То утро принцесса проводила в Кенсингтонском дворце, сначала с личным тренером Каролан Браун, потом, в десять, - с подругой-терапевтом Эйлин Малоун. Та, как всегда, делала принцессе массаж лица.
Пока принцесса отдыхала, а Эйлин делала ей массаж, соратники принца Чарльза корпели над факсом, пришедшим из Броудлендса, поместья лорда и леди Ромзи. Из аппарата, стоявшего под столом в буфетной, появилось два листа бумаги. Сначала я увидел слово "Броудлендс". Подумал, от Ромзи. Но нет. Это оказалась стенограмма радиоинтервью с Эндрю Нилом, редактором "Санди Таймс"; он заявил, что принцесса дала согласие на издание книги, так что у принца Чарльза есть все основания чувствовать себя обманутым. От Броудлендса до Хайгроува, от Ричарда Айларда до принца Уэльского - все кругом были против принцессы, даже когда она просто прихорашивалась во дворце. Мне приходилось труднее, чем когда-либо: нужно прислуживать принцу в Хайгроуве и думать о принцессе в Кенсингтонском дворце. Но произошло событие, раз и навсегда положившее конец этой дилемме.
Необыкновенно изнурительный день подходил к концу. Второй завтрак прошел на солнечной террасе, на свежем воздухе. Вечером я подал принцу Чарльзу ужин рано, чтобы он опять смог отправиться за одиннадцать миль в Мидлвич к миссис Паркер Боулз. Телефон звонил весь день. Когда зашло солнце, Джеральд Уорд, местный землевладелец, оставил сообщение для отсутствующего принца, как это делали многие, даже пресс-секретарь Дикки Арбитер. Пока в буфетной мыли посуду, вновь зазвонил телефон.
- Здравствуй, Пол, как дела? - услышал я голос принцессы. Когда я ответил, что весь день кручусь как белка в колесе, она рассмеялась.
- Надеюсь, муженька моего рядом нет? - продолжала она. Разговаривая с придворными, она никогда не называла принца Чарльза Его Высочеством, как того требовали правила.
Лучше бы она не спрашивала. Впервые принцесса позвонила в Хайгроув, когда принц отсутствовал "по личному делу". И что мне теперь говорить? Лгать? Но я не мог лгать принцессе.
Она повторила вопрос:
- Ну, так он здесь? - Теперь в ее голосе слышалось нетерпение.
Я быстро сообразил, что нельзя говорить ей всей правды.
- Мне очень жаль, Ваше Высочество, но его нет. Он уехал.
Уехал. А уже больше восьми. Черт возьми. Не стоило этого говорить.
- Куда это он уехал? - допытывалась она.
- Не знаю, Ваше Высочество.
- Конечно, знаешь, - настаивала она. - Тебе известно все, что там происходит. Ну, так где он?
Принцесса превосходно знала, что честность - это моя самая сильная и одновременно самая слабая сторона. Я разрывался между долгом и преданностью им обоим, и инстинкт подсказал мне благоприятный как для принцессы, так и для меня довод:
- Пожалуйста, не спрашивайте, Ваше Высочество. Спросите лучше у Его Высочества, а не у меня, - отозвался я. Чувствовал я себя отвратительно. Не хотелось ни подводить принца, ни лгать принцессе. Ведь она так добра ко мне.
Принцесса изменила тему разговора, точнее, по-другому поставила вопрос:
- Еще кто-нибудь сегодня звонил?
Не заметив подвоха, я ответил, что Дикки Арбитер и Джеральд Уорд оставили сообщения. Это только на первый взгляд кажется безобидным, но ведь принцесса, заявив, что ей известно, кто звонил в тот день, заставит принца Чарльза думать, что ей известно все. Я сам снабдил ее оружием и понимал это.
- Пожалуйста, не говорите ничего, Ваше Высочество. Вы же знаете, мне не поздоровится, - взмолился я.
Она сказала, чтобы я не беспокоился, но по тому, как стремительно она повесила трубку, я понял, что все пропало. О таком не забудешь даже в разгар супружеской ссоры. Принцесса слишком рассержена. Спать я лег в крайнем беспокойстве.
