Повесть-сказка о дружбе мальчика и подземного человечка, который на поверхности становится легче воздуха, как воздушный шарик.
Содержание:
Часть первая 1
Глава первая. А ты кто такой? 1
Глава вторая. Бррр… невкусно 2
Глава третья. Вот это красотища! 2
Глава четвёртая. Где лучше? 3
Глава пятая. Думать надо! 4
Глава шестая. Едем, да? 5
Часть вторая 6
Глава седьмая. Ждёт бабушка, ждёт Ольга 6
Глава восьмая. Здесь, на земле 7
Глава девятая. И бедный Тёма улетел 8
Глава десятая. Красный пруд 9
Глава одиннадцатая. Лапоточки скинул и… 10
Глава двенадцатая. Мы пишем письмо. Мама 11
Анна Сергеевна Аксёнова
Приключения Тимы и Тёмы
Часть первая
Глава первая. А ты кто такой?
Это было пять лет тому назад. Я тогда ещё в школу не ходил. Осенью как раз должен был пойти первый раз в первый класс. Жили мы тогда в городе… Впрочем, лучше не называть города, почему - вы потом поймёте.
На горе, чуть в стороне от города, находились (да и сейчас там находятся) раскопки древнего греческого поселения. На этих раскопках мы часто с ребятами играли - там здорово: с горы вид на море, корабли все видать. А раскопки - бегаешь среди них и словно ты на другой какой планете или в другом царстве-государстве. Такое здесь всё странное, необычное. И ещё там у нас приманка - древние монеты. Редко, конечно, но всё-таки иногда их ещё находят. Я сам как-то выменял у одного пацана на кубинское песо одну такую монету. Правда, она была вся исковерканная и на ней не поймёшь что: не то колесница, не то профиль царя какого. Но всё равно - древняя монета.
Один раз пошли мы туда с Костей погулять. Идём, а навстречу нам Костина бабушка. "Ты куда это, а? Марш молоко пить!" Костя обещал, как выпьет молоко, сразу прибежать ко мне.
Пришёл я на раскопки и стал Костю поджидать. Заглянул от нечего делать в один котлован - и вдруг увидел там в углу монетку. Дня два назад дождь был, вот её и вымыло из земли.
Я поглядел-поглядел - глубоко, Костю бы подождать. "Да вдруг, - думаю, - ещё кто из ребят монетку увидит? Докажи тогда, что она твоя". И как сигану туда!
Земля подо мной качнулась и ухнула вниз. Шахта там какая, может, в древности была…
Я летел и ничего не соображал. Потом меня здорово тряхнуло и полёт мой прекратился. Застрял.
Я поднял голову и увидел вместо неба кусочек неба, маленький, как ладонь. Крикнул, а голоса моего почти не слышно, будто под одеялом кричу. Конечно, я испугался, но головы всё-таки не потерял. Решил попробовать стену: крепкая ли она или мягкая, можно ли по ней вскарабкаться наверх. Но только я тронулся с места, как - раз! - провалился куда-то.
Очнулся в полной темноте. Голова гудит, ничего не помню. Потом стал приходить в себя и увидел, что я в каком-то большом помещении. Вроде пещеры. А высоко-высоко вверху, в черноте, тоненькое, как дырочка от иголки, что-то серое… Понял я тут, что это серое - моё родное, совсем теперь далёкое от меня небушко. Я заплакал.
Сижу, плачу - и вдруг чувствую, что по ноге у меня что-то ползёт. Как стукну я по тому, что ползло, как скину с ноги! Как крикну! А оно тоже как крикнет:
- Ты чего дерёшься?!
Человечий голос! Человечий, только тоненький-тоненький.
- Кто здесь? - спрашиваю. А сам обрадовался!
- Это я, тёмик, - отвечает. - А ты кто? Человек, что ли?
- Конечно, человек, - отвечаю, - кто же ещё?
А мне в ответ:
- Я догадался, что человек, но так близко я никогда ещё человека не видел.
Я всмотрелся туда, откуда голос, а там тоже чело… человечек. Маленький. Вот если нашу кошку, Касю-Каселину, поставить на задние лапы, точь-в-точь такого же роста будет.
