Пукирев написал свою сатирическую жанровую картину в 1862 году, когда образованная интеллигенция усиленно вколачивала в общество мысль о "вине" богатых перед бедными. Изобразив это пародийное венчание, живописец как бы добавлял аргументов в пользу такой "вины". Хотя подобные аргументы, на мой взгляд, весьма сомнительны. Трудно, конечно, себе представить, что в семьдесят три с хвостиком человек может захотеть жениться на той, кто ему во внучки годится. Ещё труднее, что она может испытать страсть к этому "престарелому господинчику". Но прецеденты такого рода история знает.
Например, гетман Мазепа. То, что он полюбил свою крестную дочь, не так удивительно, как то, что она исступлённо, страстно полюбила его. Пушкин писал свою "Полтаву" на документальной основе. И заключал по этому поводу: "Любовь есть самая своенравная страсть".
Но зощенковский обыватель в такие тонкости не влезает. Пукирева он понял правильно. И в свою очередь рассказывает о тех современных ему хитрых брачных комбинациях, которые как раз и обличают непреходящее во времени корыстное коварство.
Не будем сплетничать. И я не стану называть имён и фамилий, но скажу, что ещё в университете мы наблюдали за развитием отношений одной провинциальной девицы с сыном известного академика. Ничего не вышло из их брака: прописать девицу в своей квартире академик наотрез отказался. Молодая пара какое-то время снимала комнату, а потом и распалась по вполне понятной причине: любви к своему мужу молодая жена не испытывала.
В "Литературной газете" некоторые сотрудницы, заводившие романы с начальством, иногда добивались успеха: кому-то удавалось поехать в командировку за границу, кто-то продвигался по службе.
Может быть, им и завидовали некоторые, но насмешек в их адрес я слышал много. Да и они чувствовали себя неуютно, когда вчерашний покровитель оказывался захваченным новым увлечением.
Да, как подметил современный поэт Олег Хлебников:
Женщины показывали разные части тела:
в пятидесятые – груди, в восьмидесятые – ноги,
а сейчас, в нулевые, – пупки, почти до предела
чувства скрывая, – такие вот недотроги.
С чувствами дело, конечно, обстояло и обстоит сложнее: одни их скрывали, другие – нет, у третьих они вообще не возникали. Но что до такого чувства, как любовь, то я не припомню, чтоб прежде своенравная эта страсть так афишировала своё перерождение в некое деловое предпринимательство.
Не у всех, разумеется, она перерождается. Но будем реалистами. Теперь эта страсть оплачивается как никогда на моей памяти щедро. На слуху разнообразные истории с поп-дивами, главный талант которых – вульгарная жажда успеха, не подкреплённая ничем данным от природы, однако сумевшими найти спонсоров в лице мужа, друга, покровителя.
Только что закончился поп-конкурс "Пять звёзд" в Сочи. "Сегодня вечером… – сообщает Артур Гаспарян из "Московского комсомольца" (9 сентября 2006 года), – торжественно объявят вердикт жюри…". Каков бы он ни был, "хорошо знакомые публике ещё по "фабричным" временам Юля Михальчик и девичий дуэт "КуБа" у всех в Сочи вызывают прилив нежнейших чувств, так же как и Malina…". Впрочем, как пишет тот же А. Гаспарян, "независимо от того, кто возьмёт Гран-при, о судьбах девушек можно не беспокоиться. У одних есть Игорь Матвиенко, у другой – Евгений Фридлянд, у третьих – Виктор Дробыш". Так что Гран-при здесь как дополнительное сладкое блюдо. Слаще продюсеров – Виктора Дробыша или Игоря Матвиенко? Ну что вы! Конечно, нет!
Когда-то в молодости мы смотрели фильм Стенли Крамера "Этот безумный, безумный, безумный мир". Ради зарытых сокровищ герои совершали умопомрачительные по изобретательности, комичности, жалкости поступки. Рушились судьбы, ломались семейные отношения, а искатели клада летели и летели, как бабочки на свет, опережая друг друга. Было ясно, что режиссёр смеётся над всесокрушающей погоней за богатством, которая действительно смешила тем, что всё к ней и сводится, что люди не замечают, как из реального мира переместились в обезумевший. И трудно было себе представить, что через энное количество лет в нашей стране это безумие обретёт несметное количество почитателей, для которых оно станет вожделенным. От телепрограмм до гламурных журналов всё вопиёт о сказочном блаженстве. Помнится, в фильме Крамера безумцы не доходили до открытых подлостей. В нашем мире дошли. Ради этого сказочного блаженства.