Мария мне не посочувствовала. Наоборот, упрекала меня за болтовню.
- Думать надо было, чурбан, думать! - негодовала она.
На следующий день я в страхе отправился в главное здание. Утро прошло как обычно, и у меня появилась слабая надежда на то, что принцесса ничего не сказала. Казалось, все в порядке, но тут в буфетную, где я протирал фарфор и столовое серебро к обеду, вошел слуга Майкл Фоссет. Он был мрачнее тучи.
- Он хочет тебя видеть, и он очень недоволен, - объявил Фоссет.
Впервые меня вызывали не как обычно, нажатием кнопки. За мной прислали. Значит, это не обычный вызов. До меня доносился звук шагов принца: на лестнице, а потом по натертому до блеска полу в коридоре. Хлопнула дверь в библиотеку. Я медлил, сердце мое учащенно билось. Я вышел, повернул налево, к двери, потом направо и с дурным предчувствием постучал в дверь библиотеки. Если принцесса впутала в это дело и меня, я потеряю работу. Вот все, о чем я тогда думал.
Принц Чарльз стоял у круглого стола
- Закрой дверь, - прошипел он. Дверь захлопнулась.
- Ваше Высочество? - пробормотал я. Он негодовал.
- Скажи, почему Ее Высочеству всегда известно, кто приезжает и кто звонит в Хайгроув, когда ее нет?
- Не понимаю, о чем вы, Ваше Высочество.
- Ты говорил с Ее Высочеством? - голос его дрожал от злости.
Я ответил, что в последний раз говорил с ней накануне вечером.
- Когда вас не было, - добавил я.
- А что именно ты ей сказал?
Терпение его иссякало. Я как будто слышал шипение горящего запала.
- Что вы уехали, Ваше Высочество.
Я сам почувствовал, как робко это сказал. Лицо его побагровело.
- Зачем?! - взревел он.
- Но ведь вы действительно уехали, Ваше Высочество.
Из багрового лицо его сделалось ярко-пурпурным.
- А не говорил ли ты ей, кто звонил вчера вечером?
- Я сказал, что звонил мистер Уорд и что вас не было, таким образом, подтверждая, что говорю правду, - ответил я.
Принц не поверил. Мы оба понимали, как глупо это звучит.
- Да почему, черт возьми, ты не ответил, что просто не можешь меня найти?!
Что-то заставляло меня не сдаваться. Я ведь не Майкл Фосетт. И не Ричард Айлард. Я не из той шайки, что охотно покрывает его похождения.
- Вы хотите, чтобы я лгал, Ваше Высочество? Словно не ожидая столь безрассудного вопроса от слуги, он взорвался:
- Да, да, хочу!
От его крика задрожали картины на стенах.
В порыве гнева он схватил со стола книгу и швырнул ею в меня. Не попал, да, впрочем, он и не целился. Он не хотел ударить меня, просто кинул со злости. Вообще-то, за принцем Чарльзом водится привычка швырять предметы, когда он выходит из себя. Книга упала на пол.
- Да! Я принц Уэльский, - завопил он, топнув ногой для пущей важности, - и буду королем! Вот так! Да!
Я не осмелился спросить, не нужно ли ему что-нибудь еще. Я стремительно вышел. В полном ошеломлении. Хотя я много слышал о его вспыльчивости, но до сих пор не имел счастья испытать ее на себе. В буфетной я схватил стул, сел и, обхватив голову руками, стал ругать себя за собственную глупость.
Минуты ползли, как вдруг в деревянный ящичек опустился красный диск с надписью. Сцена вторая.
Открыв дверь, я неуклюже вошел. Мне предстала совсем иная картина. Гнев принца прошел, теперь он сидел за столом. Казалось, он не знал, куда спрятаться, хотя это скорее мне следовало смущаться. Видно было, что он ужасно раскаивается.
- Пол, мне так жаль. Я вовсе не хотел на тебя кричать. Прошу прощения.
