* * *
Итак, отныне государство будет реагировать на "публичную клевету в отношении лица, замещающего государственную должность субъекта Российской Федерации, при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением, соединённую с обвинением указанного лица в совершении деяний, указанных в настоящей статье, при условии, что факт клеветы установлен в судебном порядке".
По правде сказать, пришлось долго всматриваться и вдумываться в текст, чтобы понять что он значит. Мешает мне слово "замещающего". Или это описка? Надо "занимающего"? Но ведь не где-нибудь, а на президентском сайте текст закона вывешен: я перенёс его оттуда к себе, не изменив в нём ни буквы! И, Господи, как он изложен: публичная клевета в отношении лица, соединённая с обвинением указанного лица в совершении деяний, указанных в статье… Это сколько же людей трудились над умерщвлением языка: Комитет по законодательству Госдумы во главе с бывшим министром юстиции Павлом Крашенинниковым плюс Комитет по конституционному законодательству в Совете Федерации во главе с бывшим депутатом Мосгордумы, ныне представителем Эвенкии в СФ Юрием Шарандиным плюс аппарат обоих комитетов плюс аппарат соответствующего отдела в администрации президента плюс помощники президента. Не помню, кто из сталинских монстров – Жданов или Маленков говорил, что им нужны современные Гоголи и Щедрины. Но он-то, скорее всего, имел в виду сатирическую манеру писателей. А вышло, как видим, что востребованным оказался стиль какого-нибудь циркуляра канцелярии щедринского градоначальника.
Впрочем, Бог с ним, с языком. Не прислушался Путин к мнению международной, а не только отечественной общественности, подписал закон, приравнявший клевету на действия госслужащего к экстремистской деятельности "при условии, что факт клеветы установлен в судебном порядке".
Суды у нас нынче независимые. Ни от мэров, ни от губернаторов, ни от другого какого начальства. Судьи, конечно, легко отличат критику от клеветы, за которую станут сажать. Так что поздравим друг друга с новым приобретением "суверенной демократии".
А экстремистскими материалами закон отныне считает "труды руководителей национал-социалистической рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы".
Спохватились! Да за пятнадцать последних лет только тираж гитлеровской "Моей борьбы" ("Mein Kampf") наверняка сравнялся с тиражами Ленина в советские годы. Кто только не продавал этой книги? На лотках у всех станций московского метро, на вокзалах, у православных храмов.
Куда она исчезла? Лежит, разумеется, у читателей, которым отравляет душу нацистским ядом. А уж антисемитскими книгами какого-нибудь Иванова или какого-то Климова рынок был завален выше крыши: как и гитлеровскую, видел я эти книги не только в Москве, но в Смоленске, в Челябинске, в Пензе, в Череповце, в Твери. Покупали охотно.
А кипящие от ненависти к инородцам книги митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна и его последователей? Их и сейчас вы можете купить во многих церковных лавках: всё-таки труды священства!
Что же удивляться почти каждодневному нападению на инородцев в России? Вот – последнее, о котором сообщает "Московский комсомолец" (7 августа 2006 года):
"Как стало известно "МК", вечером в субботу 24-летний Рустам Инусилаев и 23-летний Арслан Барагунов возвращались на электричке в Москву из Сергиева Посада. Примерно в 20.15 на перегоне перед станцией Лосиноостровская в вагон ворвались пятеро крепких молодых людей. Один из них был одет в камуфляжную форму и обрит налысо. Мужчины подбежали к сидевшим на скамейке дагестанцам, зажали их в кольцо, повалили на пол и принялись избивать. Выходцы с Кавказа пытались оказать сопротивление, но соотношение сил было явно не в их пользу. Несчастных били ногами, обутыми в тяжёлые армейские ботинки, потом в ход пошли ножи. Озверевшие молодчики несколько раз ударили молодых людей клинками, после чего выскочили на станции Лосиноостровская и скрылись". "В субботу" – это, стало быть, 5 августа, через несколько дней после того как закон о противодействии экстремистской деятельности не только был подписан президентом, но и появился на его сайте.