- Откуда ты взялся? - спрашиваю.
- Ниоткуда не взялся, а здесь живу.
- Разве под землёй люди живут? Под землёй только червяки живут. Ну ещё кроты.
- Почему только кроты и червяки? Главное - мы здесь живём, тёмики. Не люди, а тёмики. Понятно? Ну и, конечно, червяки, кроты… У вас же на земле живут и люди, и всякие там… куры, лошади. У нас хорошо, сам увидишь. Вставай, идём, я тебе всё-всё покажу!
- Я ничего не хочу смотреть! Я здесь сидеть буду! Я домой хочу, к маме!
- К маме? А что такое "мама"?
- Ты… ты не знаешь, что такое "мама"? Мама - это… мама.
- Объяснил, - засмеялся тёмик. - Какой у тебя номер?
- Номер чего? Дома?
- Какого дома? Твой. Личный. Мой номер, например, сто двенадцатый тоннельный. А твой?
- А у меня нет никакого номера.
- А как же тогда тебя зовут?
- Меня зовут Тима. Тима Шанаев. У нас нет номеров, у нас, у людей, имена: Кирилка, Федя, Микола, Сергей…
- Понятно, что ничего не понятно, - сказал тёмик. - Плохо это. А вот у нас просто: у каждого свой номер. А ещё название цепочки: тоннельный, водяной, наблюдательный.
- У вас номера - у нас имена, - сказал я. Мне не хотелось с ним спорить. - Только давай я тебя Тёмой буду звать, а то у тебя номер длинный, забуду.
- Давай. Я буду как будто человек. А ты давай как будто тёмик: номер один, человечий.
- Нет, лучше Тима. Я привык быть Тимой.
- Ну и что получится: ты Тима, я Тёма? Ерунда какая-то! Запутаешься!
- Тогда зови меня по фамилии - Шанаев, - сказал я.
- Ну, пусть Шанаев, - согласился Тёма.
- А как мне выбраться отсюда? - спросил я. Спросил, а у самого дух замер: вдруг скажет, что это невозможно.
- А зачем тебе выбираться? Оставайся здесь. Я тебя везде с собой буду водить, всему тебя научу. Будешь у меня… ну, как это у вас называется, кто вместе с кем-нибудь ходит…
- Друг?
- Может, и друг. На четырёх ногах и с хвостом.
- Собака, что ли? - ахнул я. - Ты хочешь, чтоб я у тебя собакой был?
- Ага, собакой.
- Да ты что говоришь? Ты соображаешь, что говоришь? Человек всегда думать должен, прежде чем говорить. А ты… не человек ты.
- Конечно, не человек, - гордо сказал Тёма. - Я тёмик. Не беспокойся, дай срок - ты тоже тёмиком станешь.
- Не хочу я стать никаким тёмиком! Я хочу туда, где люди! У вас солнца нет, разве это жизнь? - закричал я.
- Ну и что, что солнца нет. Да вы и сами от солнца прячетесь, я в трубоглаз видел. Крышу с собой такую круглую носите. Глаза чёрными стёклами закрываете. Даже жалко вас! А нам хорошо.
- Подумаешь, очки да зонтики! И без них можно обойтись. А что такое "трубоглаз"?
- Труба такая. Длинная! Наблюдатели смотрят, что на земле делается. Мало ли: взрывать что-нибудь надумаете, или плотину строить, или ещё что опасное для нас. Мы про вас всё знаем. Я люблю в трубоглаз смотреть.
- Ну ладно, ты мне всё-таки скажи, как отсюда выбраться. Какие-нибудь ходы-выходы наверх есть?
- Может, и есть, я не знаю: нам нельзя наверх.
- Почему нельзя?
- От солнца ослепнем или от воздуха лопнем.
- Как лопнете?
- А так. Надуемся и лопнем.
- Ничего себе!