В чём оно состоит? В приобщённости к миру роскоши. Двух-трёх-уровневая квартира в престижном районе, особняк вблизи города, "лендровер" и "бентли" в гараже, Швейцария зимой, Средиземноморье летом, клубы для избранных, дразнящая изысканность во всём… То, что вбирает в себя постоянно звучащий в телевизоре слоган: "Вы достойны всего самого лучшего!" И тут уже нам не до смеха. А тем, кто в безумном раже пытается ухватить сказочную птицу за хвост, не до того, чтобы придерживаться обычных человеческих норм. Тут, не стесняясь, работают локтями и всеми другими частями тела, обнажая его за стеклом и без стекла. А душа – чего о ней думать во время лова! Всё, что в ней есть, пойдёт на разменную монету, если понадобится. Всё сгодится, всё будет пущено в ход, всё на продажу! Только купите!
Это надо видеть – лихорадочный блеск в глазах юных участниц разных конкурсов, дающих возможность впрыгнуть на звёздный конвейер! Это надо видеть – известная телеведущая водит операторов из программы МузТВ по своей квартире, подаренной ей (что подчёркивается особо) её бойфрендом, задерживая их камеры на том, что ей представляется наиболее значительным, наиболее поражающим непосвящённых. "Я люблю ухаживать за собой", – говорит она, и нашему взору открывается огромная комната, где установлены ванна, бассейн с подведёнными и к той и к другому золочёными трубами, несколько умывальников, масса полочек с самой разной парфюмерией. А другая, представленная как популярная писательница, демонстрирует зрителям необъятные шкафы с летней одеждой, с осенней одеждой, с зимней; многоэтажные полочки: отдельно для домашней обуви, отдельно – для босоножек, отдельно – полусапожки, отдельно – сапоги. Показывает великое множество любимых своих кукол, плюшевых зверей. Вот – столик с компьютером, который должен вызывать благоговение: именно на нём написаны книги, объявленные лидерами нынешних продаж. Вот полка с этими книгами: они вышли в разных издательствах, у них разное оформление, но одно и то же авторское имя. Долго водит писательница по своей квартире операторов – и по лестнице заставляет подниматься в обитую шёлком обширную спальню, приоткрывая в ней жалюзи: полюбуйтесь видом на Кремль! – и спускаться на самый низ квартиры, где висят колокольчики, устраивающие перезвон от звонка в дверь. Вот операторы выходят из этой двери, прощаются с писательницей. Дверь закрывается, и главный, интересовавший лично меня вопрос так и остался непрояснённым: а другие книжные полки, кроме той, что с собственными сочинениями, в квартире писательницы имеются? Не похоже. Будь она книгочеем, не забыла бы продемонстрировать и эту свою страсть.
А вот всплывают в памяти давно позабытые слова – из детской считалочки или из песенки: "На золотом крыльце сидели…" Известный аптечно-водочный король на экране телевизора сидит не на золотом крыльце, но в золотом кресле у золотого стола, на котором в золотой посуде лежат (так и хочется сказать: золотые!) фрукты. Стены то ли задрапированы, то ли выкрашены золотом, двери золотые, золотая лестница от золотого паркета в комнате ведёт наверх – в золотую спальню. Золотая ванная комната. Человек выставляет напоказ свою маниакальную любовь к золоту! Смотрите! Завидуйте моей золотой скорлупе! Вам на такую не заработать!
Вспоминается, как он, кандидат на пост президента, мерился богатством в теледебатах с другим претендентом – Жириновским. Не помню уже, чем кичился в то время главный наш "либерал-демократ" (слишком много и слишком многим он кичился и прежде, и позже!), но этот – из золотой скорлупы – демонстрировал брючный ремень из крокодиловой кожи: 7000 долларов отдал! Что? Съел!
Поэтому не удивляешься рекламному щиту ювелирного магазина. Щит этот нынче часто сопровождает тебя, пока едешь по эскалатору в метро. "Любишь – докажи!" – взывает к тебе девица, перебирающая дорогие украшения. И в самом деле, чем ещё измерить силу твоей любви, если не суммой, которую ты уплатил за бриллианты любимой!
И с тоскою думаешь: не приснилась ли нам наша великая литература, не оказалась ли она тем самым золотым сном, какой навеивал на человечество, на людей безумец из известного, благодаря горьковской пьесе "На дне", стихотворения Беранже? Нам, нашему поколению она не приснилась. А нынешним молодым она и не снилась. Ведь сниться может то, что хоть как-то связано с твоим жизненным опытом, пусть даже отдалённо, но связано.