На полу, с раскрытыми страницами, лежала книга, которой принц швырнул в меня. Я нагнулся, поднял ее, положил обратно в стопку и проговорил:
- На ком же вам еще срывать досаду, как не на мне, Ваше Высочество?
Принц вернулся в кресло, такой несчастный, будто гнев высосал все его силы. Кивнул, давая знак удалиться. Мне хотелось убедить принца, что все в порядке, но я знал: это далеко не так. Оба мы были не правы, но вернуть уже ничего нельзя.
Работа на два фронта перестала быть лишь психологической дилеммой. Я попал под перекрестный огонь: оба - и принц и принцесса - требовали от слуг стопроцентной преданности, между тем как угодить можно только одному. Сам-то я знал, кому я предан в душе. Но я не мог рассказать об этом Марии. Ей так нравилась наша жизнь в поместье.
Книга "Правдивая история Дианы" вышла 16 июня 1992 года. Приехав в Аскот, принцесса выглядела очень самоуверенно. Зная, что все взгляды устремлены на нее, она, уже многоопытная светская львица, не подавала и виду, С опаской вошла она в королевскую ложу с черного хода. Там она впервые осознала, какой ущерб нанесла книга. По словам принцессы, она почувствовала отчуждение остальных членов семьи, в разговорах появилась холодность и неловкость. Она старалась изо всех сил. Оглядывая зал, принцесса увидела Эндрю и Камиллу Паркер Боулз, те смеялись, так и сияя супружеским счастьем. Потом она заметила принцессу Анну, стоящую перед объективами вместе с Эндрю Паркер Боулзом - ее старым другом. Ей было неприятно видеть свою золовку, льнущую к мужу любовницы своего брата; именно в этом крылся корень несчастья принцессы.
Немного спустя принцесса Анна облегчила горе Дианы. Просто отвела ее в сторону и сказала несколько теплых слов.
В 1992 году, вскоре после развода с капитаном Марком Филлипсом, принцесса Анна влюбилась в Тима Лоуренса. Ожидалась новая королевская свадьба. В прессе сообщалось, что Диана проигнорировала принцессу Анну, не придя к ней на свадьбу, но это было не так. Принцесса Анна сама предложила Диане отклонить приглашение. Она чувствовала себя виноватой за то, что влюбилась, когда у принца и принцессы все было не так гладко. Слова золовки: "Многие в нашей семье молятся за тебя" - приободрили принцессу. Принцесса Анна понимала, что Диане может быть больно присутствовать на церемонии, и Диана приняла ее сочувствие. Она не пришла, зная, что принцесса Анна дала на это свое королевское согласие.
За приемом в Аскоте последовала наспех организованная в Виндзорском дворце встреча, на которой присутствовали герцог Эдинбургский, а также принцесса и принц Уэльские. Царила напряженная атмосфера, но заседавшие обменивались искренними, откровенными мнениями. Принцесса рассказывала мне:
- Мама расстроилась, выслушав меня. По-моему, она от всего этого даже постарела, я ведь постоянно изливаю ей свои горести.
В Виндзоре принц Филипп дал понять, что все очень расстроены из-за несправедливых высказываний в книге Мортона. Он же сообщил принцессе, будто все подозревают, что она имела отношение к появлению этой книги. Принцесса отрицала, что сотрудничала с автором. Я искренне верю, что принцессу саму пугали масштабы того, во что она впуталась.
- После выхода книги жизнь моя стала невыносима. Только благодаря друзьям я сумела пройти через это, - говорила принцесса. Брак опустошал и раздражал ее, к тому же она горевала по отцу, поэтому и поступала опрометчиво, необдуманно, а еще ее приводили в замешательство обвинения родственников. Дав понять друзьям, что она сама - жертва, Диана замкнулась в себе. Таким образом, принцесса пресекала как любую возможность примирения, так и малейшую надежду на то, что принц Чарльз изменится.