Я вспомнил, как по телику показывали рыбу, которая раздувается, когда её из глубины вытаскивают. Хорошенький номер! Вылезу наверх - и лопну. Да нет, это, наверное, только тёмикам опасно: маленькие они, да и привыкли всё время под землёй жить. Почему они под землёй живут? Странно.
- А много здесь вас, тёмиков?
- Много. Раньше тёмики на земле жили, людьми были, как и вы. Давно это было… Может, миллион лет назад, а может, сто тысяч - не знаю. Жили себе люди, жили, а потом придумали какую-то кумру-бумбру. Взорвалась эта кумра-бумбра - все и погибли. Только те, кто под землёй в это время был, работал здесь - "рабы" они назывались, - те и остались в живых. А наверху - никогошеньки! И отсюда наверх никто уже выйти не мог: воздух опасный там был, вода опасная. Всё опасное. Так и остались здесь жить. И называть себя стали не рабами, а тёмиками - это потому, что здесь темно. Ростом всё меньше да меньше становились. Большому трудно выжить: места много надо, пищи много, а где её взять столько? Ну, в общем, тёмики мы теперь. Настоящие. И я рад.
- Чему же ты рад? - удивился я.
- Что я тёмик. Мне наверху, у вас на земле, совсем не нравится.
- Ты же не жил там, как же ты можешь знать, нравится или не нравится?
- Не жил, а видел, как люди живут.
- Что ты видел, если ты даже не знаешь, что такое "мама"?
- Подумаешь, мама. Сам объяснить не можешь, что такое "мама".
- Мама, - рассердился я, - это… самый дорогой человек. Мама - это… У тебя, что ли, не было мамы? Кто тебя родил?
- Не знаю. Не всё ли равно, кто?
- Конечно, не всё равно. Мама родит ребёнка, а потом она… любит его.
- Любит? Это же не еда - ребёнок. Чего его любить? Не понимаю.
- Я не знаю, как тебе объяснить, что такое "мама". Надо, чтобы была у человека мама.
Совсем мы не понимали друг друга.
- Я тебя очень прошу: помоги мне наверх выйти.
- Ладно, если не хочешь оставаться, помогу.
У меня от радости сердце как молоток застучало: тук-тук-тук.
- Правда? А как ты мне поможешь?
- Буду делать ступеньки в стене, лестницу - по ней и выберешься.
- А чем делать лестницу? У тебя есть лопата?
- Сразу видно, что ты не тёмик. Смотри!
Тёма согнул в локте руку, напружинил её и стукнул по каменной стене ребром ладони. От стены отлетел хороший кусок камня.
- Годится такая лопата?
- Годится. - Я чуть не лопнул от зависти. Вот бы у меня такая была рука! - Долго тренировался?
- Всю жизнь. У нас иначе не проживёшь. Идёшь - вдруг завал. Как выберешься? Или захочешь поспать, а места подходящего нет - копай себе ямку и спи.
- У тебя что, дома нет, где спать? А мама?
- Заладил одно и то же: "мама", "мама"!
- Ну тогда - друзья у тебя есть?
- Как собака?
- Да нет - друзья, ребята. Вместе ходят, играют.
- Глупости. Зачем это я буду с кем-то ходить? Найду, например, что-нибудь съесть, а другой отнимет. Посильнее меня если. Я не дурак. Вот с тобой другое дело. Ты вон какой… Тебя все бояться будут. Оставайся.
- Нет, мне наверх надо. Не могу я здесь.
- Тогда такой уговор: я тебе лестницу сделаю, а ты мне за это еды какой-нибудь бросишь!
Тёма посмотрел наверх. Посмотрел и я. Только бы выбраться! Я его завалю едой!
А Тёма продолжал:
- У нас еды мало. А у вас её много. Все ходят и целый день жуют, жуют - смотреть противно. Даже бросают еду! Даже ногами пинают! Я сам видел, и другие тёмики тоже видели. Не хочешь есть - спрячь, пригодится. А вы… - Тёма пожал плечами.
Мне было стыдно, уши мои горели, потому что я тоже иногда выходил на улицу с каким-нибудь яблоком или пирожком. Не доем и швырну куда-нибудь в сторону. Если бы я знал, что за нами тёмики наблюдают в свои трубоглазы…
- А какой тебе еды прислать? - поскорее спросил я его.