Помнится, больше десяти лет назад, когда пришёл я преподавать в педагогический университет, с каким живым интересом слушали студенты лекции о русской литературе, о Пушкине, в частности, с какой охотой читали вместе со мной на спецсеминарах пушкинские произведения, радуясь находкам, открывая для себя что-то новое.
Да и я поощрял эту их охоту, это их желание тем, что как главный редактор газеты "Литература" имел возможность печатать и печатал их работы. Опубликовал, к примеру, чудесную статью Артёма Бабаянца, который уже с этой публикацией, закончив наш университет, поступил в аспирантуру ИМЛИ. Как я радовался, когда на городском совещании учителей в Сургуте меня расспрашивали о неизвестном доселе авторе: кто такой Бабаянц, откуда он, сколько ему лет?
Но, как сказал Тютчев, "новые садятся гости / За уготованный им пир" – новые студенты, приходившие на факультет, постепенно разрушали его атмосферу. Или, лучше сказать, каждый новый набор студентов подтверждал катастрофически убывающий интерес к литературе в стране. В том числе и к золотому её классическому наследию.
Я уже говорил о чиновниках Министерства образования, вытеснивших школьную литературу на периферию. По вузовской литературе удар был не менее сокрушительным. Мы, работники кафедры русской литературы, преподавали не только на своём факультете, но и на славянском и западноевропейском, на психологическом. А ныне не преподаём, а знакомим с ней. На большее просто нет физического времени: литературу в учебных программах этих факультетов сильно урезали, сохранив, скорее, для проформы.
И наш, филологический, постепенно стал заполняться студентами, которые и не скрывают, что посвящать себя филологии не намерены.
"В чём, – спрашиваешь в деканате, – дело? Где люди?" Это когда выясняется, что и половины числящихся в магистратуре учащихся сегодня не будет. "Ну, Геннадий Григорьевич, – отвечают, – что вы хотите? Они же работают!"
Да, большинство работает, и работа этого большинства не связана ни с литературой, ни с филологией.
В прошлом году первые полгода меня радовал студент-третьекурсник. Он из тех немногих, кто любит читать книги. Но после зимних каникул пропал. Встретил я его ближе к окончанию года. "Куда вы делись?" – спрашиваю. "Буду переводиться на вечерний, – отвечает. – Устроился на работу. Рабочий день 7 часов". "Куда?" – интересуюсь. "На фирму". – "Кем?" – "Программистом". "То есть компьютерщиком?" – уточняю. "Ну, можно сказать и так", – соглашается. "А как же литература? Ведь вы её любите!" – говорю. "Люблю, – отвечает, – только этой любовью сыт не будешь. Стипендии у нас, сами знаете, какие. Работать школьным учителем я не хочу. В редакцию ещё попасть надо, да и там начинающим платят не ахти. А здесь сразу 700 долларов и социальный пакет!" Социальный пакет означает, что фирма оплачивает тебе твои коммунальные расходы.
"Для чего вы поступили на филологический?" – интересуюсь у студентки, после того как поставил вожделенную ею тройку. "А я, – объясняет, – учусь не только на филологическом. Я ещё и на платном вечернем в финансовой академии". "Господи! – удивляюсь, – вы ведь у нас еле учитесь. Как же вы справляетесь?" "Справлюсь, – говорит, – сейчас два диплома – вещь престижная. С ними можно очень хорошо устроиться".
Вот, стало быть, чем, как рассказывает Павел Ерёмин в "Аргументах и фактах" (№ 37 за 13.09. – 19.09.2006 г.), соблазняют молодёжь, призывая её вступить в прокремлёвское движение "Наши": "А чего тебе, в падлу постоять пару часов где-нибудь? Зато второе образование получишь на халяву". То есть за второе платить будут старшие товарищи из "Единой России". Или не будут – обяжут ректора принять.
Не знаю, есть ли среди наших студентов, или аспирантов, или бакалавров, или магистров члены какого-нибудь кремлёвского комсомола – "Наши", "Молодая гвардия". Не удивлюсь, если есть. Им действительно вряд ли "в падлу" постоять где-нибудь пару часов с какими-нибудь антиамериканскими или антигрузинскими плакатами. Или пару часов поодобрять действия своих старших товарищей из "Единой России". Ведь цена вопроса – гарантированное высшее образование. А при их знаниях получить в нашем университете диплом прежде было бы почти немыслимым делом.
Как раз сегодня (13 сентября 2006 года) в числе других преподавателей я предлагал второкурсникам свой спецкурс. Раньше такие темы, как "Художественный мир Пушкина", шли на ура: записывались многие. Ещё недавно 18 человек посещали мой спецкурс по "Капитанской дочке".