Впоследствии она попыталась сломать эту ситуацию вопреки собственному здравому смыслу, и это толкнуло ее в другую гибельную крайность - к съемке в программе "Панорама" на Би-би-си три года спустя. В обоих случаях она хотела, чтобы все узнали правду, но на самом деле - взывала о помощи, надеясь завоевать симпатию и таким образом спастись. Но никто, а главное - принц Чарльз, понимания которого она ждала больше всего, не желал ей помочь. И тем не менее она любила его. В глазах принцессы, часто не замечавшей обратную сторону медали, Чарльз бросал ее ради Камиллы Паркер Боулз.
Даже осознавая собственную неправоту, принцесса продолжала бороться, она не выносила несправедливости. Она объясняла королеве и принцу Филиппу, что пыталась терпеливо относиться к мужу, но, натолкнувшись на каменную стену непонимания, решила, что расстаться, к сожалению, необходимо. Расстаться по-королевски. Не разводясь. Принцессе хотелось свободы без разрыва брачных уз.
Королева и принц Филипп не одобряли идею разрыва. И принца и принцессу просили пойти на компромисс, быть менее эгоистичными, постараться преодолеть трудности ради непоколебимости монархии, ради детей, ради страны и народа. На встрече в Виндзоре принцесса ясно дала понять принцу Чарльзу свое отвращение к Камилле Паркер Боулз. Потом она признавалась, что возможность открыто выражать чувства при родственниках приносила ей огромное облегчение:
- Тогда все уже было известно. Написано в книге, обсуждалось в семье.
Тем не менее книга сыграла в некоторой степени и положительную роль: на некоторое время избавила принцессу от булимии.
- Думаю, вся эта история - величайшее испытание в моей жизни, - говорила она.
Королева считала, что встреча прошла очень искренне, и назначила на следующий день новую. Но принцесса не смогла принять ее приглашения. Ей не хотелось оставаться на этой неделе в Виндзоре, и она вопреки традиции пробыла в Аскоте лишь два из положенных четырех дней.
Последовало письмо герцога Эдинбургского, где он высказал свое разочарование по поводу того, что принцесса не явилась на вторую встречу, тогда как они с королевой тратили время, пытаясь решить их с принцем семейные проблемы.
Но принцесса, расстроенная присутствием в Аскоте Камиллы Паркер Боулз, оскорбилась и уединилась в Кенсингтонском дворце.
Именно отказ от приглашения остаться в Виндзорском замке послужил поводом к началу переписки принцессы с герцогом Эдинбургским.
Само собой разумеется, что и королева, и принц Филипп изо всех сил пытались спасти королевский брак, однако можно понять, с какими трудностями они столкнулись. С тех пор они делали все возможное, чтобы предотвратить публичный развод. Они решили, что в подобной непростой, деликатной ситуации необходим трезвый ум. Едва ли принц Филипп обладал таким умом, к тому же у него была репутация не самого тактичного человека. И тем не менее взялся за дело именно он. Влиятельность его и королевы невозможно переоценить: до сих пор они, будучи отцом и матерью, никогда не вмешивались в браки своих детей, утверждая, что только жизненный опыт может научить уму-разуму. Но тут они твердо решили, что нельзя сидеть сложа руки и спокойно смотреть, как рушится брак Уэльской четы. Как и Ее Величество, принц Филипп пытался сохранить беспристрастное отношение к принцессе, но его роль требовала от него оставаться искренним и говорить самую суровую правду. А принцессе не хотелось, чтобы он вмешивался.
- Интересно, часто ли жены вынуждены обсуждать семейные проблемы со свекром, а не с мужем? - как-то в сердцах воскликнула она.
Для нее это было еще одним доказательством того, что королевская семья ведет себя странно, когда дело касается человеческих отношений, а принц Чарльз попросту прячет голову в песок. Более того, это явно означает, что ни одна из сторон не хочет ввязываться в сложный семейный конфликт.