- Какой?.. - задумался Тёма. - Видел я… такое большое, круглое, полосатое. А внутри - красное. Мне бы его на целую неделю хватило.
- А-а, это ты про арбуз говоришь! Хорошо. Только я его бросать не буду, а то он расколется. Я его в сетку положу и на верёвке спущу. Идёт?
- Кто?
- Что "кто"?
- Кто идёт?
- Где?
- Ты сам сказал, что кто-то идёт.
- Я не говорил этого. Я сказал: пришлю тебе арбуз.
- Договорились, - сказал Тёма. - А теперь пошли искать: может, где пониже отверстие есть, тут очень высоко. Не найдём - вернёмся.
- А вдруг заблудимся?
- А ты что, в своём городе можешь заблудиться? - удивился Тёма.
- Нет, - сказал я. - А заблудился бы - кого-нибудь спросил бы.
- Вот и мы не заблудимся. А если надо, спросим кого-нибудь.
Я подумал немного и решил, что меня могут искать где угодно, совсем не обязательно здесь, не оставил же я никаких следов. Кроме того, глаза мои почти совсем привыкли к темноте. Я отчаянно махнул рукой и сказал:
- Ладно. Пошли.
Глава вторая. Бррр… невкусно
- Для начала не худо бы поесть, - сказал Тёма.
- Хорошо бы, - сказал я. Мне не так хотелось есть, как интересно было узнать, чем питаются тёмики.
Тёма посмотрел на меня.
- У меня кое-что припрятано. Могу дать тебе. Уговор наш помнишь? Потом пришлёшь мне.
- Обязательно. Хочешь, я ещё тебе конфет пришлю?
- А что такое "конфеты"?
- Они вкусные. Сладкие.
Тёма облизнулся своим длинным язычком. Зажмурил глаза.
- Похоже на хунзу?
- А что такое "хунза"?
Глаза Тёмы широко открылись.
- Не знаешь, что такое "хунза"? А ещё говоришь, что на земле хорошо. Ладно, дам тебе кусочек попробовать.
Тёма убежал. А когда вернулся, в руках у него был какой-то корешок и ещё что-то, похожее на халву.
Рукой-лопаткой Тёма разрубил корешок пополам и одну половину дал мне.
Я стал жевать… Это было похоже на петрушку, которую мама кладёт в суп. Правда, петрушка эта была какая-то деревянная, но ничего. Когда очень голодный, есть, наверное, можно.
- Вкусно? - спросил Тёма.
Чтобы не обижать его, я сказал, что вкусно.
- Знаешь, сколько я его растил? Водой поливал, прятал, чтобы никто не нашёл.
Он отделил маленькую частицу от комочка, похожего на халву.
- Теперь попробуй хунзу. Потом людям расскажешь, чем тебя угощали здесь.
Это было что-то не очень мягкое, не очень жёсткое, не сладкое, но и не солёное, не кислое и не горькое, как бумага. Я съел, потом спросил:
- Это тоже растёт?
- Нет, у нас тут живут такие червяки - ку́си, а это - их гнёздышки.
- Так я червивое гнездо съел?! - закричал я.
- Ничего оно не червивое, хорошее, - обиделся Тёма.
- Да не про то я совсем. Я говорю: я что… я червяльное гнездо съел?
- Червяльное? - удивился Тёма.
- Ну, червяльное, червяковое - какая разница, как оно называется? Главное, что я его съел!
- А тебе что, не понравилось? - наконец догадался Тёма.
- Ещё бы! Гадость какую-то дал, а потом спрашивает.
- Это хунза - гадость?
- Конечно, гадость!
- Ах вот как! - обиделся Тёма. - Я тебе хунзу дал - хунзу! - за какие-то конфеты, от которых меня, может, вообще тошнить будет, а ты так… Прощай!
И убежал.