А вот – по поводу потрясшего общественность зверского убийства скинхедами в Санкт-Петербурге 30 марта 2006 года маленькой таджикской девочки Хуршеды Султоновой. Вслед за убийством оглушил и приговор суда семерым подонкам – от полутора до пяти с половиной лет. Присяжные из-за бездарно проведённого следствия посчитали вину семерых недоказанной. Прокуратура и родители погибшей подали кассацию: речь ведь даже не об избиении – об убийстве! Тем более что закон о противодействии экстремизму начал действовать! Конечно, законы обратной силы не имеют, но убийства на расовой почве и прежде, очевидно, оценивались не такими смехотворными сроками? Да нет, приговор суров и справедлив, считает Верховный суд, отклонивший кассацию. "Теперь, – пишет "Московский комсомолец" (13 августа 2006 года), – правота петербургского суда признана на самом высоком уровне". Осталась, однако, для родственников и прокуратуры одна спасительная возможность требовать начала нового расследования. От Верховного суда РФ она не зависит: "Уже после вынесения приговора, – сообщает в той же заметке газета, – вину за убийство Хуршеды на себя взяла совсем другая питерская группировка скинхедов, главарь которой был убит при задержании".
В июне 1980-го я находился в ялтинском доме творчества писателей и покаянное письмо отца Димитрия Дудко прочитал в местной "Курортной газете". Этого священника очень любили слушать верующие: его проповеди зажигали сердца. Арест Дудко органами КГБ многие переживали как личную трагедию. Моя крёстная и после письма отца Димитрия долго не могла поверить, что ему не продиктовали текста в тюрьме. А я, когда прочитал в письме проклятия Западу, с мнением которого у отца Димитрия Дудко никогда не было желания считаться, понял, что это он пишет от себя.
"Его сломали в тюрьме", – вздыхала крёстная, когда отец Димитрий стал духовником газет "День" и "Завтра" и обращался с их страниц к Богу: "Господи, верни России коммунизм! Не дай проникнуть в неё капитализму!" (Крёстная моя, Софья Александровна, Сонечка умерла – Царствие ей Небесное! – совсем недавно, дожив до 90 лет.) А я думаю, что не был Дудко перевёртышем, как, допустим, Гамсахурдиа или Павловский, предавшие те самые идеалы свободы, за которые их посадили.
В своих проповедях отец Димитрий не скрывал монархических убеждений. А коммунизм (в его советском варианте) не так уж далеко и расходится с монархизмом. Недаром в написанном А. М. Ивановым (Скуратовым) и согласованном, в частности, с отцом Димитрием "Слове к нации" сказано, что "для нас не столько важна победа демократии над диктатурой, сколько идейная переориентация диктатуры, своего рода идеологическая революция". Диктатуру мыслили переориентировать на создание "мощного национального государства": "Когда мы говорим: "Русский народ", – мы имеем в виду действительно русских людей, по крови и духу. Беспорядочной гибридизации должен быть положен конец". А ведь датировано скуратовское "Слово", одобренное Дудко, 31 декабрём 1970-го. Вот когда уже о. Димитрий поддерживал идеи чистоты крови и вреда смешанных браков ("беспорядочной гибридизации").
"Антисемитский душок, – сказал моему приятелю Александру Зорину отец Александр Мень, – неотъемлем от монархизма, которому не на что опереться…" Он сказал это, рассуждая о позднем монархизме в России: "Царь – помазанник Божий. Он – центр – сдерживает центробежные силы. Но он центр для православных, а для инославных – мусульман, буддистов, католиков, протестантов и т. д. – кто он? (…) Если бы Россия оставалась в границах XIV–XV веков, она могла бы считаться православной и тогда царь (монарх) мог бы оставаться незыблемым центром. Но, завоёвывая народы, монархия изнутри разрушала авторитет богопоставленной власти".