Честно говоря, принц Филипп делал куда больше для спасения брака, чем принц Чарльз, и не важно зачем; для того ли, чтобы сохранить видимость приличий, или из желания и впрямь помочь супругам, - но действовал он правильно. Кому, как не ему, знать, каково это - войти в королевскую семью, порвав с прошлым во имя долга. Однако, как и всякому, кто плохо знал принцессу, вряд ли ему было известно, как обращаться со столь ранимым человеком. Он старался быть беспристрастным, но рубил сплеча там, где требовалась особая деликатность. Забрасывая принцессу письмами, он своими грубыми замечаниями приводил ее в ярость. Она не рвала писем. Напротив, она связывала их в пачки и хранила как неопровержимые доказательства, а для надежности делала с некоторых копии и отсылала самым верным друзьям. Другим, например телерепортеру Мартину Баширу или мне, принцесса показывала оригиналы.
Я видел эти письма в 1993-м, Башир - в 1995-м, Как-то я сидел с принцессой на лестнице в Кенсингтонском дворце. Даже тогда, год спустя после получения этих писем, она потрясенно покачивала головой, читая их. Об этих письмах писали много всякой чепухи и откровенной лжи. Потом газеты, ссылаясь на свои источники, заявляли, что это были самые возмутительные письма, какие Диана когда-либо получала: грубые, лаконичные, написанные на листах формата А5. Нельзя было проглотить подобную бестактность. Письма выносили на свет божий некоторые неприятные истины, но никогда не были ядовиты. Наоборот, со временем в них стали чувствоваться понимание и симпатия. Они не были лаконичными и грубыми. Напротив - длинными и немного сумбурными. И на листах А4.
Еще в противовес газетным заметкам могу добавить, что не припоминаю, чтобы принц Филипп употреблял в письмах слова вроде "шлюха" или "проститутка". Насколько мне известно, он никогда не обвинял принцессу в том, что она наносит ущерб моральному облику монархии.
Принц Филипп писал эти письма рассерженный все новыми откровениями книги Мортона. Он тоже страдал от раны, нанесенной гордости его сына и семьи. Поэтому принц Филипп я занял оборонительную позицию, а это мешало ему оставаться объективным. Тем не менее он изо всех сил пытался сохранять беспристрастность и абстрагироваться от книги.
Принц Филипп намеревался изложить свои мысли на бумаге, заявив, что принцесса находится в духовном поиске. Ему хотелось натолкнуть ее на размышления о браке, о своем поведении. Читая эти письма, можно прийти к единственному выводу: по его мнению, чтобы быть справедливым, необходимо быть жестким. С одной стороны, он одобрял одиночные выезды принцессы и ее благотворительную деятельность, но с другой - утверждал, что быть женой принца Чарльза "означает больше, чем быть просто героиней британского народа". А принцессе меньше всего хотелось слушать рассуждения о необходимости отбросить собственное "я" от человека, которого она больше всех уважала со времен замужества.
Письма скорее навредили, чем помогли. Принц Филипп утверждал, что ревность разъедает брак изнутри. Принцесса воспринимала такие слова как нападки на нее лично. Еще принц Филипп добавил, что поведение принцессы после рождения Уильяма также оставляет желать лучшего. О моем вмешательстве он тоже не забыл. Я вздрогнул, когда герцог привел в пример один из многих случаев, когда принцесса спрашивала меня о том, куда отправился принц Чарльз, покинув вечером Хайгроув. Принц Филипп заявил также, будто его сын подозревал, что принцесса шпионит - подслушивает под дверью, расспрашивает дворецкого.
- Если бы Чарльз с самого начала поступал со мной честно, мне не пришлось бы подозревать его, - призналась она мне.
Трудно не согласиться, что, когда муж продолжает видеться с прежней любовницей, жена не может быть спокойна.
Действия принцессы сделали принца Чарльза подозрительным, а его двойная жизнь заставила принцессу усомниться в нем. Но по всей вероятности, ни принц Чарльз, ни герцог Эдинбургский не понимали, что это порочный круг, из которого супруги не могут вырваться. Родители подливали масла в огонь: принцесса, мол, недостаточно заботливая жена, она хорошая мать, но слишком опекает Уильяма и Гарри. Я видел ее с детьми - она окружала их любовью и вниманием, ей хотелось быть с ними двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. По выходным она отправляла детей в Хайгроув повидаться с отцом. Только в мире королей, где детскую люльку обычно качает нянька, любовь и внимание матери к детям могут считаться "чрезмерными".