Я остался один. А вдруг я отравился? Потрогал живот - вроде не больно. Потрогал лоб - пока не горячий. Может, ничего, обойдётся? Однажды дома - года три мне было - я съел сорок шариков поливитаминов. Мама перепугалась! Сначала ругала меня! Потом водой поила так, что я чуть не лопнул, к доктору водила… А тут - подумаешь! - гнёздышко червяка. Червячье гнёздышко - вот как правильно надо говорить. Да не всё ли равно, как назвать. Тёма ест их и не умирает. А я его обидел. Теперь что делать? И скучно одному. И… страшновато. И как без помощи Тёмы выбраться отсюда?
- Тёма, - позвал я. - Иди сюда!
Сначала никто не отзывался. Я снова позвал. Чувствовал, что Тёма где-то близко. И правда: из темноты послышался шорох и сердитый тоненький голос Тёмы:
- Чего зовёшь?
А всё-таки хороший он, Тёма, не бросил меня.
- Иди ко мне, не сердись.
- А мне и здесь хорошо. Никто не скажет, что я его гадостью угощаю.
- Извини, пожалуйста. Я был не прав. Раз ты ешь эту… хунзу, значит, это не гадость. Просто я не привык к ней. Первый раз в жизни пробовал.
- То-то же. Значит, хунза не гадость?
- Совсем не гадость, - обрадовался я. Я понял, что Тёма готов простить меня.
И Тёма пришёл. Он вскарабкался мне на ногу, устроился на моём колене, как на табуретке.
- Ну, раз не гадость, я тебе ещё кусочек дам, чтобы ты понял, как это вкусно.
Что делать? Тёма смотрел на меня. Я закрыл глаза, чтобы не видеть эту хунзу, и проглотил её. Бр-р-р-р!
- Ну вот видишь, - довольный, сказал Тёма. - Разве на земле такое попробуешь?
- Конечно нет! Никогда в жизни. И я тебя прошу: ты мне эту гадость…
- Гадость? - подхватил Тёма.
- Нет, не гадость, - испугался я. - Я сказал… я сказал: радость, приятное значит. Ты мне не присылай эту радость - хунзу - наверх. У нас и так много всего. А у тебя здесь, под землёй, ничегошеньки хорошего.
Тёма опять обиделся.
- Ты так говоришь, потому что ничего ещё у нас не видел. Вставай, пошли, я тебе покажу, как тёмики живут. Заодно поищем, где лучше лестницу наверх делать.
И мы пошли.
Глава третья. Вот это красотища!
Тёма прошёл чуть вперёд и исчез.
Осторожно прижимаясь к стене, я по узенькому уступу прошёл два шага вперёд. Стена свернула направо, я тоже - и оказался в длинном тоннеле. Его конец уходил в чёрную-пречёрную темноту. Я перевёл дух.
Тёма стоял у моих ног. Разве сможет он, такой маленький, выручить меня из такой большой беды? Куда мы идём?
- Тёма, - сказал я и сам почувствовал, как у меня задрожали губы. - Тёмушка, я боюсь.
- Тихо, - прошептал Тёма. - Услышат.
- Кто услышит? - Мороз пробежал у меня по коже. Кто ещё здесь есть? - Почему нельзя разговаривать?
- Разговаривай, - сказал Тёма. - Вот ныть нельзя. У нас знаешь, как с нытиками поступают?
- Как?
- Выгоняют. Иди куда хочешь, чтобы тебя никто никогда не видел и не слышал.
- Почему?
- Закон такой. Потому что от нытья у других начинает болеть голова, мысли появляются всякие нехорошие. Может, ещё и жалость проснётся. Это такое древнее чувство, оно делает тёмика слабым. Кому какое дело, что тебе холодно или голодно. Холодно - согрейся, голодно - раздобудь пищу, больно - терпи.
- А если страшно?
- А страшно - молчи. Иначе какой ты тёмик.
- Я не тёмик.
- А что, человек ныть должен?
- Я не буду ныть, - сказал я. Ещё выгонят неизвестно куда, потом ввек не выберешься.
- Пошли, - приказал Тёма.
Я рванулся - и тут же упал, ушиб коленку, но промолчал, хотя раньше обязательно бы заохал: такая была боль.