Потому и перешли многие из общины о. Александра Меня в общину о. Димитрия Дудко, что были недовольны отсутствием всякой ксенофобии у отца Александра и его приверженностью экуменизму. Отец Александр Мень не разделял ксенофобских настроений не потому, что был "евреем по этническому происхождению", а потому что следовал Священному Писанию, по которому для христиан "нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе" (Гал. 3, 28). Был отец Александр экуменистом, потому что уважал, а не проклинал свободный выбор человека в пользу той или иной конфессии, потому что служил Богу, Который есть Любовь!
Электричка, где, как рассказал "Московский комсомолец", зверски избили молодых дагестанцев, вышла из Сергиева Посада. Это совсем недалеко от Семхоза, где жил отец Александр Мень и где он был зарублен по дороге на станцию, куда направлялся, чтобы ехать к себе на службу в Новую Деревню, в храм Сретенье Господне. Убийц, как повелось у нас, не нашли. Александр Зорин в своей книге "Ангел-чернорабочий" пишет о сведениях, поступивших от ясновидцев (экстрасенсов, говоря по-современному). Западные криминалисты внимательно прислушиваются к экстрасенсам, с чьей помощью раскрыто немало преступлений. Что же увидели экстрасенсы в связи с гибелью Александра Меня?
"Убийц двое. Один вдохновитель, другой исполнитель. Исполнитель психически нездоров. Они различаются внешне, напоминая пару Дон Кихот – Санчо Панса. Какие-то люди передали им после совершённого злодейства толстую пачку купюр. Толщина пачки – 5 или 6 см. Сколько это тысяч? Не менее 20".
Но экстрасенсы, конечно, ничего не знали о тех, кто жил по соседству с отцом Александром, о так называемом "Радонежье" – окружении известного своим зоологическим антисемитизмом писателя Ивана Шевцова, "вокруг дачи которого в подмосковном посёлке Семхоз в течение 1960-х годов сложилось поселение писателей – русских националистов". Я процитировал Николая Митрохина, который пишет дальше: "И. Шевцов купил дачу в Семхозе в 1964 г., в 1965-м там же поселился его друг В. Фирсов, а затем такие известные русские националисты, как И. Кобзев, Г. Серебряков, Ф. Чуев, В. Сорокин, И. Акулов, В. Чалмаев, С. Высоцкий, Н. Камбилов, а также Б. Орлов, С. Поделков, В. Осинин – сведений о причастности которых к движению русских националистов у нас нет, но И. Шевцов упоминает их как своих единомышленников. Южнее Семхоза, в посёлке Абрамцево, купил себе дачу А. Иванов (главный редактор журнала "Молодая гвардия"), севернее Сергиева Посада – С. Куняев и В. Шугаев. "Радонежцы" имели стабильную "кормушку" в виде Общественного совета при Главном управлении внутренних дел Московской области, который регулярно организовывал им "творческие вечера" в районных отделах милиции. Председателем этого совета более десяти лет был сам И. Шевцов, а его заместителями были В. Сорокин и Ф. Чуев, членами совета были И. Акулов, Г. Серебряков, С. Куняев". Нет, разумеется, ничего категорического по этому поводу я утверждать не стану, но скажу, что каждый из названных Н. Митрохиным писателей вряд ли испытывал симпатию к православному священнику – "еврею по этническому происхождению". Так что можно представить, каким заражённым злобными миазмами воздухом приходилось дышать отцу Александру. Да и распропагандированная националистами милиция повела себя в день его гибели соответственно. "Женщина, встретившая окровавленного батюшку, – рассказывает Алик Зорин, – спешила к поезду и на платформе наткнулась на милиционеров. "Там священника избили, он истекает кровью", – сказала она им. Там – это в двух шагах, подняться по лестнице. А они ей ответили: "Мы здесь по другому делу", – и с места не сдвинулись". А "поднимись они по зову женщины тотчас же, могли бы и убийцу увидеть, мелькающего в кустах…" – резонно заключает Зорин. Вот именно: "могли бы"! Но не захотели!
