дружат, наверное. Внешне это особо не проявлялось, но до последнего времени даже Будильник не рисковал делать "сливу" Тимофею, если где-то вблизи маячила Серегина физиономия, и - наоборот.
А потом… Потом Серега как-то в одночасье изменился.
Он стал напускать на себя вид.
Он перестал водиться с друзьями и дрожал за каждый вшивый цент - не так, как дрожат остальные мальчишки (деньги и в самом деле не любят дураков), а как-то иначе, по-стариковски.
Однажды Серега отказался давать деньги на охрану и в общий котел. Генка-Будильник в своей обычной флегматичной манере пообещал, что уроет его. И урыл бы, потому что остальные мальчишки (если не считать, конечно, Тима Медведева) наверняка не рискнули бы ему помешать. Видели бы вы Серегино лицо, когда он отстегивал Генке положенные тому двадцать процентов!..
На переносице у него со временем появилась еле заметная морщинка - оттого что он все время хмурился и почти не разговаривал с друзьями.
Потом появились и синяки.
Все новые и новые.
И это не казалось чем-то удивительным. Серега стал похож на индейца в боевой раскраске. Или на заболевшего бубонной чумой. Кто его так футболил - неизвестно, но Будильник сказал, что хотел бы встретиться с этим человеком, перенять опыт. Будильник, конечно, болото, это все знают. Но газопроводские мальчишки почему-то были уверены, что Серега Светлов получает по заслугам…
Все, кроме Тимофея.
Но тому и положено думать иначе - ведь они со Светловым друзья. Хоть и бывшие… Короче, Тимофей решил выяснить, что за ерунда происходит с его другом.
Если все газопроводские мальчишки смотрят на Серегу без особого участия, как-то отрешенно - это нормально. Правда, нормально. Тимофей понимает их. Просто во всякой мальчишеской компании есть свой кодекс поведения, а они лишь стараются вести себя вежливо и не лезть в чужие дела. Все равно ведь помочь не смогут, верно?
Верно.
А Тимофей - сможет.
Должен. Если даже Серега набьет ему морду. Или вообще уроет к чертовой бабушке.
Ведь у каждого человека должен быть друг, который в случае чего может наплевать на все внешние приличия и нахально соваться в его личную жизнь - если ей, конечно, угрожает опасность. Вот тут дружба и проверяется на липовость. Липовый друг вежливо ткнется разок-другой: "Прости, я не могу чем-нибудь помочь?". И если в ответ у него под носом окажется кулак, то он побежит со всех ног к маме и никогда больше не появится на жизненном горизонте своего бывшего товарища.
А настоящему другу наплевать: он не позволит себе обижаться из-за всякой ерунды. Он будет тыкаться десять, пятнадцать, восемнадцать тысяч раз, пока не сумеет помочь или пока не окажется, что в данной ситуации даже Совет Безопасности ООН помочь не в силах.
Тимофей нисколько не задавался, когда думал, что они с Серегой - настоящие друзья и липы между ними никакой нет. Потому что это и в самом деле было так.
И поэтому Тим собирался шпионить за своим другом. Как ни гадко это звучит.
Глава 5
Ближе к вечеру, когда родители должны были вернуться домой, Тим поехал к ребятам на бензозаправку. Чем объясняться со стариками по поводу подбитой скулы, так уж лучше драить буржуйские машины.
Но объясняться все равно пришлось.
- Вместе с Серегой на передовую ходил? - заулыбался Дима Комлев.
Он вместе с Витькой Снегиревым отмывал замызганный до невозможности "запорожец". И где только водилы умудряются в такую погоду грязь отыскать?
- Ты лучше не отвлекайся, работай, - посоветовал ему Тим. - А то клиент по шее надает.
Он присел на бордюр рядом с Барбусом и Смольским. Барбус деловито пыхтел окурком "Магны".
- Сереги не было? - спросил Тим.
Не-а, - без выражения отозвался Смольский. - Ты что, с крыши упал?
- Почти. Познакомился с одним хорошим человеком. Рыжий такой, глаза, как у дохлой рыбы.
- Я знаю только одну рыбу - Барбуса.
- Усохни, - сказал Барбус. - А где его откопал, этого рыжего?
- За Кольцевой встретил, недалеко от железной дороги, - ответил Тим. - Их человек пять было. Один толстый, Пачкой звать.
Барбус усмехнулся и растер окурок о бордюр.
- Это качаловские, - сказал он. - Квашеный и каюк-компания. Так это они тебя?..
Он кивнул на Тимину скулу.
- Они.
- Неплохо отделался… А чего ты туда вообще совался? В Качалове никаких архитектурных памятников нет.
- Зато приключений хватает, - хмуро ответил Тим. И, кашлянув, добавил: - Кстати, в Качалово я и ногой не ступал.
- Так они и не ждут обычно, пока кто-то ступит. Квашеный всю территорию от Кольцевой до самого Вилара пасет. Он даже сюда, на заправку, являлся пару раз, когда денег на кока-колу не хватало.
- Ну и что, разжился? - поднял голову Тим.
Барбус невозмутимо уставился на горизонт.
- Генки-Будильника тогда на месте не было… А их человек восемь заявилось.
- Понятно.