Сегодня не записалось ни одного. "Ничего, – утешает замдекана, – были не все. Мы ещё опросим отсутствующих". А я думаю, что спасибо, если запишется хотя бы один. Это ведь, как говорится, – плоды просвещения. Причём просвещения новейшего, нынешнего. Они пошли в школу где-нибудь в 94-95-м годах, когда с подачи Министерства образования вовсю выколачивали из детей любовь к книге, когда литературу стали не изучать, а "проходить" в прямом значении этого слова: проходить мимо, не останавливаясь.
В прошлом году ловит меня в коридоре третьекурсник-вечерник: "Вы – Геннадий Григорьевич? Меня к вам послали". И протягивает мне зачётку и ведомость. "Кто послал, – интересуюсь. – И в чём дело?" "Ребята сказали, что вы не свирепствуете. Пожалуйста, поставьте мне тройку". – "За что?" – "За первую треть русской литературы XIX века". – "А кто вам дал ведомость?" – "Взял в деканате, там не возражают, если я сдам экзамен вам". "Ну что ж, – говорю, – давайте найдём какую-нибудь свободную аудиторию и побеседуем". "Но я же согласен на тройку", – напирает он. "Тройку тоже надо заработать, – говорю. – Хотите сдавать мне экзамен, сдавайте". "Нет, – отвечает, – экзамен я не сдам. Я думал… Мне сказали…" "Что я вам поставлю оценку без экзамена", – продолжаю за него я. "Но ведь я прошу о тройке!"
Беру его зачётку. Листаю. Везде одна и та же оценка: "удовлетворительно". "Вы что же, – спрашиваю, – все экзамены подобным образом сдаёте?" "Некогда учиться", – отвечает. "Увы, – говорю, – учиться всё-таки надо. А я вам ничем помочь не могу".
Конечно, мне жаль этих ребят, и я действительно не свирепствую. Но двоечникам оценки не завышаю. Помню, сидит студентка. Один билет вытянула – ответить не может. Второй, третий. Упорствует: "Но вы меня ещё о чём-нибудь спросите?" "Ну о чём же мне вас спрашивать, – говорю, – если вы не можете вспомнить даже фамилию того, с кем стрелялся Печорин?" "Но самого-то Печорина я хорошо помню", – отвечает. "А как звали его боевого товарища, который рассказывает о Печорине автору первую повесть лермонтовского романа, помните?" Мнётся. "Его именем, – говорю, – Лермонтов назвал в романе другую повесть". "Михал Михалыч!" – радостное восклицание. "Нет, – говорю, – Максим Максимыч". "Ну какая разница! Главное, что я его вспомнила!" – "Кого его?" – "Максим Максимыча". – "Вы же назвали его Михал Михалычем!" – "Ну какая разница!"
Она искренне не понимает разницы. Она убеждена: мой отказ не ставить ей двойки основан на пристрастном к ней отношении. Она бежит жаловаться на меня в деканат. И не понимает его работников, которые, выслушав мои объяснения, соглашаются со мной, а не с ней. (Не говорю уже о самой порочной практике: проверять, читал ли студент книгу, а не что он в ней вычитал. Но в данном случае даже до пересказа дело не дошло!)
Единичный, скажете, случай? Увы, типичный. И не для одного нашего университета.
Вот – опубликованное в "Аргументах и фактах" (№ 34, 23.08. – 29.08.2006 г.) свидетельство ректора ВГИКа Александра Новикова (жирный шрифт его):
"Мы столкнулись с тем, что новоё поколение в большинстве своём крайне слабо подготовлено школой – обезоруживающая малограмотность, отсутствие системных представлений об истории, огорчительные пробелы в знании литературы и искусства, включая отечественный кинематограф. У одного абитуриента пытались выяснить, кто такой Медный всадник. Мучительная задумчивость завершилась гипотезой: "Может быть, это Юрий Долгорукий?""
А плоды нынешнего просвещения – следствие проводимой властями сплошной инвентаризации ценностей, подмены одних другими. Нельзя сказать, что никого это не волнует. Волнует. Даже в провинциальном Ульяновске, как сообщила недавно радиостанция "Эхо Москвы", ссылаясь на газету "Новые Известия", жители требуют "допустить родителей к экспертизе учебников. Горожане говорят, что с помощью школьной литературы в детские головы " вбиваются ерунда, порнография и националистические настроения". Между тем, отмечает издание, проблема некачественных учебников актуальна для всей страны. По официальным данным, более 80 процентов учебной литературы содержит ошибки. Причина – недостаточный контроль со стороны Минобразования и обилие контрафактной продукции".