Я смотрел фильм Мэла Гибсона "Страсти Христовы" и удивлялся требованию еврейской общины на Западе не показывать этой картины: дескать, она разжигает ненависть к евреям, выведенным якобы в ней христопродавцами. Папа Римский не согласился с этим требованием, сказав: "Всё именно так и было". Фильм, по-моему, очень сильный. Но недавно я узнал, что Гибсон из антисемитской семьи. Его отец считает Холокост "еврейской сказкой" ("Московский комсомолец" от 5 августа 2006 года). Да и сам Гибсон, сидевший пьяным за рулём и превысивший скорость, обрушился с антисемитской бранью на остановившего его полицейского, в котором распознал еврея. Правда, протрезвев, извинился: на Западе за подобные штучки можно схлопотать куда больше неприятностей, чем у нас. (А точнее, там за такое по головке не поглядят, а у нас вряд ли вообще обратят на это внимание. Вот на превышение скорости и на то, что ты пьяным сел за руль, – да, обратят.)
Я читал книгу композитора Георгия Свиридова "Музыка как судьба", в которой собраны его дневниковые записи. Такая, к примеру: "Привилегированные учебные заведения – Институт Философии и Литературы (говорили, что это возрождение Пушкинского Лицея), студенты состояли, в значительной степени, из определённых лиц. Господствовал дух Утёсова, Дунаевского, Хенкина и других в более "интеллигентной" разновидности. Ленинград был (а теперь стал ещё более) поражён этим духом. Руководство Ленинградского Союза Композиторов: председатель – Фингерт, ответственный секретарь – Иохельсон, 2-й секретарь – Кессельман, организационный секретарь – Круц. То же было всюду. Слова: Россия, Русский, Русские не существовали. Впервые я услышал это слово в названии пьесы Симонова "Русские люди" уже во время войны, когда потребовалась (и обильно!) кровь". Или: "Большой театр должен быть театром по-настоящему большого масштаба… Театр перестал быть театром прежде всего национальной оперы… Чего стоят некоторые оперы или балеты, в которых великие, глубочайшие произведения русской и зарубежной литературы обращены в рыночную дешёвку? Кто же пойдет работать в этот еврейский лабаз? Тот, кому недорога жизнь… Там запросто убьют и тут же ошельмуют после убийства, и опозорят навеки".
(Можете себе представить мое возмущённое удивление, когда месяца через три после того, как ушёл из "Литературы", я обнаружил в ней, что некий литературовед, откликаясь на просьбу редакции порекомендовать учителям и школьникам по пять книг для чтения, нашёл, что учителям необходимо прочесть именно книгу Свиридова! А через месяц другой литературовед со своим рекомендательным списком, в котором снова книга Свиридова. И не она одна, но с весомым довеском – читателям газеты предложено новое душеполезное чтение: не так давно переизданные дневники архиепископа Никона (Рождественского) за 1910–1917 годы. Очень известным ксенофобом был этот православный батюшка. На дух не переносил "еретиков" – католиков или протестантов. А уж про иудеев или буддистов говорить нечего: "У них общий вождь – враг Бога и людей. Это он подготовляет путь своему ставленнику – антихристу". "В десятку!" – восторженно отзывается на подобные рекомендации редакция. Будет ли удовлетворён нормальный читатель объяснением, что газета пропагандирует ксенофобские издания потому, что возглавляющий её Марк Сартан не специалист по литературе, не знает, кто в ней есть кто, и не представляет себе позиции авторов, советующих учителю и школьнику обязательно прочесть ту или иную книгу?)
Ну что же! Искусство часто выше личности своего создателя. Судя по работе В. В. Розанова "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови", не только он сам, но и разносторонний богослов Павел Флоренский верили в подлинность "дела Бейлиса", сфабрикованного царской охранкой – о ритуальным убийстве евреем русского мальчика. Люди со своими взглядами умирают, созданное ими искусство остаётся. И если оно настоящее, часто работает против воззрений его творца. Такова судьба многих произведений Розанова и Флоренского. Такая судьба уготована, мне кажется, и фильму Мэла Гибсона.
Другое дело, как относиться к антисемитским пассажам в произведениях того же В. В. Розанова? Как относиться к "Дневнику писателя" Ф. М. Достоевского? Ну с Достоевским, из "Дневника" которого ксенофобия бьёт ключом, проще: на мой взгляд, он даже близко не стоит по ценности рядом с его художественными произведениями. Розанов талантлив и там, где позволяет себе обругать евреев. И всё-таки нужно понимать, что все эти вещи созданы до Холокоста, независимо от того, верит или не верит в него отец Гибсона.
(А книга Свиридова? Но духовной ценности она не представляет, художественных открытий в себе не несёт. То, что во все времена существуют люди, подверженные ксенофобии, ненавидящие инородцев, известно и без Свиридова. А больше ничего примечательного в его книге нет. Свиридов не Розанов. Словом он не владеет. Да и не слово его прославило!)
Не стану утверждать, что Холокост был первым массовым истреблением народа в мире, но в цивилизованном мире он был первым. Двоюродная сестра моей матери, "еврейка по этническому происхождению", из-за грудного ребёнка не успела эвакуироваться с Украины до прихода немцев. Она пряталась недолго: местные жители её выдали. На неё не стали тратить пули, её не погнали в гетто, не сожгли в газовой печи. Фашист приказал ей взять ребёнка на руки, поставил у деревянного забора и одним ударом штыка пришпилил обоих. Наколол, как бабочек.
Понимаю, что нынешнего молодого человека, наблюдающего за изуродованными трупами, которые почти постоянно показывают по телевидению, за отрезанием голов (последнее такое шоу продемонстрировали иракские террористы, отрезавшие головы российским дипломатам, за что Дума немедленно возложила ответственность на США как на "оккупирующую сторону"), такие факты могут и не удивить. Не то что заставить проникнуться сочувствием: он привык к подобным вещам. Но Холокост в своё время был экзотической, быть может, для иных, ужасающей для большинства новинкой.
Первое массовое уничтожение евреев немцы осуществили в Бабьем Яру, на окраине Киева. Сталин и его преемники отказывались признавать, что там расстреливали именно евреев. Кажется, только при Брежневе поставили на этом месте памятный обелиск. Да и тот сообщал, что не евреи здесь лежат, а некие "советские граждане". Были, конечно, евреи советскими гражданами, но расстреляли их, как сказал Виктор Некрасов, не за то, что они советские, а именно за то, что евреи. Много сохранилось рассказов очевидцев этих событий. Рассказывают, что сбрасывали в ров и трупы, и недостреленных, и не задетых пулей. Что немудрено: ведь речь шла о десятках тысяч! Зато завалили землёй всех. Долго ещё шевелилась земля во рву: недобитые, заваленные трупами, пытались выбраться из ямы.
Все прихотливые изуверские фантазии шли в дело! На шести миллионах уничтоженных евреях опробовали всё: и вырывание золотых зубов без наркоза, и скальпирование волосяного покрова для париков, и аккуратное, как кожуру с огурца, снятие с человека кожи для изготовления модных перчаток, модной обуви, и захоронение живьём, причём особую пикантность зрелищности придавало то, что людей, намеченных к уничтожению, заставляли самим рыть себе могилы.
Не впечатляет? А вот Достоевского или Розанова это, надеюсь, впечатлило бы. Всё-таки до нашей степени одичания души они ещё не дошли. Отец Павел Флоренский удостоился оказаться в большевистском ГУЛАГе. Но впечатлений о нём не оставил: он оттуда не вышел. А Мёртвый дом, в который угодил Достоевский, ещё Солженицын сопоставил с советским концентрационным лагерем и дивился: курорт да и только был для каторжан при царе!